Котельников Георгий Николаевич

Уран за Эльбой

В Ново­си­бир­ском гео­логи­че­ском управ­ле­нии мне ска­зали, что наша группа гео­логов-сиби­ря­ков в коли­че­стве пяти чело­век выле­тела в Москву уже две недели назад, и я должен ее дого­нять. Утром я выле­тел из Ново­си­бир­ска и во вто­рой поло­вине дня при­ле­тел в Москву. Встре­тил зем­ля­ков-гео­логов, был пред­став­лен начальству, полу­чил про­дук­то­вые кар­точки и про­пуска в сто­ло­вые и опре­де­лился на жительство в общежи­тие на Большой Ордынке, где совместно размеща­лись сибир­ская и уральская группы Север­ной экс­пе­диции. Кол­леги ввели меня в курс дела и сообщили, что помимо нашей Север­ной есть еще и Южная экс­пе­диция, кото­рая будет рабо­тать в Чехо­сло­ва­кии, а мы направ­ля­емся в Герма­нию.

Ран­ним про­хлад­ным утром на открытом гру­зо­вике мы про­ско­чили по про­сыпающейся Москве и дое­хали до аэро­дрома Вну­ково, где погру­зи­лись в ста­рый, видавший виды гру­зо­вой само­лет Ли-2. В Бер­лине при­зем­ли­лись на аэро­дроме Шенефельд, где нас встре­тили на двух лег­ко­вых авто­маши­нах и гру­зо­вом «сту­де­бек­кере». На виллу в Дрез­дене в районе Вай­сер Хирш при­е­хали уже в сумер­ках. Рас­по­ряжа­лась на вилле высо­кая кра­си­вая блон­динка-немка. После ужина ребята оста­лись в гости­ной слушать рояль, игравший без музы­канта по перфо­ри­ро­ван­ным бумаж­ным лен­там, а я ушел. Не понра­ви­лись мне снис­хо­ди­тельно-насмеш­ли­вые взгляды немки, кото­рые она бро­сала, меняя ленты про­иг­ры­ва­теля, на наших ребят, искренне вос­хищавшихся впер­вые уви­ден­ной при­став­кой к роялю.

Около полу­ночи неожи­данно зазво­нил теле­фон на сто­лике у кро­вати. Сквозь непо­нят­ные немец­кие фразы откуда-то про­рвался рус­ский голос. Зво­нила, как она пред­ста­ви­лась, Мария Васи­льевна Бесова — началь­ник пер­вого Объекта. Она спро­сила: «При­ле­тел ли гене­рал Мальцев?». Я не знал ни о гене­рале, ни об Объек­тах и мог только ска­зать, что, кроме группы при­ле­тевших гео­логов, на вилле сей­час никого нет. Судя по голосу, сообще­ние о при­бытии гео­логов ее не пора­до­вало, и она попро­сила не задержи­ваться и зав­тра же выезжать из Дрез­дена. Утром мы побро­дили по окрест­но­стям вблизи виллы и часов в десять выехали на юг. Через несколько часов мы дое­хали до Шне­е­берга, где нас встре­тили другие пред­ста­ви­тели и повезли в сосед­ний горо­док Обершлему. Машины оста­но­ви­лись у темно-серого многоэтаж­ного зда­ния в цен­тре города. На зер­каль­ных стек­лах две­рей и окон дома была вытрав­лена эмблема — изящ­ные жен­ские руки держат в полу­рас­крытых ладо­нях кусо­чек веще­ства, испус­кающего лучи, и надпись Kurhotel.

В Обершлеме я про­жил недолго, еще несколько дней я про­был в городке Шне­е­берг, где посто­янно жили гео­лог В. Н. Низов­ский и геофи­зик Д. Ф. Зимин. В районе этих двух горо­дов пола­зил по ста­рым и вос­ста­нов­лен­ным нами гор­ным выра­бот­кам и позна­комился с гео­логи­че­скими отче­тами. Но моя лег­кая жизнь быстро кон­чи­лась. Трое из состава Север­ной экс­пе­диции — геофи­зик Н. Д. Гутин, тех­ник-гео­лог Павел Шульгин (оба уральцы) и я — полу­чили назна­че­ние на пер­вый Объект, где началь­ни­ком был пол­ков­ник А. Бахва­лов, и выехали на посто­ян­ную работу в г. Иоганнге­орген­штадт. Кроме нас троих и Бахва­лова, в городе уже были три совет­ских спе­ци­а­ли­ста из группы Бесо­вой — гео­логи П. В. При­быт­ков, Н. Ф. Нови­ков и девушка-радиомет­ристка, при­бывшие в Герма­нию на десять дней раньше нас. Началь­ни­ком шахты Фришглюк был репа­три­ант Пря­хин, а хозяйствен­ной дея­тель­но­стью заправ­лял вто­рой репа­три­ант — Косица.

При пер­вой беседе Бахва­лов спро­сил меня о профиле моей преж­ней работы, и я сразу же заявил, что всю жизнь (а мне было всего-то 25 год­ков!) занимался поис­ками и съем­кой и хотел бы и здесь про­должить рабо­тать в обла­сти гео­логи­че­ского кар­ти­ро­ва­ния хотя бы в масштабе 1:100000, так как на более мел­кие масштабы в Европе я не рас­счи­ты­вал. Бахва­лов объяс­нил, что в Герма­нии еще в начале сто­ле­тия была состав­лена гео­логи­че­ская карта масштаба 1:25000, а мне при­дется начать с руд­нич­ной гео­логии и докумен­тации выра­бо­ток в масштабе 1:50. После «мил­ли­онки» и «двух­сот­ты­сячки», кото­рыми я занимался в Сибири, это было колос­саль­ным укруп­не­нием масшта­бов и, соот­вет­ственно, сокраще­нием поля дея­тель­но­сти с десят­ков тысяч квад­рат­ных километ­ров площади в сезон до обслужи­ва­ния нескольких забоев. На мои бур­ные воз­раже­ния о несовме­стимо­сти профиля и нераци­о­наль­ном исполь­зо­ва­нии съемщика-поис­ко­вика пол­ков­ник резонно заме­тил, что пре­жде чем искать, нужно знать, что искать, а это я постигну только под зем­лей в долж­но­сти руд­нич­ного гео­лога. «Вы еще меня впо­след­ствии благо­да­рить будете, — резюми­ро­вал он наш разго­вор и доба­вил. — Сей­час нужны руд­нич­ные гео­логи и гор­няки. Их нет, и поэтому каж­дый совет­ский спе­ци­а­лист будет делать то, что нужно сей­час, а не то, что кому-то хочется».

Я уже знал, что гео­лог П. В. При­быт­ков в при­каз­ном порядке был назна­чен началь­ни­ком шахты и гео­логом одно­временно, поэтому пре­кра­тил опас­ные разго­воры, но вышел из каби­нета с твер­дым наме­ре­нием убраться из Герма­нии как можно ско­рее. А сей­час могу ска­зать, что несколько лет работы руд­нич­ным гео­логом, а потом глав­ным гео­логом раз­ве­дочно-экс­плу­а­таци­он­ного Объекта ока­за­лись хорошей шко­лой и помогли мне в даль­нейшем успешно про­во­дить поис­ко­вые работы на уран в раз­ных стра­нах и грамотно оце­ни­вать най­ден­ные рудопро­яв­ле­ния. Кстати говоря, П. В. При­быт­ков быстро вошел в роль шахт­ляй­тера и оста­вался на этой долж­но­сти до сво­его отъезда на Родину.

Помимо основ­ной работы на шах­тах, с кото­рой мы быстро осво­и­лись, вскоре при­ш­лось при­нять самое дея­тель­ное уча­стие в отправке пер­вого эше­лона с рудой на Родину. Каж­дый из нас был назна­чен началь­ни­ком участка и полу­чил в свое веде­ние несколько ваго­нов, руд­ный бун­кер и десятка три-четыре немец­ких рабо­чих. Руда из скла­дов, где она была упа­ко­вана в метал­ли­че­ские кани­стры, пере­сыпа­лась в дере­вян­ные ящики. Каж­дый ящик взвеши­вался до и после засыпки руды и про­хо­дил слож­ную мар­ки­ровку: писа­лось что-то около пяти групп цифр и индек­сов. Я отве­чал за отправку смол­ко­вых руд с шахты Фришглюк, а П. В. При­быт­ков руко­во­дил погруз­кой вто­рич­ных — оте­ни­то­вых и тор­бер­ни­то­вых руд с Гюн­тер-шахт. При радиомет­ри­че­ской реви­зии шахты Фришглюк было отме­чено около десятка пунк­тов с повышен­ной радио­ак­тив­но­стью. Наи­бо­лее инте­рес­ными ока­за­лись радио­ак­тив­ные ано­ма­лии, при­уро­чен­ные к тон­ким жилам северо-запад­ного про­сти­ра­ния, по кото­рым сразу же была орга­ни­зо­вана про­ходка забоев. Лучшее ура­но­вое ору­де­не­ние мы встре­тили на жиле №8, где мощ­ность ура­но­вой смолки на солид­ных отрез­ках состав­ляла 5-8 см, а в раз­ду­вах достигала 30 см. В жилах №1, 9 и Нойгеб­о­рен Кляйн­кинд («Ново­рож­ден­ный мла­де­нец») мощ­ность смолки (Peschblende) редко пре­вышала 2-3 см.

Несмотря на то, что у нас уже кое-что было добыто попутно при раз­ве­доч­ных рабо­тах и лежало в «заначке», пер­вый план воз­лагал на кол­лек­тив серьез­ную ответ­ствен­ность, и рабо­чая обста­новка стала более напряжен­ной. На Гюн­тершахт в экс­плу­а­тации нахо­ди­лись всего две ура­но­нос­ные жилы — Михаэлис-шпат и недавно най­ден­ная жила Новая, так что месяч­ное зада­ние этой шахты состав­ляло всего одну шестую общего плана Объекта. Нала­див кон­троль за про­ход­кой и добы­чей руды по извест­ным немного­чис­лен­ным жилам, мы смогли заняться новой рабо­той — поис­ками ура­но­нос­ных жил в древ­них заброшен­ных выра­бот­ках. Помимо общегео­логи­че­ских пред­став­ле­ний о возмож­но­сти нахож­де­ния новых жил, суще­ство­вали документы о спо­ра­ди­че­ской добыче урана в прошлом, да и ста­рые немец­кие гор­няки рас­ска­зы­вали о своих встре­чах с ура­но­вым ору­де­не­нием в ныне отра­бо­тан­ных сереб­ря­ных жилах. Так, в одном из ста­рых гор­ных актов упоми­на­лось о наход­ках линз ура­но­вой смолки в жилах Зиль­бер­хофнунг («Сереб­ря­ная надежда») и Вак­сфорд.

Осе­нью из Москвы при­е­хала большая группа извест­ных совет­ских гео­логов. В задачу этой группы, или комис­сии, как ее окре­стило мест­ное начальство, вхо­дило озна­ком­ле­ние с состо­я­нием дел, кон­сультация гео­логов-про­из­вод­ствен­ни­ков и выдача рекомен­даций по направ­ле­нию даль­нейших работ. По моло­до­сти и наив­но­сти мы тре­бо­вали от док­то­ров и про­фес­со­ров отве­тов на самые слож­ные вопросы рудо­об­ра­зо­ва­ния, часть кото­рых не решена и сей­час — более чет­верти века спу­стя. Лично мое любопыт­ство охла­дил ака­демик Сергей Серге­е­вич Смир­нов, руко­во­ди­тель группы. Он с юноше­ским энту­зи­азмом лазил со мной по самым даль­ним выра­бот­кам, про­би­рался на животе по очист­ным забоям, караб­кался по узким ход­кам рудо­спус­ков и успе­вал на ходу заост­рять мое внима­ние на многих акту­аль­ных про­блемах. Когда коли­че­ство моих вопро­сов пре­вы­сило, видимо, разум­ную норму, Сергей Серге­е­вич ска­зал мне дословно сле­дующее: «Мест­ный участ­ко­вый гео­лог все­гда знает свое место­рож­де­ние лучше любого при­езжего ака­демика».

В пер­вые месяцы нашей работы в сак­сон­ских Руд­ных горах, пока мы нахо­ди­лись в плену авто­ри­тет­ных пред­став­ле­ний, пер­спек­тивы роста добычи урана каза­лись весьма огра­ни­чен­ными и уси­лия направ­ля­лись на раз­во­рот работ по немногим уже извест­ным жилам. Пер­вые сомне­ния в незыб­лемо­сти доставшихся по наслед­ству гео­логи­че­ских пред­став­ле­ний появи­лись в ходе реви­зи­он­ных работ, когда мы начали встре­чать про­яв­ле­ния ура­но­вой мине­ра­ли­за­ции вдали от извест­ных руд­ных тел, а также в процессе деталь­ного изу­че­ния и про­слежи­ва­ния ура­но­нос­ных жил. Поэтому от прак­тики слу­чай­ных нахо­док ста­рых отва­лов и выра­бо­ток мы пере­шли к реви­зи­он­ным рабо­там на базе бога­тых архив­ных мате­ри­а­лов Фрай­берг­ской гор­ной ака­демии. Первую связь с ака­демией уста­но­вила осво­бож­ден­ная от всех других работ каме­раль­ная группа при глав­ном гео­логе акци­о­нер­ного обще­ства «Вис­мут» Р. Ф. Нифон­тове. Вскоре мы напрямую стали полу­чать архив­ные мате­ри­алы из этой ста­рейшей в мире гор­ной ака­демии. Сле­дующие два года мы прак­ти­че­ски не выле­зали из-под земли. Все наши уси­лия были направ­лены пре­жде всего на раз­ви­тие экс­плу­а­таци­он­ных работ на извест­ных руд­ных жилах и про­ве­де­ние реви­зи­он­ных, а также под­зем­ных работ на много­чис­лен­ных древ­них выра­бот­ках Сак­со­нии. Узкий фронт работ из-за малого коли­че­ства извест­ных тогда ура­но­нос­ных жил и край­ней нерав­но­мер­но­сти в них ура­но­вого ору­де­не­ния все время держал нас в напряже­нии, грозя срывом пла­но­вого зада­ния по добыче урана. Коэффици­ент рудо­нос­но­сти извест­ных тогда жил держался в пре­де­лах 0,05-0,01, то есть на ста мет­рах про­ходки по жиле руда встре­ча­лась всего на 5-10 мет­рах. Мощ­ность ура­но­вого ору­де­не­ния изме­ря­лась мил­лимет­рами, реже — сан­тимет­рами. Раз­дувы до 30 см и более были исклю­чи­тель­ными событи­ями.

Пока­за­те­лен при­мер борьбы за выпол­не­ние плана добычи урана на 2-м Объекте в районе г. Обершлемы. Наступило уже 28 декабря, а месяч­ный план добычи был выпол­нен всего на 20%. Соот­вет­ственно, и месяч­ный и годо­вой планы всего «Вис­мута» (тогда еще войско­вой части №27304) были под угро­зой. А это гро­зило серьез­ными непри­ят­но­стями. Всех выру­чила штольня «Марк Земм­лер», где неожи­данно было встре­чено очень бога­тое ору­де­не­ние. В связи с Рож­де­ством (Вайн­нахт) и при­ближающимся Новым годом большая часть немец­ких гор­но­ра­бо­чих разъе­ха­лась по домам. Рож­де­ствен­ские празд­ники — свя­тое дело, и удержать немцев в забое было трудно. И тогда под землю полезли совет­ские сотруд­ники, начи­ная от немного­чис­лен­ных сол­дат и кон­чая инже­не­рами самого высо­кого ранга. Рабо­тали непре­рывно и неистово, не под­нима­ясь на поверх­ность до вечера 31 декабря. Под зем­лей и ели, и пили, и спали, бурили и взры­вали, гру­зили и отка­ты­вали ваго­нетки, засыпали рудой круг­лые жестя­ные банки-кани­стры. Ника­ких смен не было. Чело­век рабо­тал изо всех сил, что назы­ва­ется, до упаду, а затем его сме­нял дру­гой — и так непре­рывно, до без­услов­ного выпол­не­ния плана добычи. На встречу Нового года многие при­шли еле держась на ногах, но доволь­ные и радост­ные благо­даря чув­ству выпол­нен­ного долга!

К осени положе­ние с добы­чей урана ста­би­ли­зи­ро­ва­лось, нала­ди­лось гео­логи­че­ское обслужи­ва­ние действующих руд­ни­ков, поток спе­ци­а­ли­стов из СССР неуклонно воз­рас­тал, и мы смогли выде­лить время и силы для реше­ния других задач. Было созвано совеща­ние гео­логов и геофи­зи­ков по про­блеме поис­ков урана в Сак­со­нии, на кото­ром все­сто­ронне рас­смат­ри­ва­лись возмож­но­сти исполь­зо­ва­ния имеющейся аппа­ра­туры и при­ме­не­ния извест­ных в то время поис­ко­вых мето­дов. А вся-то наша геофи­зи­че­ская аппа­ра­тура была пред­став­лена лепест­ко­выми элек­тро­скопами для лабо­ра­тор­ных опре­де­ле­ний урана в про­бах и образ­цах и вер­ным другом — радиомет­ром ПР-5. Было еще немного радиомет­ров ВИРГ, но они были менее надежны и исчезли. А ПР-5 весил 8 килограммов и изрядно натер нам и плечи, и шеи. Для экс­пе­римен­тов наме­тили районы Обершлемы-Ауэ и Иоганнге­орген­штадта. Вскоре мы поняли, что это самые непод­хо­дящие для опытов районы, но тогда у нас ничего лучше не было. Большая часть извест­ных там руд­ных тел рас­по­лага­лась непо­сред­ственно под город­скими квар­та­лами и была надежно пере­крыта асфальтом и брус­чат­кой дорог и площа­дей, застро­ена многоэтаж­ными домами или экра­ни­ро­вана мощ­ным чех­лом современ­ных рых­лых отложе­ний. В таких усло­виях оба испыты­вавшихся метода (эма­наци­он­ная съемка и гаммаме­тод) не дали положи­тель­ных результа­тов, но в неко­то­рых слу­чаях эма­нометр все же отме­тил сла­бое повыше­ние актив­но­сти.