Говердовский Андрей Александрович

Иметь собственное мнение

Я никогда не хотел быть физи­ком — я хотел быть физи­ком-ядерщи­ком. Как-то по теле­ви­зору моло­дой про­фес­сор из МИФИ рас­ска­зы­вал, что такое ядро, что такое элемен­тар­ная частица, как их изу­чают. И мне стало очень инте­ресно. Я сразу пошел в биб­лио­теку, взял книги по ядер­ной физике. Я учился в МИФИ. О Физико-энерге­ти­че­ском инсти­туте много знал, хотел туда. При­е­хал в Обнинск на диплом — и с тех пор здесь. Диплом­ная работа была посвящена изме­ре­нию отноше­ния сече­ния деле­ния урана-238 и урана-235 нейтро­нами с энергией 16 МэВ. Мы занима­лись нейтрон­ной физи­кой, кон­стан­тами.

Я при­шел в ФЭИ в очень инте­рес­ное время: огром­ный экс­пе­римен­таль­ный отдел, пять уско­ри­те­лей — сей­час их все заме­няет один тан­дет­рон. Мне дали возмож­ность рабо­тать на двух уско­ри­те­лях. Вот и рабо­тал: днем на одном, ночью — на другом. Жил я тогда в поселке Протва, послед­ний авто­бус ухо­дил в 23:30, я на него никогда не успе­вал. И оста­вался в инсти­туте. Было безумно инте­ресно. Потом я увлекся физи­кой деле­ния, нашел еди­номыш­лен­ни­ков. Мы сотруд­ни­чали с зару­беж­ными инсти­ту­тами. Пять лет про­ра­бо­тали с ЦЕР­Ном. Жили там же, в хостеле. Про­вели несколько очень серьез­ных экс­пе­римен­тов, опуб­ли­ко­вали в Physical Review 20 ста­тей. Мне понра­ви­лось в ЦЕРНе. Обща­лись посто­янно, пре­ры­ва­лись только на сон. В Рос­сии этого не хва­тает. Наши спе­ци­а­ли­сты ничем не хуже зару­беж­ных, а в чем-то даже лучше. Но надо выхо­дить в мир, общаться с кол­легами из других стран.

В то же время я никогда не хотел уехать за гра­ницу насо­всем. В 1990-е звали в Герма­нию. Обещали хорошую зарплату. А мы тогда прак­ти­че­ски голо­дали. Радо­ва­лись, что детей кормят в садике. Но ехать я отка­зался. Я пат­риот. К тому же опыты, кото­рые мы ста­вили, были гораздо глубже и инте­рес­нее. За гра­ницей ты не сво­бо­ден в выборе того, чем занима­ешься. А 1990-е годы здесь были совершенно сво­бод­ными для пыт­ли­вого ума, потому что финан­си­ро­ва­ния не было, зака­зов не было, а элек­три­че­ство не отклю­чали. Уско­ри­тели рабо­тали, вода была. Иссле­до­вали, что хотели. Понима­ете, жиз­нью движет инте­рес. Если нет инте­реса, то это про­сто какое-то про­зя­ба­ние. Дорогие «мер­се­десы», яхты — это все неин­те­ресно. А вот создать что-то новое, при­от­крыть окно в неиз­вест­ное — это жизнь. Сей­час сво­боды в иссле­до­ва­ниях меньше, но если нельзя, но сильно хочется, то можно. В любых НИОКР, кото­рые нам зака­зы­вают госу­дар­ство или част­ная компа­ния, все­гда можно наткнуться на неизу­чен­ный элемент. Это не жуль­ни­че­ство, про­сто пыт­ли­вый мозг везде нахо­дит инте­рес­ное. Сегодня и задачи ста­вят такие, что без фан­та­зии их не решить. Я рад, что в госкорпо­рации есть понима­ние, что без глу­бо­ких поис­ко­вых иссле­до­ва­ний новое создать невозможно.

В ФЭИ меня взяли в 1981 году старшим лабо­ран­том. В 1983 году я поехал на меж­ду­на­род­ную конфе­ренцию по нейтрон­ной физике, у меня был пле­нар­ный доклад. Началь­ники запи­сали меня инже­не­ром, потому что старший лабо­рант — как-то несо­лидно. А меня это совершенно не вол­но­вало. Началь­ни­ком стал после защиты док­тор­ской, в 1995 году. Ста­рая лабо­ра­то­рия меня уже не устра­и­вала. Я пошел к дирек­тору и ска­зал, что мне это не инте­ресно. Он отве­тил: «Так сде­лай свою лабо­ра­то­рию». Ну я и сде­лал — про­блем­ную лабо­ра­то­рию динамики деле­ния, мы начали изу­чать холод­ное деле­ние. Все сотруд­ники, кото­рые хотели перемен, при­шли в эту лабо­ра­то­рию. В ней за 10 лет защи­тили 18 кан­ди­дат­ских и четыре док­тор­ские дис­сер­тации. Потом появи­лась вакан­сия началь­ника отдела, в кото­рый вхо­дила моя лабо­ра­то­рия. Я посмот­рел на пре­тен­ден­тов — никто не понра­вился. Выдви­нул свою кан­ди­да­туру. Побе­дил. Потом стал началь­ни­ком отде­ле­ния, потом — всего инсти­тута. Это про­изошло в тяже­лейшее для ФЭИ время. Про­верки вскрыли огром­ное коли­че­ство кор­рупци­он­ных пре­ступ­ле­ний; для неко­то­рых работ­ни­ков, в том числе ген­ди­рек­тора, это закон­чи­лось пла­чевно. Руко­вод­ство госкорпо­рации решило пору­чить управ­ле­ние инсти­ту­том чело­веку, кото­рый в поро­чащих свя­зях не был заме­чен. Я, как гово­рится, ока­зался не в то время и не в том месте. Надо было дома поси­деть, а я поехал на конфе­ренцию (шучу, разуме­ется). Там меня и заме­тили. Вызвал меня тогдаш­ний руко­во­ди­тель «Роса­тома» Сергей Кири­енко и ска­зал — надо. Я не спо­рил: надо так надо. Думал, иду месяца на три-четыре: поря­док наведу — и вер­нусь к себе в отде­ле­ние.

Науч­ным кол­лек­ти­вом, вообще говоря, осо­бенно и руко­во­дить не надо. Это само­орга­ни­зующа­яся система. В лабо­ра­то­риях, отде­лах множе­ство опыт­ных и авто­ри­тет­ных людей, кото­рые точно могут опре­де­лить, куда двигаться, что иссле­до­вать. Правда, мне­ния довольно часто стал­ки­ваются. В пер­вые годы ко мне даже при­хо­дили и про­сили рас­су­дить. Но как я могу всех рас­су­дить? Являются реак­торщики и спраши­вают, какой реак­тор им делать — тот или этот. Да я ни бельмеса не понимаю в реак­тор­ных тех­но­логиях! Люди довольно быстро поняли, что дого­ва­ри­ваться при­дется между собой.

Я не обма­ны­ваю сотруд­ни­ков. Самую тяже­лую правду говорю. Лучше, пока не пошли сплетни по курил­кам, объяс­нить людям, что нас ждет. Моло­дежь тре­бует к себе осо­бого отноше­ния. Даже если сотруд­ники тебе во внуки годятся, им нельзя при­ка­зы­вать, «ста­вить в угол». Они неза­ви­симы, знают себе цену и рас­счи­ты­вают на уваже­ние, на под­держку. Я катего­ри­че­ски запрещаю впи­сы­вать меня в автор­ский кол­лек­тив патента, ста­тьи, монографии, даже если там есть пара моих мыс­лей. Не сек­рет, что многие руко­во­ди­тели "нака­чи­вают" себе коли­че­ство пуб­ли­каций. Я не поставлю свою фами­лию на документе, кото­рый напи­сал не я. Сам же я пишу по вече­рам. Когда мне было на 40 лет меньше, я неде­лями из себя слова не мог выда­вить. Сей­час дру­гой под­ход: пока едешь на работу, мысли рож­даются, потом про­сто запи­сы­ва­ешь.

Помню, когда я только стал дирек­то­ром, что ни скажу на НТС, на совеща­ниях — все пра­вильно, все согласны. Мне уже начало казаться, что в инсти­туте остался один уче­ный — это я. Быстро дал понять, что со мной можно и нужно не соглашаться. Счи­таю, это глав­ное мое достиже­ние на посту дирек­тора. Люди должны быть неза­ви­симыми, должны иметь соб­ствен­ное мне­ние. На семи­на­рах у нас теперь спо­рят, ссо­рятся, почти дерутся. И всем это нра­вится. Команду я обно­вил процен­тов на восемь­де­сят, — не сразу, постепенно. Когда Сергей Кири­енко при­е­хал меня пред­став­лять кол­лек­тиву, весь зал был седой. Поко­ле­ние сме­ни­лось — при­шли моло­дые дирек­тора отде­ле­ний. Тут же появи­лись новые темы, выбили новую тех­нику.

Отды­хаю я на ого­роде. Выращи­ваю цветы, огурцы, поми­доры. Чтобы полу­чать энергию, надо общаться с зем­лей. Тот, кто вкла­ды­вает в землю силы, живет дольше!