Марков Сергей Иванович

Сталь типа 15Х2НМФА

Я родился в 1935-ом году в городе Киши­нёве, на тер­ри­то­рии тогдаш­ней Румы­нии, то есть фак­ти­че­ски за гра­ницей. В соро­ко­вом году Бес­са­ра­бия была при­со­еди­нена к СССР, но я этих событий не помню, зато войну и после­во­ен­ные годы помню отчет­ливо. Помню голод. В сорок пятом было полегче, потому что совет­ская армия воз­враща­лась с войны и нас, паца­нов, сол­даты под­карм­ли­вали. Они же видели, как мы выгля­дим. А 46-47-ой годы были очень тяжё­лыми. На вок­зале, на путях искали, чего поесть. Нахо­дили лук в полупу­стых ваго­нах и ели. Ели и пла­кали.

Жили мы с отцом, вдвоём. Отец рабо­тал лино­типи­стом в типографии. Рабо­тал в основ­ном в ноч­ную смену, чтобы зара­бо­тать побольше, так что я с самого дет­ства был в авто­ном­ном пла­ва­нии. Спа­сало то, что летом меня отправ­ляли в пио­нер­ский лагерь на все три смены, там давали рыбий жир и вообще кормили лучше, чем дома. За лето я наби­рал вес, и с этим запа­сом ухо­дил в оче­ред­ное авто­ном­ное пла­ва­ние.

В общем, нелегко жили. Я, к при­меру, не помню, чтобы мы отме­чали домаш­ние празд­ники — только те, кото­рые были свя­заны с демон­страци­ями: Пер­вое Мая, 7-ое ноября. А семей­ных празд­ни­ков не при­помню.

Это при том, что моя род­ная тетушка рабо­тала шеф-пова­ром в ЦК и кормила непо­сред­ственно Лео­нида Ильича Бреж­нева. Вы только подумайте — шеф-повар в ЦК! Но нам в плане еды ничем не могла помочь — тогда с этим было строго. Бреж­нев много ездил по Мол­да­вии, тётушка тоже ездила с ним, они обща­лись непо­сред­ственно. Потом довольно тепло о нём вспоми­нала. Более того — во время зем­ле­тря­се­ния 1976-го года её домик сильно постра­дал, нача­лась какая-то воло­кита, она набра­лась духу и напи­сала Бреж­неву, кото­рый к тому времени стал Гене­раль­ным сек­ре­та­рём ЦК КПСС — и это помогло, их сразу после письма рас­се­лили.

Школа у нас была необыч­ная — желез­но­до­рож­ная. После войны в Киши­неве было около сорока школ, из них 7-8 на мол­дав­ском языке, осталь­ные — рус­ские. А наша не только рус­ская, но и желез­но­до­рож­ная, то есть при­над­лежала управ­ле­нию Киши­нев­ской желез­ной дороги. Очень хорошие были учи­теля — исто­рия, физика, матема­тика… Настолько хорошие, что, к при­меру, по исто­рии мы делали само­сто­я­тель­ные углуб­лен­ные доклады по выбран­ной тема­тике. Я ходил в биб­лио­теку, гото­вился. Потом, когда поступил в инсти­тут, у нас были лекции по марк­сизму-лени­низму. И ока­за­лось, что многое из того, что там препо­да­вали, я уже знал. То же самое — по физике.

Сегодня это назы­вают «диффе­ренци­ро­ван­ным под­хо­дом». Самое стран­ное, что нас учили именно так. Про­дви­ну­тым уче­ни­кам давали более слож­ные зада­ния. В учеб­ни­ках они были отме­чены звёз­доч­ками. И мне все­гда давали со звез­доч­ками.

Отец в школу не ходил, ему было некогда. Но у него было тре­бо­ва­ние: либо ты учишься на одни пятерки, либо, если не хочешь учиться, вот тебе ремес­лен­ное учи­лище. Будешь хорошим стро­и­те­лем, каменщи­ком. Могу взять к себе на работу — будешь наборщи­ком. То есть, тре­бо­ва­ние было такое: если что-то дела­ешь, то делай хорошо. Ну, я и ста­рался — окон­чил школу с сереб­ря­ной меда­лью. С сереб­ря­ной — потому что у нас была раз­на­рядка, на нашу школу выде­лили только одну золо­тую медаль. Её полу­чил Шура Берги­нер, очень талант­ли­вый парень, он потом стал чемпи­о­ном Совет­ского Союза по шаш­кам среди юношей. Но рано умер, к сожа­ле­нию. Вот он полу­чил золо­тую медаль, а ещё чет­веро, в том числе я, полу­чили сереб­ря­ные.

С сереб­ря­ными атте­ста­тами можно было поступать без экза­ме­нов в любой инсти­тут. Но так полу­чи­лось, что нашу желез­ную дорогу объеди­нили с Одес­ской, управ­ле­ние пере­ехало в Одессу, и утвер­ждать атте­статы должны были там. В результате атте­статы нам выдали с опоз­да­нием.

Я уже знал, какая у меня будет спе­ци­аль­ность — либо физика метал­лов, либо метал­ло­ве­де­ние и термо­об­ра­ботка. Соби­рался поступать в Мос­ков­ский инсти­тут стали и спла­вов, но там приём без экза­ме­нов уже закон­чился. И я поехал в Киев, в поли­тех­ни­че­ский инсти­тут. И тоже опоз­дал.

Помню такой момент: сижу в киев­ском аэропорте и листаю спра­воч­ник с переч­нем вузов. Куда у нас ближайший рейс? — В Ста­лино. Это нынеш­ний Донецк. Смотрю по спра­воч­нику: Донец­кий инду­стри­аль­ной инсти­тут, метал­лурги­че­ский факуль­тет. Спе­ци­аль­но­сти: «метал­ло­ве­де­ние и термо­об­ра­ботка». Покупаю билет и лечу в Ста­лино.

При­ле­тел, пошел на собе­се­до­ва­ние. Декан меня отго­ва­ри­вает: «Что ты пой­дешь на эту дев­ча­чью спе­ци­аль­ность? Там одни девушки. Метал­ло­ве­де­ние, мик­ро­скопы». Хотел, чтобы я либо про­кат­чи­ком стал, либо ста­ле­пла­вильщи­ком. Я говорю: «Так я уже зна­ком с метал­ло­ве­де­нием». — «А что ты читал?» — Я стал пере­чис­лять книжки, кото­рые про­чи­тал. Он уди­вился и гово­рит: «Ну, тогда ладно».

Так я попал в группу, где было 25 деву­шек и 6 ребят. Группа ока­за­лась стойкая — все оста­лись в своей про­фес­сии. Я как стал заниматься с пер­вого дня метал­ло­ве­де­нием и термо­об­ра­бот­кой, так и до сего­дняш­него дня.

По рас­пре­де­ле­нию попал в Сара­тов. Рабо­тал на Тре­тьем Госу­дар­ствен­ном под­шип­ни­ко­вом заводе, создан­ном на базе эва­ку­и­ро­ван­ного из Москвы Пер­вого ПЗ. Там многие мос­ков­ские спе­ци­а­ли­сты оста­лись, не уехали. Мой пер­вый настав­ник на Тре­тьем ГПЗ Сапрыкин был корен­ной моск­вич. В Москве жилищ­ные усло­вия были хуже, а в Сара­тове они со време­нем обза­ве­лись кто квар­ти­рами, кто домиш­ками, ну и, как гово­рится — от добра добра не ищут. Квар­тир­ный вопрос в конце пяти­де­ся­тых годов много что зна­чил.

Рабо­тал я в термичке, старшим масте­ром терми­че­ского отде­ле­ния. Термичка на заводе была узким гор­лыш­ком, тормо­зившим весь про­из­вод­ствен­ный процесс. Терми­стов не хва­тало. Всё отде­ле­ние было зава­лено шта­бе­лями сырых неза­ка­лен­ных колец. Нет терми­ста — печку выклю­чают, и она не рабо­тает. При­шёл термист — раз­ду­вай заново. В общем, не по уму.

Я посмот­рел, про­ана­ли­зи­ро­вал и решил, что можно сде­лать так, чтобы два чело­века обслужи­вали три агрегата, или 3 чело­века — 5 агрега­тов. Они же идут в ряд. Про­сто неко­то­рые допол­ни­тель­ные функции должен взять на себя элек­трик, и мастер чтоб не ходил руки в брюки.

Пого­во­рил со сво­ими терми­стами. Дого­во­рился с начальством, что ребя­там будут допла­чи­вать. И у нас полу­чи­лось. Постепенно все смены пере­шли на мой метод, шта­беля колец рас­со­са­лись, мы пере­стали быть узким местом на про­из­вод­стве.

Обо мне напи­сали в газе­тах, даже из Москвы при­езжал кор­ре­спон­дент. Тогда, в конце 50-х, сильно про­паган­ди­ро­вали движе­ние удар­ни­ков комму­ни­сти­че­ского труда. И я, в общем, попал в обойму.

Но был моло­дой, наг­лый, и через три года, отра­бо­тав положен­ный по рас­пре­де­ле­нию срок, пере­вёлся на 15-ый под­шип­ни­ко­вый завод, кото­рый стро­ился в Волж­ском, под Волго­гра­дом. Почему? Потому что хотел квар­тиру. У меня к тому времени были уже жена, ребё­нок. Мы втроём юти­лись в одной ком­нате двух­ком­нат­ной комму­налки. А в Волж­ском мне, как удар­нику комму­ни­сти­че­ского труда и класс­ному спе­ци­а­ли­сту, обещали в тече­ние года дать квар­тиру. Под эти гаран­тии мы пере­ехали и через год полу­чили трёх­ком­нат­ную квар­тиру. Но, конечно, при­ш­лось там вка­лы­вать о-го-го, сут­ками напро­лет. И стро­и­лись, и рабо­тали одно­временно.

Там я позна­комился с одним пар­нем, он учился в аспи­ран­туре. И от него зара­зился этой идеей — про­должить обу­че­ние. Узнал, что в Москве есть такой инсти­тут ЦНИ­ИТМАШ. Напи­сал туда в учебно-мето­ди­че­ский центр, мне отве­тили. Послал им рефе­рат. При­няли. Год учился заочно, через год при­е­хала сотруд­ница учебно-мето­ди­че­ского цен­тра и стала уго­ва­ри­вать пере­ве­стись в очную аспи­ран­туру. Им понра­вился мой вступи­тель­ный рефе­рат. Очень горячо уго­ва­ри­вала.

Здесь тогда был подъем, много живых работ, в основ­ном по теп­ло­вой энерге­тике. Атом­ной тема­тики в 60-е годы ещё не было, но пол­ным ходом стро­и­лись гид­ро­тур­бины, гид­ро­станции, котлы. Это всё была пре­рога­тива ЦНИ­ИТМАШа. Нужны были актив­ные ребята, чтобы нау­кой заниматься, ездить в коман­ди­ровки — Таган­рог, Ижора, «Уралмаш», Харь­ков­ский тур­бин­ный… Эти все заводы я потом не про­сто объез­дил, а, можно ска­зать, обжил.

Короче, я стал аспи­ран­том-очни­ком. В 1970-м году защи­тился. Как раз к тому времени стали под­клю­чать ЦНИ­ИТМАШ к атом­ной тема­тике в пол­ную силу. Реше­ние о том, что мы будем заниматься вопро­сами стро­и­тельства блока ВВЭР-1000, при­нима­лось на уровне ЦК и Совета мини­стров.

Дело в том, что до начала 1970-х годов у нас были реак­торы ВВЭР-440. Их делали из мате­ри­ала с кра­си­вым наиме­но­ва­нием 48-ТС-3-40. Это мате­риал раз­ра­бо­тал ЦНИИ «Проме­тей». Однако новый про­ект ВВЭР-1000 не мог быть реа­ли­зо­ван с исполь­зо­ва­нием этого мате­ри­ала, поскольку уро­вень проч­но­сти у него был не такой высо­кий. В результате вес отдель­ных элемен­тов и самого реак­тора воз­рас­тали настолько, что наши заводы, подъемно-транспорт­ное обо­ру­до­ва­ние, подъезд­ные пути, краны — они не могли обес­пе­чить про­из­вод­ство подоб­ной кон­струкции.

Кроме того, име­лось непре­лож­ное тре­бо­ва­ние, чтобы габа­риты реак­тора поз­во­ляли пере­во­зить его по желез­ной дороге. Зна­чит, мы должны были уменьшить диаметр до раз­решен­ных по пере­возке.

Отсюда воз­никла необыч­ная задача — создать новый мате­риал с другим уров­нем проч­ност­ных харак­те­ри­стик. Ана­логов в мире не было, потому что на Западе, в первую оче­редь в Соеди­нен­ных Шта­тах Аме­рики, такой про­блемы не суще­ство­вало. У них были хорошие дороги, мосты. Им не нужно было пере­стра­и­вать всю транспорт­ную инфра­струк­туру. Поэтому у них с самого начала реак­торы имели большие габа­риты, большие диаметры. Из-за этого ради­аци­он­ная нагрузка на корпус была зна­чи­тельно меньше, потому что чем больше диаметр, тем меньше интеграль­ная нагрузка по облу­че­нию. Так что у них совершенно другие мате­ри­алы — зна­чи­тельно пла­стич­нее, но одно­временно с более низ­ким уров­нем проч­но­сти.

В общем, начи­нали с нуля. Дирек­то­ром инсти­тута был тогда Нико­лай Нико­ла­е­вич Зорев. Он понимал, что задачу надо решать комплексно, что в оди­ночку мы не потя­нем, нужно задейство­вать все мате­ри­аль­ные, интел­лек­ту­аль­ные и тех­но­логи­че­ские ресурсы по дан­ному направ­ле­нию.

Помню, мы с ним поехали в Киев, где объезжали ака­деми­че­ские инсти­туты, кото­рые занима­лись сход­ными тех­но­логи­че­скими вопро­сами и облу­че­нием. Самое смеш­ное, что меня он при­влёк в самый послед­ний момент, так что я выпал из орга­ни­за­ции коман­ди­ровки и вынуж­ден был сам зака­зы­вать себе гости­ницу. И когда мы при­е­хали, выяс­ни­лось, уже под вечер, что для дирек­тора никто не забро­ни­ро­вал номер. А мы весь день бегали и даже не ели. Где-то там пирожки на ходу. И только в послед­нем из инсти­ту­тов, кото­рые были в нашей программе, Нико­лай Нико­ла­е­вич попро­сил «орга­ни­зо­вать» нам гости­ницу. Хозя­ева стали назва­ни­вать по всем гости­ни­цам — впу­стую. Нигде ничего. В те времена с гости­ни­цами было туго.

Я Нико­лаю Нико­ла­е­вичу говорю — а он на два­дцать лет старше меня: «Поезжайте на мое место, у меня бронь». Отка­зался. Пошли в ресто­ран ужи­нать. Я спро­сил у швейцара: «У вас есть люди, у кото­рых можно снять угол?» Он дал какой-то адрес. Пошли по адресу: дождь, темень, какие-то трущобы на холмах. А Нико­лай Нико­ла­е­вич весе­лится: «Какой кра­си­вый город! — гово­рит. — Хорошо, что мы прогу­ля­лись!» — В общем, там тоже всё ока­за­лось заня­тым. В результате поехали в аэропорт и там нашли ему койку, чуть ли не в ком­нате матери и ребёнка. Наутро он уле­тел, а я остался дела доде­лы­вать.

Так вот — Зорев сумел уви­деть всю слож­ность пред­сто­ящих работ. Одно­временно запу­стил работы по всем направ­ле­ниям. Одно­временно про­би­вал инве­сти­ро­ва­ние, и не про­сто инве­сти­ро­ва­ние, а большие деньги, очень большие деньги для того, чтобы закупать новое обо­ру­до­ва­ние. И не только для ЦНИ­ИТМАШа. Оснащали не только себя, но и предпри­я­тия, под­клю­чен­ные к про­из­вод­ству по нашей тема­тике. Впер­вые в Совет­ском Союзе на Ижор­ском заводе появи­лась уста­новка, поз­во­ляющая ваку­уми­ро­вать металл, то есть посред­ством вне­печ­ной обра­ботки и ваку­уми­ро­ва­ния полу­чать металл со зна­чи­тельно лучшими харак­те­ри­сти­ками. Я там рабо­тал, отслежи­вал про­из­вод­ство пер­вых обе­чаек для корпуса реак­тора. Там были вопросы по содер­жа­нию вред­ных при­ме­сей, кото­рые могли огра­ни­чить срок службы реак­тора. И мы в ава­рий­ном порядке ана­ли­зи­ро­вали, снимали допол­ни­тель­ные пробы.

Тогдаш­ний пре­зи­дент Ака­демии Наук Алек­сан­дров Ана­то­лий Пет­ро­вич чуть ли не каж­дые два часа зво­нил на завод и спраши­вал, как идут дела. Можете пред­ста­вить такое сегодня?..

Не только на Ижор­ском заводе, но и в Крама­тор­ске на «Энерго­маш­спец­стали» — там целые под­раз­де­ле­ния созда­ва­лись, завод­ские лабо­ра­то­рии. Коман­ди­ровки у нас исчис­ля­лись не днями, а меся­цами. Ока­зией пере­да­вали оформ­лен­ные коман­ди­ро­воч­ные в ЦНИ­ИТМАШ, откры­вали новым при­ка­зом и там оста­ва­лись, потому что суще­ство­вали огра­ни­че­ния по оплате коман­ди­ро­вок свыше месяца.

В результате было при­нято реше­ние открыть отде­ле­ния ЦНИ­ИТМАШа на основ­ных заво­дах: на Ижоре, в Крама­тор­ске, Подольске, Харь­кове…. Это очень здо­рово помогло.

Кстати, неплохо было бы и сей­час вер­нуться к этой системе, потому что, к сожа­ле­нию, если до 1990-х годов откло­не­ния от тре­бо­ва­ний тех­ни­че­ских усло­вий по реак­то­рам или по вто­рому кон­туру слу­ча­лись редко и воспри­нима­лись как чрез­вы­чай­ное про­ис­ше­ствие, то сей­час это сплошь и рядом. Тех­но­логи­че­ская дис­ци­плина на про­из­вод­стве падает, обо­ру­до­ва­ние уста­ре­вает…

Ладно, не буду забегать впе­рёд. Обо всём по порядку. При созда­нии пер­вого реак­тора ВВЭР-1000 для Ново­во­ро­неж­ской АЭС ста­ра­лись учесть многое из того, что не учи­ты­ва­лось пре­жде, на преды­дущих корпу­сах. Там многого не учли. Не пред­став­ляли, насколько сильно воз­действует на металл облу­че­ние. Он ста­но­вится хруп­ким, а хруп­кость при­во­дит к тому, что огра­ни­чи­ва­ется срок службы. Не были учтены фак­торы, вли­яющие на степень этого охруп­чи­ва­ния. При­мес­ные элементы (фосфор, медь) не учи­ты­ва­лись. Более того, почему-то даже не были преду­смот­рены образцы-сви­де­тели в реак­торе, чтоб потом их вытас­ки­вать и смот­реть, как они себя ведут. На ВВЭР-440, к при­меру, выре­зали так назы­ва­емые лодочки из корпуса для того, чтобы опре­де­лить степень охруп­чи­ва­ния.

В общем, работа была очень напряжен­ной. Зато нам уда­лось заложить в нашу сталь такой потенциал, что вот уже 36 лет наша марка — 15Х2НМФА-А — удо­вле­тво­ряет посто­янно рас­тущие тре­бо­ва­ния кон­струк­то­ров. Создали три модифи­кации — для актив­ной зоны, на патру­бо­вые обе­чайки, тре­тью для крышки и эллип­со­ида. Изна­чально предпо­лага­лось, что срок службы пятого блока Ново­во­ро­неж­ской АЭС будет 25 лет. Сей­час он рабо­тает на обос­но­ван­ном про­длен­ном ресурсе с 25-ти лет до 57-ми. То есть, испыта­ния образцов-сви­де­те­лей, кото­рые там были заложены, пока­зали, что всё нормально. В новые про­екты, созда­ва­емые сегодня, с самого начала закла­ды­вают срок 60 лет — благо­даря нашей стали. Пред­став­ля­ете, какая эко­номия — сотни мил­ли­о­нов не руб­лей даже, а евро! При этом мы гаран­ти­руем, что и сто лет может про­сто­ять наш корпус. Из той же стали.

Тут надо понимать сле­дующее. Чтобы улучшать и под­нимать уро­вень служеб­ных и тех­ни­че­ских харак­те­ри­стик корпуса реак­тора, нужна посто­ян­ная работа по совершен­ство­ва­нию этой тех­но­логии. Повышать тре­бо­ва­ния по вред­ным при­ме­сям, улучшать тех­но­логию, начи­ная с выплавки. Так оно и было, пока мы вхо­дили в Мини­стер­ство тяже­лого транспорт­ного и энерге­ти­че­ского маши­но­стро­е­ния. Для того, чтобы при­нять реше­ние о финан­си­ро­ва­нии, доста­точно было разумно и про­сто в пояс­ни­тель­ной записке объяс­нить, что к чему, и дать при­мер­ную смету затрат. Вопросы о том, что «нет денег», — они не воз­ни­кали. Воз­ни­кали вопросы: «Вам это нужно? Объяс­ните, почему». И каж­дый год от ЦНИ­ИТМАШа шли документы в мини­стер­ство, в соот­вет­ствующие отделы, в кото­рых выстав­ля­лись тема­ти­че­ские вопросы со всем необ­хо­димым для них объяс­не­нием, почему и как.

Отдача была колос­саль­ная. В 1980-е годы ЦНИ­ИТМАШ был на очень высо­ком уровне — и с точки зре­ния тео­ре­ти­че­ских работ, кото­рые обу­слав­ли­вали появ­ле­ние новых тех­но­логи­че­ских процес­сов, и с точки зре­ния внед­ре­ния новых тех­но­логий. В ЦНИ­ИТМАШе роди­лась тех­но­логия авто­ма­ти­че­ской сварки в угле­кис­лом газе. Любав­ский, Новожи­лов — они стали лау­ре­а­тами Ленин­ской премии. Само­твер­деющие смеси, Лясс, — тоже Ленин­ская премия. Эти две тех­но­логии совершили рево­люци­он­ный пере­во­рот во всем мире. Почему? Потому что авто­ма­ти­че­ская сварка в защит­ной газо­вой среде (угле­кис­лый газ) про­дви­нула эту тех­но­логию с точки зре­ния возмож­но­стей авто­ма­ти­за­ции, рез­кого повыше­ния каче­ства самого свар­ного соеди­не­ния. А жид­кие само­твер­деющие смеси, помимо всего про­чего, пол­но­стью изме­нили культуру про­из­вод­ства. Вме­сто гряз­ных цехов... Если зайти в цех, где исполь­зуются эти само­твер­деющие смеси, там только герани не хва­тает на под­окон­ни­ках.

А сей­час, на про­тяже­нии послед­них пяти лет, по атом­ной тема­тике для ВВЭР финан­си­ро­ва­ния нет вообще. Мы ска­ти­лись на уро­вень орга­ни­за­ции, кото­рая выпол­няет две функции. Пер­вая — согла­со­ва­ние про­ек­тов: «Гид­ропресс» при­сы­лает их нам, мы ста­вим подпись. И самая непри­ят­ная функция, кото­рая начи­нает с годами пре­ва­ли­ро­вать, это согла­со­ва­ние отче­тов о несо­от­вет­ствии. То есть мы обос­но­вы­ваем те или иные отступ­ле­ния от тре­бо­ва­ний тех­ни­че­ских усло­вий и про­пус­каем в даль­нейшее про­из­вод­ство. Для тех­но­генно-опас­ных объек­тов это очень рис­ко­ван­ная поли­тика.

В те годы мы и думать не могли при­ступить к работе, пока не утвер­дят мето­дику ее про­ве­де­ния на Уче­ном совете. Круп­ные работы рас­смат­ри­ва­лись на инсти­тут­ском уровне, осталь­ные — в отде­лах.

Когда регу­лярно, пери­о­ди­че­ски про­во­дят засе­да­ния уче­ных сове­тов, это застав­ляет людей думать, гото­виться. Учат их, в конце концов, аргумен­ти­ро­ванно излагать свои мысли, участ­во­вать в дис­кус­сиях. Сей­час это прак­ти­че­ски замо­рожено. А ведь в науч­ном мире тра­диции — они не про­сто тра­диции. Это усто­явши­еся формы суще­ство­ва­ния пол­ноцен­ной, пло­до­твор­ной науч­ной жизни.

Теперь про­должу. Опытно-промыш­лен­ные работы в нашей отрасли занимают дли­тель­ный период, поэтому, чем больший заложен потенциал в раз­ра­ба­ты­ва­емых ста­лях — потенциал совершен­ство­ва­ния, возмож­но­сти после­до­ва­тель­ного улучше­ния служеб­ных качеств и других харак­те­ри­стик — тем дольше и надеж­нее будет срок экс­плу­а­тации этих ста­лей.

С раз­ра­бо­тан­ными нами в 70-х годах мар­ками стали типа 15Х2НМФА для корпуса реак­тора мы рабо­таем с 1981-го года, когда был запущен пятый блок ВВЭР-1000 (вто­рое поко­ле­ние). И посто­янно совершен­ствуем, уже­сто­чая тре­бо­ва­ния по содер­жа­нию вред­ных при­ме­сей, неме­тал­ли­че­ских вклю­че­ний, улучшая тех­но­логию про­из­вод­ства наших ста­лей. И как след­ствие этого, реак­торы тре­тьего поко­ле­ния — из тех же марок стали, реак­торы поко­ле­ния «3+» — из тех же ста­лей. Сей­час мы обос­но­вы­ваем наше утвер­жде­ние, что и чет­вер­тое поко­ле­ние ВВЭР-С может тоже изго­тав­ли­ваться из наших марок ста­лей типа 15Х2НМФА.

Мы избежали ошибки ЦНИИ «Проме­тей» по стали марки 48-ТС-3-40, кото­рую при воз­ник­но­ве­нии более высо­ких тре­бо­ва­ний для реак­то­ров ВВЭР-1000 ока­за­лось невозмож­ным исполь­зо­вать. Мы заложили в нашу сталь такой потенциал, что вот уже 36 лет она удо­вле­тво­ряет посто­янно рас­тущие тре­бо­ва­ния по тех­ни­че­ским харак­те­ри­сти­кам, экс­плу­а­таци­он­ной надеж­но­сти и долго­веч­но­сти. Рефе­рент­ность корпу­сов ВВЭР из наших марок ста­лей типа 15Х2НМФА-А создала огром­ное пре­имуще­ство «Роса­тому» на меж­ду­на­род­ном рынке!

Сей­час, согласно стра­тегии «Роса­тома», раз­ра­ботка реак­то­ров 4-го поко­ле­ния осуществ­ля­ется эво­люци­он­ным и инно­ваци­он­ным путями. На пер­вом этапе предпо­лага­ется эво­люци­он­ный путь совершен­ство­ва­ния. Это так назы­ва­емый ВВЭР-С. В этом слу­чае КПД повы­сится не кар­ди­нально, и параметры теп­ло­но­си­теля резко не воз­рас­тут, и цикл не замкнется, но суще­ствен­ное улучше­ние тех­ни­че­ских харак­те­ри­стик будет. И мы уже докла­ды­вали на НТС «Роса­тома» о том, что наша базо­вая сталь при неко­то­ром усо­вершен­ство­ва­нии может быть реа­ли­зо­вана на эво­люци­он­ном этапе.

А вто­рая ветвь раз­ви­тия 4-го поко­ле­ния — так назы­ва­емые ВВЭР-СКД. Это сверх­кри­ти­че­ские дав­ле­ния и более высо­кие темпе­ра­туры теп­ло­но­си­теля. Мы для этих реак­то­ров пред­ложили уже совсем дру­гой мате­риал, кото­рый отста­и­ваем в жест­кой кон­ку­ренции с мате­ри­а­лом, пред­ложен­ным ЦНИИ «Проме­тей».

А что каса­ется исполь­зо­ва­ния тех­но­логии ВВЭР (клас­сики) — ни одной копе­йки мы не полу­чаем. Эти работы идут в иници­а­тив­ном порядке. Всё, что мы сде­лали, мы сде­лали без каких-либо денеж­ных вли­ва­ний со сто­роны «Роса­тома».

Послед­нюю работу — вме­сте с кур­ча­тов­цами. Выиг­рали грант Мин­на­уки. Но она каса­лась только лабо­ра­тор­ных этапов. Теперь нужно пере­хо­дить на опытно-промыш­лен­ные. Понятно, что они должны финан­си­ро­ваться «Роса­томом» для про­ве­де­ния опытно-промыш­лен­ных работ и атте­стации новой стали и сва­роч­ных мате­ри­а­лов.

Пока у нас ещё есть фора. Весь мир испыты­вает колос­саль­ные труд­но­сти с реа­ли­за­цией ВВЭР-СКД. Уве­ли­чи­ва­ется дав­ле­ние, утолщаются стенки, реак­торы ста­но­вятся неподъем­ными. А у нас уже есть мате­ри­алы, есть опыт про­из­вод­ства. Пока там аме­ри­канцы, Южная Корея, Япо­ния будут рас­ка­чи­ваться, раз­ра­ба­ты­вать новые мате­ри­алы и осва­и­вать тех­но­логию их про­из­вод­ства мы можем создать голов­ные блоки ВВЭР-СКД, кото­рые будут рефе­рент­ными. Их будут покупать, потому что ана­логов на тот момент не будет. Для этого не тре­бу­ется больших денег, но выгоды будут колос­саль­ными.

При этом у нас есть вари­анты огром­ной эко­номии. В отли­чие от того, что дела­лось в 1980-е годы, когда опыт­ные обе­чайки раз­ре­за­лись и не исполь­зо­ва­лись в даль­нейшем, мы можем сегодня сразу пред­лагать изго­тав­ли­вать не опыт­ные, а опытно-промыш­лен­ные обе­чайки. Современ­ные методы оценки таковы, что, полу­чая положи­тель­ные результаты, мы можем обос­но­ванно пере­во­дить опытно-промыш­лен­ные изде­лия в промыш­лен­ные, то есть в товар.

Сей­час наш инсти­тут с при­хо­дом нового гене­раль­ного дирек­тора Орлова В. В. уси­лил свои действия по дивер­сифи­кации.

Суще­ствует стра­теги­че­ское соглаше­ние с компа­нией «НОВАТЭК». Она занима­ется добы­чей газа, тех­но­логией его сжиже­ния и транспор­ти­ровки сжижен­ного газа. Они обра­ти­лись к нам с прось­бой удеше­вить сто­и­мость сооруже­ний, свя­зан­ных с пере­ра­бот­кой газа, где основ­ное тре­бо­ва­ние — это холо­до­стой­кость для многих кон­струкций, резер­ву­а­ров и других объек­тов. При­том темпе­ра­тура хрупко-вяз­кого пере­хода у них не минус 55C. А самое мяг­кое тре­бо­ва­ние — это минус 90C. Вто­рой уро­вень тре­бо­ва­ний — это минус 140C. А тре­тий — минус 196C. Мы отклик­ну­лись на их пред­ложе­ние, создали в крат­чайшие сроки такие эко­номно-леги­ро­ван­ные стали. Теперь пред­лагаем свои комплекс­ные услуги, то есть: будем зака­зы­вать эти стали на метал­лурги­че­ских ком­би­на­тах, отслежи­вать его про­из­вод­ство по нашим тех­ни­че­ским усло­виям, гаран­ти­руя каче­ство, и постав­лять на заводы-изго­то­ви­тели. В част­но­сти, на «ЗиО-Подольск». Ждем, когда окон­ча­тельно решится этот вопрос.

Это как раз тот слу­чай, когда при дивер­сифи­кации исполь­зу­ется наш прошлый опыт. Тем более, что такого рода дивер­сифи­кация абсо­лютно есте­ственна для нас, поскольку в ЦНИ­ИТМАШе изна­чально шла опре­де­лен­ная гра­дация по направ­ле­ниям. Одни занимаются мате­ри­а­лами, кото­рые рабо­тают при сред­них и высо­ких темпе­ра­ту­рах, так назы­ва­емыми теп­ло­стойкими ста­лями, другие холод­но­стойкими, тре­тьи — инструмен­таль­ными и так далее.

И еще. О струк­туре инсти­тута. В годы расцвета чис­лен­ность сотруд­ни­ков ЦНИ­ИТМАШа вме­сте с отде­ле­ни­ями дохо­дила до 6 тысяч. Сегодня, навер­ное, столько не нужно. Сегодня, грубо говоря, их в десять раз меньше. Зато обслужи­вающего пер­со­нала, руко­во­дящего, топ-мене­дже­ров — в десять раз больше. Это, по-моему, оче­вид­ный нон­сенс.

В нынеш­ней ситу­ации нам не нужно иметь в струк­туре АО НПО ЦНИ­ИТМАШ 5 инсти­ту­тов, чис­лен­ность кото­рых по 100-150 чело­век. У нас раньше отдел, как пра­вило, имел такую чис­лен­ность. Нам не нужны отделы чис­лен­но­стью 10-15 чело­век и лабо­ра­то­рии, кото­рые состоят из 1-2 чело­век. И в струк­туре инсти­тута вообще не должны быть управ­ле­ния. Это другие гори­зонты.

Очень рас­счи­ты­ваю на то, что нынеш­нее руко­вод­ство ЦНИ­ИТМАШа сумеет опти­ми­зи­ро­вать его струк­туру, кото­рая в мак­сималь­ной степени обес­пе­чит высо­кие про­из­во­ди­тель­ность труда и эффек­тив­ность отдачи каж­дого сотруд­ника.

ЦНИ­ИТМАШ, как голов­ная мате­ри­а­ло­вед­че­ская орга­ни­за­ция, должна, как было раньше, в пол­ной мере опре­де­лять тех­ни­че­скую поли­тику в отрасли. С посто­ян­ным совершен­ство­ва­нием тех­но­логий, поис­ком и пред­ложе­нием новых тех­но­логи­че­ских при­емов, обес­пе­че­нием непре­рыв­ного роста каче­ства, созда­вать тех­но­логи­че­ские кон­ку­рент­ные пре­имуще­ства на меж­ду­на­род­ных рын­ках. За всем этим стоит необ­хо­димость посто­ян­ного напряже­ния ума. Но — без соот­вет­ствующего финан­си­ро­ва­ния мы можем только обос­но­вы­вать или нет, как я уже ска­зал, про­движе­ние изде­лий с теми или иными откло­не­ни­ями.