Медсанчасть считали цехом завода
Химзавод и медсанчасть были единым организмом. Мы знали, что и как производят в цехах, участвовали в общественной жизни, в заседаниях завкомов. Наши отчёты о заболеваемости слушали на расширенных совещаниях начальники цехов и даже главный инженер завода. И если что-то требовалась менять в условиях труда заболевших, - меняли. Тогда здоровье работника ставили превыше всего.
Наша медсанчасть считалась школой передового опыта. Тесная совместная работа медиков и производственников была у нас на высоте. Этого не было у других, и этому приезжали учиться, перенимать наш опыт - с других объектов Среднемаша.
Моё детство, прошедшее в Кумёнах, было военным. Мужчины на фронте. Остались женщины, дети и эвакуированная с Украины бабушка. И я, двухлетняя, на их попечении. Мама работала – шила одежду для фронта. Что выращивали на огородах, тоже сдавали для нужд фронта. Так и жили: всё для победы. Мы, дети, сначала научились работать и только потом - играть. Хотя игрушек тоже не было. У меня сохранилось письмо отцу на фронт: я просила цветные карандаши…
Мой отец Иван Васильевич Вавилов - настоящий коммунист. Воевал в Болгарии, Венгрии, был награждён Орденом Красной Звезды (его взвод взял в плен 40 немцев при штурме Будапешта).
Когда в Кирово-Чепецке начало разворачиваться большое строительство завода особого назначения, сюда и перевели отца - как человека партийного, грамотного и ответственного. На стройку пошли огромные суммы, и кто-то должен был их хранить, учитывать и распределять. В городе нужен был банк.
В 1954 году я с отцом прибыла на станцию «Чепецкая». Ни связи, ни автобуса, ни дороги. Долго шли пешком, добрались до знакомых, первое время жили у них.
Отцу – руководителю Госбанка – предложили коттедж, но он как истинный коммунист отказался. Сказал, что должен жить рядом с местом работы. Дали квартиру на проспекте Сталина, 13 (ныне проспект Мира) - стенка в стенку с банком. Телефонов не было, и чтобы ночью проверить, всё ли в порядке, отец стучал условным стуком по батарее. А ему оттуда отвечали. Ударили три раза – значит, всё спокойно. А беспокоиться было о чём. Деньги привозили в мешках миллионами, разгружали прямо у подъезда. Считали их вручную, в том числе мелочь. И если хотя бы одна цифра не сходилась, начинали пересчёт снова. До ночи, так до ночи. Но ни одной копейки не было потеряно. Так начиналось финансовое становление нового завода. При этом зарплата у отца была ниже, чем у рабочего на химпроизводстве. То есть это было просто беззаветное служение общему делу.
Шоковое впечатление тех лет: как по улицам вели колонны заключённых, которые строили цеха и жилые дома. Сотни человек шли в сопровождении солдат и овчарок. Это было страшно, особенно нам, детям войны. Шёл 1954 год, автозаков ещё не было…
После окончания Пермского мединститута я работала в сельской местности по распределению. Бездорожье. До больных добиралась на маломерном самолёте-«кукурузнике». Полная самостоятельность, никого рядом для консультации. Для связи - телефон на стене, и надо долго крутить ручку, чтобы позвонить (такие аппараты сейчас только в кино показывают).
Первые пациенты: двое детей отравились грибами, до райцентра не добраться - 60 км пешком. Я спасла их, и это была первая победа новоиспечённого доктора, выпускника вуза. Об этом случае даже написали в районной газете, заметку храню.
Потом открыла роддом, стала принимать роды, привезла лабораторное оборудование… Было трудно, но интересно и полезно: практики хватило на всю дальнейшую медицинскую деятельность.
После рождения сына переехала в Пермь, муж учился, я работала участковым врачом, семья была разъединена – но такие были в те годы законы. Послеродовой (56-дневный) отпуск закончился – и всё, на работу! А ребёнка куда? Чтобы обслужить пациентов на вызовах, я просила поводиться соседа-инвалида или дальнюю пожилую родственницу, до которой сына несли в корзине – колясок в помине на было.
Потому сейчас, когда женщины жалуются, как трудно с маленькими детьми, или вообще не хотят рожать – это с такими-то льготами, пособиями и дотациями! - я просто удивляюсь и не понимаю.
В Кирово-Чепецк решили возвращаться потому, что там обещали и ясли, и жильё – по тем временам невиданная роскошь!
Приехав, я поступила в медсанчасть Средмаша. Её начальником тогда был Василий Георгиевич Токарев, личность легендарная, известная на весь Советский Союз. Когда он по делам приезжал в Москву, для него все двери были открыты. Это он стоял у истоков становления МСЧ-52 и превратил нашу медсанчасть в одно из крупных лечебных учреждений Советского Союза.
Медсанчасть располагалась в здании поликлиники, у нынешней «Олимпии». И все относили её к заводу, называли ещё одним цехом. По сути, так оно и было: наше третье главное управление Минздрава обслуживало все предприятия среднего машиностроения - «почтовые ящики» в закрытых городах.
Конечно, с нас брали подписку о неразглашении, был запрет на выезд из страны.
Как цеховой врач я вела шесть цехов. Для начала изучила их, побывала на каждом производстве. Ведь чтобы отвечать за здоровье работников, надо знать условия их труда. Вот и отправлялась с инженерами по технике безопасности по «вредным» цехам, по всем переходам и лестницам. Там дымит, тут чадит, пар идёт, шумно… Сначала казалось: ужас. А потом вникла, узнала подробности: что, скажем, делает аппаратчик, какое у него оборудование, какая нагрузка и прочее. Никаких эксцессов с запретами посещений не было. Нас, медиков, не только везде пускали, но даже приглашали.
В моём ведении находились, в частности, цехи по производству хлороформа и по выпуску хлористого кальция в цистернах. Отвечала я также за здоровье работников складского хозяйства, которое обеспечивало весь завод (впоследствии - комбинат) инвентарём. Начальником был Иван Васильевич Потапов, наш сосед и друг моего отца. Два друга, два Ивана Васильевича, два бессменных члена городского совета.
Когда Иван Потапов отвечал за город (был избран председателем горсовета), Кирово-Чепецк поражал всех своей культурой. На газонах цвели розы, а не сорняки, как кое-где сейчас. На остановках не было толкотни, подходившие становились в очередь – в часы пик довольно длинную, а потом, дождавшись автобуса, спокойно входили. Изумлению приезжих не было предела. Горожане старшего поколения наверняка это помнят. Точно знаю: чтобы добиться этого, Иван Васильевич вставал очень рано и к 5-6 утра уже обходил (объезжал) город. Смотрел, чтобы было прибрано, чисто, не наблюдалось беспорядков.
Большинство рабочих завода и медиков были так или иначе знакомы или родственно связаны. Например, завод выделил в первом садоводстве, что на улице Монтажной, участки, на которых рядом трудились и врачи, и инженеры завода, и директор банка. Это сближало, и этим отличался Кирово-Чепецк, в те годы уже уютный, компактный, но просторный и для всех родной.
Ещё под моим «присмотром» находилось специальное конструкторское бюро медицинской тематики (СКБ МТ), где производили сердечные клапаны. В Союзе они широко использовались. Процесс был весьма интересен: в стерильном помещении сотрудники в белых халатах сшивают элементы вручную специальными нитями…
На моём попечении был и особый цех (участок) – весь медперсонал МСЧ. За весь период работы, а это 25 лет, не могу вспомнить каких-либо существенных конфликтов. Это был отличный коллектив трудолюбивых и грамотных специалистов. Третье ГУ не жалело средств на учёбу и повышение квалификации врачей, поэтому кадры МСЧ были намного выше уровнем, чем в других лечебных учреждениях города и области.
В целом по медсанчасти могу сказать: обращений было много, на приёмах скапливались очереди. И мы работали до последнего пациента. Это сейчас на приёме лишнего человека не примут, всё по норме. А в наше время сколько людей пришло - всех примешь. Откажешь кому-то - это ЧП.
Решить вопрос о стационарном лечении при показаниях было делом одного-двух дней. А ещё на приёмах часто возникала необходимость срочно показать больного другому специалисту. Так вот, берёшь пациента за руку и сразу ведёшь к нужному (хирург, невропатолог и др.). И никаких отказов!
И отношение к врачам было уважительное. Тем более что я входила в заводской комитет, работала в контакте с доверенным врачом ЦК профсоюза Зинаидой Исаковной Галуцкой.
Помню, мой коллега Леонид Миронович Овчинников, Герой Соцтруда по третьему главному управлению, рассказывал, как в начале его работы – у него был ртутный цех – люди отдыхали на мешках со ртутью. Никто тогда не задумывался: вредно или нет. И вот эти сотрудники позже приходили ко мне на комиссию - у них выявлялись различные заболевания.
Конечно, всё это было, когда шло становление завода, когда делались первые шаги и опасность игнорировали только потому, что попросту не знали о ней. Или же – позже - не хотели выполнять требования.
Но на наших глазах менялось оборудование, появлялись автоматика и новые подходы к технике безопасности, разрабатывались рекомендации по работе с вредными веществами в разных цехах. Проводились научно-практические конференции по узким направлениям. Так, поднималась тема связи «фтористого» производства и развития гипертонической болезни. В литературе таких данных не было. Работа проводилась по амбулаторным картам сотрудников, контактировавших со фтором. И связь была установлена! Эта работа цеховых врачей заняла первое место на 8-й научно-практической конференции МСЧ-52 – с объявлением благодарности, с записью в трудовой книжке и премией в размере 10 рублей. Шёл 1980 год...
Заболеваемость на Кирово-Чепецком химкомбинате считалась самой низкой среди подобных предприятий в стране, в том числе по показателям временной нетрудоспособности. Потому наша медсанчасть стала школой передового опыта по Средмашу.
Может быть, поэтому (но точно не скажу) меня включили от третьего ГУ в комиссию Минздрава СССР для проверки качества лечебно-профилактической помощи населению и данных по учёту заболеваемости после аварии на Чернобыльской АЭС.
Жили мы в Киеве, ежедневно выезжали в районы, как их называли, малозаражённые. Дозиметрами нас обеспечивали.
По возвращении в Москву меня пригласили для беседы в 6-ю клиническую больницу (нашу головную). Со мной разговаривали главный врач Ангелина Константиновна Гуськова и академик Леонид Андреевич Ильин – два непревзойдённых светила мирового уровня по вопросам лучевой болезни. Собрали врачей отделения, очень доброжелательно спрашивали о поездке. В конце встречи Леонид Андреевич сводил меня в палату, и я увидела воочию, что такое лучевые язвы. Впечатлило…
Если говорить о последствиях для себя, то на здоровье я не жаловалась (считаю, что помогло моё увлечение травами, а позже апитерапия). А вот волосы стали выпадать, то есть свою дозу облучения все мы получили.
Почему в Кирово-Чепецк ехали специалисты со всей страны, хотя отбор был строгий? Потому, что здесь их ждала не просто хорошо оплачиваемая и перспективная работа, но и решение квартирного вопроса. Так, например, приехал из Ленинграда с семьёй Владимир Сергеевич Макаров - талантливый специалист, возглавивший хирургическую службу МСЧ. Общежитие давали сразу, а через некоторое время - квартиру (и мне тоже дали однокомнатную, а позже - двухкомнатную).
Город рос на глазах, в считанные месяцы появлялись новые дома. Процесс шёл чётко, стабильно работало управление строительства - «почтовый ящик» № 22. В других местах такого не было точно, это все знакомые подтверждали.
Снабжение шло по высшей категории. В этом ни Киров, ни Москва с Кирово-Чепецком не сравнивались. Мои столичные родственники удивлялись, когда приезжали.
Денег на жизнь и быт работников завод не жалел. Как и на оснащение медсанчасти: оборудование поставляли самое на тот момент современное, обеспечивали лучше, чем центральную районную больницу и даже областную. Какие новинки появлялись, всё шло первым делом сюда, а не в Киров. Вот такие были времена.
В чём заключалась моя работа как заместителя начальника МСЧ-52 по экспертизе временной нетрудоспособности? Граней много. Экспертный контроль за процессами лечения, оздоровления, трудоустройства вверенного контингента, за обоснованностью и выдачей больничных листов, ибо больничный – это не только медицинский, но и финансовый документ, по которому начисляется зарплата. Оценка и контроль экспертной деятельности всех лечащих врачей и заведующих отделениями – как поликлиники, так и стационаров. Анализ заболеваемости работающих (кстати, этот процесс нам перевели на вычислительную технику в ИВЦ химзавода, и такого почти ни в одной МСЧ Средмаша не было).
Обучение врачей по теме экспертизы на семинарах и конференциях, изучение условий труда во взаимодействии с производственниками. Определение и вывод на инвалидность.
Одновременно я была председателем ВКК (врачебно-консультативной комиссии), которая консультировала сложных больных – по их лечению и дальнейшему трудоустройству. На химзаводе к этому относились серьёзно и не спорили, когда пациентам после операции или болезни выдавалось заключение ВКК о переводе на две недели на другие условия - на так называемый лёгкий труд. По заключениям ВКК иногда даже решались жилищные вопросы!
Особенно контролировалось определение характера травм: бытовая или производственная, чтобы не ущемлялись права больных с производственными травмами.
А ещё комиссия выдавала справки на диетпитание и листы на санаторно-курортное лечение, в том числе, когда срока отпуска не хватало на весь срок путёвки. И в «Перекоп» - заводской профилакторий - направляли работников постоянно.
Тогда у завода были большие возможности, а профилактическое направление, сохранение здоровья сотрудников считалось первым делом. Все начальники цехов, все руководители были заинтересованы в том, чтобы работники не болели.
Ответственно заявляю: в годы становления и развития завода, а позже химкомбината от людей не только требовали отдачи на работе, но и обеспечивали их. И врачам уделяли особое внимание.
Помню, мы собирались на какое-то мероприятие в профилакторий, так сам Яков Филимонович Терещенко, директор завода, предложил подвезти на своей машине. Потому что уважал медицину и понимал, что вся работа держится на здоровье.
Позже, когда началась перестройка, когда на химкомбинате появились множественные ООО, многое изменилось. Были и различные инциденты в определении характера травм. Решила уйти на пенсию, поскольку для меня главным жизненным критерием всегда была честность и справедливость в отношении больных. Как уж получалось, судить не мне.
Небо и земля в работе медсанчасти тогда и сейчас: это отношение к пациенту. Сегодня студентов учат работать с документацией и компьютерами, а не с людьми. Да, современная медицина достигла высот на мировом уровне, и это радует. Но внимание, милосердие, сопереживание больному - этого сейчас практически нет. А для нас такой подход был основным. Вот что хотелось бы вернуть и в медицину, и в общество.
Записала Елена Фадеева