Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники атомного проекта /

Ермаков Юрий Георгиевич

Родился 19 октября 1943 года. С 1993 по 2015 год возглав­лял про­ект­ный блок АО «Концерн «Росэнерго­атом». С 2015‑го по 2021-й рабо­тал совет­ни­ком дирек­тора фили­ала по реа­ли­за­ции капи­таль­ных про­ек­тов концерна. С 1994 года был посто­ян­ным пред­ста­ви­те­лем концерна в Клубе EUR, потом его вице-пре­зи­ден­том. За время работы в Клубе EUR участ­во­вал в экс­пер­тизе меж­ду­на­род­ных про­ек­тов, вклю­чая рос­сийские АЭС­‑92 и ВВЭР-ТОИ. За большой вклад в раз­ви­тие атом­ной энерге­тики в Рос­сии и за рубежом неод­но­кратно награж­дался госу­дар­ствен­ными награ­дами, ведом­ствен­ными и меж­ду­на­род­ными зна­ками отли­чия.
Ермаков Юрий Георгиевич

Мой отец, Георгий Вик­то­ро­вич Ерма­ков, был кон­струк­то­ром, при­чем высо­ко­класс­ным, награж­ден­ным двумя глав­ными преми­ями СССР — Ста­лин­ской и Госу­дар­ствен­ной. В конце 1944-го службы Лав­рен­тия Берии разыс­кали его в эва­ку­ации в Алтайском крае и при­везли в Под­мос­ко­вье, в Подольск, для созда­ния кон­струк­тор­ского бюро по про­ек­ти­ро­ва­нию реак­тор­ных уста­но­вок. Там он про­ра­бо­тал до 1956 года, одно время даже возглав­лял ОКБ «Гид­ропресс». Потом рабо­тал в «Гла­ва­томэнерго», в Мини­стер­стве энерге­тики. Он был для меня образцом во всем. Я поступил в Мос­ков­ский энерге­ти­че­ский инсти­тут, после окон­ча­ния кото­рого отец посо­ве­то­вал пойти на работу в «Теп­лоэлек­тропро­ект», ска­зал, там сей­час про­ек­ти­руют наши пер­вые атом­ные станции, это крайне инте­ресно. Так я стал про­ек­ти­ровщи­ком.

Отец часто ездил из Подольска в Москву, к Кур­ча­тову, для обсуж­де­ния пер­вых кон­струкций наших атом­ных реак­то­ров. Я часто уго­ва­ри­вал его взять с собой меня. Было здо­рово ездить с ним на машине, я смот­рел в окно и ста­рался не мешать. Иногда отец с Кур­ча­то­вым про­должали нача­тый в каби­нете разго­вор на улице, и Кур­ча­тов все время пытался уго­стить меня конфе­тами. Он мне страшно нра­вился, этот дядька, кото­рый был для меня про­сто дядя Игорь. Ни на кого не похожий — импо­зант­ный, с большой боро­дой и живыми гла­зами. Мне вообще нра­ви­лись люди из окруже­ния отца. Они соби­ра­лись у нас дома, разго­ва­ри­вали о непо­нят­ном, но мне было инте­ресно. Помню, Алек­сандр Яко­вле­вич Краме­ров, он был глав­ным кон­струк­то­ром реак­тора РБМК в инсти­туте у Нико­лая Анто­но­вича Дол­лежаля, учил меня, пацана, английскому языку.

Запом­ни­лись мне и встречи с Ефимом Пав­ло­ви­чем Слав­ским. Когда мы стро­или по нашему 440-му про­екту атом­ную станцию в ГДР, меня впер­вые назна­чили глав­ным инже­не­ром про­екта, было мне тогда 28 лет. Стройка шла непро­сто, и мне два­жды при­ш­лось встре­чаться со Слав­ским, кото­рый тогда возглав­лял Мин­сред­маш СССР. Я докла­ды­вал ему и мини­стру энерге­тики Петру Степа­но­вичу Непо­рож­нему. Докла­ды­ваю, страшно вол­нуюсь, но вижу: Слав­ский понимает, о чем я говорю, верит мне и при­нимает в итоге реше­ния, на кото­рые я рас­счи­ты­вал. Про­фес­си­о­нал высо­чайшего класса.

В тече­ние долгого времени я был вице-пре­зи­ден­том Клуба EUR (Europen Utility Requirements) — европе­йских энерго­компа­ний, экс­плу­а­ти­рующих АЭС. Я пона­чалу назы­вал его «европе­й­ская под­лянка». Пред­ставьте: 1986 год, после чер­но­быльской ава­рии обра­зуют Мина­том, создают новые про­ект­ные инсти­туты. Нам предпи­сано заняться раз­ра­бот­кой новых реак­тор­ных уста­но­вок с повышен­ным уров­нем без­опас­но­сти. Раз­ра­ботку этого про­екта мы закон­чили к 1992 году и так его и назвали — АЭС­‑92. В нем мы при­ме­нили и реа­ли­зо­вали пас­сив­ные системы без­опас­но­сти. Сами все при­думы­вали, сами писали тре­бо­ва­ния. В это время в стране пере­стройка, и к нам в Мина­том при­езжает делегация Framatome, это фран­цуз­ская компа­ния, занимающа­яся раз­ра­бот­кой и про­из­вод­ством обо­ру­до­ва­ния для атом­ных элек­тро­станций. При­езжают они и гово­рят: вы тут собра­лись постро­ить какие-то атом­ные станции? Так вот, ничего у вас не вый­дет. Мы в Европе раз­ра­бо­тали новые нормы, вклю­чающие пас­сив­ные системы без­опас­но­сти, и вас с вашими ста­рыми реак­то­рами никуда не пустим. А мы в ответ: да у нас вообще-то уже готов новый про­ект. Ну тогда, гово­рят, вступайте в наш европе­йский клуб. Ока­за­лось, они втайне от нас в 1991 году создали этот самый EUR. Наши мини­стры дого­во­ри­лись, что нам при­дется в этот клуб вступить, и я был отряжен туда посто­ян­ным пред­ста­ви­те­лем от концерна «Росэнерго­атом». Пона­чалу к нам отно­си­лись, я бы ска­зал, снис­хо­ди­тельно: мы же счи­та­лись ассоци­и­ро­ван­ным чле­ном, без права решающего голоса. Пона­до­би­лось почти пять лет про­быть в этом ста­тусе, пока, нако­нец, на оче­ред­ном тай­ном голо­со­ва­нии меня не избрали вице-пре­зи­ден­том этого клуба, кото­рым я и оста­вался сле­дующие 15 лет.

Когда меня спраши­вают, за какие такие заслуги пред­ста­ви­тели 13 стран-участ­ниц прого­ло­со­вали за меня, я отве­чаю так: потому что я был и есть про­ек­ти­ровщик. Это как терапевт: он может не знать мело­чей, но видит весь орга­низм и сразу может отли­чить осте­о­хонд­роз от воспа­ле­ния лег­ких. Так и про­ект­ное дело. Ты видишь весь блок цели­ком, а с нюан­сами все­гда помогут разо­браться физики, стро­и­тели, другие спе­ци­а­ли­сты. Кстати, с нача­лом СВО наше член­ство в клубе EUR оста­нов­лено. Фран­цузы при­слали офици­аль­ную бумагу, что они про­должают тру­диться, но без нас. Нас это, понят­ное дело, не оста­но­вит, мы тоже про­должаем рабо­тать, но без них. 

Я в моло­до­сти много рабо­тал в ГДР, где управ­ле­ние по ядер­ным иссле­до­ва­ниям и ядер­ной тех­нике возглав­лял про­фес­сор Карл Рам­буш. Спу­стя годы он при­е­хал в Москву и в каби­нете моего началь­ника стал уго­ва­ри­вать меня поехать руко­во­дить их рабо­тами в Герма­нии. Обещал неве­ро­ят­ные усло­вия: герой соц­труда Герма­нии, пожиз­нен­ная пен­сия в мар­ках. Я был страшно польщен. Мой началь­ник ска­зал Рам­бушу: мол, мы подумаем, большое спа­сибо и до сви­да­ния. Про­во­дил гостя и гово­рит мне: «Ты уже куда-то собрался? Не стоит, все какие элек­тро­станции в стране есть, все тебе». И действи­тельно, про­екты всех атом­ных, теп­ло­вых и сол­неч­ных станций в СССР прошли через мои руки. На всех стоит моя подпись.

У меня есть медаль от Сергея Шойгу, тогда он возглав­лял МЧС. Мы напи­сали норма­тив пожар­ной без­опас­но­сти на атом­ных станциях, пред­ста­вили его, защи­тили, и за это меня награ­дили меда­лью. После чего у меня сго­рела дача. Мы уехали на выход­ные в Москву, а жена сва­рила борщ, и чтобы за выход­ные он не про­пал, мы не отклю­чили, как обычно, холо­диль­ник, вер­немся же в поне­дель­ник. Как выяс­ни­лось потом, в транс­форма­тор в деревне залезли элек­трики, поте­ряли ноль, вме­сто 220 В потекло 370, наш оте­че­ствен­ный холо­диль­ник не выдержал и заго­релся. Соседи вызвали, конечно, пожар­ных, но на окнах были решетки, и дом сго­рел за два часа. Обидно было не только поте­рять кра­си­вый дом, до сих пор страшно жаль архив. Среди самых дорогих для меня мате­ри­а­лов был отчет отца о его поездке в Аме­рику с Ники­той Хруще­вым. Он там про­вел недели три и каж­дый день писал, где что видел. Я его читал несколько раз, но мельком, и все думал: вот выйду на пен­сию, изучу все от корки до корки. Не вышло: сго­рел вме­сте с домом и потря­сающими фотографи­ями, на кото­рых было много знаме­ни­тых людей.