Воспоминания нормировщика
После окончания в 1958 году Московского государственного экономического института я был распределен и направлен на работу в Ленинабадский горно-химический комбинат (п/я 275, Комбинат №6, Таджикистан) на Рудоуправление № 5 (Красногорск,Узбекистан), структурное подразделение комбината, которое находилось на расстоянии примерно 200 км от ЛГХК. Добирался до предприятия автобусом от Ташкента по трассе Ташкент-Ангрен. На середине пути я вышел из автобуса и стал дожидаться транспорта, чтобы меня довезли до рудоуправления. Через 1,5 часа подошел какой-то автобус, я сел в него и через 20-30 минут нас остановил милиционер (на предприятии был пропускной режим). Он стал проверять документы, кто, куда и зачем едет и, если оказалось, что просто случайный пассажир без документов, без вызова со стороны жителей этого города, он высаживал их, и автобус ехал дальше. Через 1,5 часа я был на месте расположения в городе Красногорск. Нашел гостиницу и поселился в ней. На другой день поехал в управлениt рудоуправлением, которое находилось от места жительства на расстоянии 12 км. Там оформил все документы, и меня отпустили домой для устройства в общежитии. В общежитии мне выделили комнату, и я пошел знакомиться с городом. Город Красногорск представлял собой уютный, чистый, зеленый, в основном одноэтажный город. Шесть домов были трехэтажные. В городе был бассейн с вышкой, школа и две улицы. Я пришел на рынок и ахнул, удивляясь дешевизне фруктов: помидоры, арбузы стоили от 5 до 10 копеек за килограмм, груши, сливы, урюк, персики — еще дешевле. Винограда на рубль можно было купить килограмм 10. Одним словом, город мне показался раем. На другой день я был на рабочем месте. Меня назначили в плановый отдел дублером-экономистом; начальником отдела был В. И. Колесников, который, как мне показалось, родился вместе с «дебитом, кредитом» и опережающим ростом производительности труда над заработной платой: грамотный, думающий, душевный специалист. Спустя месяц я был переведен инженером-нормировщиком на шахту №10 — очистной участок, которым руководил П. Спиридонов, начальником бюро нормирования шахты; и моим непосредственным начальником была О. Казанская. Статная милейшая женщина, не потерявшая своего обаяния, женственности и интеллигентности, работая в коллективе мужиков-горняков, где — будь-то в очистном забое, на проходке штрека, при спуске руды по восстающему — для убедительности через каждое слово звучали двух-трехэтажные матерные слова, хотя и она не уступала им в этом.
По правилам техники безопасности было запрещено одному идти (спускаться) в шахту, поэтому в первый день, да и в последующие дни целого месяца, рабочие места забойщиков, проходчиков, откатчиков, взрывников, бурильщиков я посещал вместе с мастером Карапетяном. Этот человек для горняков р/у, а для меня тем более, представлял легенду. Он отсидел в тюрьме 2 года за наличие на его участке (он был начальником) несчастного случая с летальным исходом. После отсидки в тюрьме вернулся снова в коллектив горняков, но уже в качестве мастера. Памятуя о прошлом, прежде чем выписывать наряд бригадам, за 1,5-2 часа до начала своей смены приезжал на работу и обходил все рабочие места предстоящей работы. Не дай Бог, если обнаружит недобросовестность предыдущей бригады в части малейшей опасности для бригады его смены. Он заставит ее чуть ли не языком слизывать заколы (сколы) по бокам и своду выработки. В этой части его придирчивость к соблюдению правил техники безопасности доходила до фанатизма.
Первый день посещения шахты вызвал у меня чувство собственной никчемности. В то время электрофонарей не было, и индивидуальное освещение шахтера производилось карбидками. Она представляла собой металлический цилиндр диаметром примерно 8-9 см, высотой до 15 см с глухим дном, открывающейся крышкой и металлической сквозной трубочкой, впаянной в верхнюю часть. В этот цилиндр засыпался карбид, заливался водой, и от химической реакции аммиак выходил в трубочку, поджигался спичкой — и освещение готово. Мы с Карапетяном по лестнице стали подниматься по ходовому отделению восстающего. У меня неожиданно погас свет, спичек я не имел. Карапетян как кошка ускакал наверх. Кругом темень, грохот от работающих перфораторов, горной массы, летящей по рудоспускному отделению восстающего, шум от вентиляторов проветривания и крик Карапетяна: «Где ты там пропал? Ползешь как черепаха». А я как вкопанный стоял на лестнице, не зная куда ползти: то ли вверх, то ли вбок или вниз. Да я был оглушен всем происходящим, что не знал, где верх, где низ, где бок. На самом деле мы поднимались с горизонта на горизонт, высота которого составляла 40 м. Вдруг сверху почти перед моим носом появилась горящая карбидка в волосатой руке Карапетяна. «На, возьми, «шахтер», — с насмешкой произнес он. Взял мою карбидку, сунул мне спички, зажег свою, произнес «догоняй» и поскакал вверх по лестнице. Я поплелся за ним. Наконец, предпоследняя ступенька лестницы и моя каска на голове уперлась в деревянное перекрытие (так называемая ляда), которое перекрывает ходовое отделение восстающего от одного отрабатываемого поля до другого. Минут 20 я открывал эту (проклятую) ляду и, когда вылез через люк, увидел Карапетяна в обществе рабочих очистных бригад. Он сообщил членам бригады, что это новый нормировщик, который будет нормировать, выписывать и закрывать наряды. За 6 часов мы обошли все очистные забои, а Карапетян обошел их дважды и посетил проходческие бригады.
За время посещения забоев я познакомился со всеми бригадами горного участка, а по пути из шахты начал расспрашивать Карапетяна про горное дело. Ведь я не имел ни малейшего представления об отрасли, где мне предстояло 47 лет работать и состариться на ней. Карапетян мне ответил просто: «За год будешь знать всё и даже больше, если как минимум год будешь посещать забои ежедневно». Я так и поступал: вместе с Карапетяном каждый день ходил в его смены, а с мастером В. Безхмельным — в другие смены. Так в течение месяца по 12 часов я находился в забоях и еще как минимум 2 часа на рабочем месте в кабинете. За это время я стал отличать вагонетку от электровоза, скрепер от перфоратора, очистной забой от проходческой выработки, полушорное крепление от шорного и т.д. Научился пользоваться карбидкой, ориентироваться в горных выработках, прыгать (лазить) по лестницам. Даже шустрее Карапетяна. А самое главное, познакомился со всеми бригадирами участка, а их было четырнадцать. Девять бригад очистных и пять проходческих.
Мне предстояло в конце месяца впервые закрывать наряды основного горнодобывающего участка предприятия (п/я 3), т.е. встретиться с людьми, от работы которых зависит финансовое состояние предприятия, шахты в целом, а также благополучие рабочих и их семей. И вот месяц на исходе. В предпоследний день текущего месяца закрытие нарядов, т.е. подведение итогов рабочих бригад за месяц. В кабинет нормировщика собрались начальник участка, мастера, геолог, маркшейдер, механик. Закрытие нарядов началось с бригад, которые вышли с ночной смены. Начальник участка заполнял фактически выполненный объем работ. Маркшейдер подтверждал указанный объем. Основной показатель для бригады — добыча горной массы в кубических метрах с заданным содержанием в ней урана. Нормировщик обсчитывает общие трудозатраты, сумму заработной платы, общее количество выходов на работу, определяет выполнение бригадой норм выработки, производительность в кубических метрах на чел/день и выводит среднюю заработную плату на 1 отработанный день. С результатом работы по нарядам, прежде всего с заработной платой, знакомит бригадира и, если он согласен, подписывает наряд и сообщает своей бригаде. Если бригада за месяц работает хорошо, то проблем с ней нет. Таких бригад большинство. Бывает (и почти постоянно) 2-3 бригады по различным причинам (отсутствие бурштанг, аварийное отключение электроэнергии, сжатого воздуха, неудачная отпалка, задержка с крепежным материалом, поломка скреперной лебедки, отсутствие порожняка и т.д.) не выполнили плановые показатели наряд-задания. В таких случаях бригадир требует перемера объема выполненной работы, акта простоя бригады с повременной оплатой труда, вписания в наряд объемов якобы выполненных, но неучтенных в наряде работ, увеличения расценки за 1 метр добытой горной массы и т.д. и т.п. Спорят на повышенных тонах вплоть до мата. Все возбуждены: начальник участка, мастера, члены бригады и все присутствующие при закрытии наряда. Бригада угрожает остаться здесь бесконечно долго. Но начальник участка, маркшейдер, главный инженер шахты — стреляные воробьи. Он просят бригаду покинуть помещение и ждать до закрытия наряда всем бригадам.
Этот конфликт с бригадами, не выполняющими план, гасится за счет трёх факторов. Первый: бригаде выписывается акт простоя на 5, а то и более рабочих дней с повременной оплатой по тарифу. Тем самым бригаде приписывается сотни рублей к заработной плате.
Второй: каждый начальник участка и главный инженер шахты имеют в «загашнике» определенный объем добытой горной массы на складе, не показанный в отчетах за предыдущие месяцы. Из этого запаса бригаде как бы авансом приписываются недостающие объемы в кубах.
Третий: если невыполнение плановых показателей у бригады носит систематический характер, то она расформировывается и создается новая. С перезакрытыми нарядами знакомятся бригады неудачников, и, как правило, они ими подписываются. Подписанные наряды начальником участка, маркшейдером, бригадиром, нормировщиком утверждаются у начальника шахты. В последний день месяца утвержденные наряды отвозятся в бухгалтерию для начисления заработной платы. За три дня до окончания текущего месяца нормировщиком выдаются наряд-задания каждой бригаде на следующий месяц. И так из месяца в месяц.
На подземных работах шахты №10, руководил которой Зимин Н. С. и главный инженер Калашников А. (оба — горняки от Бога), я проработал инженером-нормировщиком до 18.02.1961 года. Теперь я мог компетентно разговаривать как с руководством шахты, участков, так и с бригадирами, когда они при закрытии нарядов пытались «вешать мне лапшу на уши». В 1957 году меня избрали секретарем комитета комсомола шахты. В 1961 году был принят в ряды КПСС. Был редактором газеты шахты, участвовал в соревнованиях по футболу, легкой атлетике, играл в настольный теннис (и даже с директором комбината Геннадием Васильевичем Зубаревым). Мы, как правило, после работы заигрывались до 9-10 часов вечера. Автобусы ходили редко — через 2-3 часа. Не пойдешь же пешком от шахты 15 км до города. Во время игры в теннис в помещение зашел незнакомый человек с бородой в сопровождении начальника шахты Н. С. Зимина, директора р/у А. П. Щепеткова. Они только что вышли из шахты, понаблюдали за нами. Затем бородач снял спецовку и попросил у моего партнера разрешение вместо него сыграть со мной. Мы так увлеклись, что заставили ждать А. П. Щепеткова и Н. С. Зимина около часа, а я пропустил время отхода автобуса. Меня забрали руководители. У них в машине оказалось свободное место. А результат игры был «ничья».
В 1961 году я был командирован в Центральную экспедицию в той же должности инженера-нормировщика. Срок командировки определялся до года. Поскольку Центральная экспедиция напрямую подчинялась комбинату, то все оформительские документы, о месте расположения, характере и режимных условиях работы, а также о запрете на ввоз в район дислокации экспедиции спиртного, фотосъемочной аппаратуры и всех видов огнестрельного оружия, я получил у соответствующих служб комбината. Мне выдали приказ о моем назначении, командировочное удостоверение и предписание к месту работы 18.02.1961 по адресу Москва–400. Устно мне разъяснили маршрут следования до экспедиции, которая базировалась на площадке Дегелен Семипалатинского испытательного ядерного полигона (СИЯП) и выполняла по заданию Минсредмаша специальные работы при проведении подземных ядерных испытаний.
В Семипалатинск я прилетел самолетом, где был встречен представителем экспедиции, определен в гостинице, проинформирован о моем дальнейшем маршруте. Переночевав в гостинице, поехал на ж/д вокзал, без проблем взял билет и одним из первых вошел в вагон поезда до станции Конечная, которая от Семипалатинска находилась примерно в 120 км.
Постепенно вагон заполнялся пассажирами, в основном военнослужащими; и когда поезд тронулся, он был заполнен наполовину. Через 20 мин. на первой остановке в вагон вошли два военных патруля, проверяя билеты, предписания, командировочные удостоверения и наличие запрещенных к ввозу на полигон вещей (спиртного, фотоаппаратуры и др.), попросили открыть чемодан, убедившись в отсутствии таковых. На билете сделали отметку штампом в виде замысловатой тригонометрической фигуры. На каждой остановке поезда вагон пустел, и на последней остановке в вагоне остался я один. Наконец, поезд остановился на станции Конечная, которая, как мне потом рассказали компетентные работники штаба полигона, помнит не только руководителя атомного проекта трижды героя Социалистического труда И.В..Курчатова и председателя Специального комитета при ГКО по использованию атомной энергии А. П. Берию, с докладной записке которого И.В.Сталину и начался атомный проект, и других участников атомного проекта: выдающихся ученых — трижды героев Социалистического труда: А. П. Александрова, Б. А. Ванникова, Н. А. Духова, Я. Б. Зельдовича, С. П. Славского, А. Д. Сахарова, Ю. Б. Харитона, К. И. Щелкина.
Погода встретила не очень гостеприимно для среднеазиата: пронизывающий холодный ветер со снегом, температура минус 20 градусов. Прошел очередную проверку на КПП. Недолго я подвергался степному неуютному морозному, сбивающему с ног ветру, ожидая представителя, который должен был меня встречать. Через 20 мин на машине "газик" представитель меня встретил и привез в гостиницу военного городка, называемого Берег.
Гостиница находилась на первом этаже жилого дома и состояла из трех комнат со всеми удобствами, арендуемая экспедицией у военной администрации города. Мне повезло. В гостинице находился руководитель экспедиции Федор Семёнович Польща и главный бухгалтер Суколенов, которые приехали в администрацию полигона (штаб) с отчётом о выполненных объемах работ за январь 1961 года. На Берегу экспедиция имела штат в составе коменданта, кассира, заведующего общежитием и представителя, который занимался административно-хозяйственными, снабженческими, организационными и другими делами.
Мне надлежало сдать все документы: предписания, паспорт, командировочное удостоверение на хранение и получить пропуск на посещение объектов, где осуществлялись работы экспедицией. Пока работники конторы занимались моими делами в части пропуска, а руководители и главбух ходили по кабинетам штаба, я вкратце познакомился с городом в сопровождении представителя (по распоряжению начальника экспедиции). Военный городок (его называли по-разному: Семипалатинск 21, Москва-400, Берег — ныне Курчатов) расположен в Семипалатинской (сегодня Восточно-Казахстанской) области на левом берегу реки Иртыш и является центром Семипалатинского секретного ядерного испытательного полигона (СИЯП), где находилась вся инфраструктура: руководство, штаб, воинская строительная часть, жилищно-бытовые, медицинские, образовательные, торговые и другие управленческие организации. Здесь же находилось здание лаборатории И. В. Курчатова, где он работал, когда приезжал на полигон, а также особняк, в котором останавливался Л. П. Берия во время ядерных испытаний 1949 года. Численность населения не превышала 20000 человек.
Мы прошли по улице В. И. Ленина, которая шла параллельно реке Иртыш, обошли казармы военнослужащих, дошли до границы города. Сопровождающий мне пояснил, что в связи с закрытостью города со строжайшим режимом периметр всей границы города обнесен колючей проволокой. Мы прошли мимо штаба, перед которым располагался временно неработающий в связи с зимними условиями фонтан. Вышли на заснеженную роскошную набережную, спустились на берег замороженного Иртыша, полюбовались его красотой, мощью и величием. Несмотря на весьма снежную зиму, улицы города были прочищены, снег убран, тротуары, дворы, подъезды двух-трехэтажных домов, которыми был застроен город, также были чисты и аккуратны. Чувствовалась солидность и ответственность руководителей города за создание комфортных жилищно-бытовых условий труда работающим и их семьям, проживающим в городе.
Возвращаясь в гостиницу, я из любопытства зашел в продовольственный магазин. Наличие продтоваров, фруктов было достаточно, но ассортимент продуктов значительно уступал аналогичным городам (Чкаловску, Учкудуку, Янгиабаду) Минсредмаша. Вместе с тем обилие банок различной емкости на полках с маринованными и солеными грибами удивило меня. В такой расфасовке (шляпки, ножки, корни отдельно в банках) я не только не употреблял, но и не видел. В Средней Азии, откуда я приехал, редкое появление грибов в продаже являлось уникальным событием. Радуясь удаче, я купил несколько банок на пробу, предполагая угостить руководство экспедиции, но был разочарован их отказом по причине перенасыщения этим деликатесом. Пришлось «уговорить» все купленное самому, результат — неутешительный. После этого «наслаждения» вид любых грибов еще долго приводил меня в конвульсивное состояние.
17.02.1961 года во второй половине дня выехали из гостиницы к месту дислокации экспедиции — к месту моей работы. Начальник экспедиции и теперь мой начальник Ф. С. Польща за время нахождения в пути познакомил меня в общих чертах с характером моей работы.
Несколько раз машина останавливалась на КПП с целью проверки наших пропусков в соответствии со списком, находившемся на каждом КПП. В одном списке моей фамилии не было, видимо на КПП (а это была площадка «Ш») не успели передать. Нас задержали, начались выяснения. С КПП позвонили в режимный орган штаба и через 30 мин. нам разрешили ехать. Через 2,5 часа были на месте, т.е. дома. Меня разместили в комнате вместе с маркшейдером Николаем Александровичем Чурносовым (р/у №3). Все работники экспедиции были командированы с горно-добывающих предприятий (ГДП): р/у №2, г. Янгиабад, р/у №3, город Красногорск, п/п №11, город Табошар, входящих в структуру ЛГХМК. 18.02.1961 года начальник экспедиции на утренней «раскомандировке» представил меня инженерно-техническим работникам и служащим экспедиции и отпустил с работы для обустройства в месте проживания и знакомства с территорией.
Узкому кругу специалистов Минсредмаша СИЯП хорошо известен, но читающим эту статью также будет интересно познакомиться с его историей.
СИЯП был основан постановлением правительства СССР от 22.08.1947 года и был готов к использованию в 1949 году. Он располагался на площадке Дегелен, расположенной на одноименном горном массиве, который представляет собой куполообразное поднятие диаметром 17-20 км, общей площадью 300 кв. км, и использовался для проведения ядерных испытаний средней и малой мощности. Выбранное место для полигона было идеальное: малолюдная, удаленная от густонаселенных пунктов, лишенная серьёзных препятствий вроде лесов и значительных горных цепей степь подходила для устройства различных испытательных объектов. Вот на этой площадке Дегелен, на 2-м Государственном центральном испытательном полигоне Минобороны базировалась и вела работы по подготовке подземных горных выработок (штолен) Центральная экспедиция для испытания взрыва ядерных зарядов.
Площадка состояла из двух секторов: жилого и производственного. Жилая представляла собой комплекс казарм для военнослужащих, бараков для вольнонаемных (гражданских лиц, т.е. для нас). Здесь же располагался быткомбинат с медпунктом и душевым отделением, где осуществлялось переодевание перед началом и после окончания работы, котельная, складские помещения, финский домик с кабинетами для администрации и залом для собрания, столовая. Производственная площадка располагалась на расстоянии 2 км от жилого сектора. Здесь осуществлялась проходка штольни В-1 для первого в СССР экспериментального ядерного взрыва. Перед устьем штольни для обеспечения электроэнергией, сжатым воздухом проходческих работ располагалось компрессорная с 8-ю передвижными электростанциями (ПЭС) и 4-мя компрессорами. Обслуживали компрессоры военнослужащие. Начальником был инженер-механик Чуйко — штатный работник экспедиции. От жилого сектора до производственного добирались пешком.
20.02.1961 года первый рабочий день. Мне выделили кабинет (комнату) с рабочим столом, оснащенный оргтехникой: большими счетами, двумя стульями, длинной скамейкой вдоль стены и вспомогательным столом с закрывающимися ящиками для деловых бумаг. В этот же день я познакомился с технической документацией по проходке штольни. У меня был допуск к совершенно секретной и секретной документации (форма №2), поэтому проблем ознакомления с подобными материалами не испытывал. Хотя почти вся документация была открытой или под грифом «секретно» и для «служебного пользования».
Инженер-нормировщик В.Щербина, которого я сменял, подобрал основополагающие по нормированию документы, которыми руководствовался, передал мне, после этого подписали приемо-сдаточный акт. В течение рабочей недели я изучал объемы предстоящих горнопроходческих работ, просмотрел штатное расписание и расстановку работников. Среднесписочная численность их по состоянию на 01.03.1961 года составляла 300 человек, в т.ч. 34 единицы ИТР и служащих, включая представителей Семипалатинска и Берега.
Горные работы (проходку) выполняли два горных участка, руководимые Л. Варгановым и Ж. Грузиновым, которые были профессионалами своего дела с большим стажем работы.
Работа горных участков была организована в 4 смены с 6-дневной рабочей неделей, продолжительность рабочего дня 6 часов по скользящему графику. Руководители, ИТР и служащие работали по 8 часов с ненормированным рабочим днем согласно КЗОТ. Выходной день воскресенье редко использовался по назначению. Работы велись на двух участках: проходка штольни В-1 и «Х» (видимо, еще не был присвоен номер). Так они именовались в рабочих документах. Работы велись вручную в следующей последовательности: бурение шпуров перфораторами глубиной 1,2 м, зарядка шпуров взрывчатым веществом, отпалка, проветривание, сборка сколов по кровле и бокам выработки, укладка временных рельсов для вагонеток для вывозки породы, погрузка вручную совковой лопатой, зачистка выработки, вывоз горной массы на поверхность, крепление.
Штольня представляла собой горизонтальную горную выработку в скальных породах 3 кв. м. в поперечнике, длиной 380 м с уклоном от нулевой точки портала (устье штольни) до камеры взрыва — 4,8 градусов. Камера взрыва находилась в конце штольни на глубине 125 м по вертикали от поверхности земли. Несколько дней ушло на посещение рабочих мест бригад в каждой смене (ночной, вечерней и дневной). Я поговорил с бригадирами и выяснил, что бригады не имеют месячных наряд-заданий, а работают по сменным заданиям, которые им выдаются начальником участка перед началом смены. Было выявлено, что не все бригадиры знают норму выработки, а некоторые рабочие жаловались на неравное распределение заработной платы. Дело в том, что рабочие (проходчики, забойщики, бурильщики и т.д.) приезжали с разных ГДП с квалификацией от 4-го до 7-го разряда при 8-разрядной сетке тарификации. Бригады комплектовались по мере прибывания рабочих на площадку, поэтому в бригаде из 6 человек могли оказаться 3 человека 4-го разряда, 1 — 5-го разряда, 1 — 6-го разряда. В течение месяца затраты труда каждого из членов бригады в объемах выполненных работ были равнозначными, а заработная плата и распределенная её сумма при одинаковом количестве отработанных смен значительно отличалась. На двух рабочих с 5-м и 6-м разрядами приходилось столько же, сколько на 4-х рабочих с 4-ми разрядами. Это обстоятельство создавало нездоровую обстановку в бригадах, снижала производительность и интенсивность работы. Были зафиксированы и другие недостатки в организации труда рабочих бригад: применялись отраслевые нормы выработки без учета конкретных условий, отсутствовала циклограмма ведения работ. Все это было проанализировано и доложено начальнику экспедиции. Ф. С. Польща со всей серьезностью воспринял информацию, собрал совещание и поручил мне совместно с начальниками горных участков разработать мероприятия по снижению негативных моментов в организации труда рабочих.
В первую очередь были скорректированы отраслевые нормы выработки, и на основании их разработаны временные местные с учетом конкретных условий работы и применяемой техники. Эти нормы были согласованы с заместителем директора ЛГХК по экономике А. Я. Зиновьевым и утверждены заместителем начальника ПГУ В. П. Богатовым, которые находились в это время в командировке на площадке базирования экспедиции в качестве кураторов. Поименованные нормы выработки с соблюдением трудового законодательства были доведены до сведения рабочих и являлись основой месячного наряда-задания каждой бригаде, выдаваемого бригадиру за три дня до начала следующего после текущего месяца. Наряд-задание (разработанный применительно к новым условиям) представлял собой бланк, на лицевой стороне которого вписаны подробно перечень работ на месяц. По каждой операции обсчитывались трудозатраты по нормам и заработная плата по расценкам, определялась общая сумма трудовых затрат и заработной платы, дневная заработная плата на одну рабочую смену (так называемая «упряжка») при выполнении объемных показателей на 100%. При перевыполнении — предусматривалась премия. Здесь же имелась пустая графа для внесения фактически выполненных работ в конце месяца при закрытии нарядов.
На обратной стороне бланка вписывался пофамильный состав бригады, профессия и разряд рабочего. Бригадир вел табель фактического выхода на работу каждого члена бригады. Параллельно подобный учет рабочего времени возлагался на мастера. Учет фактически выполненной работы велся нормировщиком на основании докладных записок мастеров, начальников горных участков и журнала маркшейдера, который контролировал направление, уклон, диаметр штольни в соответствии с техническим условием заказчика. Он же контролировал достоверность отчета о фактически выполненных работах горными участками. Результаты работы докладывались начальнику экспедиции на утреннем производственном совещании и вывешивались на доске показателей.
Наряды закрывались в конце последнего дня месяца в присутствии бригадиров, мастеров. Начальник участка заполнял в пустой графе бланка объемы фактически выполненных работ бригадой, маркшейдер указанный объем сверял, и нормировщик выводил окончательный результат работы бригады. Проблема неравномерного распределения суммы заработной платы внутри бригады была решена тремя путями.
Первый: комплектование бригад стали производить, не допуская межразрядной разницы в один пункт. При этом бригадиру из общей суммы заработной платы бригады, при 100-процентном согласии её членов, выплачивалось до 10% бригадирских.
Второй: была создана тарифно-квалификационная комиссия, в обязанности которой входило принимать экзамены у рабочих по повышению квалификации. Заседание проводилось по мере необходимости, но не реже 1 раз в месяц. Рабочий, желающий повысить свою квалификацию, обязан был по данной профессии отработать не менее двух месяцев, пройти обучение, подавал в комиссию заявление, на котором должно быть согласие бригадира и ходатайство начальника участка, под чьим руководством он работал. Если рабочий выдерживал экзамен, ему, согласно протокола комиссии, присваивали приказом разряд выше действующего. Этот разряд был действителен только на время командировки.
Третий: одну из бригад с ее согласия временно перевели на экспериментальные условия оплаты, смысл которых в следующем: разряды членов бригады обнулялись, и распределение заработной платы производилось в равном размере от фактически отработанного времени, зафиксированного в табеле.
После месячной работы бригад был произведен анализ их работы, который показал значительное увеличение эффективности их труда. Кроме этого были проведены общесменные хронометражные фотографии рабочего дня с привлечением работников производственных служб и отдельно — сплошная самофотография силами бригадиров. Обработка хронометражных фотографий и самофотографий показала, что в бригадах имели место простои. Если основные рабочие-проходчики работали на сдельной оплате труда, то вспомогательные профессии (слесаря, электрики, откатчики и др.) — на повременной, согласно присвоенных разрядов, и не входили в состав бригад. Они не были заинтересованы в эффективной работе бригад по принципу «один за всех и все за одного». Было принято решение обслуживающий персонал рабочих перевести на косвенную сдельщину в зависимости от работы основных бригад. Результат был немедленным. Простои проходческих бригад из-за отсутствия электроэнергии, сжатого воздуха, крепежного материала, вагонеток для породы заметно уменьшились. Внедрение вышепоименованных мероприятий по совершенствованию организации труда и заработной платы в бригадах позволило повысить эффективность и качество работ. Сменная производительность на один рабочий день повысилась до 15%.
Подготовка штольни В-1 к первому испытательному ядерному взрыву находилась на контроле правительства, Минсредмаша, Минобороны. При очередном посещении района базирования экспедиции сопредседатель Госкомиссии и куратор от ПГУ В. П. Богатов сказал на собрании коллектива, что перед нами стоит задача, по напряжению, срокам, ответственности равная усилиям военного времени. Поэтому коллектив горняков экспедиции от руководителя до рабочего испытывал особую ответственность за порученную ему работу. Начальник экспедиции Ф. С. Польща, грамотный и энергичный, знающий свое дело отличный профессионал, отличный организатор, ранее работавший начальником уранодобывающего рудника ГДП в г. Янгиабад. Для него в горном деле нерешенных задач не было. Горняк с большой буквы. ИТР под стать руководителю являлись высококвалифицированными, инициативными знающими свое дело с большим профессиональным стажем специалистами. Коллектив рабочих был укомплектован с горнодобывающих предприятий лучшими проходчиками, бурильщиками, взрывниками, крепильщиками, слесарями, электриками и т.д.
В материально-техническом обеспечении рабочих мест материалами, электроэнергией, топливом, оборотными средствами экспедиция снабжалась своевременно и в полной мере. Отделом снабжения и оборудования комбината (ЛГХМК) эта работа была организована на высшем уровне.
Жилищно-бытовые условия работников были вполне сносными. Жили в деревянных казармах (бараках) с общим коридором по 6-8 комнат с каждой стороны различной жилой площадью. Комнаты для рабочих вмещали 5-6 человек, для ИТР — 2-3 человека.
В каждой комнате имелся шифоньер, стол и стулья, около кровати стояла тумбочка хозяйственно-гигиенического назначения. На стене висел приемник. Вещание велось на одной волне.
Проживание было бесплатным. Белье менялось каждые 10 дней. Туалет для каждого барака находился на улице в 40-50 м от него. В зимний период комнатный температурный режим поддерживался на уровне 20-25 градусов тепла. Питались в столовой. Поварами были две вольнонаемные женщины, которые состояли в штате воинской части. Раздачу обслуживали солдаты. Стоимость питания была минимальной, а рабочие, ИТР, занятые на проходческих работах, получали бесплатные талоны на питание ежемесячно.
Столовая находилась в жилой зоне поселка на расстоянии 100-150 м от каждого барака. Меню было различным: 2-3 первых блюда на выбор, 2-4 вторых. Готовили вкусно, жалоб не было. В конце каждого месяца, если была потребность, а то и чаще, на площадку с Берега приезжала грузовая машина «летучка» с товарами первой необходимости: зубной пастой, мылом, носками, полотенцами, сахаром, чаем и т. д.
Численный состав жилых комнат формировался в зависимости от их вместимости. При этом администрация учитывала желания рабочих, приехавших с одного ГДП жить вместе и работать в одной бригаде. В большинстве так оно и было, но не всегда. Заезд рабочих на площадку для смены осуществлялся с разных ГДП не одновременно. Поэтому в некоторых комнатах оказывались рабочие разных бригад и с разным графиком выхода на работу, что приводило к постоянному движению в комнатах: один, вернувшись с работы, спит, другой — собирается на смену, третий — отдыхает после смены. Таким образом, режим отдыха нарушался, что, конечно, влияло на эффективность труда. Администрация делала все возможное, чтобы это негативное явление свести к минимуму.
ИТР и служащие жили по 2-3 человека в комнате. Свободное от работы время (его было не так уж много) занимало чтение газет, журналов, которые присылались из комбината и книг (они были зачитаны до дыр). Впрочем, оно использовалось по-разному.
Иногда в конце лета — начале осени жители поселка имели возможность наблюдать и любоваться необычным зрелищем. Стада животных — сайгаков во главе с вожаком с красивейшими как по лекалу изогнутыми огромными рогами переходят по горному хребту группами, состоящими из 100-150 особей. С одного места на другое за 2-3 часа проходило не менее 700-800 животных. Наблюдали и такое: вдруг группа останавливалась и с любопытством наблюдала за нами, а наиболее смелые и озорные вприпрыжку спускались с гор и подходили к нашим баракам на расстояние до 100 м. Видать, оценивали степень опасности непрошеных гостей. Однажды я был свидетелем и другого не менее любопытного зрелища. Мы ехали на Берег по делам, выехали с поселка, дорога да Берега была уложена железобетонными плитами. Кругом степь да степь. Ранее солнечное утро. Ехали не спеша. И вдруг, откуда ни возьмись, параллельно дороге появился бегущий олень в трех метрах от кабины. Шофер прибавил скорость — олень не отставал, шофер уменьшим скорость — то же сделал олень. Соревнование продолжалось довольно долго, и за километра два до КПП на точке «Ш» олень неожиданно исчез, также как появился.
Солдаты на КПП нам рассказывали, что это не единичный случай. Иногда два оленя сопровождали автомобиль с обеих сторон дороги и при подъезде его к КПП убегали в степь, также как и появлялись. Они вели себя так, потому что их никто не трогал. Охота была запрещена. Позже, в 1963-64 гг., когда я был в этих местах вторично, то увидеть джейрана, не говоря об олене, было успехом. Повыбивали большую часть. Была разрешена охота.
За время моей 9-месячной командировки работники экспедиции дважды предупреждались о наземных испытаниях атомной бомбы способом бомбометания. Нас обязывали покинуть жилье и расположиться за укрытием, лежа ногами в сторону предполагаемого взрыва. Было сообщено время взрыва. Большинство из нас указаний не выполнили, и к назначенному сроку взрыва все наиболее высокие горы были облеплены любопытными. День был безветренный, солнечный. В небе пролетел самолет. Через 15 минут после него появились еще 2 самолета на высоте примерно 3000 м, а может быть и выше. Летели один за другим. Вдруг появилась вспышка, которая затмила свет солнца, вслед за ней появился черный грибовидный столб. Через минуту-другую послышался напоминающий самый жуткий в моей жизни гром. После, а может быть и одновременно, почувствовался шорох от волны сжатого воздуха, которая едва не снесла нас с горного склона. Когда вернулись в бараки, то в некоторых из них часть оконных стекол была выбита взрывной волной. Позже нам сообщили, что взрыв был надземный и производился на опытном поле на расстоянии 30-40 км от места базирования экспедиции.
В летний период, несмотря на временный срок командировки, руководство экспедиции уделяло значительное внимание культивированию спорта. Была оборудована волейбольная площадка. Обозначено футбольное поле, установлено 2 стола для настольного тенниса. Соревнования проводились как внутри коллективов экспедиции (участков, бригад), так и со спортсменами воинских частей. Футбольные и волейбольные команды по приглашению спортсменов площадки «Ш» и воинской части Берега выезжали на соревнования к ним. Они отвечали взаимностью.
Для командированных, кроме некоторых мелочей, были созданы все условия для производительной работы. Коллектив проходчиков работал по 6 часов в 4 смены 6 дней. По необходимости работа велась и в выходные дни. Одновременно с проходкой штольни, согласно циклограммы, велись работы по прокладке временных рельс, креплению штольни, проходке приборных боксов, их обшивка и другие работы. Так, метр за метром штольня удлинялась, а проходческие метры преобразовывались умелыми руками профессионалов-горняков в тоннель, не уступающий по чистоте, насыщенности кабельной проводкой, измерительными приборами и материальными затратами Московскому метро. По мере приближения к конечной отметке штольни напряжение в коллективе усиливалось, интенсивность труда возрастала с тем, чтобы проходку штольни завершить досрочно и сдать ее заказчику. И вот настал день, когда маркшейдер зафиксировал конечный 380-й метр проходки. Завершила работу горно-проходческая бригада, руководимая бригадиром Бельмесовым (с ГДП Янгиабада). По негласному кодексу горняков это событие полагалось отметить коллективным застольем со 100-граммовой рюмкой. Однако действующий запрет на спиртное не позволял им это осуществить. Поэтому было организовано в столовой коллективное чае- и какаопитие. При этом какао было выпито более месячного запаса.
Приемная комиссия заказчика во главе с подполковником Рыжиковым пройденную и оборудованную штольню В-1 приняла без единого замечания. Доставка ядерного заряда в камеру штольни производилась на специальной тележке по рельсам и осуществлялась специалистами Минобороны. Они же осуществляли монтаж контрольно-измерительного оборудования и аппаратуры. Мощность заряда в тротиловом эквиваленте составляла одну килотонну. Для предотвращения выхода радиоактивных продуктов взрыва на поверхность после установки заряда были сооружены три участка забивки штольни. Забивку производили горняки экспедиции. Первый участок забивки состоял из щебеночной засыпки и железобетонной стены. Длина его составляла 40 м. Через забивку была проложена труба для вывода потока нейтронов и источников гамма-излучения к датчикам приборов, регистрирующих развитие ядерной реакции. Второй участок состоял из железобетонных клиньев и имел длину 30 м. Третий участок забивки длиной 10 м располагался на расстоянии примерно 200 м от камеры взрыва, здесь же были оборудованы три приборных бокса с измерительной аппаратурой. В районе эпицентра на поверхности были размещены подопытные животные. Забивочный материал (щебень) доставлялся в штольню автомашинами с участка дробления и растворо-бетонного узла. Забивку вела бригада горняков. При установке железобетонной стены раствор также доставлялся на машинах с растворо-бетонного узла, обслуживаемого военнослужащими. Из самосвалов раствор заливался в вагонетки, вагонетки вручную доставлялись до места возведения железобетонной стены, и из вагонеток лопатами загружался в опалубку. При отсутствии вибратора трамбовка бетона вынужденно проводилась деревянными толкушками, штыковыми лопатами, голыми ногами проходчиков, которые поднимались другими проходчиками на носилках на уровень залитого бетона. Операция одним проходчиком осуществлялась 2-3 минуты, и так, один сменяя другого, работали, пока не была возведена стена. Такой же способ утрамбовки бетона использовался на второй и на третьей забивке. При производстве забивочных работ надо было проявлять большую осторожность, чтобы не повредить трубу и измерительные приборы. Для этого был установлен постоянный контроль как со стороны заказчика, так и со стороны администрации экспедиции. ИТР были распределены по сменам как на забивке, так и на контроле за работой растворо-бетонного узла. С работой по забивке коллектив справился своевременно, и заказчик принял её без замечаний.
И вот, наконец, штольня В-1 была готова к первому в СССР подземному ядерному взрыву. На поверхности земли были установлены военными специалистами приборные металлические шкафы. На расстоянии 5 км от устья штольни размещался командный домик управления взрывом. Установлен день и час производства взрыва. За два дня до назначенного срока взрыва наша площадка была неузнаваема от наплыва многочисленных гражданских специалистов НИИ, лабораторий, предприятий, министерств, воинских частей, так или иначе причастных к атомной тематике.
В один из дней до взрыва ко мне в кабинет вошел начальник экспедиции Федор Семенович Польща с незнакомым мне человеком и оставил его у меня. Этот человек покопался немного в своих бумагах, потом обратился ко мне: «У тебя есть что-нибудь очень острое?». У меня был перочинный нож. Я дал его ему. Он нагнулся под стол, что-то сделал там, вернул мне нож со словами: «Вот теперь хорошо». Я у него спросил: «Что хорошо?». Он ответил: «Теперь палец не давит». Я посмотрел на ботинки. В левом разрезанном ботинке торчал большой палец. Он поблагодарил меня и вышел. Несколько позже ко мне зашел начальник экспедиции и спросил: «Ты знаешь, кто у тебя был?». Я ответил: «Конечно, нет». Тогда Федор Семенович сказал: «Так это же Сахаров». Так я увидел вживую отца «кузькиной матери» — водородной бомбы и пообщался с ним.
В день взрыва работники экспедиции были выведены на площадку, которая находилась от испытательной штольни на 2 км. Там уже была достаточно большая группа представителей заинтересованных учреждений в результатах экспериментального ядерного взрыва. Среди присутствующих находился и наш куратор от Минсредмаша и один из сопредседателей Государственной комиссии В. П. Богатов. На наблюдательной площадке был установлен громкоговоритель, через который каждую минуту с пункта управления сообщалось о времени, оставшемся до взрыва. Чем меньше оставалось времени до момента взрыва, тем острее нарастало напряжение у присутствующих (случайных лиц здесь не было). Коллектив работников экспедиции переживал за основательность и качество выполненных работ, пройденной выработки, ее забивки и т.д. Ученые — за правильность расчета ядерного заряда, специалисты НИИ — за работу контрольно-измерительных приборов и оборудование, химики-биологи — за судьбу подопытных животных. Члены государственной комиссии и все участники — за успешное проведение первого подземного экспериментально взрыва СССР. Из громкоговорителя донеслось: «До взрыва осталось пять секунд. Четыре. Три. Две. Одна». Наступила жуткая тишина. «Взрыв!», — оповестил громкоговоритель. Все как будто окаменели. Раздался еле уловимый глухой звук, под ногами ощущалось небольшое колебание земли. Одновременно поверхность горы, под которой была пройдена штольня, начала подниматься словно ее выпирало гигантское давление воздуха. Отчетливо были видны осыпи камнепада и пыль, подброшенные вздрагивающей землей. В результате взрыва поверхность земли по вертикали поднялась на 4 метра. «Ну и силища!» — возбужденно произнес кто-то из присутствующих. Вдруг подъем прекратился, и гора, объемом в несколько миллионов кубометров земли, как бы на мгновение застыла, а затем будто по воле сказочного волшебника стала медленно оседать. Раздались громкие аплодисменты и поздравления с успешным завершением первого в стране подземного ядерного взрыва. Члены госкомиссии на машинах поехали к устью штольни. А мы, коллектив горняков и проходчиков штольни, возвращались к своим рабочим местам.
В 18.00. сопредседатель госкомиссии В. П. Богатов, он же куратор от Минсредмаша, собрал коллектив экспедиции и поздравил его с качественно выполненной работой, пожелав: «Так держать свой авторитет и авторитет Минсредмаша в будущем!». Впереди перед коллективом экспедиции стояли более масштабные задачи. За годы работы экспедиции на семипалатинском полигоне на площадках Дегелен коллективом горняков была создана достаточно густая сеть из 181-ой горизонтальной штольни, в каждой из которой заложен труд горняков ГДП Минсредмаша. Всего на СИЯП в штольнях было произведено 209 подземных ядерных испытаний.
Моя первая, но не последняя командировка подходила к концу, и, дождавшись смены 01.11.1961 года, я вернулся к постоянному месту работы. Покидая место базирования экспедиции, отработав более 9 месяцев инженером-нормировщиком, я испытывал чувство сопричастности и удовлетворение тем, что доля и моего маленького труда заложена в успешном проведении первого в СССР подземного эксперимента ядерного взрыва в штольне В-1.
После возвращения из командировки в Центральную экспедицию, я был назначен старшим инженером в Отраслевую нормативно-исследовательскую станцию (ОНИС), которая административно подчинялась Первому главному управлению (ПГУ), базировалась на территории ЛГХК и все расходы на ее содержание нес комбинат. ОНИС выполняла работы по совершенствованию структуры управления, разрабатывала тарифно-квалификационные справочники рабочих профессий, руководителей, специалистов и служащих, делала анализ финансово-экономического состояния предприятий по заданию и под руководством ОТИЗ ПГУ и Управления труда и заработной платы Минсредмаша. Руководил ОНИС Н. П. Удянский — грамотный, спокойный, не боящийся ответственности специалист. Главным инженером был А.Я Зиновьев, прошедший «огонь, воду и медные трубы» горного дела, экономист по призванию, не любящий скоропалительных выводов руководитель. За три года работы в этой организации я побывал практически на всех горнодобывающих комбинатах Первого главного управления (Комбинат №6, Таджикистан, Киргизский горно-рудный комбинат, Восточный горно-обогатительный комбинат, Забайкальский горно-обогатительный комбинат, Малышевское рудоуправление, Свердловская область, Целинный горно-химический комбинат, г. Степногорск Казахстан, Горно-обогатительный комбинат Желтые Воды Украина, Приаргунский горно-химический комбинат Забайкальский край). В указанные комбинаты мы выезжали по заданию руководства Первого главного управления, Управления труда и заработной платы министерства и иногда по просьбе руководителей указанных комбинатов. Работа наша заключалась в анализе структур управления комбинатов и их подразделений, расчета численности работников, анализе взаимодействия различных отделов, влиянии на результат хозяйственной деятельности предприятия, контроль за соблюдением КЗОТ, коллективных договоров и т.д. По результатам анализа составлялся план мероприятий по улучшению работы того или иного предприятия, расшивке узких мест, повышению производительности труда, совершенствованию структуры управления и т.д. За это время я познакомился с корифеями уранового горнодобывающего производства, талантливыми руководителями предприятий — директорами комбинатов: В. Н. Миндрулом, В. Я. Опланчуком, В. М. Маровым, О. И. Хохловым, Ю. А. Корейшей, В. Я. Мамиловым, Ю. В. Нестеровым, К. И. Маковым (Киргизия), З. П. Зарапетяном, А. А. Петровым, большинство из которых были Героями Социалистического труда, а В. Я. Опланчук, З. П. Зарапетян и А. А. Петров впоследствии стали моими непосредственными начальниками. Все эти руководители работу ОНИС в их подразделениях оценивали положительно.
01.03.1964 г. я был переведен старшим инженером в лабораторию экономического анализа управления ЛГХК.
Лабораторией командовал Александр Михайлович Соловьев, ранее работавший начальником планового отдела ГДП п/я 11, г. Табошар. Для него каждая цифра, как плановая так и фактическая, представляла собой сгусток возможностей по улучшению экономических показателей.
Лаборатория подчинялась зам. директора по экономике — главному экономисту А.Я Зиновьеву (бывшему главному инженеру ОНИС). Эта должность была введена впервые в качестве эксперимента приказом министра Средмаша только на одном комбинате в отрасли. В сферу его управляемости входил весь экономический блок комбината (бухгалтерия с МСС, плановый отдел, ОТИС, НИС, лаборатория экономического анализа). В лаборатории мне было поручено выполнять расчеты по внедрению на комбинате нового экономического стимулирования, которое пытался внедрить на промышленных предприятиях председатель СМ СССР А. Косыгин. Лаборатория (я был ответственным) провела сплошную инвентаризацию основных (активных) фондов гидрометаллургического завода №1, рудника №2 ГДП (г. Янгиабад) и ряда других подразделений комбината. В результате было выявлено только по ГМЗ 1 и руднику №2 необоснованное завышение себестоимости готовой продукции по статье амортизации на сумму соответственно 980 и 150 тысяч рублей.
В 1968 году я был переведен в НГМК в должности заместителя начальника ОНОТиУ комбината по основной деятельности. Начальником отдела был Валентин Кузьмич Жук (фамилия говорит сама за себя). Порядочный, честнейший человек, дотошный, осторожный и принципиальный, высокопрофессиональный специалист. Заядлый рыбак.
Прежде чем подписать важный документ, он его «обнюхает», чуть ли не "оближет", проверит, и неоднократно, каждую цифру, сверит формулировку с трудовым законодательством, оставит у себя на некоторое допустимое время на «отлёжку». Не терпел лжи и подхалимства. Мы в рабочей обстановке друг друга понимали, и я с ним чувствовал себя уютно.
Комбинат находился в это время на самом пике строительства золотодобывающего предприятия в городе Зарафшан. Руководство комбината дневало и ночевало на площадке строящегося завода, решая множество вопросов, в том числе оплаты труда, структуры, льгот, графиков работы и т.д. Ведь ГМЗ 2 — первое в мире золотодобывающее предприятие, где, согласно выполненных в 1968 году исследований, производственный цикл закончен полностью от добычи руды до получения аффинированного металлического золота чистотой 99,99%.
Мы — работники ОНОТиУ (в т. ч. и я) из месяца в месяц практически постоянно находились на стройплощадке, выполняя работы по организации труда, структуре, штатному расписанию и расстановке, соблюдению трудовой дисциплины и др. поручениям руководства. Завод в основном строился заключенными, которые не очень-то усердствовали. З. П. Зарапетяном было принято решение о поощрении хорошо работающих бригад сигаретами, пищевыми пакетами с колбасой, печеньем, чаем и т.д.. Эти пакеты заключенным в конце каждой смены выдавали мы через бригадира («следящего»). Внедрение этого мероприятия позволило значительно повысить работоспособность и заинтересованность спецконтингента.
Находясь постоянно в контакте с З. П. Зарапетяном, я понял, что именно такой руководитель со 100-процентной отдачей, не щадящий себя и подчиненных, с железной дисциплиной, чистейшими руками, кристальной честностью, бескомпромиссной требовательностью, мог организовать пуск такой махины как ГМЗ 2 в 1969 году досрочно, а к концу 1970 года достигнуть проектной производительности 12 млн в год по добыче и переработке. За Зарапом Петросовичем не случайно закрепились прозвища «Хозяин пустыни» и «Золотой король».
СГАО «Висмут» представлял собой комплекс горнодобывающих, перерабатывающих урановые руды предприятий, состоящий из семи ГДП, двух ГМЗ, проектного предприятия, НИИ, ИВЦ, ЦГРЭ, РМЗ и др. структурных подразделений с общей численностью работающих порядка 35-40 тысяч человек. Руководящий орган — генеральная дирекция во главе с генеральным директором С. Н. Волощуком (годы работы 1960-1986). Управление генеральной дирекции располагалось в Зигмаре, пригороде города Карл-Маркс-Штадта. Общая численность руководителей ИТР и служащих в СГАО «Висмут» по состоянию на 01.01.1983 г. составляла 6380 чел., в т.ч. советских специалистов — 453 чел. Численность рабочих забойщиков — 4476 чел., их средняя заработная плата за 1982 год составила 24 434 марки или 7637 руб. (24434:3,2=7637 руб.), численность специалистов в отделе технического нормирования, где мне предстояло работать, составляла 16 человек (в т.ч. я).
Я приехал с семьей — женой и двумя дочками-школьницами (9 класса и 5 класса). Мне выделили трехкомнатную квартиру в трехэтажном доме на первом этаже со всеми удобствами и необходимой мебелью. Дом был заселен с одной стороны немецкими семьями, с другой — советскими. Из немецких семей на первом этаже жила семья горного инженера, на втором — узника Бухенвальда (пенсионера), на третьем — секретарь окружкома СГАО «Висмут» Роде. Жилой поселок находился в живописной местности рядом с парком, окруженный лесом; там было много старинных добротных домов (вилл) — любимое место (по рассказам немецких товарищей) отдыха рурских магнатов довоенного времени. Расстояние от жилья до гендирекции — примерно 2 км, на работу ходили пешком. В поселке имелась роскошная библиотека, двухэтажный дом советско-германской дружбы, на первом этаже которого располагался актовый зал, спортивный зал, сауна с двумя (холодной и горячей воды) бассейнами, бильярдная, зал для тенниса. На втором этаже находилась гостиница для гостей и артистов, которые посещали Общество почти ежемесячно. Школа-десятилетка только для советских школьников находилась в городе Карл-Маркс-Штадте, на расстоянии примерно 8 км от Зигмара. В школу и обратно возили автобусами. Из 453 работающих специалистов СГАО «Висмут» в управлении гендирекции работало 93 человека.
Отдел технического нормирования численностью 24 человека состоял из 4-х бюро: горнодобывающего, гидрометаллургического, ремонтно-механического и транспортного. Отделом руководил Вальтер Голла (в 1983 г. ушел на пенсию), а позднее — Юрген Поханке. Горной группой руководил Хорст Радон, который знал русский язык и был по необходимости моим переводчиком. Отдел подчинялся Руде Ланге, директору по экономике, в сфере подчинения которого был весь экономический блок СГАО «Висмут». Все документы были на немецком языке, и для ознакомления с ними я обращался к немецким и советским переводчикам, но больше всего к Хорсту Радону, за что я ему бесконечно благодарен. Так начались мои трудовые будни. Для советских специалистов были организованы двухгодичные курсы по изучению немецкого языка. Занятия проводились 1 раз в неделю по 2 часа в рабочее время. Курсы вели немецкие и советские переводчики. После прохождения курсов сдавали экзамены. За эти два года мы могли свободно общаться с немецкими коллегами. Моя работа началась с посещения горнодобывающих предприятий Шмирхау, Пайцдорф, Беервальде, Ройст, АУЕ, Кенигштайн, Дрозен. Вместе с Хорстом в течение двух месяцев мы объездили все ГДП со спуском в шахту с посещением рабочих забоев и беседой с бригадирами.
Должен отметить чистоту забоев, аккуратность и тщательность работы, безупречное соблюдение ТБ и режима работы. Когда, при очередном посещении очистного забоя ГДП Ройст, я обратился к бригадиру Хумбе (с помощью Хорста) уделить мне 2 минуты времени, он ответил, продолжая работать, что время технической паузы еще не настало. Через 30 минут мы вернулись в бригаду Хумбе и беседовали ровно 2 минуты. После окончания смены и переодевания рабочие собираются в зале заседания ГДП вместе с мастером и начальником участка (горного района) и обсуждают результаты работы за смену.
Я многократно присутствовал на подобных собраниях. Но при первом посещении мне долго пришлось сидеть с открытым ртом от удивления. Вся смена в зале, начальник участка, мастер, бригадиры ведут беседу раскрепощено, выявляют недостатки в работе, говорят про вынужденные простои по вине администрации, т.е. обыкновенное производственное совещание. Вдруг в зал заходят две девушки (женщины) с подносами в руках, на которых бутерброды, кружки с пивом, и разносят сидящим. Это бесплатно и ежедневно. Разговоры продолжаются примерно в течение 40 минут, потом все расходятся. Позже я выяснил, откуда такая щедрость. Оказалось, что стоимость пива и бутербродов заложена в себестоимости 1 кг металла (урана) по статье ТБ и общецеховые расходы. Уран покупался СССР, и все затраты им оплачивались.
Находясь в штате отдела ТН, я выполнял работы согласно плана отдела совместно с немецкими специалистами. Вместе с тем нередко выполнял отдельные поручения руководства общества вне плана. Так, с привлечением советских специалистов (плановиков) с ГДП Общества и соответствующих немецких специалистов был организован и проведен анализ работы с охватом всех ГДП основных бригад на очистных и горнопроходческих работах, т.е. 442 бригады с численностью 4536 человек. Было выявлено, что при работе в одинаковых горно-геологических условиях годовая производительность забойщика в метрах кубических на человека в 1983 году была достигнута по ГДП Шмерхау — 1081,1 м куб, Пайцдорф — 1175,6 м куб, Ройст — 950 м куб. Из вышеприведенных данных видно, что производительность значительно отличается на указанных ГДП. Такое же положение и на остальных ГДП. Результаты анализа и предлагаемые мероприятия мною были доложены на совете директоров Общества под председательством С. Н. Волощука и закреплены приказом по их внедрению, что позволило уменьшить численность забойщиков на 142 человека с 4536 человек в 1983 году до 4394 человек в 1986 году. Находясь в коллективе немецких специалистов в течение рабочего дня (8 часов) в постоянном контакте по вопросам организации труда, структуры и т.д., отмечаю высокий профессионализм, дисциплинированность работников отдела, их сплоченность, старательность и доведение до конца всех мероприятий, подлежащих внедрению. Каждое мероприятие они обсуждают бесконечно долго, вплоть до забивки последнего гвоздя. После этого мероприятие отправляют на реализацию. И попробуй не выполнить. Будешь сильно ущемлен в заработной плате. У них она плавающая от минимального до максимальной: к примеру, должностной оклад инженера с вилкой 1500-2000 марок установлен в размере 1800 марок. В апреле данному инженеру зафиксировано замечание по нарушению трудовой дисциплины по недостаточному усердию по выполнению должностных обязанностей и т.д.. Заработная плата в этом случае может быть уменьшена на 100 марок. Увеличение или уменьшение зарплаты рассматривает комиссия в составе начальника отдела, партийного и профсоюзного функционера отдела. Это уменьшение может действовать в течение нескольких месяцев.
Почти ежегодно в нашем отделе организовывались семейные бригадные вечера, вечера дружбы. На них приглашались работники отдела, их семьи с детьми. Попытаюсь передать мои впечатления от первого присутствия на таком вечере. Зная, что коллеги любят нашу водку, шоколад (в их магазинах они не продаются), я купил в магазине (закрытого) военного гарнизона, где продавались только российские товары, 16 плиток шоколада и 2 литровых бутылки водки «Старка». До места встречи вместе с Хорстом (он жил в Зигмаре) добирались на такси. Пока искали контину (что-то вроде нашей общественной столовой), опоздали минут на 5. Все взрослые и дети, человек 50, сидели в уютном с различными натуральными растениями вдоль стен помещении за длинным столом с большим количеством наполненных пивных кружек.
Наше появление встретили аплодисментами. Мы заняли свободные отведенные нам места (Хорст с женой и я с женой). Начальник отдела Вальтер Голла произнес приветственную речь, поздравил с наступающим Рождеством, Новым годом, поблагодарил меня с женой за присутствие на вечере и объявил, что отныне все семейные бригадные вечера будут проводиться как семейные бригадные вечера дружбы. Симпатичные девушки принесли пиво в кружках и поставили перед нами. Я и моя жена — не любители пива, поэтому сидели как замороженные, взирая на коллег. А они, поглощая пиво, рассказывали анекдоты и каждому удачному заразительно смеялись. Я про себя отметил: чему радоваться, когда пустой желудок. Хорст пытался вовлечь нас в разговор, переводя с немецкого на русский язык смысл самых веселых анекдотов. Я обратился к Хорсту с вопросом, будет ли на столе что-нибудь съестное кроме пива. Он мне ответил: «Всё в свое время». Я ему сказал: «Хорст, у меня уже голодные спазмы в желудке, терпеть нет мочи».
Через некоторое время неожиданно, как по команде, разговоры и смех прекратился. Тишина. Со стороны хозблока появились пять экзотически одетых музыкантов в расшитых пиджаках, коротких шортах, высоких чуть ли не до пупка сапогах со шпорами, на голове широкополые шляпы с перьями павлина и заиграли веселую немецкую музыку. Через минуту-другую появились три девушки, две из которых разносили салаты, бутерброды, жареные сардельки (боквурсты), третья — рюмочки с водкой по 40 грамм. Я удивился бутербродам, большинство из которых были из сырого мясного говяжьего, свиного и смешанного фарша. Как потом я узнал, это любимая закуска немцев. Секретарь ячейки СЕПГ отдела поздравил коллектив отдела и всех присутствующих с Рождеством и Новым годом и, обращаясь ко мне, сказал, что с 1962 года в их отделе советских специалистов не было и пожелал мне стать полноправным членом отдела, передавая свой опыт работы немецким товарищам и предложил выпить за дружбу. Все дружно выпили. А девушки всё носили и носили всякие закуски. Через какое-то время в зал вошли четыре крепких молодых человека в белых халатах, несли поднос, напоминающий большое декоративное корыто, на котором красовался жареный поросенок килограмм 40, украшенный всевозможной зеленью. Все возбудились. К месту, где мы сидели, подошел Вальтер Голла (начальник отдела) с подносом и наполненными рюмочками водки и попросил нас выпить с ним. «Я вас с женой угощаю и прошу как нового члена коллектива подойти вместе со мной и Хорстом к поросенку и первым попробовать качество приготовленного молочного свиного мяса». Хорст мне помог осуществить это действо. Я кое-как отрезал 4 куска мяса и для Хорста с женой и вернулся на место. За мной началось массовое, с соблюдением очереди, «потрошение» поросенка.
Пока коллеги наполняли свои тарелки мясом жареного поросенка, я начал расспрашивать Хорста о тонкостях проведения этих семейных вечеров. Хорст мне пояснил: «Проведение вечеров (семейных) — традиция старая в СГАО «Висмут». Затраты формируются из средств бюджета Общества по статье соцсоревнования между предприятиями, внутри предприятий — службами, отделами и т.д. Подведение итогов соцсоревнования производятся ежеквартально. Коллектив, занявший первое место, поощряется из расчета 100 марок на человека, второе — 80 марок, третье — 60 марок. Отдел ТН, где я работал, в предыдущем году 2 раза занимал первые места, один — второе и один — третье. Премия на одного работающего составила 340 марок (100 +100+80+60=340). Эта премия идет в копилку отдела и за год составила 5500 марок (340 x 16 человек=5500). В начале текущего года общее собрание отдела в пределах имеющейся суммы определяет ответственное лицо за подготовку поросенка (хочешь, выращивай сам, хочешь, заказывай на ферме), за выбор места проведения вечера, за музыкантов, за место проживания при двухдневном отдыхе, экскурсии. Затраты на спиртное определяются в последнюю очередь по остаточной сумме. Спиртное, которое разносила девушка, оплачивалось из премиальной суммы, на большее возможности нет. Хочешь дополнительно выпить или угостить кого-то, то делай это из собственного кармана. Вот поэтому Вальтер тебя (а заодно и нас) угощал за свой счет. Как это делается, пойдем, я тебе покажу». И мы пошли к большому столу, на котором находилось десяток бутылок водки и примерно столько же бутылок ликера. На столе лежала тетрадь, в которую заносилась фамилия и объем взятого им спиртного. Хорт поставил на поднос 4 стакана, наполнил их спиртным, сумму денег за спиртное положил в тетрадь и вернулся с подносом на место. «Вот, я вас угощаю».
Вечер был в полном разгаре, непрерывно играла музыка, танцы, игры. Веселый народ немцы. Пришла моя очередь угощать. Посоветовавшись с Хорстом, мы решили, что надо угощать всех. У меня в портфеле было 2 литра «Старки». Я и Хорст с помощью жен разлили в 32 стаканчика «Старку» и разнесли всем коллегам и по плитке шоколада. Оставшейся «Старкой» Хорст угостил музыкантов. В 23.00. первый мой бригадный семейный вечер закончился в полной гармонии с коллегами. Тем самым нарушена была русская пословица «первый блин комом». В такой форме проходили и последующие вечера. За все время с немецкими коллегами на семейных вечерах, на приемах в честь государственных праздников СССР и ГДР я ни разу не видел пьяных граждан немецкой нации. Немецкие специалисты были грамотными высокопрофессиональными, дотошными работниками. Я что-то перенял у них, что-то — они у меня. По моей инициативе была организована 10-дневная поездка в СССР на ГДП в г. Желтые Воды (Украина) по обмену опытом работников экономических служб СГАО «Висмут». Мне было поручено сопровождать делегацию. И с той же целью на ГДП Общества были приглашены начальники ОНОТиУ НГМК и ЛГХК В. К. Жук и Г. И. Федота, а также начальник ОТИЗ Первого главного управления Д. А. Шилин.
В 1987 году я возвратился в НГМК и был назначен заместителем начальника ОНОТиУ по основной деятельности. В 1991 году переводом был назначен начальником ОНОТиУ Родниковского управления предприятий, где проработал до 2005 года и вышел на заслуженный отдых. Находясь на пенсии, в 2010 году создал первичную ветеранскую организацию в микрорайоне «Машиностроитель» из числа ветеранов, ушедших на пенсию с предприятий Минсредмаша, и был избран её председателем. За высокие показатели в труде и многолетнюю работу я был награжден знаком «Ветеран атомной энергетики и промышленности», почетной грамотой Совета Министров СССР и ВЦСПС, знаками победителя Социалистического соревнования за 1973-1980 гг., знаками ударника 9-ой, 10-ой, 11-ой и 12-ой пятилеток, знаками «Отличник труда» в бронзе, серебре и золоте за работу на загранпредприятии СГАО «Висмут» и в 2013 году награжден дипломом лауреата премии «Достоинство» главой Администрации Родниковского района, в 2016 году награжден нагрудным знаком отличия «За вклад в развитие атомной отрасли» 2 степени. В 2014 году первичная ветеранская организация микрорайон «Машиностроитель» была награждена дипломом за первое место в районном конкурсе за лучшую первичную организацию среди городских организаций.