Никитина Валентина Алексеевна

Школа Бочвара

Роди­лась я в 1927 году. Окон­чила школу в 1945 году в маленьком уезд­ном городке Куз­нецк в Пен­зен­ской обла­сти. Любимым моим пред­ме­том была химия. После школы я целе­направ­ленно при­е­хала в Москву и поступила в МХТИ (ныне РХТУ имени Д. И. Мен­де­ле­ева).

В то время хими­че­ская промыш­лен­ность была на подъеме, а страна жила ожи­да­ни­ями нового витка раз­ви­тия. Это было модно. Тогда никто в учеб­ных заве­де­ниях атом­ной энергией не занимался. Были курсы в Мен­де­ле­ев­ском инсти­туте по подго­товке инже­не­ров неорга­ни­че­ской и орга­ни­че­ской химии. На орга­ни­че­ском направ­ле­нии, куда запи­са­лась и я, освеща­лись элек­тро­хи­мия, метал­лургия, нане­се­ние защит­ных покрытий от кор­ро­зии и т. д.

Начи­ная с 4 курса в нашем инсти­туте стали наби­рать сту­ден­тов на топ­лив­ный, сили­кат­ный и физико-хими­че­ский факуль­теты. Была вокруг этих направ­ле­ний некая таин­ствен­ность. Все знали, что зате­ва­ется что-то гран­ди­оз­ное. Атом­ная отрасль тогда еще не обрела ста­туса промыш­лен­но­сти. Созда­вался новый и неиз­ве­дан­ный мир стро­е­ния веще­ства. Все мы были объеди­нены при­част­но­стью к чему-то гран­ди­оз­ному, важ­ному...

Нам начали читать лекции по пред­ме­там, кото­рых не было в инсти­туте. Вна­чале нас посвящали в гео­хи­ми­че­ские вопросы: руды, выде­ле­ние урана; затем нача­лись курсы по стро­е­нию атома, ядер­ной физике, ради­аци­он­ной химии, вли­я­нию облу­че­ния. Читать эти лекции при­гла­сили лучших про­фес­со­ров из уни­вер­си­те­тов, в том числе и Вик­тора Бори­со­вича Шев­ченко. Ходили слухи, что он — дирек­тор сверх­сек­рет­ного НИИ. Позже мы уди­ви­лись, когда, поступив на работу, уви­дели там наших лек­то­ров. Кстати, многие из новых пред­ме­тов впо­след­ствии ввели в программу обу­че­ния и на других факуль­те­тах.

Сту­денты соби­ра­лись в ауди­то­рии. Народ толпился и все при­хо­дил, был насто­ящий ажи­о­таж. Тот, кто попал в списки избран­ных, чув­ство­вал какую-то исклю­чи­тель­ность — им дове­рили сек­реты. Вызы­вали в ком­нату рядом, а там пре­дупре­ждали, чтобы мы не рас­про­стра­ня­лись о содер­жа­нии лекции. Учеб­ни­ков не было, рабо­тали по отче­там, хра­нящимся в 1-ом отделе. Утром берешь документ, а вече­ром сда­ешь под рос­пись.

На пред­диплом­ной прак­тике в тече­ние полу­года я рабо­тала в инсти­туте физи­че­ской химии Ака­демии наук. Попала я в лабо­ра­то­рию, кото­рая занима­лась элек­тро­хи­мией и кор­ро­зией. Моим науч­ным руко­во­ди­те­лем стал извест­нейший уче­ный, про­фес­сор, док­тор хими­че­ских наук, круп­ный уче­ный в обла­сти физи­че­ской химии, лау­реат премии Уитни (США) Никон Дани­ло­вич Томашов. Многие его книги изданы за рубежом, а по монографии Н. Д. Томашова до сих пор занимаются сту­денты Мас­са­чу­сет­ского тех­но­логи­че­ского инсти­тута.

После сдачи диплом­ной работы нача­лось рас­пре­де­ле­ние. Мне пред­ложили остаться в инсти­туте физи­че­ской химии, и я согла­си­лась. Заявку на меня отпра­вили, но под­твер­жде­ния не полу­чили. При­шло рас­пре­де­ле­ние в НИИ-9 (ныне АО «ВНИ­ИНМ»). Я только голо­вой кив­нула — выби­рать не при­хо­ди­лось.

Меня сразу напра­вили в только что создан­ную лабо­ра­то­рию, занимавшуюся защи­той метал­лов от кор­ро­зии. Я попала на работу в инсти­тут, кото­рый только стро­ился и форми­ро­вался. Его дирек­то­ром был Вик­тор Бори­со­вич Шев­ченко, а во главе нашей лабо­ра­то­рии стоял извест­ный член-кор­ре­спон­дент Ака­демии наук СССР Нико­лай Алек­се­е­вич Сгаршин. Он был элек­тро­хи­ми­ком с миро­вым име­нем, и лабо­ра­то­рия в основ­ном занима­лась мате­ри­а­лами для реак­то­ров.

Когда в 1952 году при­шел Андрей Ана­то­лье­вич Боч­вар, меня пере­вели в группу, кото­рая занима­лась радио­ак­тив­ными метал­лами по обо­рон­ной тема­тике. И вот с того самого времени с этой тема­тики я уже никуда не ухо­дила.

В 1953 году из дли­тель­ной коман­ди­ровки вер­нулся работ­ник нашей лабо­ра­то­рии Иван Васи­лье­вич Шата­лов. Он был на стажи­ровке в КБ-11 (ныне РФЯЦ ВНИ­ИЭФ), кото­рым руко­во­дил Ю. Б. Хари­тон. С его при­бытием нашу лабо­ра­то­рию раз­де­лили на две части. Одна начала заниматься про­блемами кор­ро­зии метал­лов, при­ме­ня­емых в реак­то­ро­стро­е­нии, а вто­рая — обо­рон­ной тема­ти­кой, куда пере­вели и меня.

В то время, учи­ты­вая осо­бую важ­ность и сек­рет­ность работ, начала стро­иться науч­ная школа, кото­рую позже назо­вут «боч­ва­ров­ской». При каж­дом началь­нике лабо­ра­то­рии или отдела был тех­ни­че­ский совет. Ежегодно под­во­ди­лись итоги и наме­ча­лись планы работ. Соби­ра­лось лабо­ра­тор­ное собра­ние, на кото­ром выступал руко­во­ди­тель и дирек­тор, после чего ста­ви­лись задачи на сле­дующий год. Кроме тех­ни­че­ского совета, в каж­дой лабо­ра­то­рии про­хо­дили науч­ные семи­нары. Андрей Ана­то­лье­вич Боч­вар тре­бо­вал, чтобы сотруд­ники читали науч­ную лите­ра­туру и знали не менее двух язы­ков.

Боч­вар бук­вально застав­лял сотруд­ни­ков читать. Наша биб­лио­тека полу­чала колос­саль­ное коли­че­ство науч­ных жур­на­лов. Еже­не­дельно орга­ни­зо­вы­ва­лись лите­ра­тур­ные выставки, на кото­рых рас­пре­де­ляли жур­налы для изу­че­ния между уче­ными, а затем дели­лись полу­чен­ной информацией с кол­легами на семи­на­рах. Каж­дый год науч­ный сотруд­ник писал отчет. Андрей Ана­то­лье­вич тре­бо­вал, чтобы было напи­сано лако­нично, без дво­я­ких смыс­лов, и все должно было быть ясно до мело­чей. Такой стиль работы позже я сама стала при­ме­нять, когда стала руко­во­ди­те­лем.

Тема­тика накла­ды­вала на нас опре­де­лен­ную ответ­ствен­ность. Большин­ство наших работ были засек­ре­чены. Многие остаются «под грифом» и по сей день. Из-за этого уче­ные нашего отдела не полу­чали уро­вень науч­ного при­зна­ния, кото­рый был свойстве­нен сотруд­ни­кам открытых направ­ле­ний.

Вспоми­на­ется слу­чай. На одной из меж­ду­на­род­ных конфе­ренций я пла­ни­ро­вала выступить с докла­дом. Во время выступ­ле­ния обо­рва­лась на полу­слове и ушла, потому что мне за своих людей стало обидно. Вот кол­леги выступают, делятся сво­ими пока­за­те­лями, ростом. А наши сотруд­ники (Михаил Ива­но­вич Фадеев был началь­ни­ком лабо­ра­то­рии по обра­ботке мате­ри­а­лов, Вик­тор Ива­но­вич Кутайцев был началь­ни­ком плу­то­ни­е­вой лабо­ра­то­рии, Вла­ди­мир Ники­то­вич Конев — упрямец и любимец Боч­вара) — про них никто не слышал и не узнает, потому что наши мате­ри­алы не рас­сек­ре­чены.

К началу 90-х годов наша лабо­ра­то­рия начала стреми­тельно сокращаться, а затем и вовсе была закрыта. После осо­зна­ния того, что никто так и не узнает о гран­ди­оз­ных рабо­тах в рам­ках атом­ного про­екта, кото­рые у нас про­во­ди­лись, я заня­лась сбо­ром мате­ри­а­лов и выпу­стила ката­лог работ, выпол­нен­ных нашей лабо­ра­то­рией с момента осно­ва­ния и до 90-х годов. В этом обобщен­ном ката­логе в трех томах я ука­зала назва­ния работы и авто­ров. Благо­даря упоми­на­нию наших сотруд­ни­ков, многим назна­чили при­бавки к пен­сии за работу в обо­рон­ном ядер­ном комплексе, так как тре­бо­ва­лось под­твер­жде­ние автор­ства.

Работа наша про­хо­дила довольно жестко. Был у меня один инте­рес­ный момент. Велась работа по иссле­до­ва­нию кор­ро­зии метал­лов под облу­че­нием. В нашей лабо­ра­то­рии стоял доста­точно мощ­ный источ­ник альфа-излу­че­ний поло­ния, около 1,5 кюри. Вме­сте с кол­легами мы изго­то­вили мишени с меньшими источ­ни­ком, повы­сили без­опас­ность, работа пошла быст­рее. Вскоре после этого мой началь­ник пору­чил мне совсем другую тема­тику, посвящен­ную иссле­до­ва­нию кор­ро­зии урана в воде. Когда я выпу­стила отчет, кол­лега из дру­гой лабо­ра­то­рии его рас­кри­ти­ко­вала, объяс­нив, что она уже занима­лась этой темой и опи­сала процесс. Мой отчет забра­ко­вали, отчи­ты­ваться за про­де­лан­ную работу было нечем. Было созвано экс­трен­ное собра­ние, на кото­ром при­сут­ство­вали все сотруд­ники, в том числе уборщицы и сле­сари. На нем меня рас­кри­ти­ко­вали за срыв работы, хотя отчет был у меня напи­сан, а я была уве­рена в результа­тах своих иссле­до­ва­ний.

С того момента прошло более года. Вдруг меня вызы­вает началь­ник лабо­ра­то­рии и тре­бует тот самый отчет. Я отве­тила, что уни­чтожила его из-за брака. Тут он достал аме­ри­кан­ский науч­ный жур­нал, в кото­ром была ста­тья на эту тему, где были опи­саны те же реакции, что и у меня. Ока­за­лось, что та сотруд­ница, кото­рая рас­кри­ти­ко­вала мой отчет, при­несла ино­стран­ное изда­ние руко­во­ди­телю. Совместно с моим руко­во­ди­те­лем было при­нято реше­ние о пуб­ли­кации моего отчета. Позд­нее в свою док­тор­скую дис­сер­тацию я вклю­чила ту работу. А ту сотруд­ницу я зауважала. Уви­дев, что не права, она не постес­ня­лась и не побо­я­лась ничего, сама испра­вила эту неспра­вед­ли­вость.

Наша кор­ро­зи­он­ная лабо­ра­то­рия была глав­ной по дан­ной тема­тике в отрасли. При ВНИ­ИНМ был создан отрас­ле­вой тех­ни­че­ский совет по кор­ро­зии. В него были вклю­чены кон­струк­тора из ВНИ­ИЭФ и ВНИ­ИТФ, профиль­ных ком­би­на­тов, сбо­роч­ных заво­дов, а также воен­ные пред­ста­ви­тели, с кото­рыми мы посто­янно рабо­тали. На засе­да­ниях тех­со­вета дела­лись доклады о труд­но­стях на предпри­я­тиях, о зада­чах, кото­рые они выпол­няли. Свои работы и испыта­ния мы вели непо­сред­ственно на про­из­вод­стве. Я рабо­тала с кон­струк­тор­скими отде­лами предпри­я­тий. Отмечу, что вопрос кор­ро­зи­он­ной стой­ко­сти очень важ­ный в мате­ри­а­ло­ве­де­нии. К при­меру, изго­тав­ли­ва­ешь деталь из плу­то­ния, остав­ля­ешь его на столе; утром при­хо­дишь — а вме­сто образца лежит кучка трухи. Очень актив­ный металл, абсо­лютно не стойкий, его необ­хо­димо защищать как во время работы, так и при хра­не­нии, а также учи­ты­вать гаран­тий­ный срок.

Мы часто ездили на науч­ные конфе­ренции, на кото­рых пред­став­ляли результаты своих науч­ных изыс­ка­ний. Хорошо запом­нился один курьез­ный слу­чай. Вна­чале рас­скажу предыс­то­рию. Детали перед покрас­кой необ­хо­димо очи­стить. В каче­стве рас­тво­ри­те­лей тогда при­ме­няли бен­зол — лучший рас­тво­ри­тель, хотя ток­сич­ный, пожа­ро­опас­ный и лег­ко­воспламе­ня­емый. Из-за угрозы воз­ник­но­ве­ния пожара наша лабо­ра­то­рия решила внед­рить в этот процесс хлор­со­держащие веще­ства. После испыта­ний заме­нили в составе фракции, вызы­вающие кор­ро­зию, все вроде бы стало в порядке. Однако резко выступили эко­логи и ска­зали, что фто­рид хлора раз­рушает озо­но­вый слой. Что делать? Попыта­лись исполь­зо­вать фреон-113. Испытали — дорого. А в то время в Ленинграде в инсти­туте при­клад­ной химии создали уста­новку закрытого типа, где деталь мылась спе­ци­аль­ным соста­вом. Гряз­ная жид­кость соби­ра­лась внизу, про­ис­хо­дит ее очистка и воз­врат, и вновь можно ей поль­зо­ваться. На одной из конфе­ренций я выступала с докла­дом, где пред­ста­вила эту тех­но­логию. В каче­стве пре­зен­таци­он­ных мате­ри­а­лов исполь­зо­вала схему этого аппа­рата. Пове­сила, выступаю, а в зале раз­да­ется смех. Все заго­во­рили, что при­бор очень уж сильно похож на самогон­ный аппа­рат. При­ш­лось спешно пояс­нять кол­легам суть тех­но­логии.

Подоб­ных слу­чаев было доста­точно, наука активно раз­ви­ва­лась. Я ни о чем не сожа­лею, потому что жизнь была инте­рес­ной и много­об­раз­ной. В узких кругах атомщи­ков я полу­чила опре­де­лен­ное при­зна­ние. Этого мне было вполне доста­точно. Наш брат не пуб­лич­ный, с жур­на­ли­стами мы не встре­ча­лись. Ака­демик Федор Григо­рье­вич Решет­ни­ков (кстати, это брат моего мужа) очень постра­дал от встречи с одним репор­те­ром, кото­рый после интер­вью не пока­зал ему итого­вый мате­риал и опуб­ли­ко­вал. В ста­тье полу­чи­лось, что чем-то Федор Григо­рье­вич задел ака­демика Андрея Ана­то­лье­вича Боч­вара, кото­рый на него серьезно оби­делся. Федор Григо­рье­вич из-за этого сильно пережи­вал.

Сегодня в инсти­туте фак­ти­че­ски изме­ни­лась тема­тика. При Вик­торе Бори­со­виче Шев­ченко (пер­вый дирек­тор АО «ВНИ­ИНМ») был создан инсти­тут урана. Было много гео­логов и гео­хи­ми­ков, много людей, кото­рые из руды выде­ляли крохи метал­лов. Для них были созданы все усло­вия. Этот вопрос был решен. При Шев­ченко начало при­хо­дить облу­чен­ное топ­ливо, на уста­новке «У-5», кото­рую сей­час выво­дят из экс­плу­а­тации, полу­чали плу­то­ний. Потом была создана плу­то­ни­е­вая лабо­ра­то­рия, кото­рую возгла­вил Вик­тор Ива­но­вич Кутайцев. Боч­вар при­гла­сил члена-кор­ре­спон­дента АН СССР Сергея Тихо­но­вича Коно­бе­ев­ского — метал­лофи­зика с миро­вым име­нем, и еще одного члена-кор­ре­спон­дента — Алек­сандра Семе­но­вича Займов­ского — выдающегося метал­ло­веда. К этому времени я отошла от химии к этим метал­лургам.

Давно нет нашей лабо­ра­то­рии. Что-то рекомен­до­вать и сове­то­вать не могу. По газе­там вижу, что раз­ви­ваются другие виды вооруже­ния. Думаю, что и обо­рон­ный отдел ВНИ­ИНМ сей­час занима­ется другими вопро­сами, не только мате­ри­а­лами. Из СМИ также узнаю, что в пер­спек­тиве сей­час могут быть другие виды вооруже­ний типа лазера. Это пра­вильно, атом­ное оружие тоже ста­реет, там что-то надо менять. Прогресс не стоит на месте.

При­ятно видеть ста­рых кол­лег. Недавно я была на концерте. Изда­лека узнала ака­демика РАН Радия Ива­но­вича Иль­ка­ева. Раньше часто встре­ча­лись в коман­ди­ров­ках с Ива­ном Михай­ло­ви­чем Камен­ских, он в 50-е рабо­тал в Снежин­ске. Из ста­рых сотруд­ни­ков мне часто зво­нит потря­сающий спе­ци­а­лист Вла­ди­мир Ники­то­вич Конев, и Лидия Федо­ровна Тимо­фе­ева из плу­тонщи­ков. Из отдела метал­лургов, кото­рым руко­во­дил ака­демик Антон Нико­ла­е­вич Вольский, в нашем доме живет бывший сотруд­ник, правда, он сильно болеет. Столько лет прошло, а я по-преж­нему чув­ствую себя частью этой большой команды.

Инсти­тут жил пол­но­кров­ной жиз­нью, ком­со­мольская и пар­тий­ная орга­ни­за­ции рабо­тали активно. Давали путевки в профи­лак­то­рии, был пио­нер­ский лагерь. Активно стро­и­лось жилье для сотруд­ни­ков. Многие работ­ники инсти­тута в то время ста­ра­лись рабо­тать препо­да­ва­те­лями. Они дели­лись сво­ими зна­ни­ями с моло­дежью. Боч­вар, Вольский, Займов­ский — все они рабо­тали в вузах, а мы учи­лись у них. Эти выдающи­еся уче­ные дове­ряли нам, воспи­ты­вали при­шед­ших сюда зеле­ных сту­ден­тов. Именно они создали креп­кую совет­скую школу метал­ло­ве­де­ния.

Я про­ра­бо­тала во ВНИ­ИНМ 62 с поло­ви­ной года. Мне нра­ви­лась моя работа. Были и успехи, и неудачи, отме­чали за труд. Я не обижена внима­нием и награ­дами.