Клишин Вячеслав Михайлович

Объект «Кратон-3»

Вырос я в большой кре­стьян­ской семье, нас было 12 бра­тьев и сестер. Жили доста­точно бедно, и только я один из нашей семьи выбился в такую, как гово­рится, инже­нер­ную интел­ли­генцию. Осталь­ные все пошли другими дорогами – старшая сестра окон­чила фельд­шер­ско-аку­шер­скую школу, бра­тья из-за войны отучи­лись только в пер­вых клас­сах, кто-то пошел рабо­тать трак­то­ри­стом, кто-то рабо­тал там, где при­дется, где про­сто была работа. Отец умер в 1934 году – у него отка­зали лег­кие после отрав­ле­ния газами на пер­вой миро­вой войне.

С самого начала Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны я, как и все маль­чишки, рвался в армию. К этому времени мне было уже шест­на­дцать, я учился в желез­но­до­рож­ном учи­лище и много занимался ком­со­мольской рабо­той. Но на фронт меня не брали. Когда наше учи­лище было эва­ку­и­ро­вано, я остался в Москве. После того, как немцев от Москвы прогнали и учи­лище вер­ну­лось, я стал рабо­тать там помощ­ни­ком мастера. Окон­чив это учи­лище в 1941 году, я стал помощ­ни­ком маши­ни­ста. В начале 1943 года, бук­вально 1 января, мне еще восем­на­дцати лет не испол­ни­лось, меня при­звали в армию – я был отправ­лен в миномет­ное учи­лище. И вот в начале мая всех нас, все учи­лище под­няли по тре­воге, поса­дили в эше­лон и погнали на Кур­скую дугу. Там, на Кур­ской дуге, моя воен­ная карьера и кон­чи­лась: ране­ние, госпи­таль. Больше в армию не взяли, поло­вина стопы ока­за­лась ото­рвана.

Я как про­фес­си­о­наль­ный желез­но­до­рож­ник пошел рабо­тать на желез­ную дорогу – был про­вод­ни­ком поез­дов даль­него сле­до­ва­ния, ездил из Москвы в Тби­лиси - восемь суток туда-обратно, был даже началь­ни­ком поезда. А в мае 1945 года объявили, что война закон­чи­лась. Время было тяже­лое – поез­дов мало, людей много, тес­нота, грязь, драки, поножовщина, и я уже серьезно подумы­вал об уволь­не­нии.

К тому времени наше желез­но­до­рож­ное учи­лище было пре­об­ра­зо­вано в Люб­лин­ский тех­ни­кум тру­до­вых резер­вов. Я при­шел туда 30 авгу­ста, когда прием экза­ме­нов уже закон­чился, но так как я это учи­лище закан­чи­вал и весь препо­да­ва­тельский и дирек­тор­ский состав были мне зна­комы, а я был инва­ли­дом войны, меня сразу зачис­лили. Группа 30 чело­век, помню до сих пор все фами­лии наи­зусть. Меня сразу выбрали ста­ро­стой. Жили и учи­лись мы на пол­ном госо­бес­пе­че­нии, вклю­чая верх­нюю и парад­ную одежду, жилье, пита­ние. Тех­ни­кум я окон­чил с отли­чием, и встал выбор – куда пойти, куда мне поступать дальше?

Так я ока­зался в Гор­ном инсти­туте – тут и стипен­дия была больше, да и форма у сту­ден­тов была с погон­чи­ками, похожая на желез­но­до­рож­ную. После окон­ча­ния Гор­ного инсти­тута, полу­чив спе­ци­аль­ность «Гор­ный инже­нер-элек­троме­ха­ник», я начал про­ситься на про­из­вод­ство, так как надо было помогать моим бра­тьям и сест­рам, помогать семье – все бедно жили. Но полу­чи­лось так, что при­шли люди из Мини­стер­ства сред­него маши­но­стро­е­ния и «забрали» меня на работу в наш инсти­тут.

Вот так, после окон­ча­ния учебы, с 1955 года я рабо­таю в нашем инсти­туте. Сна­чала рабо­тал про­сто про­ек­ти­ровщи­ком. Про­ек­ти­ро­вали шахт­ные выра­ботки. Но с 1962 года, когда был вве­ден меж­ду­на­род­ный запрет на ядер­ные взрывы в воз­духе, на земле и в воде, а нашему инсти­туту было пору­чено обес­пе­чить про­ве­де­ние взрывов под зем­лей, я стал заниматься про­ек­ти­ро­ва­нием этих под­зем­ных ядер­ных экс­пе­римен­тов. Пер­вый ядер­ный взрыв был про­из­ве­ден в 1965 году, в Казах­стане, на Семи­па­ла­тин­ском полигоне, прямо в день моего соро­ка­ле­тия. В тот день после взрыва обра­зо­ва­лось озеро Чаган.

Над программой про­ве­де­ния мир­ных ядер­ных взрывов для нужд народ­ного хозяйства мы рабо­тали вме­сте с раз­ными тех­но­логи­че­скими инсти­ту­тами. Нашей целью было не про­сто успеш­ное про­ве­де­ние взрывов в мир­ных целях, но и обес­пе­че­ние сейсми­че­ской и ради­аци­он­ной без­опас­но­сти.

Я про­ка­тился по всей стране, не был только на Кам­чатке и на Курильских ост­ро­вах, а так от Мин­ска до Саха­лина был везде. Есте­ственно, взрывы осуществ­ля­лись в очень слож­ных усло­виях, с нашим автор­ским сопро­вож­де­нием. Пред­ста­ви­те­лей нашего инсти­тута вклю­чали в составы гос­комис­сий, а я, как пра­вило, был заме­сти­те­лем пред­се­да­теля этих комис­сий, то есть имел право наложить вето на про­ве­де­ние взрыва.

Из всех про­ве­ден­ных взрывов было только два, так или иначе свя­зан­ных с ава­рий­ной ситу­ацией: это «Кра­тон 3» в Яку­тии и «Гло­бус 1» в Ива­нов­ской обла­сти. Объект «Кра­тон 3» – это доста­точно уда­лен­ное место, несколько десят­ков километ­ров до ближайшего насе­лен­ного пункта. После взрыва прошло восемь секунд, и мы услышали звук, напоми­нающий рев реак­тив­ного само­лета, и уви­дели летящие искры. Спу­стя несколько минут вете­рок повер­нул, и нас, 79 чело­век (про­из­вод­ствен­ники, воен­ные и обслужи­вающий пер­со­нал), начало накры­вать обла­ком. Пол­ков­ник из группы воен­ных, сопро­вож­давших взрыв, так рас­те­рялся, что не смог коман­до­вать. При­ш­лось прак­ти­че­ски брать всю иници­а­тиву по эва­ку­ации на себя. Сна­чала я загнал всех с открытой мест­но­сти в вагон­чики, но в них защита от такого облу­че­ния, конечно, не была преду­смот­рена. А опас­ность того, что люди пере­об­лу­чатся, все нарас­тала. Стали решать, как нас всех выво­дить оттуда. Выбрали направ­ле­ние, перпен­ди­ку­ляр­ное ветру, и пошли туда. С нами был один из вра­чей, кото­рый нака­нуне про­по­рол себе пятку гвоз­дем, и его при­ш­лось тащить на руках.

Вышли к реке, посчи­тали – 78 чело­век – одного не хва­тает. Ока­за­лось, что нет пова­рихи. Она при­лично под­да­вала и оста­лась на месте, даже взрыва не услышала. Восемь чело­век пошли обратно вытас­ки­вать ее оттуда. И ещё нужно было как-то дать о себе знать. На площадку, где оста­лось сек­рет­ное обо­ру­до­ва­ние, докумен­тация, все наши запасы и одежда, при­ш­лось снова послать людей. Хорошо, что рация и элек­тро­станция рабо­тали. Вызвали под­могу, при­хва­тили с собой все, что нужно, еду в метал­ли­че­ских бан­ках и две кани­стры спирта. Вер­то­лет при­ле­тел быстро, но на берегу речки сесть ему было негде. Так вот он завис хво­стом над рекой, а людей сажали в вер­то­лет на весу. За четыре рейса забрали нас всех. В поселке, где нас выса­дили, мы, как смогли, отмы­лись и жили еще несколько дней. Когда при­ле­тели в Москву, нас всех тут же отпра­вили на обсле­до­ва­ние.

Я лично ходил к скважине, где был взрыв, и там, конечно, ради­ация зашка­ли­вала. Хоть я и про­вел там бук­вально несколько минут, но, как мне ска­зали, набрал этой самой «ради­ации» больше всех.

Во всех рабо­тах по мир­ным ядер­ным взры­вам, кото­рые про­во­ди­лись с нашим автор­ским сопро­вож­де­нием, участ­во­вали сотруд­ники НИЛ-11, НИЛ-12 и мы - те, кто про­ек­ти­ро­вал и про­во­дил гео­логи­че­скую часть работ. Чтобы при спуске в скважину ядер­ного заряда можно было с уве­рен­но­стью ска­зать «да, это без­опасно», при­хо­ди­лось бук­вально шту­ди­ро­вать тонны тех­ни­че­ской лите­ра­туры, сле­дить за новой тех­ни­кой и науч­ными открыти­ями, раз­би­раться при­лично в гео­логии, в буро­вых делах. Мы учи­лись посто­янно – у старших настав­ни­ков, у кол­лег из других инсти­ту­тов и ведомств. Без этого невозможно хорошо рабо­тать.

У каж­дого чело­века должен быть инте­рес к новому. И это новое нужно видеть, исполь­зо­вать и внед­рять в наших про­ек­тах, в наших науч­ных иссле­до­ва­ниях и так далее. У меня оста­лись очень теп­лые, свет­лые воспоми­на­ния о тех сотруд­ни­ках, что были с нами!