Поливанный Юрий Петрович

Романтика атомных будней

Родился и вырос я в городе газо­ви­ков и неф­тя­ни­ков Ухте (Коми АССР). Там в сере­дине 60-х годов про­шлого века на подъеме была гео­фи­зика. Ста­ра­ни­ями молодых ученых, которые зани­мались геоло­го­раз­ве­доч­ными иссле­до­ва­ни­ями, в помощь стар­ше­клас­с­ни­кам, стоящим на пороге выбора про­фес­сии, была орга­ни­зо­вана малая ака­демия. Я с удо­воль­ствием посещал занятия и лекции, которые про­во­дили эти молодые люди. От них я услышал про первые ЭВМ, которые раз­ра­ба­ты­вались в нашей стране, узнал о полу­про­вод­ни­ках, о стро­е­нии веще­ства, об атоме. Это было время подъема, время той самой отте­пели, о которой сейчас вспо­ми­нают как об особом периоде в раз­ви­тии нашей страны.

Однажды по при­гла­ше­нию наших пре­по­да­ва­те­лей к нам на занятия пришел студент МИФИ и стал рас­ска­зы­вать о своем учебном заве­де­нии и о том, каких спе­ци­али­стов там готовят, и я заго­релся жела­нием там учиться.

В Москве, когда уже были сданы всту­пи­тель­ные экза­мены, я встретил своего земляка Серегу Черного, который внешне совер­шенно не соот­вет­ство­вал своей фамилии, поскольку был ярким блон­ди­ном. Он пред­ло­жил съез­дить в Обнинск, где была пущена первая в мире АЭС, и мы поехали.

Был сол­неч­ный летний день. Мы спу­сти­лись по уютной дорожке сос­но­вого бора, мимо пло­щадки Физико-энер­гети­че­ского инсти­тута, прямо на пляж реки Протвы. И перед нами откры­лась картина, словно в каком-то фильме. Вдоль реки, рас­су­ждая о физике, о про­то­нах и нейтро­нах, ходили заго­ре­лые молодые люди — ученые. Это зрелище про­из­вело на нас довольно сильное впе­ча­т­ле­ние, и мы попро­сили при­емную комис­сию МИФИ пере­ве­сти нас в Обнин­ское отде­ле­ние. Наше желание удо­вле­тво­рили, тем более что в Москве было тяже­ло­вато с общежи­тием. Этот выбор и опре­де­лил мою будущую судьбу.

Учиться было инте­ресно, поскольку рядом нахо­дился научно-иссле­до­ва­тель­ский инсти­тут — та самая «лабо­ра­то­рия В», где раз­вер­ну­лись серьезные научные иссле­до­ва­ния в области реак­то­ров на быстрых нейтро­нах, за кото­рыми стояло будущее всей нашей атомной энер­гетики. Помню, как на первом курсе я услышал о цик­ло­троне, о пре­и­му­ще­ствах реак­тора на быстрых нейтро­нах перед реак­то­рами на теп­ло­вых нейтро­нах, услышал бук­вально рядом, в кафе при гости­нице инсти­тута. Было все это очень инте­ресно и роман­тично для нас, пер­во­кур­с­ни­ков.

Сту­ден­че­ские годы про­летели быстро. Моя диплом­ная работа была посвя­щена урану: его состо­я­нию и изме­не­ниям в про­цессе работы реак­тора. Как известно, реактор первой атомной станции в Обнин­ске работал на ура­но­вом топливе, и многие вопросы, свя­зан­ные с этой темой, пред­ста­в­ляли тогда прак­ти­че­ский интерес. Нужно было все­сто­ронне иссле­до­вать про­ис­хо­дя­щие в реак­тор­ном топливе про­цессы и найти наи­бо­лее опти­маль­ные для прак­ти­че­ского при­ме­не­ния решения. После успеш­ной защиты диплома в Физико-энер­гети­че­ском инсти­туте я получил спе­ци­аль­ность метал­ло­фи­зика.

В то время уже пла­ни­ро­ва­лось постро­ить десятки АЭС в нашей стране и за рубежом. Несколько спе­ци­али­стов из Физико-энер­гети­че­ского инсти­тута, отно­сив­ше­гося к Мини­стер­ству сред­него маши­но­стро­е­ния, перешли рабо­тать в Гла­ва­томэнерго, соз­дан­ном при Мини­стер­стве энер­гетики именно для экс­плу­а­та­ции АЭС. Съездил я в Гла­ва­томэнерго и пред­ло­жил свои услуги. Как раз шел набор на Коль­скую атомную станцию, и меня взяли: спе­ци­али­стов-атом­щи­ков в Мини­стер­стве энер­гетики крайне не хватало.

Была весна 1972 года, когда я прибыл в Запо­ля­рье. В это же время прибыли и выпускники Москов­ского энер­гети­че­ского инсти­тута Алек­сандр Матвеев, Фоать Хасан­шин, Ана­то­лий Тютюн­ник, Дмитрий Ката­у­зов. Первый прак­ти­че­ский опыт мы при­об­ретали на стро­и­тель­ной пло­щадке станции в каче­стве кура­то­ров систем реак­тор­ного отде­ле­ния и кон­троля посту­па­ю­щего на станцию обо­ру­до­ва­ния для нашего под­раз­де­ле­ния. Кон­тро­ли­ро­вали каче­ство выпол­ня­е­мых мон­таж­ных работ, дабы избе­жать повре­жде­ния обо­ру­до­ва­ния. Для этого, соб­ственно, реак­тор­ный цех и был обра­зо­ван одним из первых цехов на станции, чтобы уже на стадии монтажа и завер­ше­ния стро­и­тель­ства кон­тро­ли­ро­вать каче­ство выпол­ня­е­мых работ.

Помню, как привел меня на пло­щадку Вла­димир Пав­ло­вич Клюшин, испол­няв­ший тогда обя­зан­но­сти заме­сти­теля началь­ника реак­тор­ного цеха, в котором нас­чи­ты­ва­лось всего 5-7 человек. Пло­щадка была вся в стро­и­тель­ных лесах. На ней ока­за­лось очень много людей: мон­таж­ники, стро­и­тели — все заняты своим делом, посто­янно то там, то здесь свер­кают огни элек­тро­сварки. Под­ни­ма­ясь по лесам, я ощущал себя молодым и ловким, даже не дер­жался за поручни. Это заметил Вла­димир Пав­ло­вич и по-оте­че­ски похло­пал меня по плечу: «А за перила надо дер­жаться!».

Прак­ти­че­ские навыки работы с систе­мами и обо­ру­до­ва­нием АЭС я получил летом на действу­ю­щем третьем блоке Ново­во­ро­неж­ской АЭС. Туда нас, нович­ков, вместе с такими опыт­ными спе­ци­али­стами, при­ня­тыми в цех, как Юрий Пет­ро­вич Ермаков, Эдуард Михайло­вич Куль­ма­тиц­кий и Лев Нико­ла­е­вич Жура­влев, направили на ста­жи­ровку. Это был фак­ти­че­ски такой же блок, как 1-й блок Коль­ской АЭС. Только при­во­дов АРК побольше, да кон­струк­ция верхней крышки немножко другая. Все осталь­ное обо­ру­до­ва­ние, которое нам пред­сто­яло экс­плу­а­ти­ро­вать, было один в один. За три недели нам надо было его изучить, пройти ста­жи­ровку на БЩУ и сдать экза­мены.

По воз­вра­ще­нии нас с Ана­то­лием Тютюн­ни­ком поставили кури­ро­вать мон­таж­ные работы на первом контуре. Фоать Хасан­шину пору­чили кури­ро­вать борный узел, где должны были раз­ме­стить системы безо­пас­но­сти. Мы ходили на работу по сменам. Наи­бо­лее напря­жен­ная работа по кури­ро­ва­нию мон­таж­ных работ нача­лась при­мерно через год, с весны 1973 года.

Зимой на Коль­ской АЭС были про­ве­дены уни­каль­ные пус­ко­на­ла­доч­ные работы с исполь­зо­ва­нием кот­ло­ва­го­нов. Дело в том, что первая турбина и гене­ра­тор уже прак­ти­че­ски были готовы к пус­ко­на­ла­доч­ным работам. А реактор еще «не дышал» и не мог обес­пе­чить паром турбину. Было принято решение о посто­рон­нем источ­нике пара.

На Коль­скую АЭС были доста­в­лены старые кот­ло­ва­гоны, рабо­тав­шие на мазуте. Их подре­мон­ти­ро­вали и уста­но­вили на улице, со стороны вре­мен­ного торца машзала. Коче­га­рили мы их до крас­ного све­че­ния боковых стен. На всю жизнь в память вре­за­лась уди­ви­тель­ная картина: зима, снег, и на черном фоне поляр­ной ночи стоят на улице котлы, отливая свет своими крас­ными боками под грохот выры­ва­ю­ще­гося через спе­ци­аль­ный раструб пара. Необ­хо­ди­мые пус­ко­на­ла­доч­ные работы от этой вре­мен­ной котель­ной мы обес­пе­чили в полном объеме, без срывов и нару­ше­ний.

Во время монтажа обо­ру­до­ва­ния самой большой про­бле­мой ока­зались пыль и грязь в поме­ще­ниях. Из-за этого свар­щики никак не могли добиться долж­ного каче­ства сварных сое­ди­не­ний. В них посто­янно попа­дали раз­лич­ные вклю­че­ния, что было недо­пу­стимо при стро­и­тель­стве ядер­но­о­пас­ного объекта. При­ду­мали исполь­зо­вать спе­ци­аль­ные накидки, типа палаток, для защиты обо­ру­до­ва­ния во время про­ве­де­ния сва­роч­ных работ. Прораб упра­в­ле­ния «Севза­пэнер­го­мон­таж» И. С. Некипе­лов запо­мнился своим очень серьезным под­хо­дом к про­ве­де­нию такого рода работ в главном корпусе. Прежде чем допу­стить свар­щика на тру­бо­про­вод ДУ-500, он по многу раз тре­бо­вал выпол­нить ту же опе­ра­цию на опытных образ­цах. Очень тща­тельно про­ду­мы­вали ход работ, про­ра­ба­ты­вали любые воз­мож­ные откло­не­ния и только после этого при­сту­пали непо­сред­ственно к монтажу обо­ру­до­ва­ния первого контура.

Надо отдать должное руко­во­ди­те­лям СЗЭМ, которые, понимая важ­ность этой работы, под­би­рали на участок спе­ци­али­стов с хоро­шими навы­ками, спо­соб­ными с первого захода выдать каче­ствен­ное сварное сое­ди­не­ние. Зато инци­ден­тов, свя­зан­ных с повре­жде­нием обо­ру­до­ва­ния, уста­нов­кой ГЗЗ или уста­нов­кой ГЦН, мы не имели. Мелкие шеро­хо­ва­то­сти опе­ра­тивно устра­няли на месте.

Ни одна неза­пла­ни­ро­ван­ная работа не про­во­ди­лась без согла­со­ва­ния с про­ек­тан­тами и кон­струк­то­рами. Куратор от орга­ни­за­ции посто­янно нахо­дился на пло­щадке, и если в про­цессе монтажа нужно было что-то пере­ва­рить или как-то изме­нить кон­фи­гу­ра­цию обо­ру­до­ва­ния, все обя­за­тельно согла­со­вы­ва­лось. Одним словом, на монтаже обо­ру­до­ва­ния, свя­зан­ного непо­сред­ственно с реак­то­ром, ника­кого экс­промта и само­де­я­тель­но­сти не допус­ка­лось.

В это время рац­пред­ло­же­ния от непо­сред­ствен­ных про­из­во­ди­те­лей работ посту­пали валом. Усо­вер­шен­ство­ва­ния в основ­ном касались изме­не­ний, которые в про­цессе экс­плу­а­та­ции поз­во­лят добиться замет­ных улуч­ше­ний. Скажем, если по проекту труба должна была огибать какие-то системы, а ее можно проло­жить напря­мую без ухудше­ния работы этих систем, то такие рац­пред­ло­же­ния при­вет­ство­вались. Напри­мер, Ана­то­лий Алек­сан­дро­вич Кон­це­вой пред­ло­жил поставить тол­сто­стен­ные трубы на системе пром­кон­тура ГЦН для надеж­ного отклю­че­ния этого участка при необ­хо­ди­мо­сти. До сих пор мы учи­ты­ваем такую воз­мож­ность, когда обучаем пер­со­нал на тре­на­же­рах. Рац­пред­ло­же­ния рас­сма­т­ри­вались сначала у нас на пред­при­ятии. Если они полу­чали одо­бре­ние кон­струк­тора, то их вне­дряли. Так были вне­дрены «выго­родки» кол­лек­то­ров на паро­ге­не­ра­то­рах, обес­пе­чив­шие их надеж­ную экс­плу­а­та­цию.

Был очень непри­ят­ный случай спустя несколько лет после начала экс­плу­а­та­ции нашей станции, когда на главной запор­ной задвижке первого контура при гид­ра­в­ли­че­ских испы­та­ниях после пере­грузки, когда уже топливо нахо­ди­лось в реак­торе, был обна­ру­жен свищ. Это очень серьезный дефект, который мог самым отри­ца­тель­ным образом ска­заться на экс­плу­а­та­ции работы АЭС.

Свищ шел почти по всему кругу крышки, закры­ва­ю­щей задвижку. Когда стали раз­би­раться, ока­за­лось, что это завод­ской дефект. Стали про­ве­рять другие задвижки, а там то же самое. Ока­за­лось, что на заводе-изго­то­ви­теле сварщик, чтобы уско­рить процесс, при изго­то­в­ле­нии шва закла­ды­вал в него арма­туру из обыч­ного черного прута. Хорошо, что мы вовремя обна­ру­жили дефект. С этим свар­щи­ком потом раз­би­рались органы гос­бе­зо­пас­но­сти, потому что, работая на атомную про­мыш­лен­ность, нельзя не осо­зна­вать, к чему могут при­ве­сти подоб­ные действия.

Хорошо, что у нас на Коль­ской АЭС рабо­тали умнейшие спе­ци­али­сты-физики во главе с Евге­нием Ива­но­ви­чем Игна­тенко. Он пред­ло­жил выре­зать задвижку без выгрузки топлива. Дельное пред­ло­же­ние, рис­ко­ван­ное, но и мужик гра­мот­ный. Евгений Ива­но­вич зря ничего не делал, у него все было хорошо про­ду­мано. По его реко­мен­да­ции поставили насос прямо на бетон­ную консоль, рядом с бас­сей­ном выдер­жки, чтобы можно было быстро запол­нить корпус реак­тора рас­тво­ром борной кислоты из бас­сейна выдер­жки.

Он пред­ло­жил дре­ни­ро­вать реактор до срыва цир­ку­ля­ции, при этом теп­ло­но­си­тель оста­ется только в самом корпусе, как в бочке. Теп­ло­но­си­тель холод­ный, топливо холод­ное. Даем воз­мож­ность ремон­т­ни­кам выре­зать ГЗЗ.

Тогда был трех­го­дич­ный цикл замены топлива, и в нашем реак­торе нахо­ди­лось уже 2/3 отра­бо­тан­ного топлива, которое выде­ляло энергию. Перед началом опе­ра­ции мы, с помощью цир­ку­ля­ции, обес­пе­чи­вали охла­жде­ние. Наш доблест­ный цех ЦЦР изобрел спе­ци­аль­ную заглушку, которую ремон­т­ники успе­вали поставить внутрь глав­ного цир­ку­ля­ци­он­ного тру­бо­про­вода ДУ-500 за то время, пока топливо в реак­торе про­гре­ва­лось до тем­пе­ра­туры не выше 100 гра­ду­сов.

С крышки ГЗЗ пред­ва­ри­тельно были сняты все шпильки, кроме четырех. Ее быстро снимали, ставили заглушку и нака­чи­вали до распора ДУ-500. После этого насосом, уста­но­в­лен­ным на бетон­ной консоли, при­ну­ди­тельно зака­чи­вали в реактор воду и через целые петли снова орга­ни­зо­вы­вали цир­ку­ля­цию теп­ло­но­си­теля в первом контуре.

Что тво­рится в это время с реак­то­ром, можно было про­кон­тро­ли­ро­вать, только загля­нув в него. Тогда-то я и увидел све­че­ние Черен­кова и как реактор начи­нает заки­пать. Когда это состо­я­ние насту­пало, ремон­т­ни­кам посту­пало ука­за­ние опе­ра­цию пре­кра­тить. Заглушка иногда еще немного про­те­кала, но все-таки ее уда­ва­лось уплот­нить. Для этого мы крат­ко­вре­менно охла­ждали реактор, дре­ни­ро­вали, и ремон­т­ники уже до конца уплот­няли заглушку. И она нор­мально держала, пока шла вырезка ГЗЗ.

Этот опыт впо­след­ствии лично для меня ока­зался очень полезен. В начале 90-х годов у меня перед глазами, как живая, всплыла картина заки­па­ю­щего реак­тора. Это слу­чи­лось, когда однажды после выход­ных я пришел на БЩУ, отлично зная, что блок оста­но­в­лен и рас­холо­жен, поскольку сам это делал перед сдачей смены. И вижу нере­аль­ную картину. Реактор нака­нуне был холод­ный, а тут горит сиг­нали­за­ция. Значит, чехлы разо­греты до 100 гра­ду­сов. И из-за стены раз­да­ется гид­ро­у­дар. Я — к при­бо­рам. Они пока­зы­вают 120 гра­ду­сов. Я на уров­не­мер — в реак­торе уровень неболь­шой, а в ком­пен­са­торе — выше допу­сти­мых пре­де­лов. Спра­ши­ваю НСО: «В чем дело?». Он в ответ: «Мы уже в третий раз дре­ни­руем, а вода откуда-то посту­пает». Я говорю: «Это реактор кипит и выда­в­ли­вает воду в ком­пен­са­тор». Для всех это было потря­се­нием.

Я позво­нил и доложил обо всем началь­нику смены станции Дмитрию Ива­но­вичу Ката­у­зову. Он пришел, и мы решили, что нужно соз­да­вать обрат­ный процесс — пре­кра­щать кипение, пода­вать воду в реактор и пытаться поднять дав­ле­ние. Так и сделали. Сначала пре­кра­ти­лись гид­ро­у­дары, потом сиг­нали­за­ция погасла, тем­пе­ра­тура на глазах стала сни­жаться. Все вер­ну­лось в нор­маль­ное состо­я­ние.

Опе­ра­тив­ная работа время от времени выну­ждает нас стал­ки­ваться с подоб­ными ситу­а­ци­ями, и если всего бояться, то долго на этой работе не про­ра­бо­та­ешь. Пока я был молодым, подоб­ные ситу­а­ции пере­но­сил легко. Но однажды мое здо­ро­вье не справи­лось с такими серьезными пережи­ва­ни­ями. При­шлось уйти на дневную работу инструк­то­ром в УТП.

Теперь я обучаю моло­дежь, ука­зы­ваю им на ошибки, на которых при­шлось учиться нам. Ста­ра­юсь пока­зать им на кон­крет­ных при­ме­рах, что может про­и­зойти, если не соблю­дать соот­вет­ству­ю­щие тре­бо­ва­ния.

Начало моей дея­тель­но­сти в атомной энер­гетике совпало с ее бурным раз­ви­тием и, в какой-то степени, с роман­ти­че­ским отно­ше­нием к ней. В 90-е же годы атомная энер­гетика пережи­вала сложные времена. Доста­точно много было тогда отказов обо­ру­до­ва­ния, сра­ба­ты­ва­ния ава­рийных защит. Сейчас все изме­ни­лось. Но для этого нужно было пройти большой и сложный путь пере­о­смы­сле­ния и рекон­струк­ции. Только бла­го­даря этому на нашей станции нет ни одной аварии. И при этом я все-таки постучу по дереву.

Энер­го­блоки Коль­ской АЭС про­дол­жают рабо­тать, и это при том, что спро­ек­ти­ро­ваны они еще в сере­дине про­шлого века. И дай Бог! Я надеюсь, что мы справимся с поста­в­лен­ными зада­чами, и наши блоки будут рабо­тать до 60 лет. Разве могли мы мечтать об этом в далекие 70-е годы?