Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Козлова Елена Александровна

Пред­се­да­тель Совета вете­ра­нов АО «НИКИМТ-Атом­строй». Про­ра­бо­тала 30 лет в отде­ле­нии спе­ци­аль­ных покрытий. Инже­нер, автор более 80 ста­тей и 20 изоб­ре­те­ний. Награж­дена Орде­ном Муже­ства, отрас­ле­вым зна­ком «За вклад в раз­ви­тие атом­ной отрасли» 1-й степени и другими награ­дами.
Козлова Елена Александровна

4 ноября 1964 года я защи­тила диплом­ную работу в МХТИ им. Д. И. Мен­де­ле­ева по теме «Про­из­вод­ство поли­сти­рола» и была направ­лена по рас­пре­де­ле­нию в Научно-иссле­до­ва­тельский и кон­струк­тор­ский инсти­тут мон­таж­ной тех­но­логии (НИКИМТ), кото­рый вхо­дил в состав 12 ГУ Мини­стер­ства сред­него маши­но­стро­е­ния. В тру­до­вой книжке было запи­сано, что я была при­нята на работу в п/я 1036 5 марта 1965 года. До этого я сидела дома, так как в марте 1963 года вышла замуж за сту­дента нашего инсти­тута Бориса Михай­ло­вича Коз­лова, а 17 ноября 1964 года у нас родился сын Михаил.

Иван Ива­но­вич Гера­симов (1911-1981) при­нимал меня на работу в 1965 году, и бук­вально через год, в 1966 году, мне как моло­дому спе­ци­а­ли­сту выде­лили одно­ком­нат­ную малога­ба­рит­ную квар­тиру в Бес­куд­ни­кове. Это облег­чило мою жизнь, так как я ездила на работу из Бирю­лева, где жила вме­сте с папой и своей семьей. На ново­се­лье я при­гла­сила свою сту­ден­че­скую группу, и мы празд­но­вали, сидя на полу, — ника­кой мебели у меня пока что не было.

Юрий Федо­ро­вич Юрченко до назна­че­ния его дирек­то­ром НИКИМТа рабо­тал глав­ным инже­не­ром инсти­тута, поль­зо­вался огром­ным уваже­нием. В 1976 году, когда меня назна­чали началь­ни­ком лабо­ра­то­рии в ОСП, он меня под­держал, и его слово ока­за­лось решающим при под­ве­де­нии итогов кон­курса. В моей харак­те­ри­стике было напи­сано, что я обла­даю повышен­ной эмоци­о­наль­но­стью. «В чем она заклю­ча­ется?» — спро­сил Юрченко. Ему отве­тили: «Руга­ется с начальством». — «Ну а как же с вами еще разго­ва­ри­вать!». Все засме­я­лись и прого­ло­со­вали за мою кан­ди­да­туру.

В НИКИМТе была заоч­ная аспи­ран­тура, и 2 ноября 1977 года, уже будучи началь­ни­ком лабо­ра­то­рии теп­ло­изо­ляци­он­ных и теп­ло­за­щит­ных мате­ри­а­лов, я защи­тила дис­сер­тацию, и мне была при­сво­ена уче­ная степень кан­ди­дата тех­ни­че­ских наук. Все работы в НИКИМТе я выпол­няла под науч­ным руко­вод­ством Юрия Нико­ла­е­вича Мед­ве­дева. Он с увле­че­нием брался за реше­ние все­возмож­ных слож­ных про­блем, пред­лагал ориги­наль­ные реше­ния, и рабо­тать с ним было очень инте­ресно. Но так как Ю. Н. Мед­ве­дев не имел уче­ной степени, то науч­ным руко­во­ди­те­лем при подго­товке дис­сер­тации у меня был кан­ди­дат тех­ни­че­ских наук Борис Нико­ла­е­вич Его­ров — руко­во­ди­тель отде­ле­ния спецпо­крытий. Он научил меня пра­вильно излагать мате­риал при напи­са­нии ста­тей, что мне очень помогло при оформ­ле­нии дис­сер­тации, да и потом, когда я стала выступать с докла­дами на конфе­ренциях и писать книги.

13 марта 1985 года мне было при­сво­ено уче­ное зва­ние старшего науч­ного сотруд­ника по спе­ци­аль­но­сти «Тех­но­логия и пере­ра­ботка пла­сти­че­ских масс и стек­лопла­сти­ков». Начи­ная с 1972 года я вме­сте со сво­ими кол­легами участ­во­вала в выстав­ках в пави­льоне "Атом­ная энергия" на ВДНХ. Наи­бо­лее инте­рес­ные раз­ра­ботки награж­да­лись меда­лями ВДНХ. В наше время было очень почетно полу­чить такую медаль. Это вли­яло на карьер­ный рост и, соот­вет­ственно, на зарплату. Подробно о своих науч­ных иссле­до­ва­ниях я рас­ска­зала в книге «Вме­сте по жизни». Эта книга есть у многих моих дру­зей, поэтому повто­ряться не буду. На этих выстав­ках я полу­чила две сереб­ря­ные и три брон­зо­вые медали, а также удо­сто­ве­ре­ние участ­ника ВДНХ.

Наши раз­ра­ботки все­гда имели новизну, и Госу­дар­ствен­ный коми­тет по делам изоб­ре­те­ний реги­стри­ро­вал их как изоб­ре­те­ние, а авто­рам выда­вали автор­ское сви­де­тельство на изоб­ре­те­ние и пуб­ли­ко­вали его в Бюл­ле­тене изоб­ре­те­ний. По номеру автор­ского сви­де­тельства опи­са­ние изоб­ре­те­ния можно найти в этом бюл­ле­тене. Я за 30-лет­ний период работы в НИКИМТе полу­чила 19 автор­ских сви­де­тельств на изоб­ре­те­ния или новых соста­вов, или тех­но­логий полу­че­ния, или кон­струкций. Большин­ство этих изоб­ре­те­ний внед­рено в промыш­лен­ность. При рас­чете эффек­тив­но­сти от при­ме­не­ния изоб­ре­те­ний авторы полу­чали воз­награж­де­ние. Мак­сималь­ная сумма за одно изоб­ре­те­ние — 20 000 руб­лей (для срав­не­ния: «жигули» сто­или от 5 до 7 тысяч руб­лей). Такую сумму в 20 тысяч руб­лей мы полу­чили с Ю. Н. Мед­ве­де­вым после внед­ре­ния нашего изоб­ре­те­ния «Гру­зо­за­хват­ное устройство» в Чер­но­быле для дистанци­он­ной очистки кро­вель от радио­ак­тив­ных загряз­не­ний при лик­ви­дации послед­ствий ава­рии на ЧАЭС (при­ме­не­ние кле­е­вых захва­тов). Оформ­ле­ние докумен­тов и работу с экс­пер­тами про­во­дили спе­ци­а­ли­сты из Патент­ного отдела инсти­тута. Мы были в Чер­но­быле, а С. С. Куз­нецова (именно она вела эту заявку на изоб­ре­те­ние) на основе наших све­де­ний оформила документы.

Я была чле­ном КПСС с 1975 года. Вступила в комму­ни­сти­че­скую пар­тию созна­тельно, а не для карьеры. Мне нра­ви­лось, что на пар­тий­ных собра­ниях, куда при­глаша­лись и бес­пар­тий­ные руко­во­ди­тели групп, и старшие инже­неры, обсуж­да­лись не поли­ти­че­ские вопросы, а выпол­не­ние тема­ти­че­ского плана и вся­кие другие про­из­вод­ствен­ные про­блемы. В 1977 году у меня были похищены документы и, полу­чив строгий выго­вор с зане­се­нием в учет­ную кар­точку, я полу­чила новый пар­тий­ный билет. Это могло сто­ить долж­но­сти, но меня поща­дили, и я про­должала рабо­тать началь­ни­ком лабо­ра­то­рии, а в 80-е годы была даже сек­ре­та­рем пар­тий­ной орга­ни­за­ции отде­ле­ния спецпо­крытий. Когда я была ком­со­мольского воз­раста, то возглав­ляла нашу ком­со­мольскую орга­ни­за­цию, за что меня пери­о­ди­че­ски награж­дали почет­ными грамо­тами.

А в 1985 году я была зане­сена в Книгу Почета НИКИМТа. Это было очень пре­стижно, и нам даже выда­вали об этом сви­де­тельства. К сожа­ле­нию, после бес­ко­неч­ной смены вла­сти в НИКИМТе эта книга уте­ряна, но сви­де­тельство у меня сохра­ни­лось.

В 1986 году про­изошла ката­строфа в Чер­но­быле. Об этом я рас­скажу отдельно и подробно: и о раз­ра­бот­ках, и о награ­дах, и о работе по ЛПА на ЧАЭС. Затем были поездки на Познаньскую и Будапешт­скую ярмарки в 1989-1990 годах, на меж­ду­на­род­ные конфе­ренции, кото­рые про­во­дил Инте­ра­томэнерго, где мы выступали в 1990-1991 годах с докла­дами. Все скла­ды­ва­лось удачно. Наши раз­ра­ботки готовы были при­об­ре­сти в Польше, в Герма­нии, в Фин­лян­дии. Но резко изме­ни­лись цены, и все при­оста­но­ви­лось.

В 1991 году мы стали отдель­ной лабо­ра­то­рией НПЛ 38020, выде­лившись из НИКИМТа, но вошли в состав НПО «НИКИМТ». Ю. Н. Мед­ве­дев стал дирек­то­ром этого нового предпри­я­тия, а я — коммер­че­ским дирек­то­ром. В 1995 году я уво­ли­лась. У меня уже была оформ­лена пен­сия, и я стала помогать сыну в это тяже­лое пере­стро­еч­ное время.

Атом­ная отрасль раз­ви­ва­лась быст­рыми темпами, и необ­хо­димость в наших спе­ци­а­ли­стах ощуща­лась на многих объек­тах. В пер­во­на­чаль­ные годы суще­ство­ва­ния нашего инсти­тута все были молоды и не боя­лись ника­ких коман­ди­ро­вок. Где только не при­ш­лось нам побы­вать! Я при­шла моло­дым спе­ци­а­ли­стом в 1965 году, и уже через несколько месяцев — мон­таж­ная коман­ди­ровка в Уч-Кудук, а затем — Навои, Лени­на­бад, Томск, Челя­бинск, Ново­си­бирск, Сос­но­вый Бор, Снеч­кус, Севе­ро­двинск... Да разве все пере­чис­лишь!

А в каких инте­рес­ных рабо­тах при­хо­ди­лось при­нимать уча­стие! Стро­и­тельство АЭС, атом­ных ледо­ко­лов, объек­тов в Табоша­рах, Шев­ченко. И это все­гда были самые ответ­ствен­ные и необ­хо­димые объекты в стране. Вот такую школу мы про­хо­дили, рабо­тая в НИКИМТе. В наших спе­ци­а­ли­стах нуж­да­лись и на атом­ных под­вод­ных лод­ках, и при стро­и­тельстве и экс­плу­а­тации оте­че­ствен­ных и зару­беж­ных АЭС. Ирак, Ливия, Чехо­сло­ва­кия, Фин­лян­дия, Болга­рия, ГДР — там и во многих других стра­нах побы­вали наши спе­ци­а­ли­сты, выпол­няя работы, ока­зы­вая тех­ни­че­скую помощь, внед­ряя наши раз­ра­ботки или обо­ру­до­ва­ние.

Мы выезжали и брига­дами, и пооди­ночке, и все­гда чув­ство­вали себя весьма уве­ренно, потому что за спи­ной был друж­ный, гото­вый при­йти на помощь кол­лек­тив. Часто на одном объекте могли нахо­диться группы из раз­ных под­раз­де­ле­ний инсти­тута, но мы все­гда помогали друг другу. Вот эта вза­имо­выручка, хорошее и теп­лое отноше­ние друг к другу и объеди­няло, и спла­чи­вало нас на долгие годы. У наших вете­ра­нов, как пра­вило, 30-40-50 лет работы в инсти­туте, а 25 лет — прак­ти­че­ски у большин­ства.

А как нас спло­тил Чер­но­быль! Весь инсти­тут рабо­тал для реше­ния про­блем, воз­никших на ЧАЭС. На опыт­ном заводе в Москве тру­ди­лись в три смены, когда гото­вили обо­ру­до­ва­ние для отправки на ЧАЭС. Более двух тысяч чело­век в НИКИМТе были задейство­ваны для реше­ния чер­но­быльских задач, а 268 чело­век выезжали на ЧАЭС для ЛПК, и это в основ­ном в 1986 году, потому что именно наш инсти­тут был голов­ным по мон­тажу «укрытия». Это наши спе­ци­а­ли­сты пер­выми про­ехали вокруг 4-го блока для оценки обста­новки на ИМРах, нашими спе­ци­а­ли­стами были уста­нов­лены теле­ви­зи­он­ные камеры и состав­лены про­екты орга­ни­за­ции работ при воз­ве­де­нии «укрытия». Затем — уча­стие в мон­таже «укрытия». А опыт реше­ния подоб­ных про­блем в инсти­туте уже был, потому что еще в 1957 году 64 наших спе­ци­а­ли­ста во главе с Ю. Ф. Юрченко при­нимали уча­стие в лик­ви­дации послед­ствий ава­рии на ПО «Маяк». Тогда и был заложен этот дух вза­имо­выручки в нашей орга­ни­за­ции. Поэтому разве мы могли остаться в сто­роне, когда слу­чился Чер­но­быль?! Не дожи­да­ясь поста­нов­ле­ния пра­ви­тельства, наши спе­ци­а­ли­сты во главе с Б. Н. Его­ро­вым выехали в Чер­но­быль уже 9 мая. И так во всем и все­гда.

Рабо­тать было инте­ресно, и прак­ти­че­ски никто не искал работу на сто­роне. Люди тру­ди­лись в инсти­туте деся­ти­ле­ти­ями, потому что о нас забо­ти­лись. Квар­тиры, машины, хорошая зарплата... Все это было. Возмож­ность науч­ной работы, защиты дис­сер­таций. Мы всё это имели. И гор­ди­лись, что рабо­тали в такой орга­ни­за­ции, несмотря на запрет нашего выезда за гра­ницу. Нас как-то это не смущало. Страна такая огром­ная, и столько мы всего инте­рес­ного видели, что это с лих­вой возмещало отсут­ствие возмож­но­сти поехать куда-нибудь за рубеж.

А сей­час вете­раны с радо­стью при­хо­дят на наши встречи, потому что НИКИМТ им стал род­ным домом, и многие ску­чают не только по работе и кол­легам, но и по той доб­рой атмо­сфере, кото­рая была у нас в кол­лек­тиве.

Я снова хочу вспом­нить и рас­ска­зать про Чер­но­быль, как это было, потому что Чер­но­быль оста­вил такой траги­че­ский след в моей жизни и жизни наших людей! Не хочу, чтобы об этом забы­вали. Не только о самой траге­дии, обру­шившейся на нашу страну, но и о людях, кото­рые геро­и­че­ски, в совершенно недопу­стимых для веде­ния работ усло­виях, сража­лись с ради­ацией.

В 1986 году я рабо­тала началь­ни­ком лабо­ра­то­рии теп­ло­изо­ляци­он­ных и огне­за­щит­ных мате­ри­а­лов. Занима­лась вопро­сами вроде бы дале­кими от воз­никших при ава­рии на ЧАЭС про­блем. Но обсто­я­тельства сложи­лись таким обра­зом, что нашему кол­лек­тиву при­ш­лось участ­во­вать в реше­нии задач, постав­лен­ных Мини­стер­ством перед инсти­ту­том. На одном из совеща­ний дирек­тор инсти­тута Ю. Ф. Юрченко пред­ложил спе­ци­а­ли­стам подумать, как с кро­вель зда­ний, окружающих раз­ру­шен­ный реак­тор, дистанци­онно убрать выброшен­ные взрывом высо­ко­ра­дио­ак­тив­ные обломки, пыль и куски гра­фита. На пер­вом этапе это была одна из глав­ных задач, поскольку про­во­дить работы по стро­и­тельству «укрытия» над раз­ру­шен­ным реак­то­ром при большом ради­аци­он­ном фоне невозможно. Ради­аци­он­ный фон в районе раз­ру­шен­ного реак­тора состав­лял несколько тысяч рентген. Назем­ные работы про­во­ди­лись с помощью защищен­ной тех­ники, а на кровлю машин­ного зала, куда было выброшено множе­ство радио­ак­тив­ных облом­ков, такую тех­нику не поста­вишь, так как крыша была изго­тов­лена из проф­на­стила и теп­ло­изо­ляции, сверху покрытой рубе­ро­и­дом. Вот он-то и горел, когда взо­рвался реак­тор, и этот пожар тушили пожар­ные, чтобы огонь не пере­ки­нулся дальше по кровле машин­ного зала, кото­рый объеди­нял все четыре энерго­блока. Геро­изм пожар­ных спас станцию, но все они погибли, полу­чив огром­ные дозы ради­ации. Всех награ­дили посмертно. Их могилы — на Митин­ском клад­бище в Москве, где каж­дый год 26 апреля соби­раются чер­но­быльцы, чтобы почтить память погибших.

Но об этом мы тогда еще не знали. Знали лишь: надо что-то при­думать, чтобы дистанци­онно чистить крыши.

Наш началь­ник отдела и науч­ный руко­во­ди­тель Юрий Нико­ла­е­вич Мед­ве­дев пред­ложил нам про­ве­рить ориги­наль­ную и очень про­стую идею: нане­сти на кисть клей, забро­сить ее на крышу с помощью крана, а потом, когда клей затвер­деет, снять кисть со всем, что к ней при­лип­нет. Про­стая и заме­ча­тель­ная идея. Мы начали рабо­тать.

Из нескольких типов клея (на основе фено­лоформаль­дегид­ных, эпок­сид­ных, полиэфир­ных смол и жид­кого стекла) мы выбрали наи­бо­лее эффек­тив­ный и не очень доро­гой — фено­лоформаль­дегид­ный. Разыс­кали на складе маляр­ные кисти, при­крепили их к обыч­ной сетке-рабице, и полу­чился кле­е­вой захват. Мы нарекли наше детище «промо­каш­кой». Про­ве­рили устройство на земле, на крышах нашего инсти­тута и сосед­него предпри­я­тия «Энерго­техпром», поскольку кро­вель­ные покрытия на них в какой-то мере иден­тичны крышам маш­за­лов ЧАЭС. Бук­вально через неделю после полу­че­ния зада­ния мы уже докла­ды­вали о нашем вари­анте очистки кро­вель Ю. Ф. Юрченко. Идея ему понра­ви­лась. Потом про­де­мон­стри­ро­вали эту тех­но­логию пред­ста­ви­те­лям Мини­стер­ства и полу­чили ука­за­ние немед­ленно подго­то­вить первую пар­тию кле­е­вых захва­тов (500 штук с разме­рами 1х1 м), а также сформи­ро­вать группу сотруд­ни­ков для отправки на ЧАЭС.

В подго­то­ви­тель­ные работы вклю­чился весь отдел. Сразу воз­никло гро­мад­ное коли­че­ство орга­ни­за­ци­онно-тех­ни­че­ских вопро­сов, и решать их надо было неза­мед­ли­тельно. «Промо­кашки» изго­то­вили в Кот­ля­кове на предпри­я­тии «Спец­мон­тажме­ха­ни­за­ция». Для изго­тов­ле­ния кистей при­спо­со­били хлоп­ча­то­бумаж­ные отходы («концы»), упо­треб­ля­емые на заво­дах в каче­стве обти­роч­ных мате­ри­а­лов. Для клея исполь­зо­вали фено­лоформаль­дегид­ный клей марки СФЖ-300. Таким обра­зом, изде­лие полу­чи­лось недо­рогим, и его можно было изго­тав­ли­вать в больших коли­че­ствах.

В конце мая все было подго­тов­лено и отправ­лено в Чер­но­быль, а через неко­то­рое время, в начале июня, Ю. Н. Мед­ве­дев, Е. М. Гольд­берг и я при­ле­тели в зону ката­строфы. Надо было про­де­мон­стри­ро­вать наш метод дистанци­он­ной очистки кро­вель чле­нам пра­ви­тельствен­ной комис­сии и полу­чить «добро» на его исполь­зо­ва­ние. Посе­лили нас в поселке город­ского типа Иван­ково в доме отдыха «Стро­и­тель». Здесь, в лет­них доми­ках, жили коман­ди­ро­ван­ные сотруд­ники Кур­ча­тов­ского инсти­тута и НИКИМТа. Команду нашего инсти­тута, кото­рая занима­лась реше­нием вопро­сов, воз­ложен­ных на НИКИМТ, возглав­лял заме­сти­тель дирек­тора инсти­тута Е. А. Логи­нов.

Мате­ри­алы, направ­лен­ные из Москвы, уже при­были и нахо­ди­лись на базе «Сель­хоз­тех­ники» на выезде из Чер­но­быля. Там же бази­ро­ва­лись и все наши сотруд­ники, кото­рые занима­лись вопро­сами дез­ак­ти­вации зда­ний и пылепо­дав­ле­нием. Нам выде­лили небольшой склад, где мы и начали свои подго­то­ви­тель­ные работы с кле­е­выми захва­тами. Необ­хо­димое обо­ру­до­ва­ние разыс­ки­вали по всему Чер­но­былю. Про­вели пер­вые испыта­ния и про­де­мон­стри­ро­вали нашу тех­но­логию очистки многим ответ­ствен­ным лицам, в том числе началь­нику управ­ле­ния стро­и­тельства УС-605 В. П. Дроз­дову, началь­нику Опе­ра­тив­ного штаба ГКАЭ А. К. Круг­лову. Мы были полны надежд, что в самое ближайшее время нам раз­решат начать подго­товку для очистки кро­вель от радио­ак­тив­ных отхо­дов. Нам дали «добро» и на пер­вом этапе пору­чили очи­стить от высо­ко­ра­дио­ак­тив­ных загряз­не­ний часть тер­ри­то­рии, при­легающей к раз­ру­шен­ному зда­нию чет­вер­того энерго­блока еди­нич­ными кле­е­выми захва­тами (1 х 1 м), что мы и сде­лали совместно с воен­ными. Поставку и съем кле­е­вых захва­тов про­из­во­дили с помощью машин ИМР-2, оснащен­ных грейфе­ром.

Очистка тер­ри­то­рии с помощью кле­е­вых захва­тов пока­зала их высо­кую эффек­тив­ность. Все убе­ди­лись, что этим спо­со­бом можно очи­стить любые поверх­но­сти дистанци­онно, в том числе и крыши. Дело оста­ва­лось за тех­ни­кой: как кле­е­вые захваты достав­лять на крышу и как их снимать. Надо было найти тех­нику. И какую! Под­хо­дили только имеющи­еся на площадке стро­и­тель­ные краны «Демаг». Их было три, но они были заняты на стро­и­тельстве «сар­кофага» — укрытия для раз­ру­шен­ного реак­тора. Было при­нято реше­ние исполь­зо­вать вер­то­леты. Ю. Ф. Юрченко, кото­рый был в Чер­но­быле и вхо­дил в состав Пра­ви­тельствен­ной комис­сии по ЛПА на ЧАЭС, под­держал нас и обра­тился за помощью к воен­ным, кото­рые согла­си­лись нам помочь. Надо ска­зать, что вер­то­лет — не очень-то удоб­ная тех­ника для таких работ, так как над крышей тре­тьего блока воз­выша­лась еще вен­ти­ляци­он­ная труба высо­той 75 м, и вер­то­лет должен был летать и опус­кать кле­е­вой захват, не заде­вая трубу. Это очень опас­ная работа, но вер­то­лет­чики с ней бле­стяще справ­ля­лись.

Нам раз­решили пер­вые полеты. Взлет можно было делать только с поле­вого аэро­дрома, кото­рый нахо­дился в Чер­но­быле. Оттуда до ЧАЭС 17 км. Груп­пой вер­то­лет­чи­ков коман­до­вал тогда заме­сти­тель началь­ника ОГ МО СССР по авиации гене­рал-майор Евге­ний Вихо­рев, кото­рый нас очень под­держи­вал, осо­бенно в пер­вое время, когда еще не все лади­лось из-за орга­ни­за­ци­он­ных и тех­ни­че­ских при­чин. Для работ гото­вили «промо­кашки» разме­ром 4,0 х 4,0 метра. Сверху к ним при­со­еди­няли метал­ли­че­скую пирамиду с тро­сом, на конце кото­рого крепили замок для отсо­еди­не­ния всей кон­струкции от вер­то­лета в тот момент, когда он окажется над целью.

Про­ве­рили готов­ность. Кажется, преду­смот­рели всё, но «пер­вый блин» полу­чился комом. Состав клея был рас­счи­тан на жиз­не­спо­соб­ность не менее 40-60 минут. На один кле­е­вой захват площа­дью 16 кв. м необ­хо­димо было около 300 кг клея. Сра­бо­тал эффект массы, и отвер­де­ние нача­лось уже в ванне в момент про­питки. Обидно было до слез. Вер­ну­лись на базу отра­ба­ты­вать тех­но­логию.

И вот снова поле аэро­дрома. Нако­нец «промо­кашка», про­пи­тан­ная клеем, извле­ка­ется из ванны. Дождь кле­е­вых брызг, и вер­то­лет уно­сит ее к крыше тре­тьего блока. Внутри вер­то­лета на полу у смот­ро­вого окна вме­сте с навод­чи­ком, кото­рый опре­де­ляет место сброса, нахо­дится Юрий Нико­ла­е­вич Мед­ве­дев. Еще одна команда с другого вер­то­лета кор­рек­ти­рует полет. Там рабо­тают дозимет­ри­сты нашего инсти­тута во главе с В. М. Доро­хо­вым. Исполь­зуя рацию, совместно опре­де­ляют место сброса кле­е­вого захвата. Вер­то­лет зави­сает над кров­лей, «промо­кашка» на 100-мет­ро­вом тросе накры­вает обломки на крыше, сра­ба­ты­вает замок, «промо­кашка» оста­ется на кровле, а вер­то­лет благопо­лучно воз­враща­ется на аэро­дром. На сле­дующий день гото­вим уже несколько кле­е­вых захва­тов. Все идет удачно, захваты опус­каются на крышу 3-го блока в места наи­больших скоп­ле­ний облом­ков. Лет­чики, воз­враща­ясь на аэро­дром, по рации тре­буют: «Лена, вари кашу!», чтобы, не заглушая моторы, взять сле­дующую ношу.

В один из поле­тов я упро­сила коман­дира взять меня с собой. При вращающихся лопа­стях забраться в вер­то­лет ока­за­лось не так-то про­сто. Внутри все застлано свинцо­выми листами. Лежим на полу и смот­рим в окошко для наблю­да­те­лей, сде­лан­ное из свинцо­вого стекла. Когда вер­то­лет зави­сает над крышей, наблю­да­тель опре­де­ляет место, кор­рек­ти­рует маневры машины для точ­ного сброса «промо­кашки» и дает команду на отклю­че­ние замка. Но вот «промо­кашка» легла на место, можно и по сто­ро­нам посмот­реть. По нашей тех­но­логии вер­то­ле­тами было уста­нов­лено 17 кле­е­вых захва­тов общей площа­дью около 300 квад­рат­ных мет­ров. Из них 8 — на скоп­ле­ние облом­ков с мощ­но­стью излу­че­ния более 200 р/ч. Через опре­де­лен­ное время, когда клей засты­вал, наби­рал необ­хо­димую проч­ность и сцеп­ле­ние с крышей, «промо­кашки» снимали, при­креп­ляя к вер­то­ле­там трос с яко­рем на конце, кото­рым и под­хва­ты­ва­лась пирамидка на «промо­кашке». Все вме­сте с налипшими кус­ками облом­ков и кус­ками кровли отры­ва­лось и сбра­сы­ва­лось в завал 4-го блока. Часть захва­тов сняли с помощью вер­то­ле­тов МИ-26, а часть — с помощью крана «Либ­хер». Для сня­тия двух послед­них захва­тов, про­лежавших на крыше более 40 дней, потре­бо­ва­лось про­из­ве­сти пред­ва­ри­тель­ный отрыв с помощью БТР за трос, один конец кото­рого был спущен на землю. При­креп­ле­ние троса к захва­там на крыше выпол­нял Сергей Искан­да­ров, инже­нер нашей лабо­ра­то­рии. Оде­тый в свинцо­вый жилет, он два­жды ходил на крышу цеп­лять трос за кле­е­вые захваты.

К сожа­ле­нию, эти работы вскоре при­ш­лось пре­кра­тить, поскольку вер­то­лет­ные винты под­нимали пыль, мешая рабо­тать людям на стро­и­тельстве «укрытия». Имеющи­еся на площадке краны также были заняты. При­ме­не­ние все­возмож­ных радио­управ­ля­емых робо­тов как оте­че­ствен­ного, так и зару­беж­ного про­из­вод­ства не дало результа­тов — они мгно­венно «выру­ба­лись» в интен­сив­ных ради­аци­он­ных полях. При­ме­няли гид­ро­смыв, но он ока­зался эффек­тив­ным только при уда­ле­нии неза­креп­лен­ных и слабо сцеп­лен­ных с кров­лей пред­ме­тов. К тому же обра­зо­вы­ва­лось большое коли­че­ство жид­ких радио­ак­тив­ных отхо­дов. Они тре­бо­вали сбора и захо­ро­не­ния. Поэтому было при­нято реше­ние о выпол­не­нии очистки кровли от радио­ак­тив­ных облом­ков вруч­ную с исполь­зо­ва­нием при­зван­ных в Чер­но­быль воен­но­служащих. Почему это про­изошло, почему мы в тот период не отсто­яли свою тех­но­логию? Всем было понятно, что, исполь­зуя кран «Демаг», нашими «промо­каш­ками» можно очи­стить кровлю дистанци­онно, не облу­чая людей. Почему же их не исполь­зо­вали? В Чер­но­быле при раз­ра­ботке тех­но­логии очистки кровли от радио­ак­тив­ных отхо­дов столк­ну­лись две идео­логии: дистанци­он­ный метод очистки по «без­люд­ной» тех­но­логии и сбор радио­ак­тив­ных отхо­дов вруч­ную с исполь­зо­ва­нием воен­но­служащих и граж­дан­ских лиц. Послед­нее стало возмож­ным, так как начали при­бы­вать воин­ские части, и Ю. Н. Самой­ленко, кото­рый от Минэнерго занимался вопро­сами по очистке кровли, пред­ложил свои услуги и ска­зал, что он с этой кров­лей спра­вится без нашей помощи. Дескать, «промо­кашки» — это хорошо, но долго, лучше исполь­зо­вать людей, кото­рые вый­дут на кровлю, возьмут по куску и сбро­сят в завал. Был уже и при­каз мини­стра о выде­ле­нии нам крана, чтобы мы могли обхо­диться без вер­то­ле­тов. Но этот при­каз не был выпол­нен, и не только по при­чине заня­то­сти крана на стро­и­тельстве «сар­кофага», но и потому, что Ю. Н. Самой­ленко «добил» свою идею руч­ной очистки кровли в Пра­ви­тельствен­ной комис­сии, где он дока­зал, что вруч­ную эту работу можно сде­лать намного быст­рее. Он отли­чился, полу­чил звезду Героя, но через крышу прошли 5000 чело­век (по его же све­де­ниям). Где они сей­час? Тру­до­спо­собны ли, если живы?

Позже, в 1987 году, мы орга­ни­зо­вали "без­люд­ную" тех­но­логию и сняли с маш­зала, при­легающего к раз­ру­шен­ному реак­тору 4-го блока, всё, что вруч­ную невозможно было снять, потому что очень много радио­ак­тив­ных отхо­дов было погружено в битум. Битум рас­пла­вился, и все осколки, даже маленький кусок гра­фита, невозможно было ото­рвать. Все это нужно было уби­рать вме­сте с кров­лей. Что здесь можно было сде­лать вруч­ную?! Нас охва­ты­вала досада, что мы, нахо­дясь на ЧАЭС в пер­вые дни, не смогли насто­ять на при­ме­не­нии сво­его метода очистки кро­вель, хотя в 1987 году мы это сде­лали. Сколько бы людей мы смогли спа­сти от облу­че­ния! Но это было позже. А пока мы вер­ну­лись в инсти­тут к реше­нию своих про­блем. Но, как ока­за­лось, наша помощь вновь потре­бо­ва­лась.

Парал­лельно со стро­и­тельством «укрытия» на ЧАЭС шли подго­то­ви­тель­ные работы к пуску пер­вого, вто­рого и тре­тьего энерго­бло­ков, работа кото­рых была при­оста­нов­лена после ава­рии. Одна из задач, кото­рая сто­яла перед стро­и­те­лями, — замена кро­вель на маш­зале всех энерго­бло­ков. Мини­стер­ство энерге­тики на всех атом­ных станциях при­ме­няло сго­ра­емую кровлю, кото­рая состо­яла из метал­ли­че­ского профиль­ного листа, рубе­ро­ида в каче­стве паро­изо­ляции, утеп­ли­теля (пенопо­ли­сти­рола или, в лучшем слу­чае, пенопла­ста ФРП) и гид­ро­изо­ляции (рубе­ро­ида на битум­ной мастике с при­сып­кой из гра­вия). После ава­рии и пожара, кото­рый раз­ви­вался на крышах из-за ее горю­че­сти, стало ясно, что такую кровлю при­ме­нять нельзя. Ее надо было заме­нить на пожа­ро­без­опас­ную. Сроки были жест­кие. К реше­нию этого вопроса при­влекли раз­лич­ные стро­и­тель­ные инсти­туты, в том числе и нас. Вот это было уже по профилю нашей работы.

Мы пред­ложили изго­то­вить кровлю по типу «сло­е­ного пирога». Для теп­ло­изо­ляции при­ме­нили полимерпласт­бе­тон (этот пенопласт отно­сится к классу труд­но­сго­ра­емых мате­ри­а­лов), а снизу и сверху защи­тили его стек­ло­тка­нью, про­пи­тан­ной огне­за­щит­ной компо­зицией на основе под­вспе­нен­ного жид­кого стекла. Сде­лали фраг­мент кровли, про­вели испыта­ния. Все полу­чи­лось. Докла­ды­ваем дирек­тору инсти­тута Ю. Ф. Юрченко. Его ответ: «Срочно выезжайте на ЧАЭС!».

1 мая 1987 года мы все той же коман­дой — Ю. Н. Мед­ве­дев, Е. М. Гольд­берг и я — выехали на станцию. Совместно с УС-605 сде­лали круп­но­масштаб­ный стенд площа­дью 800 кв. м на полигоне в Чер­но­быле. 8 мая при уча­стии укра­ин­ских пожар­ных были про­ве­дены испыта­ния нашей кон­струкции кровли. Всё в порядке! Кон­струкция кровли при­знана пожа­ро­без­опас­ной. Заме­сти­тель началь­ника УПО МВД Укра­ины С. А. Грипас был дово­лен: «Теперь за кровлю можно будет не бес­по­ко­иться: так гореть, как она горела при взрыве, уже не будет». Нашу тех­но­логию при­няли. И надо было начи­нать работу на кровле. Соби­раем масте­ров по кро­вель­ным рабо­там, в основ­ном это спе­ци­а­ли­сты из мос­ков­ского тре­ста «Спе­ц­хим­мон­таж». Учим их на том же стенде, и в конце мая уже начи­наются работы по замене кро­вель­ного покрытия на маш­зале тре­тьего блока. Слож­ность заклю­ча­лась в выпол­не­нии большого объема работ. Здесь тоже при­шли неожи­дан­ные реше­ния: орга­ни­зо­вать при­го­тов­ле­ние огне­за­щит­ной смеси на ходу в мик­сере. На тер­ри­то­рии бето­но­за­вода в Чер­но­быле в мик­сер (авто­машину со сме­си­те­лем) загружали необ­хо­димые компо­ненты, и пока машина шла на ЧАЭС до тре­тьего блока, смесь перемеши­ва­лась. Не тре­бо­ва­лось больше ника­кого спе­ци­аль­ного обо­ру­до­ва­ния. Перед выгруз­кой в нее добав­ляли отвер­ди­тель и вспе­ни­ва­тель, перемеши­вали и раз­ли­вали по кани­страм, кото­рые пода­вали на крышу и там уже нано­сили на поверх­ность и раз­рав­ни­вали. И так все три блока на площади 38 тыс. кв. м.

Эта работа заняла все лето. Сна­чала был маш­зал тре­тьего блока, потом вто­рого, пер­вого и крыша зда­ния ХЖТО. Как будто это обыч­ная работа, но велась она рядом с раз­ру­шен­ным чет­вер­тым энерго­бло­ком. Рабо­чие не выхо­дили без дозимет­ров, пока­зы­вающих, какую дозу они набрали за день. Это было лето 1987 года, и ради­аци­он­ный фон на тер­ри­то­рии станции был еще зна­чи­тельно выше нормы. В рабо­тах по замене кровли при­нимали уча­стие в каче­стве тех­но­логов сотруд­ники нашего отдела Е. Н. Осин, Т. С. Баже­нова, Н. В. Ляше­вич, Л. С. Голу­бева, О. Ю. Панов, В. А. Артемьев.

О нашем методе дистанци­он­ной очистки кровли вспом­нили в мае 1987 года, когда нача­лись подго­то­ви­тель­ные работы для пуска 3-го энерго­блока. Между маш­за­лами чет­вер­того и тре­тьего энерго­бло­ков воз­вели стену, кото­рая должна была пони­зить фон. Но этого ока­за­лось недо­ста­точно, т. к. кровли маш­зала и деаэра­тор­ной этажерки 4-го энерго­блока давали силь­ный фон: уровни по гамма-излу­че­нию на тот момент были от 30 до 180 р/ч. Надо было очи­стить эти поверх­но­сти, площадь кото­рых вме­сте состав­ляла более 6000 кв. м. Для очистки маш­зала 4-го энерго­блока решили при­ме­нить наши «промо­кашки».

В процессе очистки кро­вель в 1986 году было уста­нов­лено, что загряз­не­ния про­никли вглубь гид­ро­изо­ляци­он­ного покрытия, состо­ящего из двух слоев рубе­ро­ида на битум­ной мастике и верх­него слоя битума толщи­ной 20-30 мм с гра­вий­ной при­сып­кой. Загряз­не­ния про­ни­кали до самого утеп­ли­теля. Этому спо­соб­ство­вали как рас­плав­ле­ние битума во время пожара на кровле, так и разогрев битума в после­дующие дни после ава­рии за счет гамма-излу­че­ния выброшен­ного топ­лива и сол­неч­ной ради­ации. Из-за этого даже после много­крат­ной жид­кост­ной дез­ак­ти­вации излу­че­ние с кровли состав­ляло 50 и более р/ч. Поэтому сниже­ния актив­но­сти до фоно­вых зна­че­ний можно было добиться только после пол­ного уда­ле­ния гид­ро­изо­ляци­он­ного ковра. Было под­счи­тано, что для сня­тия одного квад­рат­ного метра кровли вруч­ную потре­бо­ва­лось бы не менее 40 минут, а если при этом учесть, что площадь высо­ко­ак­тив­ной кровли, под­лежащей сня­тию, состав­ляла не менее 10 000 кв. м, люд­ские и мате­ри­аль­ные затраты при руч­ной дез­ак­ти­вации были бы огром­ными. В связи с этим и была постав­лена задача исполь­зо­вать дистанци­он­ный спо­соб очистки кро­вель с помощью «промо­кашек», тем более что к этому времени осво­бо­ди­лись краны «Демаг». Вылет стрелы на этом кране состав­ляет 100 м, поэтому только они и могли быть исполь­зо­ваны в таких усло­виях. На стреле крана была уста­нов­лена теле­камера, и в кабине опе­ра­тор крана наблю­дал на экране за тем, что про­ис­хо­дит на крыше. Теле­ви­зи­он­ную аппа­ра­туру уста­нав­ли­вали и налажи­вали спе­ци­а­ли­сты из отде­ле­ния теле­ви­де­ния нашего инсти­тута.

Работы мы начали в июне. Для начала надо было разо­браться, что же там на крыше, оце­нить ее поверх­ность. Лучше всего уви­деть самим. Для таких «экс­кур­сий» при­думали ориги­наль­ный и не совсем без­опас­ный спо­соб. На стрелу «Демага» под­веши­вали кабину — «бати­скаф», выпол­нен­ную из свинца, весом 28 тонн, вме­стимо­стью четыре чело­века, изго­тов­лен­ную у нас же в НИКИМТе. Кабину под­нимали на кровлю, но не ста­вили (крыша бы не выдержала) — она висела над крышей. Это зави­село только от опе­ра­тора крана. Затем откры­вали дверь. Дозимет­рист заме­рял фон и сообщал, на какое время можно выйти на кровлю. На одну из таких «экс­кур­сий» отпра­вился Ю. Н. Мед­ве­дев. Ока­за­лось, что кровля очень глад­кая, как асфальт. Ее залили пылепо­дав­ляющими соста­вами, и вся эта масса пре­вра­ти­лась в мощ­ный моно­лит, кото­рый надо было сна­чала раз­ру­шить, а уж потом снять с помощью наших кле­е­вых захва­тов. Юрий Нико­ла­е­вич за одну минуту — столько ему было отве­дено для пре­бы­ва­ния на кровле — успел заме­тить одно место, где можно начи­нать. Глав­ное — сде­лать над­рыв, а потом уж с этого места про­должать работу. Сде­лали пер­вый заброс. Поняли, что дело пой­дет, и начали отра­ба­ты­вать тех­но­логию.

Нам не мешали, но и помогали мало. Един­ствен­ное, что было хорошо, — все мате­ри­алы, необ­хо­димые для работы, нам достав­ляли вовремя, но вот с тех­но­логами было не так-то про­сто. Пер­вое время на этих рабо­тах вме­сте со мной и Ю. Н. Мед­ве­де­вым были заняты Евге­ний Нико­ла­е­вич Осин и Елена Михай­ловна Гольд­берг. Наш отдел небольшой, тех­но­логи в основ­ном женщины, много моло­дых мам. Конечно, при­езжали все, кто мог, но при­хо­ди­лось обращаться за помощью и в другие отделы. Химики в наши про­блемы вни­кали быстро, и работа про­должа­лась.

Итак, наша пер­вая задача — очи­стить крышу чет­вер­того маш­зала площа­дью 4200 кв. м. Задача настолько важ­ная, что если у нас не полу­чится дистанци­он­ная очистка, то кровлю будут чистить вруч­ную, а это тысячи облу­чен­ных людей. Было при­нято реше­ние о пуске 3-го энерго­блока к ноябрю 1987 года, поэтому время нас подго­няло. Мы осо­зна­вали всю ответ­ствен­ность и делали все возмож­ное. Забра­сы­ваем пер­вые кле­е­вые захваты. Но отрыв почему-то сла­бый. Мы с Женей Оси­ным решили отпра­виться на крышу в «бати­скафе», — посмот­реть, что к чему. И кроме того, тре­бо­ва­лось сде­лать над­резы, чтобы было за что зацепиться, с чего начи­нать. Под­няться на крышу пеш­ком нельзя, так как за время подъема на высоту 75 м набе­рем слиш­ком большую дозу. Нам раз­решили восполь­зо­ваться "бати­скафом". Но выход на кровлю — только с раз­реше­ния дозимет­ри­ста, кото­рый отпра­вился на крышу вме­сте с нами. Мы вооружи­лись топо­рами — и в путь. Кран под­нял нашу кабину. Дозимет­рист заме­рил фон, при­от­крыв дверь, и дал раз­реше­ние на выход: каж­дому по 40 секунд. Вижу, что кровля похожа на лед, так как все залито ПВА, кото­рым поли­вали для пылепо­дав­ле­ния при стро­и­тельстве «сар­кофага». Сде­лали небольшие над­резы. Дозимет­рист тоже нам помог, хотя это не вхо­дило в его задачу. Доволь­ные, воз­враща­емся на землю. Над­рез мы сде­лали. Утром забра­сы­ваем оче­ред­ной кле­е­вой захват — есть срыв! «Промо­кашка» идет с хорошей добы­чей. На ней при­кле­ены куски рубе­ро­ида и раз­ный мусор. Теперь пой­дет!

Кле­е­вые захваты делаем в виде длин­ных лент 16 х 1 м. В районе Чер­но­быля, около бетон­ного завода, вырос целый лагерь для их изго­тов­ле­ния. Лето было жар­кое, рабо­чие соору­дили шатры и в них изго­тав­ли­вали наши «промо­кашки»: к 16-мет­ро­вой ленте «сетки-рабицы» при­вя­зы­вали кисти из хлоп­ча­то­бумаж­ных нитей, так назы­ва­емых «концов» (отхо­дов), упа­ко­вы­вали их в полиэти­ле­но­вую пленку и достав­ляли на площадку для про­питки клеем, кото­рая нахо­ди­лась около зда­ния ХЖТО в 100 м от чет­вер­того блока. Про­пи­тан­ную клеем «промо­кашку» на гру­зо­вике под­во­зили к крану «Демаг», с помощью кото­рого укла­ды­вали ее на кровлю в нуж­ное место.

Как мы нано­сили клей в этих усло­виях? Клей зали­вали в ванну, добав­ляли отвер­ди­тель, перемеши­вали смесь и быстро, с помощью крана укла­ды­вали туда «промо­кашку». Рабо­чие в рези­но­вых сапогах вхо­дили в ванну и про­пи­ты­вали наше устройство. При этом время и жара были нашими глав­ными про­тив­ни­ками. Когда «промо­кашку» уво­зили, клей быстро разго­няли по ванне, раз­бав­ляли, чтобы он не застыл, и зали­вали новую порцию, но без отвер­ди­теля, и ждали команды, когда можно гото­вить сле­дующую «промо­кашку». Укладку про­из­во­дили в соот­вет­ствии со схемой раз­бивки.

Когда шел съем с крыши, осо­бенно в пер­вые дни работы, я бежала посмот­реть, что там сня­лось, зача­стую опе­режая дозимет­ри­ста, кото­рый все­гда при­сут­ство­вал, чтобы опре­де­лить дозу на «промо­кашке». Разве утерпишь. Сня­тые «промо­кашки» на спе­ци­аль­ных маши­нах КРАЗ-256П, кабины кото­рых были защищены свинцом, выво­зили в могиль­ник «Под­лес­ный» для захо­ро­не­ния в спе­ци­ально преду­смот­рен­ном модуле, поз­во­ляющем про­из­во­дить разгрузку из кузова авто­машины. Работы шли успешно, но мед­ленно. Каж­дый день мы очищали от 10 до 30 кв. м кровли. Руко­вод­ство на всех опе­ра­тив­ках ругало нас за то, что мы мало очищаем, что пора стро­ить настилы и очищать вруч­ную. К сча­стью, вмешался глав­ный инже­нер УС-605 В. А. Охрименко. Он вме­сте с воен­ными и Женей Оси­ным схо­дил на крышу и посмот­рел результаты работы. Все одоб­рил и обещал нам под­держку.

К нам под­клю­чили бригаду кон­струк­то­ров и ряд других лиц для обес­пе­че­ния эффек­тив­но­сти работы. Кон­струк­тор­ская бригада из Обнин­ского отде­ле­ния НИКИМТа во главе с П. Г. Кри­вошеем раз­ра­бо­тала дистанци­он­ное устройство для резки кровли. На кровлю опус­ка­лись «сани», в поло­зья кото­рых были закреп­лены спе­ци­аль­ные ножи. Также спро­ек­ти­ро­вали и систему управ­ле­ния этим свое­об­раз­ным плу­гом. Над­резка про­из­во­ди­лась в двух вза­имно перпен­ди­ку­ляр­ных направ­ле­ниях, что поз­во­лило делать над­резы по гид­ро­изо­ляци­он­ному слою кровли вплоть до утеп­ли­теля и сни­зить уси­лие отрыва кле­е­вого захвата при съеме кро­вель­ного покрытия, уве­ли­чив эффек­тив­ность съема. Это было заме­ча­тельно и про­сто! А сколько мы мучи­лись, пыта­ясь разо­драть этот рубе­роид нашими «промо­каш­ками», пре­жде чем его снять! Кроме того, на крыше были уста­нов­лены допол­ни­тель­ные теле­ви­зи­он­ные камеры, а мони­торы — в вагон­чике на нашей площадке, и мы теперь сле­дили за рабо­той по укладке и съему «промо­кашек» не из кабины «Демага», а прямо с площадки.

Кроме рабо­чих, для про­ве­де­ния этих работ нам выде­лили пять лей­те­нан­тов. Они быстро осво­или нашу тех­но­логию и были нам хорошими помощ­ни­ками. Рабо­тали они в основ­ном в ноч­ную смену. Тех­но­логия нами была так хорошо отра­бо­тана, что съем шел на 100%. Когда у нас появи­лись мони­торы, мы стали видеть не только всю крышу сверху в целом, но и результаты сво­его труда. Мы могли забра­сы­вать «промо­кашки» туда, где отрыв про­изой­дет более эффек­тивно. Рабо­тали мы, как все, без выход­ных. Вста­вали в 6 часов, ложи­лись в пол­ночь. Было решено рабо­тать в три смены, запро­сили помощь из Москвы. Срочно нужны были тех­но­логи, так как сле­дить за тех­но­логи­че­ским процес­сом, вво­дить изме­не­ния в состав компо­нен­тов в зави­симо­сти от погод­ных усло­вий могли только спе­ци­а­ли­сты, хорошо знающие свойства при­ме­ня­емых мате­ри­а­лов. Мы своей небольшой коман­дой уже выби­ва­лись из сил, когда нако­нец при­е­хали Татьяна Баже­нова, Надежда Трофимова, Оля Самы­гина, Вера Львова, Олег Панов, Вик­тор Артемьев и Коля Ляше­вич. Позже при­е­хал Вик­тор Юрченко на смену Жене Осину.

Когда руко­вод­ство УС-650 убе­ди­лось, какие большие площади мы снимаем и какие при этом рентгены на снима­емых «промо­каш­ках», они стали выде­лять больше людей и тех­ники. У нас стало уже два КРАЗа, два крана, два шофера, две ванны для про­питки, два крана «Демаг», и пери­о­ди­че­ски давали тре­тий. Нас стали обес­пе­чи­вать обе­дами в ноч­ное время, выде­лили спе­ци­ально для нас авто­бус, уста­но­вили теле­фон­ную связь с площад­кой.

Я про­ра­бо­тала до начала сен­тября, и меня отпра­вили вос­ста­нав­ли­ваться в сана­то­рий «Гор­ный». Но там я не чув­ство­вала себя спо­койно. Посто­янно пере­зва­ни­ва­лась со своей брига­дой. Отклю­читься от про­блем было трудно, и я мыс­ленно была все время там со сво­ими кол­легами. В начале октября я вновь при­е­хала на ЧАЭС. К 5-6 октября наша бригада сняла с крыши 4-го маш­зала прак­ти­че­ски все, что от нас тре­бо­ва­лось. В начале октября стали уби­рать кровлю со зда­ния ХЖТО, кото­рую сняли очень быстро, так как она не была залита пылепо­дав­ляющими соста­вами. Эта крыша была очищена за несколько дней. Кроме того, «промо­каш­ками» заде­лы­вали щели в «сар­кофаге». Этим занима­лись А. П. Сафьян, О. Ю. Панов и Е. Н. Осин, кото­рый после небольшого отдыха вновь вер­нулся на ЧАЭС. На нашу «промо­кашку» сверху при­креп­ляли бре­зент и такой кон­струкцией закле­и­вали щель. К сере­дине октября все наши работы были закон­чены. Очи­стили крыши маш­зала чет­вер­того энерго­блока, деаэра­тор­ной этажерки, очи­стили крышу ХЖТО, заде­лали щели в «сар­кофаге» и очи­стили ряд площа­док, при­легающих к маш­залу. На площадку при­е­хал глав­ный инже­нер УС-605 В. А. Охрименко, поздра­вил всех с окон­ча­нием работ и вру­чил почет­ные грамоты.

Весь этот период спе­ци­а­ли­сты из НИКИМТа рабо­тали с огром­ным энту­зи­азмом, осо­бенно когда видели, что дело хорошо про­двига­ется. Никто не сидел сложа руки. Если кто-то был сво­бо­ден от работы с кле­е­выми захва­тами, он шел посмот­реть, как обстоят дела по замене кро­вель и какие там про­блемы. Если и здесь все было в порядке, помогали ребя­там, кото­рые занима­лись герме­ти­за­цией «сар­кофага». Энту­зи­азм был огром­ный! Поэтому мы и сде­лали эту работу. Ни один сол­дат не был отправ­лен на крышу для ее очистки.

То, что нам не дали сде­лать в 1986 году, мы выпол­нили в 1987 году. Будь мы тогда настой­чи­вее, а руко­вод­ство работ — муд­рее и даль­но­вид­нее, а в неко­то­рых вопро­сах — я не побоюсь этого ска­зать — про­фес­си­о­наль­нее, скольким бы людям сохра­нили здо­ро­вье и жизнь! Но и то, что мы сде­лали в 1987 году, нам доста­вило огром­ное мораль­ное удо­вле­тво­ре­ние, так как ни один чело­век не пошел на крышу для ее очистки — дистанци­онно было очищено свыше 6000 кв. м кровли, при этом было исполь­зо­вано 1495 кле­е­вых захва­тов общей площа­дью 17 500 кв. м (большая часть крыш под­верга­лась очистке два раза и более). При этом уро­вень ради­ации был снижен с 50-100 р/ч до 3-5 р/ч на опре­де­ляющей части площади и до 5-30 р/ч по периметру кровли. На большей части площади (82 процента) кровля была снята до штамп­на­стила, а на осталь­ной части снят бро­ни­рующий слой частично с рубе­ро­и­дом. Во время выпол­не­ния работ на всех опе­рациях было занято не более 15 рабо­чих в смену. Не было слу­чаев пере­об­лу­че­ния всех участ­ни­ков работ выше уста­нов­лен­ной нормы (0,3 бэр) в смену, тогда как рас­четы пока­зали, что для выпол­не­ния дан­ного объема работ вруч­ную потре­бо­ва­лось бы несколько тысяч рабо­чих. Кроме того, была раз­ра­бо­тана и при­ме­нена радио­те­ле­ви­зи­он­ная система управ­ле­ния тех­но­логи­че­ским процес­сом, что поз­во­лило исклю­чить пре­бы­ва­ние людей в зонах с повышен­ной ради­ацией.

Комис­сия при­няла нашу работу и, учи­ты­вая малое вли­я­ние оставшихся на кровле загряз­не­ний на ради­аци­он­ную обста­новку промплощадки станции, даль­нейшая дез­ак­ти­вация кровли была при­знана неце­ле­со­об­раз­ной. В конце октября 1987 года, как и наме­ча­лось, был вве­ден в экс­плу­а­тацию тре­тий энерго­блок. Уже ничто не мешало его работе, и в этом была и наша заслуга тоже — бригады из НИКИМТа и рабо­чих, кото­рые нам помогали. Я с большим удо­вле­тво­ре­нием опи­сы­ваю эти события и с глу­бо­ким чув­ством скорби вспоми­наю тех, кого уже нет с нами и с кем при­хо­ди­лось делить труд­но­сти тех дней: в первую оче­редь — дирек­тора нашего инсти­тута Юрия Федо­ро­вича Юрченко, скон­чавшегося на 63-м году жизни в 1993 году; нашего руко­во­ди­теля работ Юрия Нико­ла­е­вича Мед­ве­дева, скон­чавшегося на 64-м году жизни в 2001 году; старшего инже­нера нашей лабо­ра­то­рии Сергея Искан­да­рова, многие годы муже­ственно боровшегося с болез­нями, воз­никшими в результате его работ в Чер­но­быле в 1986 году (он бес­страшно выхо­дил на крышу 3-го блока маш­зала, когда этого потре­бо­вали обсто­я­тельства) и скон­чавшегося на 54-м году жизни в 2004 году; Елену Гольд­берг, кото­рой не стало в 2008 году, Татьяну Баже­нову, ушед­шую из жизни в 2015 году; а также всех сотруд­ни­ков НИКИМТа, кото­рых не стало за эти годы из 268 чело­век, рабо­тавших на лик­ви­дации послед­ствий ава­рии на ЧАЭС.