Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Бриш Аркадий Адамович

Рос­сийский уче­ный, раз­ра­бот­чик ядер­ного оружия, док­тор тех­ни­че­ских наук, про­фес­сор. С 1964 по 1997 годы — глав­ный кон­струк­тор КБ-25, ныне Все­рос­сийский НИИ авто­ма­тики им. Н. Л. Духова. В насто­ящее время почет­ный науч­ный руко­во­ди­тель ВНИИА. Герой Соци­а­ли­сти­че­ского Труда, лау­реат Ленин­ской и Госу­дар­ствен­ной премий СССР, почет­ный член Рос­сийской ака­демии ракет­ных и артил­ле­рийских наук (РАРАН).
Бриш Аркадий Адамович

«На днях я был бук­вально потря­сен сло­вами Арка­дия Бриша, участ­ника созда­ния пер­вой атом­ной бомбы в Совет­ском Союзе. В воз­расте 92 лет, пережив все ужасы Вто­рой миро­вой войны и послед­ствия холод­ной войны, он ска­зал: «Мы наде­емся, что чело­ве­че­ство дожи­вет до того момента, когда отпа­дет необ­хо­димость в ядер­ном вооруже­нии, когда во всем мире воца­рится мир и спо­койствие». Легко не услышать этот голос, но, поступая таким обра­зом и игно­ри­руя исто­рию чело­ве­че­ского прогресса, мы рис­куем повто­рить все ужасы прошлого».

Из выступ­ле­ния Пре­зи­дента США Барака Обамы после подпи­са­ния соглаше­ния о СНВ. Прага. 8 апреля 2010 г.

Наша беседа с А. А. Бришем — о прошлом, насто­ящем и будущем Рос­сии и атом­ной отрасли — нача­лась с размыш­ле­ний Арка­дия Адамо­вича о фило­соф­ских аспек­тах вла­де­ния атом­ной энергией:

 — Хари­тон, в память Оппенгеймера, с биографией кото­рого по стран­ному сте­че­нию обсто­я­тельств у него было много общего, вклю­чая имя, напи­сал спе­ци­аль­ное посла­ние, в кото­ром ста­вил два вопроса: созрело ли чело­ве­че­ство, чтобы овла­деть атом­ной энергией? и, стремясь к лучшему, не натво­рят ли худ­шего?

Все хотят, чтобы было хорошо. Гово­рят, что будет хорошо. А стремясь к лучшему, не натво­рят ли худ­шего с ядер­ной энергией, кото­рая уни­чтожит чело­ве­че­ство? Доросло ли чело­ве­че­ство до вла­де­ния атом­ной энергией? Готово ли госу­дар­ство, наши руко­во­ди­тели вла­деть атом­ной энергией? Эти глу­боко фило­соф­ские вопросы, постав­лен­ные Хари­то­ном, акту­альны и сей­час.

— А у вас есть ответ на этот вопрос?

 — Я отлично знаю, какое это страш­ное оружие. Но уже в тече­ние почти 70 лет нет войн, подоб­ных пер­вой и вто­рой миро­вым вой­нам. И я надеюсь, что в этом есть заслуга и ядер­ного оружия нашей страны.

Я верю, что и поли­тики, и мы, оружей­ники, должны рабо­тать так, чтобы сохра­нять мир, чтобы чело­ве­че­ство жило спо­койно. И надеюсь, что наступят времена, когда атом­ное оружие уже не будет нужно как оружие, а будет при­ме­няться только для тех­ни­че­ских целей. Люди поум­нели.

— Как вы дума­ете, если бы Совет­ский Союз не изоб­рел тогда свою бомбу, аме­ри­канцы восполь­зо­ва­лись бы своей монопо­лией?

 — Такое жела­ние у них было. Пово­дом могли стать и локаль­ные конфликты — Вьет­нам, напри­мер… А кубин­ский кри­зис, когда мир был на воло­сок от ядер­ной войны… Именно наше ядер­ное оружие удержало тогда Соеди­нен­ные Штаты. А когда у нас стало большое коли­че­ство ядер­ных заря­дов, аме­ри­канцы поняли, что война бес­по­лезна, так как побе­ди­те­лей в ней не будет. Но если мы осла­бим свой ядер­ный щит, то веро­ят­ность атом­ной войны исклю­чить будет нельзя, потому что Аме­рика за свои инте­ресы будет бороться до послед­него.

— Арка­дий Адамо­вич, давайте вер­немся к исто­рии. Как вы при­шли в атом­ный про­ект?

 — Во время войны я был на оккупи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии в пар­ти­за­нах. В 1944 году, после осво­бож­де­ния Бело­рус­сии, штаб пар­ти­зан­ского движе­ния напра­вил меня в Москву в Инсти­тут маши­но­ве­де­ния Ака­демии наук для про­долже­ния науч­ной работы, так как перед вой­ной, в 1940 году, я окон­чил Бело­рус­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет по спе­ци­аль­но­сти «физика». В инсти­туте маши­но­ве­де­ния я рабо­тал под руко­вод­ством В. А. Цукермана, кото­рый в то время уже участ­во­вал в Атом­ном про­екте и заин­те­ре­со­вался моло­дым пер­спек­тив­ным уче­ным. Возможно, сыг­рал свою роль и мой доклад на конфе­ренции моло­дых уче­ных инсти­тута, ста­тья о кото­рой была напе­ча­тана в «Ком­со­мольской правде».

В 1946 году, за год до коман­ди­ро­ва­ния в КБ-11, я подал документы в дипло­ма­ти­че­скую ака­демию, поскольку это было очень пре­стижно, прошел собе­се­до­ва­ние и сдал экза­мены, но не был при­нят, потому что не было рекомен­дации от обкома пар­тии. Через год такую рекомен­дацию мне дали, и я мог пойти учиться на дипло­мата. Так что тут и воз­никла раз­вилка, куда идти дальше, в дипло­маты или в Саров, так как Цукерман уже пред­ложил мне участ­во­вать в созда­нии совет­ской атом­ной бомбы. Я сде­лал свой выбор в пользу КБ-11.

— В Сарове, навер­ное, еще ничего не было?

 — И не было ничего, и, самое глав­ное, я ничего не понимал в атом­ном оружии. Конечно, в мето­ди­че­ском плане я как физик был зна­ком с осно­вами атом­ной физики, но моей спе­ци­аль­но­стью были маг­нит­ные и элек­тро­маг­нит­ные изме­ре­ния, кото­рые широко исполь­зо­ва­лись в метал­ло­ве­де­нии и проч­но­сти кон­струкций. А пер­вая задача, кото­рую я должен был решить, — изме­ре­ние дав­ле­ния в дето­наци­он­ной волне. Взрывом нужно было обжать плу­то­ни­е­вый заряд, а ско­ро­сти дето­нации не знали, так как ника­ких точ­ных изме­ре­ний никто не про­во­дил. И я увлекся этой зада­чей, кото­рую мне уда­лось успешно решить. При этом, кстати, была открыта высо­кая элек­тропро­вод­ность про­дук­тов взрыва.

В связи с этим вспоми­на­ется науч­ный конфликт, кото­рый воз­ник у меня с одним круп­ным уче­ным, док­то­ром наук, кото­рый стал утвер­ждать, что мои изме­ре­ния дав­ле­ния дето­наци­он­ной волны неточны, и напи­сал письмо Ван­ни­кову, что бомба рабо­тать не будет. Надеж­ные зна­ния дав­ле­ния и ско­ро­сти дето­нации явля­лись гаран­тией рабо­то­спо­соб­но­сти заряда, а неточ­ные изме­ре­ния такой гаран­тии не давали. Вот на таком уровне велись науч­ные дис­кус­сии. Я же утвер­ждал, что его изме­ре­ния непра­вильны, и, в конеч­ном счете, истина ока­за­лась за мной.

Я тогда сде­лал для себя вывод, что науч­ный спор — это очень слож­ное дело, что уче­ные не все­гда себя честно ведут, более того, могут обма­ны­вать. В нюан­сах науч­ных вопро­сов трудно разо­браться не спе­ци­а­ли­сту. Надо уметь дока­зы­вать свои идеи и рас­четы прак­ти­кой, потому что тео­ре­ти­че­ские рас­суж­де­ния — это одно, а прак­ти­че­ская реа­ли­за­ция каких-то идей — это совсем другое.

Инте­рес­ным в этой ситу­ации было пове­де­ние Хари­тона. Он, счи­тая по харак­теру экс­пе­римен­таль­ных дан­ных, что мои рас­четы верны, понимал, что вести даль­нейший спор бес­смыс­ленно. Хари­тон поста­вил точку в этой дис­кус­сии, ска­зав, что в слу­чае правоты того уче­ного взрыв про­сто будет меньшей мощ­но­сти, хотя пре­красно знал, что дав­ле­ние будет высо­кое и все будет как нужно.

— Кого вы счи­та­ете сво­ими учи­те­лями?

 — Юлия Бори­со­вича Хари­тона, Цукермана и Зель­до­вича. С Хари­то­ном я про­сто дружил. Мы к нему ходили, он к нам ходил. Жены дружили очень. Какие-то близ­кие отноше­ния были. С Зель­до­ви­чем тоже. Это все Учи­теля, кото­рые обла­дали уни­каль­ными свойствами. Своим учи­те­лем могу назвать и П. М. Зер­нова, дирек­тора КБ-11, кото­рый меня весьма ценил. Павел Михай­ло­вич много сде­лал для того, чтобы я стал тем, кем стал.

— Скажите, вы ощущали тогда, что вы — элита страны?

 — Глав­ным моим ощуще­нием было: не дай бог оши­биться! Любая ошибка — это скан­дал, потому что ошибки при взрыве ядер­ного заряда недопу­стимы. И вот это чув­ство — не допу­стить ошибки — оста­ется у меня и по насто­ящее время. А одно из глав­ных свойств элиты, как я счи­таю, это без­на­ка­зан­ность, поэтому отно­сить себя к элите никак не мог…

Конечно, мы чув­ство­вали, что нас ценят, но только до тех пор, пока мы можем выпол­нять сто­ящие перед нами слож­ные задачи. Созда­вая такое гроз­ное оружие — а мы все видели сво­ими гла­зами послед­ствия взрыва ядер­ной бомбы, — я ни в коем слу­чае не допус­кал мыс­лей о том, какой я моло­дец и так далее.

Конечно, зарплата у нас по тем време­нам была высо­кая. Так, в Инсти­туте маши­но­ве­де­ния я полу­чал 800 руб­лей, а в КБ-11 сна­чала 2 тысячи руб­лей, в конце — 6 тысяч руб­лей, да плюс еще 100 % над­бавка. То есть месяч­ная зарплата дохо­дила до 12 тысяч руб­лей.

— Благо­даря чему, на ваш взгляд, СССР смог создать атом­ную бомбу в столь корот­кий срок?

 — Мы одо­лели в войне про­тив­ника, кото­рый был силь­нее нас — я знаю, что говорю, потому что я видел немец­кую армию в действии сво­ими гла­зами. Несмотря на огром­ные люд­ские потери, утрату больших тер­ри­то­рий и многих предпри­я­тий все-таки мы нашли в себе силы и побе­дили фаши­стов. И эта гор­дость победы была в нас очень сильна. Но когда аме­ри­канцы взо­рвали бомбу в Хиро­симе, я понял, что, если мы не созда­дим сво­его атом­ного оружия, то в неиз­беж­ной новой войне мы окажемся про­иг­равшими.Я при­е­хал в только что создан­ное КБ-11 в сере­дине 1947 года, ока­завшись в числе его пер­вых сотруд­ни­ков. Со мною при­было еще 35 науч­ных сотруд­ни­ков из инсти­тута хими­че­ской физики, НИИ-6 (занимавшегося взрыв­ча­тыми веще­ствами) и инсти­тута маши­но­ве­де­ний. Бук­вально за год мы уже полу­чили пред­став­ле­ние об общих кон­ту­рах кон­струкции атом­ной бомбы: как обжимать плу­то­ний, чтобы полу­чить ядер­ный взрыв. Хари­тону, Кур­ча­тову, Зель­до­вичу уда­лось создать кол­лек­тив, каж­дый член кото­рого ХОТЕЛ создать атом­ную бомбу. Объяс­нить до конца сло­вами, как это уда­лось, навер­ное, не удастся, для этого нужно было жить в то время… Сегодня, я уве­рен, повто­рить тот подвиг совет­ских атомщи­ков почти невозможно, даже обла­дая неогра­ни­чен­ными финан­со­выми ресур­сами, потому что решающую роль играли не деньги, а наше жела­ние сде­лать бомбу во что бы то ни стало. Пат­ри­о­тизм и энту­зи­азм нельзя оце­нить деньгами и купить за деньги.

Иногда в нашей работе был даже элемент аван­тю­ризма, так как при­хо­ди­лось идти на риск, чтобы дока­зать, что ты прав. Если в новом деле не риск­нешь, то можешь потра­тить годы на изу­че­ние про­блемы, а время-то будет упущено. Мы были готовы рис­ко­вать и не боя­лись брать на себя ответ­ствен­ность за свои реше­ния. Во многом благо­даря этому задача созда­ния атом­ной бомбы была решена нами за два года; более того, кое в чем мы даже обогнали аме­ри­канцев.

— А чем вам запом­ни­лись 60-70-е годы? Были какие-нибудь инте­рес­ные слу­чаи в вашей жизни?

 — Для меня наи­бо­лее силь­ным впе­чат­ле­нием стал взрыв атом­ной бомбы в 1954 году, когда была при­ме­нена новая система под­рыва ядер­ного заряда, раз­ра­бо­тан­ная мною. Авто­ма­тика взрыва — это чрез­вы­чайно слож­ная тех­ника и тех­но­логия: пер­вым под­ры­ва­ется шаро­вой заряд с син­хрон­но­стью одной деся­ти­мил­ли­он­ной доли секунды, а затем пода­ется нейтрон­ный импульс. Про­ве­ден­ное испыта­ние про­де­мон­стри­ро­вало возмож­ность удво­е­ния, а затем и уде­ся­те­ре­ния мощ­но­сти заряда. При­чем многие спе­ци­а­ли­сты не верили в нашу раз­ра­ботку и пред­ре­кали про­вал экс­пе­римента, но наши дер­зость и риск себя пол­но­стью оправ­дали. Конечно, были и опа­се­ния — ведь в слу­чае неудачи нас могли выгнать с работы, а больший позор трудно себе пред­ста­вить. Авто­ри­тет, как известно, заво­е­вы­ва­ется долго, а поте­рять его ничего не стоит, доста­точно одной-двух неудач.Дру­гой слу­чай, кото­рый запом­нился мне на всю жизнь, свя­зан с чело­ве­че­ским фак­то­ром. Меня срочно при­гла­сили на испыта­ние изде­лия на атом­ный полигон в Семи­па­ла­тин­ске, так как там воз­никла про­блема, тре­бующая реше­ния. Но пока я добрался до полигона, она уже была решена. Тем не менее, поскольку я уже при­е­хал, я на вся­кий слу­чай попро­сил пока­зать мне заряд и с ужа­сом уви­дел на системе авто­ма­тики изде­лия крас­ную вставку. А крас­ная вставка озна­чает, что изде­лие рабо­тать не будет! Ее про­сто забыли вынуть.

И тогда я сде­лал для себя вывод — и жизнь в даль­нейшем не раз под­твер­ждала его, — что чело­веку свойственно оши­баться. Что пол­но­стью дове­рять чело­веку нельзя ни в тех­ни­че­ском, ни в орга­ни­за­ци­он­ном, да ни в каком вопросе. Обя­за­тельно нужно выстра­и­вать системы кон­троля и про­верки. У нас в отрасли, напри­мер, такие функции выпол­няла воен­ная при­емка, задача кото­рой заклю­ча­лась в кон­троле над всем процес­сом изго­тов­ле­ния ядер­ного оружия. Ее спе­ци­а­ли­сты, как пра­вило, были весьма дотош­ные люди, кото­рые, как гово­рится, во все совали свой нос, во всем сомне­ва­лись, что резко снижало веро­ят­ность какой-либо ошибки. Но это воз­никшее тогда ощуще­ние, что чело­веку дове­рять нельзя, что он может оши­баться, сохра­ни­лось у меня и до насто­ящего времени. С тех пор про­блема защиты ядер­ного заряда от чело­ве­че­ского фак­тора как в мир­ное, так и в воен­ное время стала для меня одной из при­о­ри­тет­ных. И я все­гда ста­раюсь всех убе­дить, что тех­нике можно верить, а чело­веку — нет. И не оттого что можно столк­нуться со зло­умыш­лен­ни­ком, а по чело­ве­че­ской глупо­сти и недомыс­лию. Или по лич­ным при­чи­нам вне­запно может воз­ник­нуть жела­ние нака­зать весь мир… С дру­гой сто­роны, жела­ние все авто­ма­ти­зи­ро­вать тоже опасна, так что наша задача как раз­ра­бот­чи­ков — найти оптималь­ный баланс между тех­ни­кой и чело­ве­ком и создать защиту от дурака.

— А моло­дежи можно дове­рять?

 — Не моло­дость создает спе­ци­а­ли­ста, а учи­тель. Без насто­ящего учи­теля не полу­чится хорошего спе­ци­а­ли­ста. Все мои достиже­ния свя­заны с име­нами моих учи­те­лей: Хари­тона, Кур­ча­това, Цукермана, Зель­до­вича, Зер­нова… Они меня не только хва­лили, но и посто­янно сомне­ва­лись в моих результа­тах, и я должен был все время дока­зы­вать свою правоту. И воз­вы­сила меня не их похвала, а их тре­бо­ва­ние: докажи!

С тех пор я счи­таю, что выдвигать можно только спе­ци­а­ли­ста, за спи­ной кото­рого стоит учи­тель, кото­рый видел его в работе и знает, на что он спо­со­бен. Именно поэтому я все­гда ста­раюсь встре­чаться с моло­дежью, рабо­тающей в инсти­туте. В ближайшее время, напри­мер, во ВНИИА прой­дет моло­деж­ная научно-прак­ти­че­ская конфе­ренция, в кото­рой я обя­за­тельно приму уча­стие. Выступ­ле­ние перед кол­легами — это одна из возмож­но­стей для моло­дого спе­ци­а­ли­ста пока­зать себя, и я все­гда напоми­наю: нужно не рас­ска­зы­вать, чем вы занима­е­тесь, а доно­сить до слуша­теля новизну реша­емой задачи. Глав­ная состав­ляющая насто­ящего уче­ного — твор­че­ство, и эту мысль я все­гда ста­раюсь выска­зать моло­дым сотруд­ни­кам ВНИИА.

Еще я терпеть не могу под­ха­лимажа в любой форме. К сожа­ле­нию, многие, даже круп­ные уче­ные достигли сво­его положе­ния отнюдь не науч­ными раз­ра­бот­ками. И весьма при­скорбно видеть, когда моло­дой спе­ци­а­лист, начи­ная свою карьеру, под­ли­зы­ва­ется к началь­нику, рас­счи­ты­вая на раз­лич­ные префе­ренции. Этого делать, я счи­таю, ни в коем слу­чае нельзя!

— Как вам рабо­та­лось в период пере­стройки и созда­ния в стране рыноч­ных отноше­ний?

 — ВНИИА все­гда был под кры­лом госу­дар­ства, под госу­дар­ствен­ным управ­ле­нием, и я не ощущал тогда осо­бых перемен. Задач перед нами все­гда сто­яло много, без работы мы не сидели. И чув­ство, что ядер­ное оружие нужно нашей стране, оста­ва­лось все­гда. Конечно, зарплата была уже не та, но не надо забы­вать, что я прошел войну и был при­вы­чен к труд­но­стям. Глав­ное, что была вера в дело, вера в свою страну.

— А сей­час, как вы счи­та­ете, руко­вод­ство страны доста­точно внима­ния уде­ляет ядерно-оружей­ному комплексу?

 — Мне кажется, доста­точно. На обнов­ле­ние при­бор­ного парка, стен­до­вого обо­ру­до­ва­ния сегодня сред­ства выде­ляются в необ­хо­димом объеме.

Един­ствен­ное, что может вызы­вать бес­по­койство, — это кад­ро­вый вопрос, но на сего­дняш­ний день у меня нет пре­тен­зий к нашим руко­во­ди­те­лям. Конечно, ситу­ация, когда одного из руко­во­ди­те­лей отрасли в ранге заме­сти­теля дирек­тора госкорпо­рации обви­няют в хище­нии мил­ли­о­нов руб­лей, вызы­вает, по меньшей мере, недо­уме­ние.

У исто­ков отрасли сто­яли вели­кие уче­ные и вели­кие руко­во­ди­тели, и это стало залогом успеха Атом­ного про­екта. А сей­час что? Вы уве­рены, что все в порядке с кад­ро­вым вопро­сом? Если руко­во­ди­тель ока­зался вором, то, я счи­таю, за него должны нести ответ­ствен­ность и тот, кто рекомен­до­вал его, и тот, кто назна­чал. Раньше КГБ занима­лось под­бо­ром кад­ров для атом­ной промыш­лен­но­сти, и я не могу вспом­нить ни одного подоб­ного инци­дента, свя­зан­ного с воров­ством.

Слиш­ком много надежд сегодня воз­лага­ется на деньги, а меня это, честно говоря, пугает. Задачу деньгами не решить, только моз­гами, а работа мозга не зави­сит от денег, у него своя моти­вация.

— По вашему мне­нию, нам уда­ется под­держи­вать в обла­сти ядер­ного оружия пари­тет с аме­ри­кан­цами?

 — Я с уваже­нием отношусь к аме­ри­кан­цам. Я был в несколько раз в Аме­рике, встре­чался с аме­ри­кан­скими спе­ци­а­ли­стами-оружей­ни­ками, читаю их открытые, да и закрытые пуб­ли­кации, и вижу, что они серьезно отно­сятся к сво­ему ядер­ному оружию, к его надеж­но­сти и без­опас­но­сти. Их под­ходы отли­чаются от нашего, что дает нам, в свою оче­редь, пищу для размыш­ле­ния.

Конечно, запрет на про­ве­де­ние испыта­ний ядер­ного оружия серьезно ослож­няет нам жизнь. Неко­то­рые горя­чие головы в свое время утвер­ждали, что испыта­ния и не нужны, что все можно рас­счи­тать на супер­компью­те­рах, но, как ока­за­лось, современ­ная вычис­ли­тель­ная тех­ника еще не обла­дает необ­хо­димыми мощ­но­стями для точ­ного рас­чета всех про­те­кающих при взрыве ядер­ного заряда процес­сов.

Пока нам помогают опыт и экс­пе­римен­таль­ные дан­ные, накоп­лен­ные в ходе всех про­ве­ден­ных испыта­ний ядер­ного оружия.

— Что бы вы поже­лали атомщи­кам XXI века?

 — Пере­смот­реть все те положе­ния, кото­рые были при­няты в ядерно-оружей­ном комплексе много лет назад. Тре­бо­ва­ния к ядер­ному оружию прогрес­си­руют, изме­няются, и нужно созда­вать оружие, соот­вет­ствующее новым реа­лиям. Сей­час другие времена, другие госу­дар­ства, и в осо­бен­но­сти, другие люди… Это все надо учи­ты­вать. То есть, уче­ному, в осо­бен­но­сти оружей­нику, — ни минуты покоя. И какое бы совершен­ное изде­лие не было бы создано, обя­за­тельно надо смот­реть, а как его можно еще улучшить.

На самом деле уче­ный — это несчаст­ный чело­век, потому что во всем должен сомне­ваться.

— Арка­дий Адамо­вич, несколько лет назад в Совете Феде­рации прошла фото­выставка ваших пар­ти­зан­ских фотографий. Как вам уда­лось в таких усло­виях заниматься фотографией?

А. А. Бриш в пар­ти­зан­ском отряде
А. А. Бриш в пар­ти­зан­ском отряде

— Мое увле­че­ние фотографией было в какой-то мере вынуж­ден­ным, так как занялся я ею, чтобы сде­лать фальши­вые документы для евреев, оставшихся в оккупации в Мин­ске. Благо­даря моим фотографиям уда­лось спа­сти многих.

А затем, под угро­зой про­вала, мне при­ш­лось перейти в пар­ти­зан­ский отряд. И там мне захо­те­лось зафик­си­ро­вать на память нашу пар­ти­зан­скую жизнь. Моя пер­вая пар­ти­зан­ская фото­сес­сия прошла в усло­виях бое­вой опе­рации. Руко­вод­ство поста­вило задачу обстре­лять авто­ко­лонну, двигавшуюся по шоссе. Я решил фотографи­ро­вать, но мы стре­ляли по нем­цам, немцы стре­ляли по нам… Не совсем удач­ные усло­вия для фото­ра­бот. К тому же ска­зы­ва­лось отсут­ствие опыта, так что пер­вые снимки не очень полу­чи­лись. Кроме того, во время опе­рации я стоял рядом с коман­до­ва­нием отряда, и кто-то, — возможно, пре­да­тель, — выпу­стил по нам оче­редь, ранив сто­ящего рядом началь­ника осо­бого отдела.

Так что со съем­ками бое­вых опе­раций у меня не зала­ди­лось, а вот своих дру­зей-пар­ти­зан я снимал довольно успешно. Я, напри­мер, дружил с Мара­том Казее­вым, Героем Совет­ского Союза, сде­лал несколько его сним­ков, и послед­няя наша встреча про­изошла бук­вально за несколько дней до его гибели. Это были чистые люди, насто­ящие пат­ри­оты…

— Арка­дий Адамо­вич, а вам свою школу уда­лось создать, как вы счи­та­ете?

А. А. Бриш (край­ний справа) среди това­рищей-пар­ти­зан
А. А. Бриш (край­ний справа) среди това­рищей-пар­ти­зан

 — Я счи­таю, что любой руко­во­ди­тель, назна­чая своих заме­сти­те­лей, должен за них отве­чать. Нужно выби­рать спе­ци­а­ли­ста знающего и с хорошим харак­те­ром. Хотя и здесь есть тон­кость, так как чело­век меня­ется со време­нем. Я, допу­стим, выбрал чело­века при совет­ской вла­сти, а каким он будет в рыноч­ных усло­виях — пред­ска­зать трудно. И выбор сегодня может быть пра­виль­ным, а зав­тра уже нет.

Что лучше: демо­кра­тия и сво­бода — или тота­ли­та­ризм? Ведь при Ста­лине страна доби­лась гро­мад­ных успе­хов, при Гит­лере Герма­ния пре­вра­ти­лась в вели­кую державу, так что тота­ли­та­ризм вла­сти имеет не только отрица­тель­ные сто­роны. А разве демо­кра­ти­че­ский строй дока­зал, что это един­ственно пра­виль­ный путь, дающий сво­боду и сча­стье чело­ве­че­ству? И если вдруг нач­нется тре­тья миро­вая война, то полу­ча­ется, что она нач­нется при демо­кра­ти­че­ском строе. И когда дума­ешь об этом, то ста­но­вится грустно.

Я не поли­тик, но поря­док должен быть в любой стране. И под­чи­не­ние должно быть. А сво­бода — очень опас­ная вещь, ведь она дается каж­дому, в том числе и пре­ступ­нику.