Время больших перемен
Завод № 752 - таковым было наименование для секретного делопроизводства, а в открытых документах завод назывался «Предприятие почтовый ящик (п/я) 10». Название периодически меняли: п/я 20, Кирово-Чепецкий химический завод. В январе 1978 года завод стал комбинатом и предприятием п/я А-1619.
Все поступавшие на работу проходили строжайшую проверку в органах безопасности. Первым делом в отделе кадров требовалось написать автобиографию и заполнить анкету (в том числе ответить, не служил ли в белой армии, хотя я родился далеко после гражданской войны, не состоял ли в партийной оппозиции и т.д.). Анкета ходила по городам и весям, повторяя жизненный путь её автора, и после проверки следовал вывод о возможности (или невозможности) допуска на завод. Затем работника приглашали в первый отдел, знакомили с инструкциями. Только после этого брали подписку, и ты узнавал, на каком производстве будешь работать и с какими продуктами иметь дело. Как говорил директор завода Яков Филимонович Терещенко, теперь можно было считать себя крещёным.
Поначалу - в ожидании допуска - меня направили в цех связи, находившийся вне зоны завода: несколько небольших помещений в трёхэтажном здании по Пожарному переулку. Фактически два месяца слонялся просто так… Нет, одно небольшое дело я всё-таки сделал. Мне дали проверить проект киноустановки для клуба - здания барачного типа, расположенного за заводоуправлением. Над чертежами я долго смеялся: автор поставил аппараты у задней стены кинобудки, проекционные окна получились огромными. Пришлось всё делать заново.
Кстати, через несколько лет, когда был построен ДК «Дружба», я сделал ещё один проект - передвижного лёгкого экрана на каркасе с роликами. Его легко было вдвоём выдвигать перед занавесом и задвигать к задней стене сцены на время спектаклей. Пользовались им довольно долго.
После допуска меня вызвали к главному инженеру Борису Петровичу Звереву - просторный кабинет, огромный стол в виде буквы Т, при желании человек сорок может уместиться. Зверев задал несколько вопросов, и в конце: «В армии служил? В какой должности?». Командир стрелкового взвода, отвечаю. «Значит, командовать умеешь, - заключил он. - Пойдёшь мастером в цех КИП». Так моя судьба была решена.
Вскоре я впервые переступил порог заводской проходной (той самой, «что в люди вывела меня»). Её и весь периметр охраняли солдаты внутренних войск МВД, вооружённые автоматами. Все проходившие подлежали обыску. Каждый работник называл номер, его пропуск извлекался из соответствующей ячейки в стойке, личность тщательно сверялась с фотографией. И так - каждый день.
На территорию запрещалось проносить посторонние предметы, дамские сумочки, папиросы и спички. Курение было запрещено, но… голь на выдумку хитра. Один работник, например, проходя через турникет, клал рукавицы на подоконник. После досмотра забирал их и уходил, а в рукавицах лежали папиросы и спички.
Итак, я впервые попал на территорию завода. В составе действующих было всего несколько основных цехов: цех 1, цех 2 и цех 76. Заканчивалось строительство цеха 49. Группа вспомогательных цехов обеспечивала потребности в энергетике, выполнение ремонтных, монтажных и строительных работ, изготовление нестандартного оборудования.
В дальнейшем мне выпало участвовать в создании всех вновь строящихся и вводимых в эксплуатацию объектов – в проектировании контрольно-измерительных приборов и автоматики, изготовлении оборудования, выполнении монтажных и наладочных работ, подготовке персонала к эксплуатации систем КИПиА. А тогда небольшой цех КИП входил в группу вспомогательных и располагался в восточной части 11-го корпуса, что расположен через дорогу от первого цеха.
Парк приборов во всех цехах был скудным. Уровень в подавляющем большинстве аппаратов измеряли деревянными рейками, для чего необходимо было вскрывать эти аппараты. Продукты переработки выделялись в атмосферу и загрязняли её. Возникала опасность получения химических ожогов, отравлений, так что работать людям приходилось в противогазах, защитных костюмах.
Мастером в цехе КИП я был девять месяцев - в основном занимался изучением приборов и технологий их ремонта.
Цех 93, в котором планировали производить тетрафторид урана и куда мне предложили перейти, тоже охранялся солдатами. Попасть внутрь можно было только при наличии в пропуске особого шифра. Я побеседовал с начальником цеха Алексеем Ивановичем Хлопковым, познакомился с другими коллегами и стал размышлять, как лучше организовать работу.
Мастер КИП отвечал за исправность средств измерений и автоматики и бесперебойную их работу. Много позже появилась литература о труде руководителя, а тогда приходилось доходить до всего своим умом, методом проб и ошибок.
Командно-административные методы руководства я отвергал. Добиться исполнения каждым своих обязанностей, как говорится, не за страх, а за совесть, значительно труднее, но зато надёжнее.
Цех находился в стадии строительства, шёл монтаж оборудования. Сразу нахлынуло много дел: знакомство с проектом, получение и проверка приборов и контроль их монтажа, оснащение мастерской для службы и многое-многое другое. И самое главное – комплектование службы, подбор, обучение и аттестация рабочих. Одновременно и сам учился.
Довольно часто случалось, что аппараты, щиты КИПиА, отдельные приборы приходилось перемещать на новые места, вообще изменять различные проектные решения. Это, конечно, влекло дополнительные затраты. Но они не принимались в расчёт - на это денег не жалели.
Борис Петрович Зверев сам смотрел установки, когда оборудование уже было поставлено на свои места. После этого делал замечания и принимал решения. «Вопрос предельно ясен», – говорил он. Или: «Вопрос предельно прост».
Навестив наш строящийся цех, он сразу распорядился: «Этот щит убрать. Поставить здесь, здесь и там», - так, чтобы всё хорошо было видно от точек управления. Есть! Делали по эскизам, быстро, но не в ущерб качеству, а за счёт продолжительности рабочего дня. Спешили очень.
Помню, как завозили исходный продукт - на грузовике, в мешках, на которых полулежали грузчики, в том числе и женщины. А продукт-то излучает! Да я и сам приходил с работы домой в брюках с жёлтыми штанинами, запачканными продуктом. Ну, отряхнёшь рукой, и всё! Из спецодежды мне положена была только куртка.
Запускались, на ходу устраняя возникающие неполадки. Лишь со временем работа вошла в относительно нормальный ритм.
В цехе 93 я проработал немногим более одного года, но приобрёл неоценимый опыт. В числе прочего почувствовал специфику функционирования технологического цеха, взаимодействия всех цеховых служб, освоил основные принципы руководства коллективом.
Летом 1953 года я впервые был командирован в Москву, за приборами. Директор вызвал к себе и сказал: «Возьмёшь целое купе в вагоне и приборы повезёшь с собой». Какие приборы и зачем, мне не объяснили. Оформили все документы, в том числе и обязательную справку по форме № 2 - допуск к работе с секретной документацией. В Министерстве химической промышленности, к которому тогда относился завод, мне указали адрес, куда следовало явиться. Прибыл к назначенному времени, сел ждать, когда вызовут.
Неожиданно вошли двое военных, сержант и рядовой. Потребовали проследовать за ними. Вместе получили на складе большой и хорошо упакованный фанерный ящик, привезли к свердловскому поезду, погрузили в купе. Солдаты тут же, со мной, при оружии. В Кирове, как только поезд остановился, у вагона появился военный комендант вокзала, вызванный телеграммой, с нарядом «своих» солдат и с приказом «моим» солдатам следовать за ним в комендатуру. Те отказались, а после угрозы отцепить вагон встали с винтовками наперевес и передёрнули затворы.
Дело принимало серьёзный оборот. Комендант обратился ко мне. Я пояснил, что солдаты охраняют мой груз, а в остальном мне не подчиняются. Тут подошло время отправления, и поезд не стали задерживать. На разъезде Бумкомбинат нас встретили, домой добрались без помех.
Но закончилась эта история значительно позже и весьма неожиданно. Приборы были предназначены для системы дистанционного управления в цехе 93, но имели нестандартное исполнение, так что ни в этом цехе, ни в других использованы не были. В конце концов, через несколько лет их списали.
1957 год начался для меня с того, что пришёл приказ о назначении на должность начальника цеха КИП. Обстоятельства складывались удачно, благодаря заботам главного инженера. Борис Петрович как человек прогрессивный понимал необходимость развития технических служб и очень много для этого сделал. С его подачи на завод стали приезжать молодые специалисты, полные энергии, честолюбивых устремлений и желания работать.
Начинать надо было со структуры цеха. Укрепили старые и создали новые группы: ремонта, эксплуатации приборов вспомогательных цехов, монтажно-механическую, экспериментальную и проектную. Жизнь показала правильность выбора. Впоследствии некоторые группы были преобразованы в участки, проектная группа по нашей инициативе целиком перешла в ПКО, а экспериментальная преобразовалась в отдельное конструкторское бюро по КИПиА. Со временем сложилась и служба поверителей.
Стали приобретать новое оборудование. Появилась возможность существенно расширить производственные площади за счёт некоторых помещений стоящего рядом 116 корпуса. Там свободно разместилась монтажно-механическая группа, а в высокой части – руководство цеха и инженеры.
Надо заметить, что нашему заводу (как по-простому говорили – Звереву и Терещенко) Главное управление поручало выполнение срочных заданий, когда складывалась острая ситуация. Знали – в Кирово-Чепецке не подведут. Наша служба тоже не оставалась в стороне. Можно было бы привести множество примеров выполнения цехом КИПиА масштабных работ. Но остановлюсь лишь на одном.
Шла капитальная реконструкция цеха 2 - замена десятков старых аппаратов для получения продукта на более производительные. И вот мы впервые составили график работ одновременно по всем направлениям, привязанный к монтажникам-механикам, другим смежникам. Такие графики стали широко внедрять значительно позже.
Поскольку речь зашла о планировании, следует сказать, что и здесь тон задавал Борис Петрович Зверев. Уйти от ответственности за невыполнение плана никому не удавалось, дисциплина была на высоте.
Вопросами эксплуатации приборов на заводе, а потом и на комбинате, ведала техник Тамара Борисовна Щербакова. В службе КИП она была авторитетом, обладала феноменальной памятью, держала в голове огромный объём информации по любым вопросам. Тамару Борисовну можно было увидеть в самых неожиданных местах. Маленькой и подвижной, ей не было преград и запретов. Она не опасалась ходить даже во вновь строящиеся цеха, где работали заключённые. Они узнавали её и, завидев, приветствовали.
Заместителем начальника цеха первое время был Виталий Михайлович Рогов. Он окончил МИФИ - весьма престижное учебное заведение. Вместе с Захаром Львовичем Баскиным они начали разработку первичных преобразователей – датчиков для агрессивных сред. Позже присоединился Юрий Семёнович Федотов, приехавший по окончании ХТИ им. Ленсовета. Он занимался внедрением струйного гидравлического регулятора давления, громоздкого трофейного «Рейнеке» на паропроводе в цехе 49.
В экспериментальную группу был принят приехавший из Челябинска-40 Валерий Анатольевич Гаврилов. Он занялся индукционными системами. Поскольку в то время только наш завод выпускал фторопласт-4 (тефлон) и имел большой опыт его обработки, нам не составило труда применить этот материал при конструировании приборов. Гаврилов возглавил и это направление.
В начале 1960-х годов стало ясно, что нехватка площадей для цеха КИПиА и устаревшее оборудование стали сдерживать развитие предприятия. Я постоянно и настойчиво требовал строительства нового цеха – на совещаниях, при личных встречах с руководителями, на конференциях в ДК «Дружба». И так - года два.
Когда в очередной раз вызвали к главному инженеру, меня ожидал сюрприз. Вижу: на столе разложен план завода, а представители отдела капитального строительства рассматривают варианты «привязки» к местности нового здания цеха КИПиА! Так колесо завертелось.
В конце лета 1960 года в цех КИП на должность инженера опытных работ поступил молодой инженер Слава Израилев. Он закончил Горьковский политехнический институт, год проработал конструктором на ГАЗе.
В стадии пусконаладочных работ тогда находился цех 105, и Израилеву дали первое поручение - сконструировать запорно-регулирующий клапан на ртуть. Им была предложена оригинальная конструкция с использованием фторопласта-4. Последовали другие задания, но конструктором он проработал недолго - вскоре был назначен старшим инженером.
С приходом Станислава Борисовича начался качественно новый этап в организации опытных работ. Израилев сформулировал принципы кадровой и технической политики, делая упор на личный подбор инженерных кадров и чёткое регламентирование всех процессов, вплоть до внедрения и авторского надзора.
Обладая чувством нового, он своевременно понял значение компьютеризации и первым на заводе и одним из первых в отрасли приступил к освоению и внедрению вычислительной техники в отдельном конструкторском бюро и цехах завода (а затем - комбината). В ОКБ даже была создана специальная лаборатория.
Кировскую область в 1959 году наградили высшим советским орденом - Ленина. Пошли разговоры, что вручать приедет сам Никита Сергеевич Хрущев и, естественно, посетит наш завод. Началась суматоха. Срочно проложили асфальтированное шоссе от Кирово-Чепецка до Казанского тракта, примерно 23 километра. Дорога шла вокруг завода и далее с поворотом на Киров - примерно там, где сейчас находится пост ГАИ.
Привели в порядок и сам завод. А нам Зверев поручил удивить мир системой автоматизации хлорных электролизеров.
Баскин с Роговым разработали основной прибор - поплавковый сигнализатор уровня ртути в разлагателе, герметичный цилиндр диаметром примерно 400 мм, снаружи и изнутри покрытый резиной, с индукционной системой передачи сигнала. Этими приборами оснастили все электролизеры (около полусотни), а сигнализацию разноцветными лампочками вывели на высокую, метра три, панель. Щит красиво светился, и прибористы назвали его новогодней ёлкой. Но сигнализаторы работали неустойчиво, идея оказалась сырой, без достаточной теоретической и практической проработки. В результате система со временем была демонтирована. А Хрущев всё не ехал, ему, видимо, было не до того. Дорога же осталась и исправно служит.
В 1958 году завод был переведен из Минхимпрома в Министерство среднего машиностроения, являвшееся государством в государстве, создавшее ядерный щит Родины, как говорили. В состав Средмаша входили разбросанные по всей стране закрытые города, научно-исследовательские и проектные институты, рудники, шахты, в нём были сосредоточены лучшие кадры. В городе Обнинске находился учебный центр, где повышали квалификацию инженерно-технические работники, там же, как правило, проводились научно-технические конференции. Министерство имело также сеть своих санаториев и домов отдыха.
В некоторых закрытых городах побывал и я: в знаменитой «Сороковке» - Челябинск-40, позже химкомбинат «Маяк»; на комбинатах в Электростали, под Томском и Свердловском, у Демидовских прудов в Верх-Нейвинске, в Силламяэ - в Эстонии. Все эти названия теперь известны, а до 1990-х годов всё, касавшееся Средмаша, было строго засекречено.
С переходом в новое Министерство положение завода коренным образом улучшилось. Появилась возможность усовершенствовать структуру. Уровень жизни работников скачкообразно возрос, так как зарплата на комбинатах Средмаша была значительно выше. Переход благоприятно сказался и на развитии города.
А нам представилась возможность коренным образом усовершенствовать структуру службы КИП и А.
Через несколько месяцев после моего перехода в заводоуправление (где-то в начале лета 1965 года) случилась пренеприятная история.
В монтажно-механическом участке цеха КИПиА некоторое время работал в должности мастера некто Малышев. Звёзд с неба не хватал, но замечания ему приходилось делать часто. И порядочности ему не хватало... Работники цеха часто ездили на рыбалку, однажды взяли его с собой. Улов, как водится, разделили поровну. Однако не успели рыбаки забрать свои доли, как Малышев захватил большую часть всего улова, не реагируя на возмущение товарищей. Заявил только, что иначе его жена не пустит домой. Ну, не драться же с ним!
За какой-то очередной проступок начальник цеха Иван Сильвестрович Наконечный решил наказать Малышева, появился приказ директора со строгим предупреждением.
И вдруг стало известно, что Малышев… арестован. Долго никаких подробностей не было, кроме того, что в его гараже обнаружили большое количество ворованных материалов (кабеля, проводов).
Тем временем в Москву инкогнито отбыли начальник цеха и его заместитель. Когда возвратились, на вопросы не отвечали, помалкивали, загадочно улыбаясь. Ясно, что дали соответствующую подписку.
Прошло время, и выяснилось: Малышев решил заработать на продаже информации американцам. Конечно, по роду занятий он многого знать не мог. Рассказывали, что подсчитал примерное количество работников завода, исходя из количества пропусков в ячейках на проходных. Эти данные решил передать в посольство США, перед входом в которое и был задержан. Результат - обвинение в шпионаже и десять лет заключения. Малышев в Кирово-Чепецке больше не появлялся.
Известие о смерти Бориса Петровича Зверева стало для работников завода и большинства жителей Кирово-Чепецка потрясением, было воспринято, как личное несчастье. Завод и город охватила печаль. Похороны состоялись примерно через неделю, так как долго не могли определиться с местом. Родные хотели в Москве - на элитарном Новодевичьем, ведь покойный был лауреатом Ленинской и ряда Государственных премий. Потом – в Туле, на родине. Наконец было принято правильное решение – похоронить рядом с его детищем, в Кирово-Чепецке.
Гроб с телом покойного установили в фойе ДК «Дружба». Затемнённые окна, приглушенные звуки реквиема и сплошной поток прощающихся. Ему не было конца…
На могиле Зверева был установлен памятник – массивная каменная глыба, вырастающая из земли, и его портрет.
Со смертью Бориса Петровича на заводе закончилась целая эпоха. Однако воспитанные им руководители (собственно, весь коллектив), разработанный и внедрённый им стиль работы, структура и уровень производства сложились в такой прочный конгломерат, что завод продолжал и дальше держать марку. И недаром, когда в Министерстве встал вопрос, в каком конкретно месте Волго-Вятского региона строить завод минеральных удобрений, выбор сразу же пал на Кирово-Чепецк.
Не могу не посвятить несколько строк своей памяти о войне. После окончания школы в июне 1941 года я без колебаний сдал документы в Ленинградский авиационный институт на конструкторский факультет. Несколько дней мы слушали лекции… Потом, нас, студентов, направили на оборонные работы – выгрузили между Петергофом и Ораниенбаумом. Мы копали окопы на линиях, где должны были закрепляться отходящие войска. Но успевали выкопать по колено, и нас отводили ближе к заливу. Кругом покинутые деревни, скот бродит, неубранные огороды, безнадзорные магазины. Так продолжалось около месяца. Когда рыли противотанковый ров у Петергофа, появились немецкие самолеты, сначала сбросили листовки, а потом стали обстреливать на бреющем из пулемётов. Начались воздушные бои, рядом с нами в лес упал горящий истребитель. Ситуация обострилась. Нас построили, и ночью колонна двинулась в Ораниенбаум. В Ленинград плыли на барже - мимо уже занятой немцами Стрельны…
Начались блокадные дни, ни о какой учёбе и речи не шло. Мы продолжали строительство укреплений у Средней Рогатки, недалеко от места, где теперь аэропорт Пулково.
Однажды я шел на работу по Московскому проспекту, внезапно метрах в пятидесяти разорвался снаряд и осколком убило молоденькую девушку. Потом к обстрелам притерпелись, только по радио слушали, по какой стороне улицы безопаснее ходить.
После поджога Бадаевских складов с продовольствием началось систематическое разрушение города, артобстрелы, бомбардировки. Бомба попала в соседний с нами дом (я жил у тёти). Грохнуло, тряхнуло.
Нормы продовольствия постепенно снижались, и вскоре кроме 125 граммов хлеба практически ничего не выдавали. Да и хлеб был, как глина, тяжёлый. В письменном столе я нашёл столярный клей, несколько жёлтых прозрачных пластинок. Тётя обрадовалась, вскоре был готов студень. Однажды мой блуждающий голодный взгляд остановился на вазе с искусственными красивыми фруктами. Я решил рискнуть, отломил кусочек зелёного клубничного листа. Какая радость, он оказался почему-то сладким. Марципан!
С эвакуацией было сложно, но тётя подключила всех знакомых, и ей пообещали место в крытой грузовой машине. Она отправлялась в Глазов, нам было по пути. Мои родители с братом Аркашей уже эвакуировались в Кировскую область, посёлок ТЭЦ-3, деревня Цепели.
Я удачно добрался до станции Бумкомбинат. Но до деревни дойти уже не смог – ослабел, ноги вязли в глубоком снегу. Прислонился к телеграфному столбу, больше не было сил. Заметили меня соседи, и вот – вижу: выбежала мама, как была – в одном платье, с непокрытой головой. Вместе они подхватили меня и привели в дом.
Подготовила Елена Фадеева