Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Варакин Виктор Васильевич

При­был на завод по путевке УПИ в апреле 1964 года. Был при­нят старшим тех­ни­ком-тех­но­логом цеха № 55. В этом же году был пере­ве­ден в цен­траль­ную завод­скую лабо­ра­то­рию инже­не­ром-тех­но­логом. В 1970 году назна­чен заме­сти­те­лем началь­ника цеха № 46. Позд­нее, в 1974 году, возгла­вил отдел № 6, в 1991-м назна­чен началь­ни­ком отдела мар­ке­тинга и сбыта, затем, в 1996 году, – началь­ни­ком отдела внеш­неэко­номи­че­ских опе­раций. С 2005 года рабо­тал в бюро подго­товки кад­ров, в насто­ящее время возглав­ляет отдел оценки и раз­ви­тия пер­со­нала.
Варакин Виктор Васильевич

В элек­тро­химцехе, имевшем тогда еще № 45, я появился при­мерно через полгода после его созда­ния — в июле 1965-го. Появился в каче­стве старшего инже­нера-тех­но­лога ДТС. При­чем несколько необычно по тепе­реш­ним поня­тиям — пере­во­дом из про­из­вод­ствен­ного отдела. Этому пред­ше­ство­вал уже целый год работы на заводе.

В апреле 1964 года выса­дился на этой земле насто­ящий десант — почти треть 65-й группы физ­теха УПИ. Десан­тов тогда вообще было много: верх-нейвин­ские, кирово-чепец­кие, севе­ромор­ские и т. д. Не могу не назвать всех моих това­рищей, при­бывших сюда в тот дале­кий год: Юра Беля­ков, Вла­ди­мир Бобу­ров, Вла­ди­мир Бретцер-Порт­нов, Юрий Гор­башев, Вик­тор Сели­ве­ст­ров, Васи­лий Суб­бо­тин.

Был и еще один «десант­ник» из 65-й группы — Вале­рий Галь­берг, отставший от нас по неко­то­рым при­чи­нам и при­е­хавший через год вме­сте с Али­ком Галь­ченко, Вале­рием Фир­со­вым, Вален­ти­ном При­ходько (все они дли­тель­ное время рабо­тали в ЭХЦ) и другими. Он про­ра­бо­тал на заводе немного — около 10 лет, но оста­вил замет­ный след. По край­ней мере, про­из­вод­ство ста­биль­ных изо­топов во многом осно­вано на его мето­дах рас­чета. До послед­него времени Галь­берг рабо­тал заме­сти­те­лем глав­ного инже­нера Кур­ской АЭС — он в числе тех нескольких людей в стране, кто имеет сер­тифи­кат экс­перта МАГАТЭ.

По всем пока­за­те­лям (крас­ный диплом, квар­тира в Сверд­лов­ске, диплом­ная работа, попавшая сразу в сбор­ник науч­ных тру­дов инсти­тута) я должен бы остаться в аспи­ран­туре. Но на дру­гой чаше весов были вещи посиль­нее: во-пер­вых, песня Пахму­то­вой «Ой ты, речка, речка Бирюса» в испол­не­нии моло­дого Коб­зона, бес­ко­нечно зву­чавшая на радио­станции «Юность»; во-вто­рых, письма из Заозерки моего друга Валеры Галь­берга. Он был здесь на прак­тике, заме­рял жест­кость колонн под агрегаты в будущем цехе № 55 и писал вос­торжен­ные письма.

Одну фразу я запом­нил навсе­гда: «Ну что тебе ска­зать о здеш­них местах — Швейца­рия!!!» Именно так — с тремя вос­клица­тель­ными зна­ками. Много позже, году в 1976-м, он писал мне из города Нико­ла­ева, зазы­вая на Южно-Укра­ин­скую АЭС: «Ну что тебе ска­зать о здеш­них местах — Калифор­ния!!!» На этот раз не сра­бо­тало — видимо, роман­тика сошла на нет.

Итак, 1964 год. Стан­дарт­ная для того времени схема вхож­де­ния в про­из­вод­ство: сна­чала работа аппа­рат­чи­ком сброс­ных и отсос­ных уста­но­вок ЦХО, стажи­ро­ва­ние и дуб­ли­ро­ва­ние на инже­нера-тех­но­лога в смене Б. В. Роспус­кова, затем неожи­дан­ное при­глаше­ние в группу МКК, вхо­дившую тогда в состав цен­траль­ной завод­ской лабо­ра­то­рии. В схеме карьер­ного роста это была, пожа­луй, тупи­ко­вая ветвь. И трудно ска­зать, как бы сложи­лась моя даль­нейшая судьба, если бы не это пред­ложе­ние перейти в только что создан­ный элек­тро­химцех.

При­шел туда я в самое горя­чее время — оста­ва­лось чуть больше месяца до наме­чен­ной даты пуска пер­вых бло­ков корпуса № 3. Работа в ДТС шла сразу на двух фрон­тах: подго­товка к пуску пер­вых трех бло­ков и кури­ро­ва­ние мон­таж­ных работ в осталь­ных бло­ках пер­вой типо­вой части. Плюс масса других забот: раз­ра­ботка раз­лич­ных инструкций и регламен­тов, обу­че­ние и атте­стация пер­со­нала, подго­товка оснастки, пла­ка­тов, инструмен­тов и т. д.

Восьми­ча­со­вой рабо­чий день казался утопией. Началь­ни­ком ДТС (и моим, стало быть) был Вла­ди­мир Ива­но­вич Пест­ри­ков, при­е­хавший из Верх-Нейвин­ска. Это был уже опыт­ный тех­но­лог и мяг­кий, немного стес­ни­тель­ный чело­век. Правда, я не уве­рен, что эти черты харак­тера шли на пользу и ему, и делу. Времена были суро­вые, а он не мог «огры­заться», когда полу­чал от начальства раз­носы, часто неспра­вед­ли­вые, не умел сам взыс­ки­вать с про­ви­нившихся под­чи­нен­ных на повышен­ных тонах.

В службе его любили и уважали. Однако люди с таким харак­те­ром не «выжи­вали». Поэтому не слу­чайно после знаме­ни­того объеди­не­ния цехов предпо­чте­ние в назна­че­нии на долж­ность началь­ника службы отдали отнюдь не ему.

В конце авгу­ста 1965 года был про­из­ве­ден пуск бло­ков 32–30 корпуса № 3. Даль­нейший ввод мощ­но­стей напоми­нал хорошо отлажен­ный кон­вейер — едва ли не каж­дый месяц вклю­чали в работу новый блок, но каж­дый раз это было событием для всех. Обычно рас­крытие блока после пас­си­вации про­из­во­дили в вечер­нюю смену, чтобы ника­кие днев­ные работы не совмеща­лись и не отвле­кали во время доста­точно слож­ных манипу­ляций, дер-жавших всех в напряже­нии.

И вот, нако­нец, блок рас­крыт в цепочку, но все участ­ники пус­ко­вой бригады, уставшие и вымо­тан­ные донельзя, еще долго не рас­хо­дятся. Наши фанер­ные клетки в соеди­ни­тель­ном кори­доре, в кото­рых размеща­лись почти все службы, напол­ня­лись весе­лым гулом. Благо, что в те времена такого поня­тия, как «нормы рас­хода эти­ло­вого спирта», по-моему, не суще­ство­вало. Домой при­хо­дили обычно за пол­ночь, чтобы после недолгого сна снова вклю­читься в бес­ко­неч­ную гонку.

Не все шло гладко. Во многом про­двига­лись на ощупь, осва­и­вая новую машину (ВТ-5), новую 5-ярус­ную компо­новку, новые мето­дики. Цена оши­бок была высока. Многие из рабо­тавших в то время могут вспом­нить тяже­лейшие ава­рий­ные ситу­ации, в кото­рых каж­дому дове­лось быть не наблю­да­те­лем, а действующим лицом. Не мино­вала сия чаша и меня.

В 1966 году рабо­тал я началь­ни­ком смены — в основ­ном, под­мен­ным. В послед­них чис­лах мая заступил на первую из ноч­ных смен. В режиме пас­си­вации нахо­дился 21-й блок — пер­вый на заводе блок пяти­ярус­ной компо­новки. Прошло всего 25 минут с начала смены, как поступает сиг­нал о закрытии со сбро­сом секции 21/7.

Событие не ахти какое ред­кое, но из цеха мгно­венно зво­нят несколько чело­век в состо­я­нии, близ­ком к панике. Про­изошло неве­ро­ят­ное, чего не слу­ча­лось ни раньше, ни впо­след­ствии: одно­временно, почти залпом раз­ру­ши­лось около 150 машин. Как рас­ска­зы­вали оче­видцы, гро­хот был впе­чат­ляющим, и аппа­рат­чик типо­вой части (в жизни, кстати, раз­бит­ной и бесша­баш­ный парень) про­сто убежал из корпуса.

Но и нам наверху было отчего испугаться. Судя по пока­за­ниям всех при­бо­ров, в секции ока­за­лось много воз­духа. Про­должа­лись оди­ноч­ные отказы газо­вых цен­три­фуг, и ника­кой эффек­тив­ной откачки через сброс­ную не про­ис­хо­дило. Мне повезло, что моим смен­ным началь­ни­ком про­из­вод­ства был опыт­нейший Н. Н. Жид­ков.

После недолгих, но, думаю, мучи­тель­ных коле­ба­ний он решил под­клю­чить секцию к отсос­ной линии, несмотря на нали­чие в ней гек­сафто­рида урана. Реше­ние бес­преце­дент­ное и не преду­смот­рен­ное ника­кими инструкци­ями.

Однако, как потом уста­но­вила комис­сия, рас­сле­до­вавшая ава­рию, было един­ственно вер­ным. Благо­даря ему уда­лось предот­вра­тить даль­нейшее раз­ру­ше­ние машин. Но это было через несколько дней, напол­нен­ных самыми мрач­ными ожи­да­ни­ями. Уже к четырем часам ночи в цен­траль­ном диспет­чер­ском пункте собра­лось руко­вод­ство завода, а в тече­ние всей днев­ной смены мы давали много­чис­лен­ные уст­ные и письмен­ные объяс­не­ния.

Ника­ких иллю­зий отно­си­тельно своей судьбы не питали — времена и нравы были суро­вые. Еще свежи были в памяти куда более зауряд­ные события в цехе хими­че­ской очистки — из-за раз­ру­ше­ния нескольких машин и после­до­вавшего закрытия секции с долж­но­сти началь­ника смены был «сослан» в тех­бюро В. Арют­кин. Однако для нас все обош­лось — при­чи­ной сбоя был при­знан неудач­ный гид­рав­ли­че­ский режим пас­си­вации, не учи­ты­вавший осо­бен­но­сти пяти­ярус­ной компо­новки. Но потря­се­ние все-таки было велико. С тру­дом мы дора­бо­тали две оставши­еся ноч­ные смены, дожда­лись вер­дикта комис­сии и, не сго­ва­ри­ва­ясь, оба ушли в отпуск.

Много чего еще было потом — и целые корпуса закры­ва­лись из-за неустой­чи­вого элек­тро­снабже­ния, и из-за непра­виль­ной фази­ровки в резерв­ном элек­тро­снабже­нии сго­рали обмотки двига­те­лей клапа­нов целой типо­вой части при отра­ботке частот­ной защиты… Сло­вом, слу­ча­лись абсо­лютно кошмар­ные ситу­ации, о кото­рых нынеш­нее поко­ле­ние экс­плу­а­таци­он­ни­ков имеет (к сча­стью!) лишь тео­ре­ти­че­ское пред­став­ле­ние.

В 1968 году в цехе сме­ни­лось руко­вод­ство. И. Н. Борт­ни­ков напра­вил Б. А. Шме­лева наво­дить поря­док в химцех вме­сто в чем-то про­ви­нившегося В. М. Абу­тина. Во главе цеха № 45 в авгу­сте встал Б. Г. Верши­нин.

Я в то время безмя­тежно стажи­ро­вался на долж­ность смен­ного началь­ника про­из­вод­ства, т. е. был уже в составе про­из­вод­ствен­ного отдела. Но дело не дошло даже до дуб­ли­ро­ва­ния. Неожи­дан­ный вызов к И. Н. Борт­ни­кову, где я услышал пред­ложе­ние (или реше­ние?) занять долж­ность заме­сти­теля началь­ника цеха, все изме­нил.

Как ока­за­лось, из цеха я ухо­дил всего месяца на пол­тора. Борт­ни­ков, конечно, меня не знал, так что этим назна­че­нием, думаю, я обя­зан рекомен­дации Б. А. Шме­лева. Для меня это было весьма важно, т. к. к Борису Алек­се­е­вичу испыты­вал огром­ное уваже­ние. Я и сей­час счи­таю, что в исто­рии завода он был одной из силь­нейших пер­сон, при­рож­ден­ным руко­во­ди­те­лем в силу сво­его систем­ного мыш­ле­ния, пре­вос­ход­ной эру­диции и довольно жест­кого харак­тера. Обще­ние с ним в пер­вые годы ста­нов­ле­ния цеха дало что-то очень цен­ное, но трудно ква­лифици­ру­емое. Я бы назвал это муд­ро­стью, если бы это не было смешно при­ме­ни­тельно к 25-лет­нему пацану. Уроки его не забы­вали.

В свое время я пере­дал началь­нику цеха № 46 Г. Н. Шишен­кову мою объяс­ни­тель­ную на имя Шме­лева, кото­рую храню уже 35 лет. Речь в ней идет о при­чи­нах оста­новки работ в мон­таж­ной зоне. Формально я был прав, но до сих пор немножко гры­зет стыд, когда читаю веж­ли­вую, но совершенно недву­смыс­лен­ную резо­люцию Б. А. Шме­лева.

Итак, август 1968 года. Новая долж­ность и даже комфор­та­бель­ный по тем време­нам каби­нет в при­стройке перед корпу­сом № 3 (затем там был уча­сток заправки маят­ни­ков). Каби­нет этот, узкий, как чулан, запом­нился только одним: сидя как-то за сто­лом и почув­ство­вав, как един­ствен­ное окно за спи­ной что-то заго­ро­дило, обер­нулся и с изум­ле­нием уви­дел внима­тельно разгля­ды­вающую меня… корову. Как она прошла через все кор­доны — сие тайна вели­кая есть, видимо, до сих пор. Но не потешался тогда надо мной только чело­век лени­вый.

Все осталь­ное было не смешно. Работы нава­ли­лось невпро­во­рот. Закан­чи­ва­лась несколько бесша­баш­ная пус­ко­вая пора, и наступал черед рутин­ной экс­плу­а­тации, налажи­ва­ния чет­кого вза­и­мо­действия между служ­бами, орга­ни­за­ции регламент­ных работ, непре­рыв­ной подго­товки и атте­стации работ­ни­ков всех служб и т. д.

А тут подошел и 1970 год со своим эпо­халь­ным событием — объеди­не­нием цехов №№ 45 и 47. Так, в мае 1970 года появился цех № 46. Это была болез­нен­ная опе­рация, сопро­вож­давша­яся небы­ва­лой кад­ро­вой пере­тряс­кой. Болез­нен­ная — пре­жде всего для работ­ни­ков цеха № 47, потому что во главе объеди­нен­ного цеха ока­за­лось руко­вод­ство цеха № 45, т. е. Верши­нин и я. Это напоми­нало опе­рацию трансплан­тации орга­нов: реакция отторже­ния была силь­нейшей. При­чин тому нахо­ди­лось несколько. Пер­вая заклю­ча­лась в том, что до объеди­не­ния цеха №№ 45 и 47 довольно жестко про­ти­во­сто­яли один другому, рев­ниво сле­дили за достиже­ни­ями и неуспе­хами друг друга, и каж­дый цех без­ого­во­рочно счи­тал себя лучшим. Вто­рая при­чина была свя­зана с назна­че­нием началь­ни­ком цеха Верши­нина.

При­знаюсь, не так много дово­ди­лось мне встре­чать столь про­ти­во­ре­чи­вых и закомплек­со­ван­ных людей. Он все­гда был в плену само­утвер­жде­ния, все время ему каза­лось, что авто­ри­тет его недо­ста­точно при­знают, что его ука­за­ния не испол­няются или испол­няются недо­ста­точно быстро.

Отсюда про­ис­те­кает и то, что соста­вило ему недоб­рую репу­тацию, — мог нахамить кому угодно (хотя почти каж­дый раз страшно пережи­вал из-за этого, но сил изви­ниться в себе не нахо­дил), мог неза­служенно оби­деть про­сто из-за сквер­ного настро­е­ния, мог дотошно выис­ки­вать компро­мат на неугод­ного чело­века. Все это доб­рого отноше­ния к нему не при­бав­ляло. Но было и другое. Это был чело­век, спо­соб­ный воспри­нимать чужую невзгоду, как свою соб­ствен­ную. Я не помню слу­чая, чтобы он отмах­нулся от чьей-то просьбы о помощи. И в этих слу­чаях он шел напро­лом и до конца, потому что счи­тал это своей свя­той обя­зан­но­стью.

Это о Верши­нине — чело­веке, а теперь о руко­во­ди­теле. При тра­дици­он­ном под­ходе шан­сов занять такую долж­ность началь­ника самого круп­ного цеха основ­ного про­из­вод­ства у него было немного. При­е­хал он из Сверд­лов­ска-44, где рабо­тал только на опыт­ном про­из­вод­стве и там же закон­чил вечер­ний факуль­тет МИФИ. Обра­зо­ван­но­стью осо­бой не бли­стал и бога­того послуж­ного списка не имел.

Думаю, что И. Н. Борт­ни­ков разгля­дел в нем ту же осо­бен­ность харак­тера, что была при­суща и ему самому, — неис­тре­бимый дух лидер­ства, когда любое место, кроме пер­вого, это — пораже­ние, про­вал. Эта черта и про­яви­лась у Верши­нина на посту началь­ника в пол­ной мере.

Нечего даже гово­рить о соц­со­рев­но­ва­нии между цехами, когда он задолго до под­ве­де­ния итогов скрупу­лезно под­счи­ты­вал баллы. Любое сорев­но­ва­ние, будь оно по раци­о­на­ли­за­тор­ской работе либо по пре­одо­ле­нию полосы препят­ствий доб­ро­воль­ными пожар­ными дружи­нами, при­во­дило его в бое­вой настрой.

Особо чув­стви­те­лен он был к спор­тив­ным достиже­ниям цеха — здесь про­сто не было удержу. По-моему, у него был «агент» в отделе кад­ров, т. к. любой поступающий на завод со спор­тив­ным раз­ря­дом, не важно по какому виду спорта, почти гаран­ти­ро­ванно попа­дал, хотел он того или нет, в цех № 46.

Но это все вещи хоть и полез­ные, но вто­ро­степен­ные. Важно, что он стремился быть пер­вым в глав­ном — во всем, что каса­лось про­из­вод­ства. Сей­час может казаться наив­ной та гор­дость, кото­рую испыты­вали все, когда цех пер­вым на заводе стал образцо­вым по культуре про­из­вод­ства, по науч­ной орга­ни­за­ции труда и управ­ле­нию про­из­вод­ством и т. д., если не знать, что за этими малопо­нят­ными и казен­ными зва­ни­ями сто­яла колос­саль­ная работа.

И движущей силой всего этого, без­условно, был Верши­нин. Он стал олице­тво­ре­нием духа лидер­ства, кото­рый все­гда был при­сущ заводу, не слу­чайно ставшему полиго­ном многих новых тех­но­логий и местом рож­де­ния новых про­из­водств. Возможно, эта тра­диция лидер­ства — самое круп­ное достиже­ние завода. И слава богу, что она живет и поныне, про­яв­ля­ется во многих вещах, кото­рые у всех на гла­зах и на устах. И самое важ­ное — чтобы она не была утра­чена при неумо­лимой смене поко­ле­ний, осо­бенно руко­во­дящего состава.

Одна­жды мой ста­рый това­рищ по цеху и много­лет­ний началь­ник Ген­на­дий Шишен­ков при­гла­сил меня к себе, чтобы пого­во­рить о всех предъюби­лей­ных воспоми­на­ниях к 40-летию завода. Я вышел из машины около зда­ния № 5А и испытал насто­ящий шок. Слева от зда­ния стоял целый хвой­ный лес из высо­чен­ных елей и сосен. И сразу вспом­нил, как 30 лет назад по насто­я­нию Верши­нина сле­сари-меха­ники во главе с Женей Тужи­ли­ным, мате­рясь и про­кли­ная начальство, выкапы­вали кро­хот­ные елочки в лесу и высажи­вали их на пустыре, наби­том на несколько мет­ров вглубь стро­и­тель­ным мусо­ром, как укры­вали чах­лые деревца от солнца дере­вян­ными щитами, как потеша­лись многие над оче­ред­ной «блажью» элек­тро­химцеха, как пред­ре­кали этим елоч­кам неми­ну­емую и ско­рую гибель…

Никогда не думал, что это может про­из­ве­сти столь силь­ное впе­чат­ле­ние. Стоял и не мог спра­виться с нахлы­нувшими воспоми­на­ни­ями. И, уходя обратно, снова не мог ото­рвать взгляд от этих елей. Сей­час я знаю — почему: для меня они теперь как сим­вол бес­пощад­ного времени — такой же, как лица многих моих уже не рабо­тающих това­рищей, кото­рых иногда встре­чаю в городе, лица уже трудно узна­ва­емые и не все­гда счаст­ли­вые. Того самого времени, кото­рое безжа­лостно унесло многих пре­крас­ных людей, создавших этот цех и его славу: тех­но­логов Алика Галь­ченко и Володю Сапе­това, сле­саря-регу­ля­торщика Петра Седова, брига­ди­ров-под­соб­ниц Машу Екимцеву и Валю Оре­хову и многих других, кото­рых надо обя­за­тельно вспом­нить, всех поименно, и воз­дать им долж­ное... Это нужно уже не им, а тем моло­дым юношам и девуш­кам из раз­ных цехов и отде­лов, кото­рые полагают, что им с неба сва­лился этот пода­рок судьбы — Элек­тро­хи­ми­че­ский завод.