Эпатова Нинель Михайловна

Я так хорошо помню тот майский день, что кажется, это было вчера. Помню, как пыхтел паровик, на котором мы приехали из Москвы, остановившись возле крохотного строения, изображавшего вокзал, о чем говорила надпись над фасадом - "Станция Обнинское". Выйдя из вагона, я не могла надышаться воздухом, таким вкусным и лесным. Все радовало и вселяло надежды: и роскошный лес, через который нам предстояло идти, и близость Москвы после пятилетней разлуки с ней, и отсутствие почти тюремного, вернее, лагерного режима Челябинска-40, то есть зоны, оцепленной колючей проволокой.

Особенно радовала возможность ездить куда угодно по СССР, встречаться со знакомыми и родными. Все это после "сороковки" казалось нам чудом. Но если честно, то сначала уезжать нам оттуда (мы жили на Татыше, в поселке №2 Челябинска-40 и работали на ПО «Маяк») не очень-то и хотелось. Жаль было покидать работу, друзей, насиженное гнездо, расставаться с большой, хорошо обставленной квартирой. Я на всю жизнь запомнила, как вздыхал мой муж, доставая из серванта посуду, сервизы - все пришлось продать за бесценок или раздать. А на новом месте все предстояло начинать сначала.

Однако первые впечатления убедили нас в том, что "революция стоила жертв". Мы были рады обнинской земле. Дочку Людмилу мы оставили на время у родителей мужа под Москвой, в Обираловке (ст. Железнодорожная) - той самой, где Лев Толстой "бросил" под поезд Анну Каренину. И вот в яркий солнечный день сидели мы в палисаднике школы им. Шацкого и ждали пропусков в зону лаборатории "В" (будущего ФЭИ), которая начиналась недалеко от этой школы. Мы - это несколько семей, приехавших одновременно из Челябинска-40 (кроме нашей семьи, еще Владимировы, Ивановы и другие). Конечно, тогда мы не знали, что наше появление на обнинской земле было связано с изменением применения атомной энергетики. Не знали мы и того, что этот год был ознаменован приездом на объект «В» множества новых специалистов - учёных и инженеров, что здесь начали создаваться кадры будущих монтажников и эксплуатационников АЭС. 

Работы по созданию АЭС и энергетических установок для подлодок и их наземных прототипов начались ещё в мае 1950 года, после выхода постановления СМ СССР «О научно-исследовательских и экспериментальных работах по использованию атомной энергии для мирных целей». С большой группой первых промышленных профессионалов в атомной энергетике приехали и мы. Не знали мы, что и нам суждено участвовать в пуске первой в мире АЭС. Таким образом, атомная энергетика меняла своё направление, и на Пяткинском поле, на берегу Протвы уже началась подготовка промплощадки. После строгого челябинского режима мы были радостно опьянены свободой. И эта маленькая зона, в которой располагался ФЭИ того времени, и часть жилых домов казались нам не настоящими. Настроение было прекрасное, несмотря на то, что у нас не было ни квартиры, ни мебели - приехали лишь с двумя чемоданами. Мы были полны впечатлений от увиденного в поселке Малоярославец-1 (будущий Обнинск). Посёлок был не больше Татыша и фактически завершался водонапорной башней, тогда еще нужной и благоустроенной. Очень понравилась нам дорога от вокзала до начала поселка. Особенно запомнилась сосна-лира, которая, к счастью, сохранилась на проспекте Ленина и по сей день. Сейчас я смею назвать ее одним из символов Обнинска, так как знаю, насколько высок творческий потенциал города, как много в нем хороших поэтов, музыкантов, певцов. Это было как бы пророчество природы...

А тогда, получив пропуска, мы оказались в отделе кадров ФЭИ. Встретил нас инспектор по кадрам Николай Зажигин, знакомый нам по работе на "Маяке". И здесь, как когда-то в НИИ-9, трагикомические обстоятельства искривили траекторию моего трудового пути, неожиданно направив его совсем в другую сторону. Правда, комическими эти обстоятельства кажутся мне сейчас, на расстоянии, а тогда они выглядели неожиданно неприятными.

Н. Зажигин пригласил меня на встречу с будущим доктором технических наук и профессором Львом Александровичем Маталиным. Тогда Маталин был научным сотрудником и руководил коллективом, основная задача которого состояла в разработке и применении измерительной ядерной электроники. Казалось бы, после моего производственного опыта в НИИ-9 и на ПО «Маяк» это была для меня самая подходящая работа. Но - увы! Роковой оказалась эта встреча в отделе кадров ФЭИ. Л.Н. Маталину не внушили доверия мои "цыганские сережки, блестящие глаза, яркий красивый наряд" (так он потом признался мне). А Лев Николаевич в ту пору страдал женоненавистничеством в области научно-производственных отношений, считая, что внешняя привлекательность, ум и уменье работать - вещи несовместимые. И потому, довольно бесцеремонно оглядев меня, он стал меня экзаменовать, задав свой коронный "женский" вопрос: "Как работает катодный повторитель?". В общем, принял все меры, чтобы напугать меня, "напустил туману". Я не очень-то испугалась: к тому времени у меня за плечами был пятилетний производственный стаж (начальник смены радиометристов на плутониево-металлургическом заводе № 20, инженер управления одного из первых промышленных реакторов - «АВ»), и я знала себе цену. Но маталинская бесцеремонность произвела на меня такое отталкивающее впечатление, что я буквально через полчаса дала согласие Е.С. Сыромятниковой, начальнику отдела КИПа Главного корпуса (ГК) ФЭИ, работать у нее. Поступок был непродуманный! Знай бы я тогда, что судьба впоследствии все равно приведет меня в отдел Маталина и что, по сути дела, его бесцеремонность была безобидной - просто он очень строго и разумно подбирал кадры! И согласись я тогда, мы бы с ним нашли общий язык. И не пришлось бы мне опять осваивать новую, совершенно незнакомую профессию, которой я отдала впоследствии двадцать пять лет, то есть всю свою производственную деятельность в ФЭИ.

Екатерина Степановна Сыромятникова была невысокая седая женщина, много курившая, отчего пальцы её правой руки и выступающие крупные верхние зубы были желтыми. Улыбаясь, она предложила мне: "Как вы смотрите на работу по эталонировке приборов?". Я обрадовалась, не уточнив даже, о каких приборах конкретно идет речь и, подумав, что речь идет о дозиметрических и радиометрических приборах, воскликнула: "Конечно, согласна! Это моя профессия!". А оказалось? Еще одна потеря! Из способного грамотного инженера-радиофизика я превратилась в "киповца" (КИП - контрольно-измерительные приборы). И, что еще досаднее, с самого начала мне придется заниматься электроизмерениями, которые я знала хуже всего, да еще вдобавок и терпеть не могла...

Не успела я освоиться на новом месте, как меня вызвал к себе тогдашний замдиректора института Андрей Капитонович Красин, чтобы узнать: что это за инженер-радист, с таким производственным стажем решивший добровольно похоронить себя в КИПе, отказавшись от научной деятельности? Он стал снова предлагать мне заняться радиофизикой, но образ Маталина был ещё слишком жив в моей душе, и я наотрез отказалась. Тогда Андрей Капитонович, с учетом моего стажа в Челябинске-40, назначил меня начальником сектора госповерки КИПа с окладом 1600 рублей! Напоминаю, что на ПО «МАЯК» Челябинска-40 я была начальником смены радиометристов и инженером по управлению реактором с более высоким окладом. 

Каким запомнился мне замечательный человек и великий учёный Андрей Капитонович Красин... Среднего роста, светловолосый, с яркими голубыми глазами, с румянцем на щеках, с приятными чертами лица, он напоминал русского барина, дворянина. Поражал своей добротой и вниманием к каждому специалисту.

В начале своей деятельности я очень часто обращалась к А.К. Красину за помощью и советом. И он всегда и во всём мне помогал. Однажды, когда я выходила из кабинета Красина, в приёмной я встретила Л. Маталина, который, приветствуя меня, сказал: «А зря вы струсили! Вот сегодня ко мне пришла дама, в отличие от вас, смелая: утверждала, что всё может» Как я узнала впоследствии, этой дамой оказалась Мария Павловна Пескова (девичья фамилия Ильина). Но в начале 1954 года она перешла из отдела Маталина к нам в КИП с кличкой, очень нелестной для её производственной характеристики. «Ох уж этот Маталин! – подумалось мне тогда. - Вот как, оказывается, рискованно работать женщинам под его началом». 

Итак, я стала начальником Госповерки и метрологического надзора предприятия, которое не было зарегистрировано на право проведения госповерки и ремонта. Как раз перед моим назначением на эту должность в Лаборатории "В" была проведена совместная ревизия Госстандарта и нашего главка (приезжали В. Тюрин, В. Митин и Н. Маркин), которая оставила строгий разгромный акт, предупреждающий КИП и администрацию института. Мне предстояло освоить и покорить метрологическую целину.

Через несколько месяцев после начала работы меня направили на курсы госповерителей в московский Институт стандартов. Ввиду особого режима секретности предприятиям Минсредмаша решением правительства было разрешено иметь право государственной поверки. А для всего Союза государственная поверка измерительной техники монопольно осуществлялась только органами Госстандарта. Но если все приборы предприятия возить в Главную палату, то по их номенклатуре можно догадаться, чем занимаются "почтовые ящики" и номерные предприятия. Поэтому нам и было дано разрешение самим проводить госповерку. Так я попала на курсы госповерителей, слушателями которых были работники КИПов предприятий Минсредмаша. И опять мне повезло. На курсах преподавали метрологические светила, по книгам которых много лет учились в технических вузах (может быть, и сейчас учатся). Там я познакомилась с прекраснейшими людьми: Николаем Ивановичем Тюриным, Валентином Ивановичем Линьковым, Павловским, Меркиным, Ошером. Были и среди слушателей очень интересные люди - Хавкин, Маркелов и другие. Многие из них впоследствии стали руководителями КИПов предприятий нашей системы. Как это мне пригодилось!

Курсы я закончила с отличием, получив универсальные права госповерителя по всем видам существующих измерений. Вернулась на работу в декабре, вооруженная до зубов правами и хорошо подкованная теоретически. Всю свою жизнь я говорила "спасибо" своему родному Институту связи, который дал мне такую замечательную подготовку. Легко и просто из инженера-электрика по радиосвязи я превратилась в инженера-физика и инженера по управлению реактором. Так же без проблем я стала многогранным метрологом и осталась верна последней профессии на целую четверть века. Конечно, быть метрологом не так эффектно, как научным сотрудником или, скажем, литератором, но я отдала метрологии лучшие годы своей жизни.

Вернувшись с московских курсов, на все недостатки измерительной техники я уже смотрела другими глазами. Я знала, как готовить предприятие к регистрации на право проведения ремонта и поверки, с чего начинать, - конечно же, с образцового оборудования. К сожалению, начальник КИПа Е.С. Сыромятникова часто болела, была на больничном, и решать эти проблемы было трудно. И тогда я стала обращаться непосредственно к Красину. Несмотря на большую разницу в нашем служебном положении, он мне очень много помогал, буквально ни одну просьбу не оставил без внимания. Кроме того, я использовала свои завязавшиеся на курсах связи в Министерстве (через Лосева и Маркина) и Госстандарте (через Линькова). Трудно описать мою радость, когда мне удалось достать первые образцовые приборы, которые я привезла из Москвы буквально под мышкой. Это были ИРН-53 и магазин с сотыми долями Ома. Они давали возможность поверять приборы теплотехнического контроля. А ведь это была одна из важнейших задач по тому времени, так как с начала года началась приемка и монтаж приборов на Первой в Мире АЭС!