Как я попал в НИИАР
В июне 1968 года после окончания 4-го курса теплоэнергетического факультета Московского энергетического института нас, будущих инженеров АЭС, направили на технологическую практику в г. Мелекесс (с 1972 г. — Димитровград) в НИИ атомных реакторов. Перед этим мы, естественно, заполняли анкеты, потом ждали положительных ответов на них. После сдачи очередных экзаменов нам объявили состав группы, которая и поедет в НИИАР.
Нас было человек пятнадцать (остальных распределили по другим предприятиям Минсредмаша, кого-то оставили на кафедре). От Москвы до Мелекесса мы доехали нормально. Вышли на вокзал и остолбенели от увиденного: «Куда же мы приехали? Это же деревня!!!». В то время деревянные одноэтажные дома по улице Гоголя, кое-где крытые даже соломой, действительно напоминали деревню.
Поселили нас в мужское общежитие по улице Ленина, в «красный уголок» (были тогда в общежитиях такие комнаты). Устроившись, вечером мы практически всей группой решили прогуляться по району, сохранившему и сегодня свое название «соцгород». Он оказался небольшим: от улицы Менделеева до улицы Терешковой. Дальше по улице Ленина строились дома по обеим сторонам улицы. За домом культуры «Восход» была танцплощадка, как ее называли местные — «пластинка». На следующий день с утра на автобусе № 15 мы бесплатно доехали до промплощадки. В отделе кадров на втором этаже представитель первого отдела сообщил, что все могут пройти на промплощадку, кроме товарища Масного, т.к. не совпадают представленные институтом данные с его паспортными данными (было перепутано мое отчество: вместо «Феодосьевич» в сопроводительном письме было «Федосеевич»). Естественно, я расстроился — «накрылась» моя технологическая практика в НИИАРе. Но наш представитель тут же отправил соответствующую телеграмму в институт. И вот, пока ребята через проходную шли на промплощадку, я шёл к автобусу, чтобы возвратиться в общежитие.
Ребята каждый день ездили к 9 утра в НИИАР, узнавали много нового о реакторах и установках института, а я с утра был предоставлен сам себе: шел на озеро Лесное, загорал, купался. Ходил по лесу, благо он был практически везде: стоило только зайти за дома, что стояли по улице.
На третий день пришло подтверждение из института, и меня наконец-то «допустили» в НИИАР. Из всех реакторов промплощадки я не был только на АРБУСе, но из рассказов ребят и их записей в «секретных» тетрадях я понял принцип работы, устройство и реактора, и ТВС, и твэлов.
Конечно, я кое-что знал об АЭС, о центральном и машинном залах и прочее, но то были книжные знания, картинки. А тут вживую я увидел центральный зал реакторных установок СМ, БОР-60 и ВК-50, машинные залы БОР-60 и ВК-50, перегрузочные машины, пульты управления… И все это сопровождалось подробными, обстоятельными рассказами сотрудников, работающих на этих установках. И сейчас я, хоть и с трудом, но вспоминаю их: на СМ это был, кажется, старший инженер установки Виктор Павлович Анисимов, на реакторе БОР-60 — инженер-технолог Борис Николаевич Нечаев, на установке ВК-50 — сам начальник установки — Владимир Анатольевич Щепетильников.
Технологическая практика была рассчитана на две недели, за которые мы должны были посетить все действующие в НИИАРе установки, написать в своих «секретных» тетрадях подробные отчеты об установках (со схемами, рисунками), и сдать курирующему нас старшему преподавателю института своеобразный «экзамен» по практике. Причем, как говорил нам принимающий экзамен, все наши записи будут переданы нам «на руки» для использования при написании дипломной работы только после просмотра первым отделом НИИАРа.
Почему я так подробно описываю столь малое время пребывания в НИИАРе? Потому, что это было моё первое знакомство с будущим местом работы, а то, что я буду здесь работать, у меня не было сомнений — мне всё здесь понравилось: и институт (хотя я еще многое не видел), и люди (со многими я еще не был знаком), и сам «соцгород» (хотя он еще до конца не был построен).
В конце сентября 1968 года нас, уже пятикурсников, распределили по предприятиям Минсредмаша на преддипломную практику и диплом. В НИИАР было направлено 5 человек: Б. Андреев, В. Бай, В. Масный, Д. Треликовский и наш одногруппник из Дагестана (фамилию, к сожалению, забыл).
Приехали в Мелекесс, уже зная, как добраться до НИИАРа. В отделе кадров нам выдали ордера на поселение в мужское общежитие, распределили по подразделениям, сфотографировали на пропуска.
На следующий день с утра, получив пропуска и дождавшись сопровождавших нас на объекты сотрудников, мы разошлись по объектам. Я вместе с Б. Андреевым попал на установку ВК-50 в группу Владимира Александровича Афанасьева, которая занималась исследованием физических и теплогидравлических характеристик реактора. Территориально группа располагалась на четвертом этаже здания установки ВК-50. Меня определили к Виктору Ивановичу Кондратьеву. Группа В. А. Афанасьева была небольшой: человек 5–6, помню из них Юрия Чернобровкина, Петра Смирнова (Пит Семёныч, как его называли в группе), лаборантов Гелия Николаева, Владимира Колмыкова и Валерия Подлабошникова. Группа входила в состав лаборатории Ф-1, начальником которой был Владимир Михайлович Грязев. Кроме группы В. А. Афанасьева, в лаборатории Ф-1 были группы Гаджи Исмаиловича Гаджиева, Владимира Сергеевича Фофанова, куда и попал наш одногруппник Дима Треликовский. Слава Бай и дагестанец попали в лабораторию Бориса Валерьевича Кульпина.
Преддипломная практика для меня заключалась в следующем: ознакомление с устройством реактора ВК-50, с его особенностями, системой контроля теплогидравлических и физических параметров на различных режимах работы; снятие показаний с приборов контроля, их обработка. Всё это и должно было лечь в мою дипломную работу.
Как я уже упоминал выше, нас расселили по комнатам мужского общежития. Я вместе с В. Баем попал в комнату, где в то время проживал Миша Афанасьев (лаборант лаборатории Ф-1), альпинист, участник горных походов как по Кавказу, так и по Тянь-Шаню, Памиро-Алаю. Он познакомил нас с молодежью института, чтобы мы не зацикливались только на работе, а жили насыщенной жизнью.
Защита дипломной работы была назначена на середину февраля 1969 года. К этому времени мы должны были представить свои работы сначала в лабораторию, а потом и в госкомиссию института. Дипломная работа содержала в себе как описательно-расчетную часть, так и иллюстративную, т.е. схемы, чертежи, графики.
Председателем госкомиссии в то время был Юрий Васильевич Чечёткин, членами комиссии были Борис Викторович Самсонов, Николай Викторович Краснояров, Владимир Михайлович Грязев, руководители дипломных работ и сами дипломники, т.е. мы. Защита прошла успешно, и 18 февраля 1969 года мы закончили обучение, оставалось получить сам диплом об окончании учебного заведения и направление на работу. Я очень хотел попасть на работу в НИИАР, и мне посоветовали обратиться к Алексею Ивановичу Назарову, который набирал сотрудников в новую лабораторию радиохимического отдела (для обоснования создания установки «Орёл»). Алексей Иванович с вниманием отнесся к моей просьбе и написал письмо в МЭИ о согласии принять меня на работу.
Вернувшись в Москву и получив диплом инженера-теплофизика, я почти две недели провел в приемной комиссии Минсредмаша по трудоустройству молодых специалистов. Дело в том, что без моего согласия меня распределили в проектную организацию Министерства машиностроения — Горьковский теплоэнергопроект. А НИИАР относился к Министерству среднего машиностроения. И вот пока они там разбирались, пока рассматривали мое заявление и письмо из НИИАРа, прошло две недели. Наконец я получил положительный ответ из министерства, получил направление в НИИАР, получил подъемные на себя, жену и сына (женился на втором курсе, в 1965 году родился сын Андрей). Таким образом, конец февраля и почти весь март были посвящены трудоустройству, небольшому отпуску в г. Тирасполе у родителей, сборам нехитрого студенческого скарба.
28 марта 1969 года моя семья прибыла в Мелекесс. Добрались уже знакомым путем до общежития. Оставив там вещи, я доехал до отдела кадров НИИАР, предъявил им свое направление и направление жены на трудоустройство в институт, получил ордер на временное поселение в женское общежитие (комната 18 кв. м. на первом этаже, окна выходили на стадион «Старт»). Поселились. Кстати, там же дали и направление в детский сад для сына. На следующий день отвели сына в детский сад (на противоположной стороне улицы Ленина, практически напротив общежития) и продолжили обустраиваться (получили багаж).
1 апреля 1969 года я вышел на работу в лабораторию Алексея Ивановича Назарова. Жена Людмила была направлена в лабораторию Александра Ивановича Забелина на установку ВК-50, т.к. она закончила кафедру «Технология воды и топлива». Меня разместили в комнате на третьем этаже здания. Выделили мне стол, стул, электромеханическую счетную машинку (как она сильно стучала!) и сказали: «Вот твое рабочее место. Должен будешь рассчитать температурное поле при захоронении отработавших ТВС с различным остаточным энерговыделением в различных условиях хранения: в воде с принудительной и естественной циркуляцией, в грунте различного состава и т.д.». Я вначале опешил, но сидящие в комнате сотрудники ободряюще улыбались и сказали, что это задание примерно на месяц-два. Я облегченно вздохнул и стал присматриваться, кто же работает со мной. Этими людьми оказались инженеры Виктор Алексеевич Карлов, Николай Семёнович Скляров, Валерий Александрович Макаров, Иван Фёдорович Трофимов, Валерия Фрунзе, лаборантка Галя Кривошеева. Так началась моя трудовая деятельность в НИИАРе, которая продолжалась 42 года, до ухода на пенсию в 2011 г.
Как я уже писал выше, моя работа в НИИАРе началась в лаборатории А. И. Назарова. Первая моя научная работа была посвящена расчетам температурного поля при захоронении облученных и выдержанных какое-то время тепловыделяющих сборок с различным тепловыделением в различных грунтах. Примерно через месяц я закончил расчеты, стал сам печатать отчет, помогала мне Галя Кривошеева. Напечатанный отчет я отнес А. И. Назарову, который быстро его пролистал и сказал, чтобы я обратился к Владимиру Сергеевичу Фофанову в лабораторию Ф-1 Владимира Михайловича Грязева. С бьющимся от волнения сердцем я отнес отчет Фофанову. Примерно через два дня я выпустил свой первый отчет.
В лаборатории А. И. Назарова я проработал недолго, около двух месяцев. Дело в том, что его назначили главным инженером института, а всю лабораторию передали под начало И. Ф. Трофимова. К этому времени я познакомился с Николаем Ледовских, который работал инженером в лаборатории Бориса Валерьевича Кульпина. Нас сблизила любовь к рыбалке, грибной «охоте», работа в стенгазете «Реактор» (в то время практически на каждом объекте выпускали стенгазеты, в которых освещались как злободневные вопросы, так и итоги различных соревнований: как спортивных, так и социалистических). Кроме этого, в лаборатории Б. В. Кульпина работал и мой однокурсник Вячеслав Бай. И когда встал вопрос о дальнейшей работе, я попросил руководство перевести меня в лабораторию Ф-5 (лабораторию Кульпина), все-таки я инженер-теплофизик, а в Ф-5 как раз и занимались вопросами теплофизики и теплогидравлики натриевого теплоносителя для строящегося реактора БОР-60. В этой лаборатории работали инженерами Валерия Алексеевна Борисюк, В. Петухов, А. Мазанов, В. Сроелов, Н. Ледовских, В. Бай и другие.
Определили меня в группу Валерия Семёновича Сроелова на экспериментальный натриевый стенд, который был предназначен для исследования пробкового индикатора примесей в натрии. Моя задача была наблюдать за показаниями приборов, корректировать либо температуру, либо расход натрия через экспериментальный участок.
Помимо рыбалки и грибов, нас с Николаем связала любовь к спортивному ориентированию. Однажды Миша Афанасьев, лаборант лаборатории Ф-1, встретив нас, сказал, что в ближайшие выходные в поселке Курлан будут соревнования по спортивному ориентированию среди подразделений института, и пригласил нас принять участие. Мы согласились. Где-то в среду собрали практически всех участников, и Вадим Кирсанов (научный сотрудник материаловедческого отдела, также заядлый турист-горник) разъяснил суть соревнований: за наименьшее время необходимо найти контрольные пункты на местности, которые обозначены на топографической карте, которую участники получают на старте. Пользоваться можно было компасом и транспортиром. Состав команды — по 3 человека у мужчин и женщин. Стартует вся команда одновременно, а финиш по последнему участнику команды. Наша команда — Николай Ледовских, Слава Бай и я — заняла первое место. И мы увлеклись этим видом спорта. В лаборатории Б. В. Кульпина мне пришлось поработать недолго. Прямо на рабочем месте Борис Валерьевич умер. Сердце…
1969 год подходил к своему завершению, и в конце декабря состоялся энергетический пуск реактора БОР-60. Лабораторию Ф-5 решили расформировать, и передо мной встал вопрос: в какую лабораторию пойти? Руководитель диплома Виктор Иванович Кондратьев предложил мне войти в состав его лаборатории на установке БОР-60. Я, не сомневаясь ни секунды, дал согласие. К В. И. Кондратьеву попали также В. Бай, В. С. Сроелов, В. А. Борисюк. Кроме нас в лаборатории были инженеры Юрий Чернобровкин, Геннадий Антипин, инженер Ливерий Карпович (фамилию, к сожалению, забыл). Территориально лаборатория Ф-6 располагалась на третьем этаже реакторной установки БОР-60, в чистой зоне. На РУ БОР-60 были установлены система контроля температуры теплоносителя на выходе из ячеек активной зоны, система контроля герметичности тепловыделяющих элементов, система контроля примесей в теплоносителе, так называемый пробковый индикатор и другие системы.
Основной задачей лаборатории являлся контроль за температурным состоянием активной зоны, тепловыделяющих сборок и твэлов. Перед лабораторией была поставлена задача — просчитать температурные последствия при срабатывании медленной аварийной защиты, быстрой аварийной защиты, при отключении главных циркуляционных насосов первого или второго контуров установки. Кроме этого, сотрудниками лаборатории отслеживался мощностной режим реактора, а также режимы работы экспериментальной термометрической ТВС, установленной в ячейку Д-23 активной зоны реактора. Я занимался практически всеми вопросами, кроме аварийных расчётов. Ими в основном занимались Гена Антипин и Слава Бай, помогал им и Юрий Чернобровкин с Валерией Борисюк, которая к тому же занималась вопросами технологии натриевого теплоносителя.
В лаборатории В. И. Кондратьева я проработал до 1979 года, став младшим научным сотрудником, научным сотрудником, выпустил в соавторстве порядка 50 с лишним научных отчетов, став соавтором трех изобретений. За это время коллектив лаборатории пополнялся как инженерами, так и лаборантами. В 1975 году к нам на дипломную работу пришел молодой парень Виктор Карпюк. С самого начала он увлекся машинными расчетами, быстро освоил программирование и стал вместе с Геннадием Антипиным выполнять все расчеты. Работать было интересно; люди, окружавшие меня, не кичились тем, что они больше знали и умели. Виктор Иванович, будучи кандидатом технических наук, не отказывал мне, если я что-то не понимал: спокойно, детально всё объяснял, говорил, что надо было бы сделать для улучшения работы.
В это время на РУ БОР-60 чешские специалисты устанавливали так называемый обратный парогенератор. Глядя на это, я предложил рассмотреть обратную компоновку ТВС. Этим вопросом заинтересовался Кондратьев и поручил мне и Карпюку подготовить программу для расчета температурных полей в топливе на различных режимах мощности. С помощью Антипина мы справились с этой задачей, результатом которой стала заявка на изобретение, а также практическое воплощение в жизнь. По нашему техническому заданию конструкторский отдел института разработал рабочие чертежи, а в опытно-экспериментальном цехе были изготовлены детали такого пакета. Заполнение топливом происходило в материаловедческом отделе в лаборатории Александра Маёршина, так как он к этому времени предложил вибротехнологию заполнения трубок твэлов гранулированным топливом. Опытная ТВС была изготовлена и поставлена в активную зону при очередной перегрузке. Результаты эксперимента оказались не такими, как предсказывали расчеты: произошло распухание топлива, смятие нескольких трубок для теплоносителя, превышение температуры топлива. Всё это стало известно после выгрузки пакета, его выдержки и материаловедческих исследований. Как оказалось, необходимо было ввести в топливо некое вещество в виде геттера, способное снизить распухание топлива, например, гадолиний. К сожалению, эти работы были свернуты по причине неудовлетворительных экспериментальных результатов.
Как я упоминал выше, в лаборатории В. И. Кондратьева я проработал до 1979 года. К этому времени у меня был оформлен так называемый пропуск «вездеход», то есть пропуск практически на все объекты института. А весной 1979 года на установке МИР я встретился с Валентином Прокопьевичем Бурукиным, который в это время набирал сотрудников в новую лабораторию нашего отдела для исследования возможностей реакторной установки АРБУС, которая должна была работать в режиме атомной станции теплоснабжения (АСТ). Он предложил мне перейти к нему старшим научным сотрудником, руководителем группы по разработке твэлов для будущей АСТ. Я согласился. На очередном заседании научно-технического совета отдела при рассмотрении вопроса о задачах новой лаборатории Валентин Прокопьевич Бурукин представил штатное расписание лаборатории, в котором предусматривалось три группы: группа по исследованию свойств органического теплоносителя; группа разработки перспективных твэлов для будущей АСТ и группа по очистке органического теплоносителя от примесей с целью снижения коксования теплоносителя на поверхностях твэлов. Проработал я в лаборатории Т-2 отделения тепловых реакторов до 1990 года.
Я хотел бы пожелать молодым специалистам института не зацикливаться на вопросах, связанных с работой. В жизни существует много вещей, которые нуждаются в вашем внимании и участии. И еще: обязательно участвуйте в различных научных семинарах, совещаниях, выступайте со своими предложениями, отстаивайте их; поступайте в аспирантуру, заканчивайте её с успешной защитой диссертаций, и пусть НИИАР останется с вами на всю жизнь!