Я честно работал
С июня 1948 года до апреля 1958 года я работал на предприятии в Челябинске-40, куда был командирован в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Был инженером-механиком, начальником смены, директором завода. В начале августа 1957 года меня вызвали в отдел кадров Министерства среднего машиностроения. Сказали, что со мной хочет поговорить министр Ефим Павлович Славский, но в данный момент его нет на месте, будет через несколько часов. Я уже собрался уходить, но тут мне сказали, что со мной также хотел побеседовать Игорь Васильевич Курчатов. Ему тут же позвонили и спросили, сможет ли он меня принять. Курчатов сказал — жду. Я тут же отправился в Институт атомной энергии, где состоялась моя встреча с Курчатовым, с которым я был немного знаком по Челябинску-40. Игорь Васильевич сообщил, что в Мелекессе Ульяновской области решено создать базу атомных реакторов и других объектов по примеру американского центра в Айдахо, и мне предлагают возглавить эту базу. Он сказал, что там уже строятся два реактора — ВК-50 и ТГ-50 (гомогенный реактор), а предполагается еще построить высокопоточный реактор СМ-2 и две лаборатории — материаловедческую и радиохимическую. Игорь Васильевич сразу же порекомендовал мне принять на работу двух человек: на реактор СМ-2 — Владимира Андреевича Цыканова, а на радиохимическую лабораторию — Григория Николаевича Яковлева. Беседа длилась около часа. Главное, что я уяснил — работа в Мелекессе находится в зачаточном состоянии и предстоит очень многое сделать. Вернувшись в министерство, я дождался Славского, который повторил мне то же, о чем говорил Курчатов. Получив мое согласие, Ефим Павлович позвонил в ЦК КПСС, чтобы получить их «добро». Там совещались два дня, а потом дали согласие. Славский сказал, что приказ будет готов через несколько дней. Я вернулся в Челябинск-40 и доложил о состоявшемся разговоре трем первым руководителям. Но 29 августа произошла известная сейчас всем авария, руководство было снято, а меня назначили ответственным за ликвидацию последствий аварии. Поэтому мой переезд затянулся, и в Мелекесс я попал только в марте 1958 года.
Я считаю себя счастливым человеком по многим причинам, в том числе и потому, что на жизненном пути мне часто встречались люди, у которых можно было многому научиться. Такие люди были и на кораблестроительном заводе, и на авиационном заводе, где я сначала работал, немало таких людей я встретил и в Челябинске-40. По натуре я человек упертый, умею отстаивать свою точку зрения, а вот общение с Ефимом Павловичем Славским научило меня прислушиваться к мнению других и соглашаться, поняв их правоту.
Мое знакомство со Славским было достаточно курьезным. Я — молодой инженер объекта, он — главный инженер всего химкомбината. Главный инженер нашего объекта поручил мне провести одну работу, на которую не было технической документации. Я категорически отказался это делать. Начался скандал, за невыполнение приказа меня отстранили от работы и в конце концов вызвали «на ковер» к Славскому. Сначала Ефим Павлович стал меня ругать, но когда я высказал свои аргументы, он тут же изменил свою позицию и стал ругать главного инженера объекта. Этот принцип — выслушивать мнение подчиненного и в случае его правоты соглашаться с ним — я взял на вооружение и придерживался его постоянно.
Когда меня назначали директором завода №37 в Челябинске-40, меня вызвали к Авраамию Павловичу Завенягину. Я спросил: «А не рано мне становиться директором завода?». — «А сколько тебе?». — "Тридцать два". Авраамий Павлович помолчал и сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Через два года было бы уже поздно». Поэтому и я никогда не боялся выдвигать на руководящие посты молодых. Владимира Цыканова я назначил научным руководителем реактора СМ-2 в 31 год, а начальником установки — в 33. Двух молодых специалистов сразу назначил начальниками лабораторий. А перенять у кого-то полезное качество можно даже за короткое время. Однажды, еще во время работы в Челябинске-40, меня направили председателем приемочной комиссии в Томск-7. В это время там находился будущий министр обороны Дмитрий Федорович Устинов. У меня было много претензий к качеству выполненных работ, и я высказал их Устинову. Разговаривали мы всего минут пятнадцать. Дмитрий Федорович согласился с моими аргументами, не стал на меня «давить» для ускорения принятия объекта. И я уяснил на всю жизнь: нельзя гнаться за скоростью в ущерб качеству работы.
Главным событием я считаю перевод опытной станции по испытанию ядерных реакторов в статус научно-исследовательского института. Это произошло 21 июля 1959 года. То, что мы постепенно вырастаем из прежнего «станционного» состояния, стало ясно уже в конце 1958 года. Внутри коллектива велись разговоры о необходимости изменения статуса. И так получилось, что в этом же направлении развивались мысли и у руководства отрасли. Во время посещения нашей площадки председатель комитета по использованию атомной энергии А. М. Петросьянц спросил меня: «Как вы отнесетесь к переименованию в НИИ?». Я ответил, что такое предложение есть и у нас, и я даже могу предложить название — НИИАР. Так с моей, надеюсь, легкой руки и появилась эта аббревиатура. А в целом в этот период достижений было много — это и пуск реактора СМ-2, и строительство других объектов, ну и, конечно, строительство жилого поселка, который получился такой красивый и зеленый.
Я не буду гневить бога. Я честно работал, и что-то получалось. Сожалеть о не свершившемся не люблю. Об ошибках мне также трудно судить. Знаю, что сейчас многие говорят, что строительство реакторной установки АРБУС (арктическая блочная установка) было ошибкой, и что мне надо было активнее возражать против этого строительства. Да, возможно, проект этой установки не совсем идеален, но насколько благородна была идея ее создания — обеспечение нашей станции в Антарктиде теплом и светом. Наша работа была проникнута заботой о людях, работающих в тяжелейших климатических условиях, поэтому и установка была создана в кратчайшие сроки. В том, что проект не был доведен до конца, нашей вины нет.
В НИИАРе я получил первый опыт руководства крупным самостоятельным предприятием. Естественно, этот опыт очень помог мне потом в Шевченко. А о значении НИИАРа и Димитровграда в моей личной жизни свидетельствует тот факт, что мой сын Александр работает в НИИАРе, в Димитровграде живут мои внуки; надеюсь, здесь же будут жить и правнуки. Я люблю этот город.