Учиться всю жизнь
В 1945 году американцы взорвали в Нагасаки и Хиросиме атомные бомбы. Мы учились тогда в 10 классе. Это событие в конечном итоге и предопределило выбор. И не только мой. Из нашего класса человек восемь поступили на физико-механический факультет Ленинградского политехнического института. Здесь я в первый раз столкнулся с секретностью. На втором курсе нас, второкурсников физико-механического факультета, начали «сортировать», в том числе и по национальному признаку. В моей группе оставили фронтовиков, тех, кто хорошо учился, у кого «безупречная биография» и соответствующая строка в графе «национальность». По окончании института всю нашу группу распределили в Москву. Там мы жили какое-то время, не зная, где будем работать. Затем нам сообщили: «Поедете на хозяйство Гутова». Кто такой Гутов, мы не знали. Только по приезду в Ленинград узнали, что Гутов — директор проектного института ЛГС (ныне «ГИ «ВНИПИЭТ»).
Намерение защитить кандидатскую диссертацию у меня поначалу было очень серьезное, даже кандидатский минимум сдал. Но как только назначили главным инженером БКП-1, времени на занятия наукой не осталось. Из командировок не вылезал. В Китае, когда пускали в 1959 году газодиффузионный завод, четыре месяца работал. Но при сильном желании все равно, наверное, можно было достичь поставленной цели. Силы воли, видимо, не хватило.
Когда в 1962 году мы пускали первый промышленный завод на Урале, кадры для него брали с опытного завода, построенного в 1957 году. Получается, за пять лет мы подготовили довольно квалифицированных технологов. А для следующего завода, пуск которого производился в 1964 году, кадры были подготовлены уже за три года. Так что получается — от трех до пяти лет. Учиться приходится всю жизнь. Последний раз я сдавал экзамены по проектированию три года назад.
Пуском первого в нашей стране газоцентрифужного завода в г. Новоуральске руководил академик Кикоин. Исаак Константинович был незаурядной личностью. Помню, как при пуске первого промышленного газоцентрифужного завода по разделению урана на УЭХК Кикоин (он был научным руководителем проекта) пошел на неординарный шаг: предложил испытать систему защиты открытием клапана, отделяющего вакуумированный объем, в котором работают газовые центрифуги, от внешней воздушной среды, моделируя тем самым грубую течь в вакуумированный объем. После того как эксперимент удачно завершился, мы, члены Государственной приемной комиссии, перекрестились. Я не раз задавал себе вопрос: почему Кикоин отважился на такой смелый шаг? Ответ один: последствия, к которым приведет отказ техники в процессе эксплуатации завода, по своим масштабам могут быть не сопоставимы с риском отказа в процессе испытаний. Кикоин это прекрасно понимал. С удовольствием вспоминаю общение с Исааком Константиновичем в неформальной обстановке. За его кабинетом была комната, где можно было попить чаю, обсудить последние новости в науке, литературе, искусстве.
Первый контракт на поставку обогащенного урана СССР заключил с Францией в 1973 году. Как ревностно восприняли тогда наш шаг американцы! Они считали, что СССР нарушает международные договоренности, продавая французам уран по ценам ниже мировых. И только в 1989 году в журнале «Атомная энергия» наши ученые вынуждены были опубликовать статью, в которой объяснили, почему наша технология позволяет выходить на международный рынок с ценами ниже мировых. Американские и европейские заводы работали по газодиффузионной технологии. А СССР перешел на центробежную технологию, менее энергозатратную и более производительную, уже в 1960 году.
Соединенные Штаты и Франция продолжают работать по газодиффузионной технологии. А компания URENCO, которая контролирует центрифужные заводы в Голландии, Германии и Англии, перешла на центробежный метод. Но их технология не похожа на нашу. Наши центрифуги работают на скорости ниже собственной частоты ротора, так называемые подкритические центрифуги. Центрифуги URENCO — надкритические, собственная частота этих центрифуг меньше частоты вращения ротора. Мы пошли по пути простой конструкции, производим центрифуги крупными сериями в виде агрегата. Каждая центрифуга в нем работает независимо друг от друга. URENCO выпускает центрифуги небольшими сериями. Производительность такой центрифуги выше, но в случае аварии и потери соответственно тоже выше. К сожалению, информация по конструкции центрифуг закрытая. Но те данные, которые нам удалось получить, показывают, что по энергопотреблению, по металлоемкости на единицу продукции большинство наших поколений центрифуг выигрывают, за исключением последней модели URENCO. Если мы увеличиваем скорость центрифуги на 10%, то производительность увеличивается на 20%. Казалось бы, вот он — путь, на котором обеспечен прорыв. Но бесконечно идти по нему мы не можем: промышленность не готова, нет необходимых материалов, которые могли бы выдержать скоростные нагрузки. В лабораторных условиях отдельное изделие можно создать, а в массовом производстве — нет. В этой связи я вспоминаю немецкого ученого Макса Вильгельмовича Стейнбека, который в 1954 году, работая в Сухумском институте ядерных исследований, фактически создал надкритическую центробежную центрифугу, прообраз нынешней «юренковской». Нас, молодых инженеров-исследователей, привлекли к оценке его работы. Мы дали заключение: метод перспективен, но внедрить центрифуги Стейнбека не представляется возможным. Позднее Стейнбек в своей книге вынужден был высоко оценить достижения русских, воплотивших идею в жизнь.
Вспоминаю, сколько было сложностей на пути подписания контракта по ВОУНОУ. Американцы считали, что Россия не способна технически перевести высокообогащенный уран в низкообогащенный. США предлагали нам временное сотрудничество. Пригласили нас на свои предприятия. Технология показалась нам несовершенной: ручной труд с малыми гарантиями безопасности. Тогда мы повезли американцев на УЭХК и показали наше производство. Они были чрезвычайно удивлены высоким уровнем наших технологий.
В 2002 году Россия построила в Китае центрифужный завод. Китайская новостройка была единственным шансом сохранить российское производство, специалистов. Много было противников у этого проекта. Но возобладала точка зрения тех, кто утверждал, что построенный в Китае завод не будет конкурентом, на нем будут установлены центрифуги шестого поколения, не конкурентные на мировом рынке. К тому же согласно контракту мы не передавали китайцам технологию изготовления центрифуг. Для понимания ситуации приведу такой пример. В процессе переговоров китайцы утверждали, что у них построен завод по технологии URENCO. Когда мы проводили выбор строительной площадки под будущую новостройку, китайцы привезли нас на собственный завод, и мы увидели, что он не выдает продукции, там происходит одна авария за другой. Качество материалов не то. Кстати, Иран для создания центрифужного производства тоже воспользовался технологией URENCO, которую ему экспортировал Пакистан.
О том, что моя профессия связана с разделением урана, жена узнала только в 2002 году. Причем это произошло не в России, а в Китае. Там мы сдавали в эксплуатацию вторую очередь центрифужного завода, и мне разрешили взять с собой супругу. Увидев цеха, жена — она физик по образованию — не могла сдержать удивления: «Так вот, оказывается, чем ты всю жизнь занимался!». Но за последние двадцать лет отношение к секретности поменялось, в том числе и на государственном уровне.
В регенерированном уране содержатся изотопы U-232 и U-236. Опыт переработки такого регенерата есть на СХК. Для этого выделяется специальный каскад, чтобы не засорить этими изотопами всю технологическую цепочку. Если Япония захочет решить проблему регенерации ОЯТ, возможно, для этих целей будет использоваться СХК. Французы эту задачу решать не возьмутся — не те у них технологии. URENCO сможет, если это будет экономически выгодно. Наши технологии также позволяют производить глубокое извлечение U-235 из отвалов. Во Франции и ряде других европейских стран остатки непереработанного урана-235 хранятся в баллонах на земле. Но там земля очень дорогая, поэтому Франция вынуждена перерабатывать «хвосты». У нас, к счастью, с землей проблем нет, поэтому мы можем позволить хранить их длительное время. Это ценный продукт. Если технология переработки будет совершенствоваться, то из отвалов можно извлекать много ценных изотопов.
Возможно ли появление в будущем принципиально новых методов разделения урана? Исключать ничего нельзя. Лазерный метод может иметь хорошие перспективы, особенно при переработке регенерированного урана. Между прочим, лазерный метод в США был доведен в свое время до промышленного уровня. После аварии на газоцентрифужном заводе (корпус центрифуги пробил стену здания), новые владельцы, специалисты в области ЭВМ, прекратили строительство центрифужного завода и начали внедрять лазерный метод. Довели производство до достаточно крупных размеров — 1 млн. ед. работы разделения (ЕРР). Но вскоре резко свернули производство. Почему? Попробую предложить свою версию. Лазерные установки имеют ограниченный ресурс использования, все процессы там идут под вакуумом, лазерные лучи проходят через прозрачное стекло. Пары урана, попадая на стекло, снижают эффект лазерного пучка. Финал этого эксперимента таков: потратив 6 млрд. долларов, владельцы предприятия снова вернулись к газоцентрифужному методу. Есть электромагнитный метод разделения урана. Я в Курчатовском институте стажировался как раз по этому методу. Он очень энергоемкий. Термодиффузионный метод не используется даже в лабораторных условиях.
Мой старший сын Сергей, окончивший в 1972 году физико-математическую школу № 30, где неоднократно выступал Кикоин, хранит в нашей библиотеке все 84 выпуска научно-популярного журнала «Квант», редколлегию которого возглавлял академик. Сегодня старший сын — доктор физико-математических наук, преподает в Санкт-Петербургском госуниверситете, он специализируется в области изучения спектрального анализа. В начале 90-х вынужден был работать в Германии и Японии. Младший сын Максим закончил Высшее мореходное училище, десять лет проработал штурманом дальнего плавания. В последние годы плавал под флагом других стран. Сейчас занимается поставками топлива для кораблей в компании «Лукойл».
Главный успех в моей жизни — то, что наш проектный институт выстоял в трудные 90-е годы и сегодня занимает достойное место в атомной отрасли. В этом есть и моя заслуга. И это греет душу!