Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Шишкин Альберт Александрович

Выпуск­ник Инсти­тута ино­стран­ных язы­ков им. Мориса Тореза. Рабо­тал в Мин­сред­маше и Мини­стер­стве внеш­ней торговли. С 1974 г. возглав­лял «Тех­но­сна­бэкс­порт» – один из круп­нейших миро­вых поставщи­ков ура­но­вых мате­ри­а­лов.
Шишкин Альберт Александрович

Я закон­чил Инсти­тут ино­стран­ных язы­ков имени Мориса Тореза, потом Ака­демию внеш­ней торговли СССР. Наби­рался опыта, будучи на «Вис­муте» на прак­тике. Где-то полгода чис­лился пере­вод­чи­ком, потом — старшим и глав­ным рефе­рен­том гене­раль­ного дирек­тора Семена Нико­ла­е­вича Волощука, кото­рый про­ра­бо­тал на «Вис­муте» бес­пре­рывно два­дцать пять лет.

«Вис­мут», если кто не в курсе, — это совет­ско-герман­ское акци­о­нер­ное обще­ство, рабо­тавшее до 90-го года прошлого века в Руд­ных горах, на тер­ри­то­рии Сак­со­нии и Тюрингии. Это такая довольно про­должи­тель­ная исто­рия, можно ска­зать — эпо­пея.

Каза­лось, что руко­во­дить таким огром­ным ком­би­на­том, как «Вис­мут», не по силам одному чело­веку, но Волощуку это пре­красно уда­ва­лось. И в первую оче­редь благо­даря лич­ному, довольно жест­кому, рас­по­рядку дня, кото­рого он при­держи­вался в тече­ние всех 25-и лет работы на посту гене­раль­ного дирек­тора. Семен Нико­ла­е­вич еже­дневно вста­вал в шесть часов утра. Занимался утрен­ней гим­на­сти­кой в спе­ци­ально обо­ру­до­ван­ной ком­нате со швед­ской стен­кой, исполь­зуя экс­пан­дер, ган­тели и гири. Совершал корот­кую 10-минут­ную про­бежку, затем ехал в бас­сейн и только после этого воз­вращался домой зав­тра­кать.

Уже в восемь часов утра Семен Нико­ла­е­вич был в офисе Гене­раль­ной дирекции, кото­рую он назы­вал «кон­тора», где с пере­рывом на обед рабо­тал до 8-9 часов вечера. Но в «кон­торе» гене­раль­ный дирек­тор про­во­дил от силы два-три дня в неделю. Все осталь­ное рабо­чее время он посвящал поезд­кам на предпри­я­тия, вхо­дившие в струк­туру «Вис­мута».

После бесед с рабо­чими Волощук про­во­дил совеща­ния с руко­во­ди­те­лями предпри­я­тий ком­би­ната и устра­и­вал «раз­бор поле­тов», не делая раз­ницы между немец­кими и совет­скими граж­да­нами. Он все­гда был строг, но спра­вед­лив, тре­буя от под­чи­нен­ных выпол­не­ния постав­лен­ных задач. И никогда не поз­во­лял себе гру­бо­сти по отноше­нию к ниже­сто­ящим.

В соот­вет­ствии с Уста­вом СГАО «Вис­мут» каж­дые пять лет предпо­лага­лась ротация руко­вод­ства ком­би­ната. Если пред­се­да­те­лем прав­ле­ния в тече­ние преды­дущих пяти лет был граж­да­нин ГДР, а гене­раль­ным дирек­то­ром — граж­да­нин СССР, то в сле­дующие пять лет граж­да­нин ГДР должен назна­чаться гене­раль­ным дирек­то­ром, а совет­ский граж­да­нин — пред­се­да­те­лем прав­ле­ния. Однако в слу­чае с Волощу­ком немец­кая сто­рона насто­яла на том, чтобы сохра­нить ста­тус-кво и не про­во­дить ника­ких пере­ста­но­вок. Таким обра­зом, Семен Нико­ла­е­вич про­ра­бо­тал на своем посту два­дцать пять лет.

Вот инте­ресно, вам это ничего не напоми­нает?..

Семен Нико­ла­е­вич умер в девя­но­сто три года, а жена его, Мария Нико­ла­евна, про­жила 99 лет. Вот так-то.


На Сред­маше было довольно инте­ресно, когда я наезжал туда по делам из ГДР. На Ордынке у каж­дого был свой каби­нет, стол, стул, диван­чик, газета «Правда» на столе — и больше ничего, ни одной бумажки. Такой поря­док.

Я в пер­вый раз при­е­хал из ГДР в 63-м, что ли, году; при­вез штук 10-15 новогод­них кален­да­рей с полу­го­лыми деви­цами (в купаль­ни­ках). Захожу к дру­зьям, сна­чала в отдел кад­ров, а потом дальше. Говорю: «Вот кален­дарь в пода­рок». Они гово­рят: «Слушай, убери подальше голых баб, елки-палки. Бутылку бы при­вез». — «Я бутылку немец­кой водки здесь куплю. Ты ее пить не будешь». — «А бабу уби­рай, куда хочешь, сдай, чтобы ее и близко не было». Пове­сить на Ордынке какой-нибудь нестан­дарт­ный кален­дарь, тем более, с деви­цами — это, зна­ете, как хара­кири совершить при всем при чест­ном народе.

Сей­час вспоми­наю свою первую поездку в роли пере­вод­чика. По-моему, в 65-м году нем­цам из ГДР (руко­вод­ству) во главе с пред­се­да­те­лем прав­ле­ния впер­вые раз­решили посе­тить наши предпри­я­тия, добы­вающие уран. Готовя для сво­его гене­раль­ного дирек­тора обзоры прессы ГДР и ФРГ, я нашел заметку о том, что рус­ские прак­ти­че­ски обво­ро­вы­вают ГДР, выво­зят «сливки», потому что у них сво­его совет­ского урана нет. Волощук, есте­ственно, сре­аги­ро­вал. Поскольку у нас на «Вис­муте» был свой обком СДПГ, и сек­ре­тарь обкома пар­тии был чле­ном ЦК, дело быстро дошло до това­рища Валь­тера Ульбрихта. Было при­нято реше­ние дого­во­риться с совет­ским пра­ви­тельством, чтобы руко­вод­ство ГДР смогло посе­тить хотя бы одно предпри­я­тие в Совет­ском Союзе.

Собра­лась небольшая немец­кая делегация: я с Волощу­ком и, по-моему, пятеро немцев. При­ле­тели в Москву. Слав­ский вели­ко­лепно нас при­нял, выде­лил свой само­лет (кажется, у него тогда был Ил-14 или Ил-18, точно не помню). Нас про­ка­тили по марш­руту Москва — Жел­тые воды (Укра­ина) — Навои, потом обратно: Москва, Дубна и заклю­чи­тель­ная беседа у Слав­ского.

Пер­вая поездка была в Жел­тые Воды. С нем­цами спус­ка­лись в руд­ники, на шахты. Гово­рят, что в армии перед при­ез­дом началь­ника траву мажут зелен­кой. Так и здесь: всюду цветы, даже в шах­тах, кра­со­тища необык­но­вен­ная. Решили пока­зать нем­цам гостепри­им­ство на пол­ную ширь. Выехали за город (где-то километ­ров два­дцать), поста­вили теле­ви­зи­он­ную антенну, вклю­чили теле­ви­зор. Как раз шел фут­боль­ный матч, как сей­час помню, СССР — Уэльс. Мы выиг­рали 2:0. Все с удо­вольствием смот­рели, но еще инте­рес­нее были беседа, горилка, сало и так далее — танцы-шманцы. Немцы, конечно, пооб­тер­лись на «Вис­муте», но такого масштаба еще не встре­чали. Мы там про­были два дня, пере­но­че­вали, оттуда на машине поехали в Дне­про­пет­ровск, а потом в Москву.

Из Москвы поле­тели в Навои. Там еще более гостепри­имно, там началь­ник объекта Зарап Пет­ро­со­вич Зарапе­тян. Сей­час гостей встре­чают на «мер­се­де­сах», на БМВ, на «порше» … А он, хит­рый армя­нин, все лег­ко­вые машины города — штук два­дцать пять — подогнал к аэропорту, и прак­ти­че­ски каж­дый садился в отдель­ную машину.

Мы поехали в закрытый город Навои. Посмот­рели завод, съез­дили на ура­но­вый завод, на золо­то­до­бы­вающий в Заравшан. Кругом пустыня, а в Заравшане водо­про­вод, 200 километ­ров через всю пустыню. Не только водо­про­вод, но еще искус­ствен­ное озеро. Мы там купа­лись. С чем срав­нить? С Онеж­ским, конечно, не срав­нишь — поменьше, но гро­мад­ное озеро, колос­саль­ное: лодки, парус­ники, катера в цен­тре пустыни. Кругом ни одного дерева, сак­са­улы, а в Заравшане все цве­тет, все бле­стит, фрук­то­вые дере­вья, розы, орех, виноград — чего там только нет. Рай на земле. Руко­твор­ный рай.

Немцы были потря­сены. Я, честно говоря, тоже.

По воз­враще­нии в Москву Слав­ский при­нял немец­кую делегацию, попро­сил поде­литься впе­чат­ле­ни­ями. У него на Ордынке был каби­нет, за ним — ком­ната отдыха, а дальше зал кол­легии: анфи­лада ком­нат. Короче говоря, сели. Как все­гда, он позвал офици­ан­тов: «Давайте нальем нашей немец­кой делегации, чтобы они не разу­чи­лись выпи­вать». Всем налили по рюмке. Немцы про­возгла­сили тост за процве­та­ние: «Теперь мы убе­ди­лись, что в Совет­ском Союзе урана не меньше, чем на «Вис­муте».

Я вижу, что Слав­ский не чока­ется. Потом изви­нился: «Вы зна­ете, мне поза­вчера сде­лали опе­рацию на желудке. Наш знаме­ни­тый министр здра­во­охра­не­ния хирург Виш­нев­ский сде­лал опе­рацию и ска­зал: «Ефим, ты хотя бы недельку потерпи, не пей». Немцы кивают: ja, ja. «Ну, ладно, — гово­рит Слав­ский. — Ради вас согрешу. Раз вы не хотите пить, нали­вайте мне, но только целый ста­кан». А для него ста­кан водки — это, по правде говоря, был сущий пустяк. Но немцы, конечно, были в шоке.

Он был очень кра­си­вым чело­ве­ком, Ефим Пав­ло­вич. Могу­чий, почти двухмет­ро­вого роста, насто­ящий испо­лин. Родом с Дон­басса, между про­чим.

Кстати, моему деверю (мужу моей покой­ной старшей сестры) сей­час восемь­де­сят восемь лет. До сих пор рабо­тает, при этом каж­дый день обя­за­тельно выпи­вает бутылку водки. Всю жизнь про­ра­бо­тал в особо сек­рет­ном инсти­туте в Ленинграде. С нами тоже как-то кос­венно свя­зан. Сей­час рабо­тает уже, есте­ственно, совет­ни­ком, а не дирек­то­ром инсти­тута. Для него это даже не пьян­ство, а стиль жизни. Рас­ска­зы­вал мне недавно: «Отцу, когда уми­рал, было девя­но­сто два года. И вот он гово­рит: «Жень, навер­ное, я сегодня помру. Дай хоть чет­вер­ти­ночку напо­сле­док. Выпью и, навер­ное, скон­чаюсь». Деверь гово­рит: «Ты что, пап? Как так?». — «Да уж помру, так что про­став­ляйся». А дед всю жизнь пил. Сын налил ему чет­вер­тинку, он с таким удо­вольствием выпил, огурцом заку­сил и отдал Богу душу.

Хорошая такая кон­чина. Пра­виль­ная.

А это даже не шутка и не анек­дот. Я как-то при­сут­ство­вал на кол­легии, кото­рую вел Слав­ский. Там обсуж­да­лось много вопро­сов. Все сидели в большом зале вокруг стола (все его замы, началь­ники глав­ков и так далее). Чело­век пять­де­сят плюс еще при­став­ные сту­лья. Ефим Пав­ло­вич слушал-слушал, потом ска­зал: «Ну, что вы, ком­со­мольцы (а самому моло­дому ком­со­мольцу был 71 год), надумали вся­кой ерунды: это раз­ви­вать, то раз­ви­вать… Вы же все помрете, а мне потом за вас рас­хле­бы­вать». Ему было восемь­де­сят восемь или восемь­де­сят семь, а всем осталь­ным за семь­де­сят. Так выгля­дела кол­легия мини­стер­ства при Слав­ском.

Моло­дых было очень мало. Ефим Пав­ло­вич дове­рял тем, кого хорошо знал, с кем вме­сте рабо­тал. В 90-е годы това­рищи из мини­стер­ства полушутя-полу­се­рьезно гово­рили так: «Ефим Пав­ло­вич был такой при­жи­ми­стый мужик, обес­пе­чил Мини­стер­ство запа­сами всего, что необ­хо­димо: урана, плу­то­ния, ред­ких земель, цвет­ных метал­лов и так далее, вклю­чая неко­то­рые при­боры и обо­ру­до­ва­ние, на десять лет впе­ред; но за три года все было раз­во­ро­вано».