Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники проекта /

Базун Анатолий Филиппович

Рабо­тал на Элек­тро­хи­ми­че­ском заводе с марта 1966 года. Начи­нал аппа­рат­чи­ком в химцехе, в 1992 году пере­ве­ден с долж­но­сти инже­нера-тех­но­лога в при­бо­ро­стро­и­тель­ный цех старшим масте­ром. В 2009 году уво­лился в связи с выхо­дом на пен­сию с долж­но­сти тех­но­лога при­бо­ро­стро­и­тель­ного цеха – заме­сти­теля началь­ника цеха.
Базун Анатолий Филиппович

23 фев­раля 1966 года в числе 19-ти выпуск­ни­ков Уральского поли­тех­ни­кума я при­е­хал в Крас­но­яр­ский край, в г. Заозер­ный-13. Две недели ушли на повтор­ный, после Сверд­лов­ска-44, мед­осмотр, и вот, 6 марта я впер­вые прошел через про­ход­ную Элек­тро­хи­ми­че­ского завода.

В цех меня ввел Ген­на­дий Тихо­но­вич Воло­буев. В соеди­ни­тель­ном кори­доре нам нав­стречу шла рабо­чая в ком­би­не­зоне — нево­об­ра­зимой пол­ноты. Это еще мягко ска­зано. Про­сто очень тол­стая. Ген­на­дий Тихо­но­вич пошу­тил: «Смотри, что наш про­дукт с людьми делает».

Шум рабо­тающих компрес­со­ров слышался задолго до того, как шед­ший по соеди­ни­тель­ному кори­дору при­ближался к корпусу. Ныря­ешь в этот шум — и взору пред­стают группы огром­ных аппа­ра­тов голу­бого цвета, скры­вающи­еся в дале­кой пер­спек­тиве. К аппа­ра­там ОК-30 при­вы­ка­ешь быстро. Обслужи­вать их проще, высота понятна, можно пере­браться между аппа­ра­тами на дру­гой полуб­лок (не очень удобно, но при необ­хо­димо­сти перемеща­лись).

Иное дело — аппа­раты Т-56. Смон­ти­ро­ван­ные на фун­дамен­тах такого же размера, что и аппа­раты ОК-30, но гораздо большие, они поражали плот­но­стью мон­тажа самих аппа­ра­тов, огром­ными разме­рами компрес­со­ров, холо­диль­ни­ков и тру­бопро­во­дов системы охла­жде­ния. И при этом компрес­соры изда­вали уже не шум, а рев. Эти аппа­раты были самыми большими оте­че­ствен­ными диффу­зи­он­ными маши­нами по раз­де­ле­нию изо­топов. Они все годы работы на тех­но­логи­че­ском участке вызы­вали у меня неволь­ное благого­ве­ние.

И еще. Родившийся вскоре после Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны, я почти физи­че­ски ощущал, как мало времени прошло с ее окон­ча­ния до 1956 года, когда начал стро­иться наш завод. Надо полагать, что про­ект завода к тому времени уже имелся, и эти огром­ные аппа­раты уже изго­тав­ли­ва­лись в Ленинграде и в Горьком. Истер­зан­ная вой­ной страна нашла в себе силы и ресурсы под­нять такую промыш­лен­ность, создать такое обо­ру­до­ва­ние.

Даже современ­ный аппа­рат для раз­де­ле­ния изо­топов так меня не поражает: ну, высо­кая тех­но­логия, ну, пере­до­вые реше­ния. Но размеры наво­дят на мысль, что подоб­ную машину можно изго­то­вить в кустар­ной мастер­ской.

Иное дело — много­тон­ные, огром­ного размера, похожие на сло­нов аппа­раты, кото­рые встре­тили меня, девят­на­дца­ти­лет­него парня в тот памят­ный день. Кстати, схожесть со сло­нами была под­ме­чена до меня: на про­фес­си­о­наль­ном жаргоне нагне­та­тель­ные патрубки насо­сов пол­ного рас­хода иначе, чем «хобо­тами» не назы­вали.

Днев­ную тех­но­логи­че­скую службу (ДТС) хими­че­ского цеха возглав­лял в те годы Ген­на­дий Васи­лье­вич Рябцев. Потря­сающей эру­диции спе­ци­а­лист, раз­но­сто­ронне раз­ви­тый, высо­кой культуры чело­век, он задал тот высо­кий тон в работе и в чело­ве­че­ских отноше­ниях, кото­рый под­держи­вался все годы суще­ство­ва­ния тех­но­логи­че­ского участка корпуса № 2 (зда­нием № 902 наше про­из­вод­ствен­ное помеще­ние стало назы­ваться гораздо позд­нее).

Чтобы стала понят­ной одна мысль, кото­рая греет душу, я коротко вспомню о годах учебы в Уральском поли­тех­ни­куме, что нахо­дился в Сверд­лов­ске-44, ныне — Ново­уральске, одном из горо­дов Мина­тома (тогда — Мини­стер­ства сред­него маши­но­стро­е­ния).

Самым потря­сающим и ярким впе­чат­ле­нием пер­вого года обу­че­ния в УПТ были педагоги, в руки кото­рых мы попали. И не столько их зна­ния и уме­ние препо­да­вать, оце­нить кото­рые по мало­лет­ству мы тогда в пол­ной мере не были спо­собны, сколько их отноше­ние к нам, учащимся.

Отноше­ние было в высшей степени уважи­тель­ное. Все педагоги тех­ни­кума обраща­лись к нам, четыр­на­дцати-, пят­на­дца­ти­лет­ним под­рост­кам, на «Вы». И не понять сей­час, что это было: при­род­ная интел­ли­гент­ность или воспи­та­тель­ный прием. Но эффект был потря­сающий. Маль­чишки сразу зауважали своих учи­те­лей.

В 1961 году, в УПТ при­нимали учащихся в воз­расте 14 лет. И неспро­ста: в дале­кой Сибири, в Заозер­ном-13 закан­чи­ва­лось стро­и­тельство нового завода по раз­де­ле­нию изо­топов урана, нужны были спе­ци­а­ли­сты. Но, поступая в УПТ, я еще не знал, в какой отрасли буду рабо­тать. Режим сек­рет­но­сти вокруг учеб­ного заве­де­ния соблю­дался строгий. С нами, мало­лет­ками, УПТ впо­след­ствии нама­ялся, устра­и­вая на прак­тику, когда не достиг­ших восем­на­дца­ти­лет­него воз­раста под­рост­ков надо было устра­и­вать на про­из­вод­ствен­ную прак­тику на основ­ном про­из­вод­стве.

В 1962 году УПТ был взбу­до­ражен ново­стью: стране нужны тех­но­логи! Две группы «при­бо­ри­стов» пере­во­дят на другую спе­ци­аль­ность: «Тех­но­логия основ­ного про­из­вод­ства и ваку­ум­ная тех­ника». Новость встре­тили неодоб­ри­тельно. Начался «бунт на корабле». Когда обста­новка нака­ли­лась, учащихся собрали в самой большой ауди­то­рии. На воз­выше­нии, в «пре­зи­ди­уме», сидели завод­ские спе­ци­а­ли­сты и руко­вод­ство тех­ни­кума. Взрос­лые, серьез­ные люди объяс­няли нам: «…Вы поймите, что тех­но­лог — основ­ная спе­ци­аль­ность на про­из­вод­стве. При­бо­ри­сты, элек­трики, меха­ники лишь выпол­няют волю тех­но­логов». (Впо­след­ствии я убе­дился в спра­вед­ли­во­сти этих слов.) Но уго­воры не действо­вали.

В раз­гар собра­ния один из учащихся с «галерки» выкрик­нул: «Не хотим делать атом­ную бомбу!» (Были среди нас знающие о харак­тере про­из­вод­ства больше меня. На сле­дующий день «умник» был исклю­чен из УПТ.) Собра­ние было свер­нуто, неже­лающим учиться было пред­ложено напи­сать заяв­ле­ния об отчис­ле­нии, но таких не нашлось.

Со вто­рого курса нам стали читать спецпред­меты, из кото­рых мы узнали, с какими мате­ри­а­лами будем рабо­тать. Тех­но­логию раз­де­ле­ния изо­топов читала Нина Нико­ла­евна Лушева — «баба Луша», как любовно мы ее назы­вали. До сих пор помню ее схему «иде­аль­ного кас­када», схему движе­ния газо­вых пото­ков в цен­три­фуге.

Никогда не забуду ее фразу: «Диффу­зи­он­ное обо­ру­до­ва­ние — вче­раш­ний день тех­но­логии раз­де­ле­ния изо­топов, мы прой­дем этот раз­дел бегло и при­ступим к изу­че­нию цен­тро­беж­ного спо­соба…» Ага, как же! Когда я при­был по рас­пре­де­ле­нию в Заозер­ный-13, судьба забро­сила меня как раз в диффу­зи­он­ный цех. И еще чет­верть века, без­злобно поруги­вая, вспоми­нал я «бабу Лушу» с ее «вче­раш­ним днем».

Уро­вень подго­товки в тех­ни­куме был доста­точно высо­ким. Мне оста­ва­лось лишь при­ве­сти в систему свои зна­ния и при­ме­нить их к кон­крет­ному обо­ру­до­ва­нию.

Запом­ни­лись экза­мены, ежегод­ная про­верка зна­ний, кото­рая про­хо­дила под пред­се­да­тельством заме­сти­те­лей началь­ника цеха (их в химцехе было два: по вто­рому корпусу — Ана­то­лий Федо­ро­вич Михай­лов и по зда­нию № 3 (КИУ) — Юрий Григо­рье­вич Пав­лов).

Им было мало, чтобы ты отве­чал по инструкциям. Они про­ве­ряли твою эру­дицию. Посреди экза­мена Юрий Григо­рье­вич мог ска­зать: «Ладно, это ты зна­ешь, а скажи-ка, почему спут­ник летает и не падает?» Или, без вся­кой связи с преды­дущим вопро­сом: «Что за веще­ство такое — Н2О2?». Надо ли гово­рить, что про­верка зна­ний была постав­лена серьезно и гото­виться к ней при­хо­ди­лось осно­ва­тельно.

Не забуду сво­его пер­вого тех­но­лога — Вла­ди­мира Ива­но­вича Батанцева, пер­вого настав­ника — Вален­тина Бабен­кова. Они доб­ро­со­вестно учили меня всему, что знали и умели сами. Служба была много­наци­о­наль­ной, друж­ной, коло­рит­ной. Неко­то­рые впо­след­ствии поки­нули наш кол­лек­тив, но со многими я рабо­тал долгие годы. Тех­но­лог Аль­берт Вла­ди­ми­ро­вич Поше­хо­нов. Чело­век непро­стой судьбы, заме­ча­тель­ный работ­ник, про­стой, доступ­ный и совершенно не занос­чи­вый. Ста­рейший (он мне и тогда казался ста­рым) аппа­рат­чик Нико­лай Ива­но­вич Феклуш­кин, над неко­то­рыми домаш­ними чуда­че­ствами кото­рого без­злобно под­тру­ни­вала вся служба.

Запом­ни­лась такая кар­тина: ряд «А», группа аппа­ра­тов Т-56, аппа­рат № 11 (вся эта «география» — для вете­ра­нов, рабо­тавших в корпусе). Под насо­сом «поло­вин­ного рас­хода», цеп­ля­ясь за метал­ло­кон­струкции, Нико­лай Ива­но­вич с дымящей «беломо­ри­ной» в зубах (!) гото­вится к сливу смазки из ваку­ум­ного мас­ло­сбор­ника. Вот под­вешена «кружка» с жид­ким азо­том, открыты иголь­ча­тые клапаны и струйка загряз­нен­ной «рабо­чим про­дук­том» смазки потекла в сосуд. Смазка, «дымя» силь­нее, чем папи­роса Нико­лая Ива­но­вича, и рас­про­стра­няя вокруг себя рез­кий запах гид­ро­ли­зующегося на воз­духе «про­дукта», мед­ленно выте­кает из мас­ло­сбор­ника в кипящий азот.

Н. И. Феклуш­кин был типич­ным тру­дого­ли­ком, за что и уважали его. С уваже­нием я смот­рел на своих старших това­рищей — аппа­рат­чи­ков Бориса Леон­тье­вича Щер­баня, Алек­сандра Пет­ро­вича Пав­лова, Вик­тора Ива­но­вича Пав­лова, Павла Нико­ла­е­вича Величко, Миха­ила Федо­ро­вича Авси­е­вича, Нико­лая Андре­евича Колес­ни­кова, ваку­умщика Ана­то­лия Вик­то­ро­вича Семе­ренко. Моло­дые еще парни, большин­ство — после службы в армии и на флоте, друж­ные между собой, гото­вые в любую минуту при­йти на помощь.

Пред­ставьте себе сле­дующую ситу­ацию: оста­лось минут 20 до конца смены, зво­нок по теле­фону тех­но­логу — в вечер­нюю смену нач­нется подго­товка к замене насоса, необ­хо­димо собрать схему промывки. И ладно, если вышел из строя насос № 44, где и одного шланга доста­точно, а если 22-й или 24-й, когда схема промывки весит не одну сотню килограммов? Чер­ты­ха­ясь, мате­рясь, хва­тают парни свои сумки с гаеч­ными клю­чами, садятся на вело­сипеды, летят по корпусу и сами, без руко­во­дящих ука­за­ний соби­рают необ­хо­димую схему. И это делали люди, уже отра­бо­тавшие смену в тяже­лейших усло­виях.

Шум в 110 деци­бел (я узнал эту вели­чину потом, когда сопро­вож­дал лабо­ран­тов, изме­ряющих уро­вень шума) не поз­во­лял разго­ва­ри­вать с собе­сед­ни­ком. Гово­рить уда­ва­лось, лишь при­бли­зившись губами к его уху. А собе­сед­ник отша­ты­вался, потому, что от того уровня звука, на кото­ром при­хо­ди­лось изъяс­няться, до боле­вого порога диапа­зон был очень мал.

Уши в то время ничем не защищали. Потом уже стали при­ме­нять раз­ные сред­ства: лампочки для карман­ного фонаря, науш­ники-анти­фоны, а затем про­ти­вошум­ные вкла­дыши из ультра­тон­кого волокна Петря­нова «Беруши» (видимо, «береги уши»). После смены, про­ве­ден­ной в корпусе, слух долго вос­ста­нав­ли­вался.

И звуки воспри­нима­лись, как будто ты нахо­дишься под зем­лей… Шум ока­зы­вал отуп­ляющее действие. Иногда, закон­чив замену ваку­ум­ных мас­ло­сбор­ни­ков, под­няв взгляд на выход из блока, я пытался опре­де­лить: «А вот выйду из блока, в какую сто­рону надо идти в бытовку?», — и почти все­гда оши­бался.

Кроме шума, был еще один вред­ный фак­тор: высо­кая темпе­ра­тура воз­духа, до 40 гра­ду­сов. Необ­хо­димость под­дер­жа­ния высо­кой темпе­ра­туры опре­де­ля­лась тех­но­логией, понижать ее было нельзя.

И если зимой высо­кая темпе­ра­тура воспри­нима­лась как благо, то летом, осо­бенно в вечер­нюю смену, когда солнце рас­ка­ляло корпус и вен­ти­ляция нагне­тала с улицы не менее рас­ка­лен­ный воз­дух, рабо­тать было очень трудно. Осо­бенно, если учесть, что в каче­стве спец­одежды исполь­зо­ва­лись ком­би­не­зоны или костюмы из плот­ной лав­са­но­вой ткани.

Был еще один непри­ят­ный фак­тор: пол­ное отсут­ствие днев­ного света. Только в крат­кие пере­рывы между опе­раци­ями из окна бытовки, да во время обе­ден­ного пере­рыва уда­ва­лось уви­деть свет в окошке. Впро­чем, это зна­комо и нынеш­ним работ­ни­кам завода.

Я не упомя­нул основ­ную нашу «вред­ность» — иони­зи­рующие излу­че­ния, радио­ак­тив­ность. Но ее, как известно, не ощуща­ешь. А вот чем пах­нет гек­сафто­рид урана и его про­из­вод­ные, мне в пер­вый же год моей работы почув­ство­вать при­ш­лось. Еще в тех­ни­куме нам читали, что «гек­сафто­рид пах­нет яблоч­ным цве­том». Часто я вспоми­нал, руга­ясь, этот «яблоч­ный цвет».

В общем, шутил я про себя впо­след­ствии, чтобы рабо­тать в корпусе № 2, нужно быть немым, глу­хим и глупым. Немым, потому что все равно тебя никто не услышит. Глу­хим, потому что сам никого не услышишь, а глупым — потому что умный в корпусе № 2 рабо­тать не ста­нет.

Опыт работы в рабо­чей долж­но­сти, аппа­рат­чи­ком, очень помог мне в даль­нейшем. Один из моих юных кол­лег, Вик­тор Бастра­ков, назна­чен­ный тех­но­логом сразу после окон­ча­ния инсти­тута, жало­вался мне под рюмочку вина, что трудно ему давать зада­ние аппа­рат­чику на подачу смазки на «опыт­ную» группу, когда сам ни разу не выпол­нял эту опе­рацию.

Под­хо­дил к концу пер­вый год моей работы в хими­че­ском цехе. Я быстро овла­дел всеми опе­раци­ями по обслужи­ва­нию основ­ного тех­но­логи­че­ского обо­ру­до­ва­ния. Но чув­ство­вал, что выше уме­ния пода­вать смазку, менять ваку­ум­ные мас­ло­сбор­ники и УУВ (узлы уплот­не­ния вала) суще­ствует огром­ный пласт тех­но­логии, к кото­рой мне в долж­но­сти аппа­рат­чика не при­кос­нуться. Да и зарплата была мало­вата. Я стал искать выход.

Нико­лай Давы­дов, на год раньше меня закон­чивший УПТ и неко­то­рое время рабо­тавший аппа­рат­чи­ком в той же ДТС, сообщил мне, что есть сво­бод­ное место диспет­чера завода. Дого­во­рившись о возмож­ном пере­ходе, я попро­сил началь­ника ДТС Г. В. Рябцева отпу­стить меня. Ген­на­дий Васи­лье­вич не одоб­рил мой выбор: «Будешь всю жизнь вагоны счи­тать. Подо­жди, я соби­раюсь вве­сти на ЦДП (цен­траль­ном диспет­чер­ском пульте) инсти­тут (!) тех­ни­ков ЦДП. Ну ладно, если тебе так невмоготу, с зав­траш­него дня будешь стажи­ро­ваться на ЦДП».

Так, с подачи Ген­на­дия Васи­лье­вича, я начал рабо­тать в самом сердце завода. Сна­чала, месяца два, чис­лясь в той же долж­но­сти, аппа­рат­чи­ком, а после вне­се­ния изме­не­ний в штат­ное рас­пи­са­ние цеха, стал пер­вым тех­ни­ком ЦДП химцеха. Правда, пона­чалу эта долж­ность назы­ва­лась «тех­ник ЩК-11», т. е. щита кон­троля очи­сти­тель­ного кас­када К-11. После вме­не­ния в наши обя­зан­но­сти кон­троля за рабо­той обо­ру­до­ва­ния корпуса № 2 (тех­ники стали кон­тро­ли­ро­вать все обо­ру­до­ва­ние хими­че­ского цеха), нас пре­вра­тили в старших тех­ни­ков-тех­но­логов ЦДП. Далее, когда услож­ни­лись задачи кон­троля, тех­ники стали инже­не­рами ЦДП. Но к этому времени я на ЦДП уже не рабо­тал.

На ЦДП я вплот­ную позна­комился еще с двумя «инсти­ту­тами». Это началь­ники смен и опе­ра­торы ЦДП. Смены вообще жили своей осо­бен­ной жиз­нью. Небольшой кол­лек­тив работ­ни­ков раз­ных про­фес­сий возглав­лял началь­ник смены. Надо ли гово­рить, что он должен был раз­би­раться во всех вопро­сах, воз­ни­кающих в процессе круг­ло­су­точ­ной экс­плу­а­тации обо­ру­до­ва­ния. Но и на отдель­ных спе­ци­а­ли­стов ложи­лась огром­ная ответ­ствен­ность в слу­чае воз­ник­но­ве­ния нештат­ных или ава­рий­ных ситу­аций.

Пона­чалу у началь­ника смены была надеж­ная опора: в каж­дой смене были инже­нер-меха­ник, инже­нер-элек­трик, инже­нер-при­бо­рист. Впо­след­ствии спе­ци­а­ли­сты этих про­фес­сий из смен были выве­дены. Сокраще­ние не кос­ну­лось только инже­не­ров-тех­но­логов. Вспоми­ная о сокраще­ниях пер­со­нала, поз­волю себе рас­ска­зать один анек­дот тех времен, замешан­ный на нашей тогдаш­ней реаль­но­сти — пери­о­ди­че­ском сокраще­нии чис­лен­но­сти рабо­тающих.

«Задумал дирек­тор завода Иван Нико­ла­е­вич Борт­ни­ков сокраще­ние ИТР. Вызы­вает глав­ного меха­ника.

— Сокращай, — гово­рит, — своих ИТР!

— Не могу, — отве­чает глав­ный меха­ник, — у меня одни ЖОРики рабо­тают.

— Что еще за ЖОРики?

— Жены ответ­ствен­ных работ­ни­ков.

— Да, действи­тельно, не сокра­тишь.

Вызы­вает Иван Нико­ла­е­вич глав­ного энерге­тика:

— Сокращай своих ИТР!

— Не могу, — отве­чает глав­ный энерге­тик, — у меня одни ЛОРики рабо­тают.

— Что еще за ЛОРики? — взо­рвался Борт­ни­ков.

— Любов­ницы ответ­ствен­ных работ­ни­ков.

— Труд­ная ситу­ация, — согла­сился дирек­тор.

Вызы­вает Иван Нико­ла­е­вич началь­ника химцеха Ста­ни­слава Михай­ло­вича Таща­ева:

— Сокращай ИТР!

— Не могу, — отве­чает Тащаев, — У меня одни СУКи оста­лись.

— Что за СУКи? — взре­вел дирек­тор.

— Слу­чайно уце­левшие кадры инже­не­ров…»

Вспоми­на­ется еще один зна­ко­вый слу­чай. Это не анек­дот, а самая насто­ящая быль, за досто­вер­ность кото­рой я ручаюсь. Году, так, в 1967-1968-м, воз­враща­ясь из Монго­лии, в Крас­но­яр­ске оста­но­вился член Полит­бюро ЦК КПСС (по фами­лии то ли Воро­нов, то ли Поно­ма­рев, не помню). В самом Крас­но­яр­ске в те времена посмот­реть, видимо, было нечего, и гостепри­им­ные хозя­ева из крайкома КПСС при­везли высо­кого гостя в наш город на новое и сверх­со­времен­ное предпри­я­тие, флаг­ман атом­ной промыш­лен­но­сти СССР — Элек­тро­хи­ми­че­ский завод.

В экс­кур­сии по заводу гостя сопро­вож­дал дирек­тор — Иван Нико­ла­е­вич Борт­ни­ков. Когда они вече­ром вдвоем появи­лись на цен­траль­ном диспет­чер­ском пульте завода, мы, работ­ники смены «В», зара­нее пре­дупре­жден­ные о визите, нахо­ди­лись возле своих рабо­чих мест. Смен­ный началь­ник про­из­вод­ства Нико­лай Нико­ла­е­вич Ула­нов, пере­водя гостя от одного щита к другому, рас­ска­зы­вал ему о веде­нии тех­но­логи­че­ского процесса, демон­стри­ро­вал на «мнемо­схемах» возмож­но­сти дистанци­он­ного управ­ле­ния пото­ками. Высо­кий гость, мед­ленно перемеща­ясь по ЦДП, веж­ливо здо­ро­вался с пер­со­на­лом и вся­че­ски изоб­ражал инте­рес к рас­ска­зы­ва­емому и демон­стри­ру­емому.

Когда вся тро­ица ока­за­лась неда­леко от меня, я услышал, как гость, видимо устав от тех­ни­че­ских подроб­но­стей, спро­сил, обраща­ясь к И. Н. Борт­ни­кову:

— А почему у вас часть пер­со­нала одеты в чер­ные халаты, а часть — в белые?

На что И. Н. Борт­ни­ков, на мгно­ве­ние задумавшись, отве­тил:

— Э-э-э… Ну, кото­рые рабо­тают, те в чер­ных, а кото­рые руко­во­дят — в белых… Ха-ха-ха.

Гость шутку оце­нил, тоже рас­сме­ялся, и оба неспешно пошли к выходу.

…На сле­дующий день весь пер­со­нал, рабо­тающий на ЦДП, был пере­одет в белые халаты. Эта тра­диция под­держи­ва­ется до сих пор.

Началь­ники смен были очень инте­рес­ными людьми. И о каж­дом можно было бы долго рас­ска­зы­вать. На ЦДП я начал работу в смене «В», кото­рую возглав­лял Ген­на­дий Ива­но­вич Баш­ка­тов. Запом­нился он мне уме­нием давать образ­ные срав­не­ния и коло­ритно рас­ска­зы­вать.

Так, про зда­ние № 3 (КИУ) он гово­рил: «Это Восточ­ный фронт. Кругом пар­ти­заны, а обойма кон­чи­лась…» Про свой визит к началь­нику цеха после какого-то нару­ше­ния, допущен­ного пер­со­на­лом смены, он, вер­нувшись на ЦДП, рас­ска­зы­вал так: «Вхожу я к нему, а он пле­чами пово­дит, пор­тупеей поскрипы­вает, а рука к кобуре тянется…»

Не все­гда все было благопо­лучно в работе. Слу­ча­лись ошибки, досад­ные про­махи. Именно в смене «В» слу­чи­лось у меня нару­ше­ние тру­до­вой дис­ци­плины: из трех ноч­ных смен я умуд­рился про­спать на работу на две — первую и послед­нюю. И не потому, что разгиль­дяем был. Про­сто дома маленький ребе­нок был нездо­ров, выспаться днем не уда­лось, вот и при­лег перед сме­ной.

За пер­вое опоз­да­ние Ген­на­дий Ива­но­вич, видя мое искрен­нее рас­ка­я­ние, пожу­рил и про­стил. Но когда еще через день я при­бежал (километ­ров 10!) ночью из города на ЦДП с опоз­да­нием на пол­тора часа, Г. И. Баш­ка­тов под­су­нул мне «Жур­нал нака­за­ний» (был такой), и я соб­ствен­но­ручно сде­лал запись о пониже­нии себе премии на 50 %. В то время на заводе вклю­чали в работу «кис­лот­ный цех», ныне цех элек­тро­хи­ми­че­ский. На смены выде­лялся преми­аль­ный фонд в виде фик­си­ро­ван­ной суммы. Большин­ство ИТР смены в тот месяц имели про­из­вод­ствен­ные упуще­ния, и по положе­нию им премия не полага­лась. Так что моя доля от этой премии пере­крыла убытки от нака­за­ния за опоз­да­ния. Такой вот памят­ный для меня слу­чай.

И еще одно груст­ное воспоми­на­ние… Оче­ред­ное сокраще­ние кад­ров. Началь­ника смены Кон­стан­тина Пет­ро­вича Мар­кова уси­ленно «выжимали» на пен­сию. Из началь­ни­ков смены стал он сна­чала тех­но­логом, потом — тех­ни­ком тех­бюро. Наступает день его уволь­не­ния. На доске объяв­ле­ний — при­глаше­ние в обе­ден­ный пере­рыв в крас­ный уго­лок на проща­ние с това­рищем. Собра­лись, ждем. Ждем долго. И узнаем, что, отра­бо­тав до обеда, Кон­стан­тин Пет­ро­вич ушел. Ушел навсе­гда. Вскоре он умер. Это насильствен­ное сокраще­ние спо­соб­ство­вало его уходу из жизни.

Рабо­чие, кото­рые при­шли на завод раньше меня, рас­ска­зы­вали, что на работу они ездили на поезде. Оста­новка в городе была где-то на месте сто­ящего ныне Дворца культуры, без болот­ных сапог невозможно было дойти до корпуса, бытовки были в под­валь­ном помеще­нии. Далее размыш­ляю: пер­вые мощ­но­сти в химцехе запу­стили в октябре 1962 года. Я впер­вые уви­дел тер­ри­то­рию промплощадки в марте 1966-го. И все было при­ве­дено в поря­док: тер­ри­то­рия благо­устро­ена, соеди­ни­тель­ный кори­дор прак­ти­че­ски такой, каким он выгля­дит сегодня. Име­лись быто­вые помеще­ния. На 79 группах кру­тился 3 431 цен­тро­беж­ный компрес­сор. Неужели это можно было сде­лать за три с небольшим года? Вос­хище­ние не поки­дает меня и сей­час.

Смен­ный график работы давал много сво­бод­ного времени. Еще работа в смену харак­те­ри­зо­ва­лась тем, что, если сдал смену доб­ротно и без ослож­не­ний, все заботы оста­ва­лись за про­ход­ной: мог отды­хать с чистой сове­стью. Обо всех ново­стях, нару­ше­ниях и ава­риях узна­ешь, когда вновь при­дешь на работу. Но этот рва­ный, про­ти­во­есте­ствен­ный график легко пере­но­сится только моло­дыми. Правда, рабо­тающие много лет по смен­ному графику не могут при­вык­нуть к днев­ному, а «днев­ники» с ужа­сом думают, как это можно не спать три ночи под­ряд.

На ЦДП я про­ра­бо­тал около четырех лет. Из них, отчет­ливо помню, года два в напряже­нии, пока все элементы тех­но­логии «улег­лись по полоч­кам», потом пару лет с удо­вольствием тыкал пальцем в кнопки щитов, а к исходу чет­вер­того года скуч­но­вато стало. К этому времени я заочно учился на вто­ром курсе вуза. И вот, в результате оче­ред­ной «роки­ровки» (смен­ный тех­но­лог Сергей Алек­сан­дро­вич Торопов стал началь­ни­ком смены) я был назна­чен тех­но­логом смены «Г».

Здесь судьба свела меня еще с двумя инте­рес­ными людьми — аппа­рат­чи­ками Вале­рием Пав­ло­ви­чем Дья­ко­вым и Нико­лаем Андре­еви­чем Колес­ни­ко­вым. Они были пер­выми моими под­чи­нен­ными. По моему глу­бо­кому убеж­де­нию, научиться руко­во­дить людьми труд­нее, чем экс­плу­а­ти­ро­вать обо­ру­до­ва­ние. Науку про­из­вод­ствен­ных отноше­ний постига­ешь всю жизнь.

После­дующие годы сли­лись в еди­ный клу­бок. Какой-то калей­до­скоп событий, лиц, про­ис­ше­ствий и большой инте­рес­ной работы. Я рабо­тал смен­ным тех­но­логом, возглав­лял днев­ную бригаду по обслужи­ва­нию обо­ру­до­ва­ния, потом — старшим инже­не­ром и, нако­нец, был назна­чен началь­ни­ком тех­но­логи­че­ского участка. При этих сме­нах долж­но­стей про­ис­хо­дили посто­ян­ные под­мены то забо­левших, то нахо­дящихся в отпуске кол­лег. Так было при­нято у нас в службе, и не помню, чтобы кто-нибудь осо­бенно выска­зы­вал недо­вольство.

Помню, отец мой, на мое сообще­ние о том, что я вновь пере­ве­ден в смену, или, нао­бо­рот, «в день», с горе­чью писал мне, что, мол, не уважают тебя, навер­ное, раз так часто пере­во­дят. При­ш­лось объяс­нять, что такие «пере­воды» в пре­де­лах тех­но­логи­че­ской службы очень полезны, помогают свя­зать все зве­нья техпроцесса и тон­ко­сти обслужи­ва­ния обо­ру­до­ва­ния в еди­ное целое. Я благо­да­рен судьбе, что на служеб­ной лест­нице от аппа­рат­чика до началь­ника тех­но­логи­че­ского участка не про­пу­стил ни одной ступеньки.

Очень серьезно была постав­лена учеба тех­но­логи­че­ского пер­со­нала. «Основ­ная» инструкция — тол­стен­ная книга, была изрядно потрепана. С годами я оце­нил «Посо­бие…» — документ, напи­сан­ный Ю. П. Копе­е­вым, в кото­ром кратко опи­сы­ва­лись основы тео­рии диффу­зи­он­ного спо­соба деле­ния изо­топов. Я счи­тал своим долгом учить своих рабо­чих всему, что знал сам. Мы вле­зали в премуд­ро­сти физики и меха­ники. Без зна­ния основ моле­ку­лярно-кине­ти­че­ской тео­рии нельзя было объяс­нить принципы деле­ния изо­топов на пори­стой перего­родке. Без закона Дальтона не понять, зачем ваку­умщики вымо­ражи­вают «петлю» на маномет­ри­че­ской лампе и т. д. Пере­чис­ле­ние можно про­должать бес­ко­нечно. «Наука» шла на пользу. Рабо­тали грамотно, а если нарушали иногда инструкции, то «с умом».

Сами усло­вия работы тре­бо­вали от пер­со­нала всех уров­ней само­сто­я­тель­но­сти в при­ня­тии реше­ний, а зна­чит, понима­ния процес­сов, про­ис­хо­дящих за бро­ней тех­но­логи­че­ских аппа­ра­тов. Этого тре­бо­вали от линей­ных инже­не­ров руко­во­ди­тели службы, а тех­но­логи в свою оче­редь обу­чали своих рабо­чих — аппа­рат­чи­ков, ваку­умщи­ков и регу­ля­торщи­ков. Ника­кой сек­рет­но­сти в пре­де­лах службы не было. Рас­ска­зы­вали все, что знали сами, объяс­няли все тон­ко­сти тех­но­логии. Это поз­во­ляло наде­яться на многих рабо­чих, как на себя, а иногда даже больше. Напри­мер, при тех­но­логи­че­ских пере­хо­дах, когда тех­но­логи­че­ская схема цеха (а зна­чит, и завода) пере­кра­и­ва­лась кар­ди­наль­ным обра­зом.

Тех­но­логи­че­ские пере­ходы про­из­во­ди­лись так. Озна­комившись с письмен­ным рас­по­ряже­нием по про­из­вод­ству, раз­де­лив между участ­ни­ками пере­хода обя­зан­но­сти, сам «ныря­ешь» на целую смену в корпус. Изме­ня­ешь и регу­ли­ру­ешь дав­ле­ния на регу­ля­то­рах, пере­во­дишь потоки и пол­но­стью наде­ешься на своих рабо­чих, соби­рающих трассы подачи пото­ков, изме­ряющих дав­ле­ния в отво­дах. Часто рабо­чие нахо­дили более оптималь­ные реше­ния, чем пред­лага­лось рас­по­ряже­нием, опе­ра­тивно согла­со­вы­вали свои действия с началь­ни­ком смены и бле­стяще справ­ля­лись с постав­лен­ной зада­чей. Так рабо­тали Михаил Федо­ро­вич Авси­е­вич, Нико­лай Андре­евич Колес­ни­ков, Вале­рий Нико­ла­е­вич Автушко и другие.

Иногда с вос­хище­нием и с оттен­ком «белой» зави­сти ловил себя на мысли, что тон­ко­сти схем меж­кас­кад­ных комму­ни­каций они знают, ощущают, чув­ствуют лучше меня. Ну что ж, тем и сильны были, что учи­лись друг у друга, допол­няли друг друга. В конце смены все соби­ра­лись в бытовке для оформ­ле­ния рапор­тов и жур­на­лов, и я еще раз убеж­дался в высо­чайшей подго­товке и орга­ни­зо­ван­но­сти рабо­чих, с кото­рыми посчаст­ли­ви­лось рабо­тать.

В конце 70-х, когда я уже рабо­тал тех­но­логом ДТС, мне на стажи­ровку при­слали выпуск­ника вуза (фами­лию опущу, этот чело­век и сей­час рабо­тает на заводе). Всем навы­кам и пра­ви­лам экс­плу­а­тации обо­ру­до­ва­ния я его обу­чил. В день атте­стации моего под­опеч­ного я ему говорю, что по прак­тике он подго­тов­лен нормально, ну а тео­рию деле­ния изо­топов на пори­стом фильтре он, закон­чив совсем недавно вуз, знает лучше меня. И тут мой «сту­дент» заяв­ляет: «А что тут знать? Большие моле­кулы гек­сафто­рида урана в фильтре застре­вают, малые про­ва­ли­ваются, как в сите». Я чуть не сел. У меня каж­дый аппа­рат­чик, ваку­умщик и регу­ля­торщик знали тео­рию раз­де­ле­ния с точки зре­ния моле­ку­лярно-кине­ти­че­ской тео­рии стро­е­ния веще­ства, могли логично объяс­нить необ­хо­димость и назна­че­ние всех элемен­тов тех­но­логи­че­ской ступени. При­ш­лось оста­ток времени до экза­мена «натас­ки­вать» сво­его под­опеч­ного. Может быть, мне такой бес­тол­ко­вый сту­дент попался, но он очень подо­рвал авто­ри­тет сво­его вуза в моих гла­зах.

Наблю­дая за сво­ими това­рищами по работе — и руко­во­ди­те­лями, и под­чи­нен­ными, я за годы работы в химцехе сде­лал для себя вывод, что тяже­лый совмест­ный труд предпо­лагает чест­ность и глу­бо­чайшую поря­доч­ность всех участ­ни­ков тру­до­вого процесса. Система выжи­вала из себя лодырей и недоб­ро­со­вест­ных работ­ни­ков.

Был среди нас один аппа­рат­чик, кото­рый имел при­вычку после замены ваку­ум­ных мас­ло­сбор­ни­ков откры­вать их без про­верки соеди­не­ний на ваку­ум­ную плот­ность. Если течи не было, то все закан­чи­ва­лось нормально, и о замене он сообщал на сле­дующий день. А если воз­ни­кала воз­душ­ная течь, пер­со­нал — и смен­ный, и днев­ной — при­ступали к ее поис­кам, наш дея­тель молча отсе­кал сбор­ники, кото­рые заме­нил, и течь, как бы сама по себе, пре­краща­лась. Вычис­лили хит­реца сами рабо­чие и создали вокруг него такую атмо­сферу, что он счел за лучшее уво­литься. Но не такие работ­ники опре­де­ляли лицо службы.

Инже­неры-тех­но­логи повышали свою ква­лифи­кацию в ЦИПК — Цен­траль­ном инсти­туте повыше­ния ква­лифи­кации. Мне два­жды дове­лось про­слушать курс лекций в Уральском фили­але ЦИПК — в Сверд­лов­ске-44. Обу­че­ние сопро­вож­да­лось посеще­нием Уральского и Ангар­ского элек­тро­хи­ми­че­ских ком­би­на­тов, многих других промыш­лен­ных предпри­я­тий. После таких коман­ди­ро­вок Г. В. Рябцев устра­и­вал семи­нары ИТР, на кото­рых мы отчи­ты­ва­лись об уви­ден­ном и узнан­ном. Так, помню, в Ангар­ске я уви­дел, что обслужи­ва­ние обо­ру­до­ва­ния, ана­логич­ного нашему, там ведется с исполь­зо­ва­нием стаци­о­нар­ных лест­ниц. После моего рас­сказа руко­во­ди­тели службы сде­лали все, чтобы через корот­кое время мы пере­стали лазать по обо­ру­до­ва­нию, как обе­зьяны, исполь­зуя любой выступ.

Из Ангар­ска же я при­вез информацию о спо­собе исполь­зо­ва­ния амми­ака для пере­вода высо­ко­ток­сич­ных труд­но­из­вле­ка­емых из поло­стей обо­ру­до­ва­ния про­дук­тов в мало­ток­сич­ные. Ранее нами исполь­зо­вался напуск амми­ака в воз­душ­ный поток, а теперь пред­лагался его напуск в отка­чан­ные объемы с после­дующей выдерж­кой и цир­ку­ляцией в закрытом блоке. Спо­соб этот вскоре был освоен, раз­вит и впо­след­ствии широко исполь­зо­вался не только в химцехе. Правда, спо­соб был оформ­лен раци­о­на­ли­за­тор­ским пред­ложе­нием неко­то­рых дея­те­лей из нашего цеха без упоми­на­ния о моей при­част­но­сти к нему, но я был молод, щедр и не стал «воз­ни­кать».

За дав­но­стью лет я не вспомню пред­ложе­ний своих това­рищей, но то, что из наспех смон­ти­ро­ван­ного в начале 60-х корпуса мы, благо­даря энергии и настой­чи­во­сти наших руко­во­ди­те­лей, сде­лали под­раз­де­ле­ние истинно высо­кой тех­ни­че­ской культуры — это факт. Вме­сто без­об­раз­ных и небез­опас­ных трапов на отметке «+ 2,8 м» появи­лись при­лич­ные мостики с без­опас­ными спус­ками. Ваку­ум­ные мас­ло­сбор­ники аппа­ра­тов Т-56 стали съем­ными, а зна­чит, атмо­сфера в корпусе стала чище. Были при­ве­дены в поря­док отводы линий МКК к группам: появился термин «комплекс­ный отвод». Перемычки линий МКК пере­мон­ти­ро­вали так, чтобы «С. М. Тащаев доста­вал, а Е. А. Про­нин голо­вой не цеп­лял» (Ста­ни­слав Михай­ло­вич, началь­ник цеха, был невы­со­кого роста, а его заме­сти­тель — нао­бо­рот). Обо­ру­до­ва­ние пере­кра­сили, отводы расцве­тили по назна­че­нию — «подача потока», «отбор потока». А сколько сил отдали наши руко­во­ди­тели усо­вершен­ство­ва­нию вспомога­тель­ных опе­раций! И уже упоми­навша­яся промывка обо­ру­до­ва­ния перед вскрытием, и «про­дувка» фильтров с целью опре­де­ле­ния их парамет­ров, и режимы подачи смазки, и модер­ни­за­ция МКК с обес­пе­че­нием дистанци­он­ного управ­ле­ния пото­ками вме­сто при­ми­тив­ного руч­ного, и оснаще­ние при­бо­рами кон­троля дав­ле­ния в отво­дах, чтобы бед­ному аппа­рат­чику не лазать по тру­бам с ртут­ным «нате­ка­те­лем». Была изме­нена схема охла­жде­ния основ­ного обо­ру­до­ва­ния, чтобы не «замо­ражи­вать» «узлы уплот­не­ния вала». Вспоми­наю по памяти, но пере­чис­ле­ние могу про­должать и дальше.

Все годы работы в химцехе я рабо­тал «под нача­лом» двух заме­ча­тель­ных руко­во­ди­те­лей — Ген­на­дия Васи­лье­вича Табунщи­кова и Юрия Пет­ро­вича Копе­ева. Строгие, когда дело каса­лось соблю­де­ния тех­но­логии, они оста­ва­лись кон­такт­ными и доступ­ными для обще­ния людьми. Не все­гда мы, их под­чи­нен­ные, с вос­торгом встре­чали повышен­ную тре­бо­ва­тель­ность к соблю­де­нию наряд­ной системы, к оче­ред­ному тех­ни­че­скому экс­пе­рименту на обо­ру­до­ва­нии, кото­рый, как пра­вило, тре­бо­вал большого ста­ти­сти­че­ского мате­ри­ала, а зна­чит, допол­ни­тель­ной изну­ряющей работы для рабо­чих по заме­рам темпе­ра­туры или виб­рации элемен­тов обо­ру­до­ва­ния, отбору проб газо­вой смеси при выводе обо­ру­до­ва­ния в ремонт. Правоту своих руко­во­ди­те­лей мы могли оце­нить позд­нее, когда надеж­нее ста­но­ви­лась работа обо­ру­до­ва­ния или без­опас­нее обслужи­ва­ние. Осо­бенно благо­да­рил я Г. В. Табунщи­кова и Ю. П. Копе­ева за эту науку, когда самому дове­лось руко­во­дить людьми. Остаюсь благо­дар­ным и по сей день.

Руко­во­ди­тели тех­но­логи­че­ской службы не только про­двигали свои идеи, но и под­держи­вали все разум­ное, что выска­зы­вали их под­чи­нен­ные. Подго­товка бло­ков к ППР (пла­ново-пре­дупре­ди­тель­ному ремонту) все­гда велась в ноч­ную смену, чтобы обес­пе­чить фронт работ «днев­ни­кам». И этот график воспри­нимался как непре­ре­ка­емая догма. Измо­тан­ный тяже­лой и ответ­ствен­ной рабо­той «в ночь», в оче­ред­ной раз уви­дев, что промыть поло­сти аппа­ра­тов от загряз­не­ний к необ­хо­димому часу в силу раз­ных при­чин не уда­лось, я, моло­дой тех­но­лог смены «Г», пред­ложил (навер­ное, пер­вым озву­чил то, что было в уме у многих) вести само­от­качку блока на 8 часов раньше, в вечер­нюю смену. Пред­ложе­ние было быстро внед­рено, график работ изме­нился, а у нас хоть на чуть-чуть облег­чи­лись усло­вия труда.

Помню еще одно свое «рацпред­ложе­ние». Видя, как меняют при ППР на «резерв­ных» линиях МКК «под­ка­чи­вающие» насосы резерв­ных линий, не рабо­тавшие ни одного дня, я пред­ложил чере­до­вать работу основ­ных и резерв­ных линий, уве­ли­чив при этом меж­ре­монт­ный период. Пред­ложе­ние было внед­рено.

Пусть про­стит меня чита­тель, что я часто упоми­наю о себе, о своих пред­ложе­ниях. Днев­ни­ков я не вел, пишу по памяти, на одном дыха­нии, поэтому и беру из памяти то, что лежит на поверх­но­сти. А память услуж­ливо под­со­вы­вает сюжеты про себя, любимого.

Эта самая память сохра­нила больше достиже­ний, чем про­ма­хов. За пер­вые бывали премии, грамоты, дипломы, зва­ния «Побе­ди­тель соци­а­ли­сти­че­ского сорев­но­ва­ния 19… года». Иногда — медали и ордена. За про­махи — другое. Но хва­тало у наших началь­ни­ков ума за про­махи нака­зать — и забыть. Жить и рабо­тать дальше. Это был общепри­ня­тый на заводе под­ход. Иллю­страцией к ска­зан­ному запом­ни­лись два слу­чая.

При откачке блока перед «горя­чей обра­бот­кой» отклю­чился ваку­ум­ный насос, и через «кол­лек­тор» ока­за­лись «под­трав­лен­ными» пара аппа­ра­тов. Желая скрыть нару­ше­ние, инже­нер-тех­но­лог цеха ремонта объеди­нил их с другими аппа­ра­тами группы. С нача­лом «горя­чей обра­ботки» фильтры нескольких аппа­ра­тов «сго­рели» из-за попа­да­ния на них смазки из 

ваку­ум­ного насоса. При рас­сле­до­ва­нии винов­ник вел себя неис­кренне и после уста­нов­ле­ния при­чин ава­рии был уво­лен.

И слу­чай другого рода. Как-то на пере­сменке (я, рабо­тая смен­ным тех­но­логом, уже сдал смену после ноч­ного дежур­ства) теле­фон­ные звонки под­няли всех «в ружье»: ава­рий­ная воз­душ­ная течь в корпусе. С ЦДП рас­секли корпус, меж­кас­кад­ные комму­ни­кации, лока­ли­зо­вали ава­рию, опре­де­лили текущий уча­сток и через какое-то время нашли на нем открытый и «разглу­шен­ный» «дюймо­вый» клапан.

(Тьфу, ты! Никогда не думал, что так трудно опи­сы­вать тех­ни­че­ские подроб­но­сти. Хоть каж­дый термин в кавычки бери. Про­фес­си­о­налы разго­ва­ри­вают на жаргоне, кото­рый посто­рон­ним не все­гда поня­тен. Оста­ется наде­яться, что посто­рон­ние заснут раньше, чем добе­рутся до этих строк.)

Про­должаю. Рядом со страв­лен­ным участ­ком нахо­дился тру­бопро­вод, про­хо­дящий ваку­ум­ные испыта­ния. Ваку­умщики цеха ремонта, рабо­тавшие на нем, сдав смену, как ока­за­лось, уехали на рыбалку. «Компе­тент­ные органы» взяли их под белы рученьки где-то на реке и доста­вили на завод.

Ваку­умщик А. Мас­лов при­знал, что по ошибке он мог открыть этот злопо­луч­ный клапан для страв­ли­ва­ния обра­ба­ты­ва­емого участка, чтобы на нем устра­нили в днев­ную смену обна­ружен­ные неплот­но­сти. Подроб­но­сти «аре­ста» Толя Мас­лов впо­след­ствии сам нам рас­ска­зы­вал на работе. За про­мах, поста­вивший «на уши» тех­но­логи­че­ский пер­со­нал всего завода, он был нака­зан мате­ри­ально, но еще долго рабо­тал рядом с нами.

Такую скуч­ную обя­зан­ность про­из­вод­ствен­ного кол­лек­тива, как стен­ная печать, обя­зан­ность, кото­рая была под при­сталь­ным кон­тро­лем пар­тий­ных руко­во­ди­те­лей раз­ных рангов, на заводе и в цехе сумели пре­вра­тить в яркое, ожи­да­емое всем кол­лек­ти­вом явле­ние. Пер­вой стенга­зе­той, кото­рую я помню в химцехе, была «Наша жизнь», кото­рую редак­ти­ро­вал Вале­рий Серге­е­вич Михай­лов. Он же шутил по поводу назва­ния: «Разве это жизнь?» В. С. Михай­лов заложил высо­кий эсте­ти­че­ский уро­вень газеты, кото­рый под­держи­вался и раз­ви­вался во все годы ее суще­ство­ва­ния.

При сле­дующем глав­ном редак­торе — Ген­на­дии Васи­лье­виче Табунщи­кове — изме­ни­лось назва­ние газеты — «За комму­низм». Ген­на­дий Васи­лье­вич, мой началь­ник, как-то раз при­влек меня к оформ­ле­нию газеты в каче­стве наклейщика заме­ток. Так нача­лась моя много­лет­няя «слад­кая каторга». Избран­ный вскоре редак­то­ром, я с душой занимался этим инте­рес­ным делом. Цехо­вой худож­ник Дмит­рий Михай­ло­вич Куп­ри­сов бле­стяще оформ­лял каж­дый номер, Нико­лай Нико­ла­е­вич Жид­ков рифмо­вал шут­ли­вые подписи к фотографиям и рисун­кам. Был инте­ре­сен сам процесс выпуска, потому что все члены ред­кол­легии и другие, при­вле­ка­емые к выпуску стенга­зеты, были людьми твор­че­скими, сами по себе заме­ча­тель­ными, не замы­кавши­мися только на про­из­вод­стве людьми. Надеюсь, и «потре­би­те­лям» нашей про­дукции, работ­ни­кам цеха, было инте­ресно про­честь оче­ред­ной номер газеты или уви­деть себя в фото­репор­тажах с празд­нич­ных демон­страций, суб­бот­ни­ков или уборки урожая кар­тошки.

Работа ред­кол­легии все­мерно под­держи­ва­лась руко­вод­ством цеха. Помню, как-то раз из-за дефицита времени мы выпу­стили совмещен­ный номер газеты: ко дню Совет­ской Армии — 23 фев­раля и «жен­скому» дню — 8 марта. Началь­ник цеха Ста­ни­слав Михай­ло­вич Тащаев друже­любно, но не без сар­казма про­коммен­ти­ро­вал: «Нам домой как-то открытка при­шла: «Поздрав­ляем с 8 Марта, а заодно мужа Вашего с 23 фев­раля». Ваша стенга­зета такая же».

Мое редак­ти­ро­ва­ние совмеща­лось с фотографи­че­ской дея­тель­но­стью для нужд цеха. Как-то я взмо­лился, что времени и средств, отры­ва­емых от семьи, у меня не хва­тает на эту «обще­ствен­ную дея­тель­ность». Вскоре было при­об­ре­тено и изго­тов­лено необ­хо­димое обо­ру­до­ва­ние для печати фото­сним­ков в цехе, реак­тивы и фото­ма­те­ри­алы. И хотя время для печати при­хо­ди­лось исполь­зо­вать урыв­ками, отры­вая его от работы, все это шло на пользу обще­ствен­ной жизни цеха.

В работе слу­ча­лись досад­ные про­махи. И у моих това­рищей, и у меня. Рас­скажу об одном слу­чае. Рабо­тая тех­но­логом днев­ной службы, объезжая на вело­сипеде рабо­чие места своих аппа­рат­чи­ков, заехал на группу № 78, где про­из­во­ди­лась замена узла уплот­не­ния вала (УУВ) компрес­сора поло­вин­ного рас­хода. При­е­хал, уви­дел и ужас­нулся: опыт­ный сле­сарь под при­смот­ром опыт­нейшего, авто­ри­тет­нейшего, обвешан­ного всеми возмож­ными зва­ни­ями и награ­дами моего аппа­рат­чика, огром­ным газо­вым клю­чом про­во­ра­чи­вает «замо­рожен­ный» вал. То есть, делают то, что катего­ри­че­ски делать запрещено, и об этом знает любой нови­чок. Вал, хоть и с хру­стом, уже кру­тится. Рас­по­ря­дившись поста­вить на прогрев «замерзшую» ступицу, я, спу­стя неко­то­рое время, дал раз­реше­ние на пуск «чет­верки». Насос вклю­чился и рабо­тал с изряд­ным шумом и виб­рацией. Все понятно: под­шип­ники вывели из строя. В вечер­нюю смену насос при­ш­лось отклю­чить для после­дующей замены. При даль­нейшем рас­сле­до­ва­нии я все рас­ска­зал, как было, взяв ответ­ствен­ность за про­ис­шед­шее на себя. Был какой-то при­каз о нака­за­нии, но пережи­ва­ния мои о нане­сен­ном цеху ущербе были так сильны, что я счи­тал себя недо­стой­ным про­должать работу в химцехе. Поде­лился с началь­ни­ком участка Г. В. Табунщи­ко­вым. Ген­на­дий Васи­лье­вич выслушал меня и отпра­вил рабо­тать. Так и при­ш­лось дальше тру­диться, пережи­вая свой про­мах.

В химцехе осуществ­ля­лась пра­виль­ная поли­тика — стажи­ровка тех­но­логов на раз­ных тех­но­логи­че­ских рабо­чих местах: тех­но­логи корпуса — в зда­нии № 3 (КИУ), и нао­бо­рот; и те, и другие — на ЦДП. Дове­лось и мне пора­бо­тать какое-то время в зда­нии № 3. Совершенно иные под­ходы к экс­плу­а­тации и обслужи­ва­нию обо­ру­до­ва­ния, схемы, параметры. Все это я, в конце концов, выучил. Когда по памяти, когда по «шпаргалке» мог экс­плу­а­ти­ро­вать, но лег­ко­сти так и не испытал. Если упомя­ну­тый выше Г. И. Баш­ка­тов назы­вал КИУ «восточ­ным фрон­том», то свои ощуще­ния я в то время опи­сы­вал фра­зой: «Рабо­тать в 3-м зда­нии — как тиг­рицу цело­вать: страху много, удо­вольствия — ника­кого!» Знаю, что осо­бого удо­вольствия не испыты­вали и работ­ники зда­ния № 3, временно попа­давшие на работу в корпус № 2. Но этот период помог более рельефно ощу­тить весь тех­но­логи­че­ский цикл раз­де­ле­ния изо­топов.

Еще рабо­тая аппа­рат­чи­ком, я часто зада­вался мыс­лью: ведь должен же наступить момент, когда пере­кроют этот поток про­дукта с «закольцовки» на 79-й группе и скажут: «Все. Хва­тит! Бомбы скла­ды­вать некуда!» И ведь дождался же! Сна­чала пере­шли на «мир­ную» про­дукцию, а потом настало время закры­вать и отклю­чать обо­ру­до­ва­ние цеха.

Я был послед­ним началь­ни­ком тех­но­логи­че­ского участка зда­ния № 902. Послед­ним, потому, что завод пре­кращал раз­де­ле­ние изо­топов урана диффу­зи­он­ный спо­со­бом, а зна­чит, мой уча­сток пре­кращал свое суще­ство­ва­ние. Процесс закрытия участка был доста­точно дли­тель­ный, с тех­но­логи­че­скими пере­хо­дами и постепен­ной само­от­кач­кой групп. Ника­ких осо­бен­ных пережи­ва­ний не было. Мы понимали, что в жизни многих про­изой­дут зна­чи­тель­ные изме­не­ния, но никто не будет выброшен «за ворота».

В те послед­ние месяцы работы корпуса № 2 вдруг сни­зился уро­вень сек­рет­но­сти на нашем про­из­вод­стве. Завод­ской фотограф сде­лал серию заме­ча­тель­ных фотографий. Так и я попал в фото­ле­топись химцеха. Само­от­качка послед­ней группы корпуса про­из­во­ди­лась в вечер­нюю смену. Я прошел по непри­вычно тихому корпусу к месту про­из­вод­ства работ. Кроме пер­со­нала смены «А», мне встре­тился только один чело­век — глав­ный диспет­чер завода Вол­оргий Нико­ла­е­вич Соро­кин, спе­ци­а­лист и чело­век, вызы­вавший у меня огром­ное, до трепета, уваже­ние.

Само­от­качка заверша­лась. Я попро­сил раз­реше­ния у смен­ных аппа­рат­чи­ков закрыть послед­ний клапан, при­гла­сил Вол­оргия Нико­ла­е­вича, он встрепе­нулся, прошел за мной, и мы в четыре руки закрыли послед­ний межаппа­рат­ный клапан. Аппа­рат­чик Алек­сандр Пет­ро­вич Пав­лов повер­нул в положе­ние «ОТКЛ.» послед­ний ключ управ­ле­ния насо­сами, и в корпусе наступила тишина. Навсе­гда. Все. Делать в корпусе было нечего. Я, не огля­ды­ва­ясь, вышел.

Вот над голо­вой вете­ра­нов отвод от нагне­та­тель­ного патрубка компрес­сора пол­ного рас­хода ступени № 79/6. Это так назы­ва­емый «отбор отступа». Вклю­че­ние его в работу про­из­во­ди­лось в слу­чае появ­ле­ния большой воз­душ­ной течи в обо­ру­до­ва­нии цеха, одной из самых зна­чи­тель­ных ава­рий­ных ситу­аций, какие могли воз­ник­нуть в корпусе.

Я перешел на другую работу, не свя­зан­ную с «основ­ной» тех­но­логией, отра­бо­тал в долж­но­сти заме­сти­теля началь­ника при­бо­ро­стро­и­тель­ного цеха почти 20 лет, вышел на пен­сию, но не жалею ни об одном дне работы в химцехе и благо­да­рен всем, с кем рабо­тал рядом.