Устюжанин Владимир Васильевич

Не бойся, не укушу!

Я родился в городе Челя­бин­ске-40 (ныне город Озерск) 6 ноября 1951 года. Роди­тели вме­сте доче­рью Татья­ной, 1946 года рож­де­ния, при­е­хали по орг­на­бору из Ново­си­бир­ска на стро­ящийся хими­че­ский ком­би­нат. Летом 1960 года я после пер­вого класса впер­вые попал в пио­нер­лагерь имени Ста­лина (нынеш­ний «Орле­нок»). Помню, было 26 отря­дов, и я — коман­дир 23-го. На под­соб­ных рабо­тах тру­дился в лагере 16-лет­ний кыштым­ский маль­чишка. Он нам казался почти взрос­лым: не спал в «тихий час», курил, ругался, при­ста­вал к моло­деньким посу­домой­кам и уборщи­цам. Но глав­ное, он знал бук­вально всё. От него многие из нас впер­вые узнали, что, ока­зы­ва­ется, наши отцы делали атом­ные бомбы и ракеты, под озе­ром построен целый завод. Он рас­ска­зал ещё много былей и небы­лиц про нас, озер­чан.

Дома я спро­сил у отца:

— А правда, что вы на РМЦ атом­ные бомбы дела­ете?

Отец, в отли­чие от кыштымцев, подписку давал и от моего вопроса чуть не поперх­нулся:

— Да с чего ты взял? Да ничего подоб­ного!

В общем, выкру­чи­вался, как мог. В конце концов он объяс­нил, что мы все заняты очень важ­ным делом, но должны об этом помал­ки­вать.

Вот исто­рия, рас­ска­зан­ная отцом, инже­не­ром РМЦ ком­би­ната. В связи с тем, что в начале 1950-х неко­то­рые рабо­чие, завер­бо­ван­ные в раз­ных горо­дах, при­во­зили с собой справки о высо­кой ква­лифи­кации, что не все­гда соот­вет­ство­вало действи­тель­но­сти, воз­никла необ­хо­димость пере­та­рифи­кации рабо­чих раз­ря­дов. Многим устра­и­вали допол­ни­тель­ные экза­мены и испыта­ния. Не всем это нра­ви­лось, люди возмуща­лись и жало­ва­лись. Один из таких гор­лопа­нов на пред­ложе­ние изме­рить внут­рен­ний диаметр крышки от чер­ниль­ницы линейкой и штангенцир­ку­лем полу­чил раз­ные результаты: 38 и 28 мм. Понятно было, что сей мери­тель­ный инструмент он видит впер­вые. Вме­сто того чтобы спо­койно разо­браться, он начал обви­нять экза­ме­на­то­ров во всех смерт­ных гре­хах и пообещал пожа­ло­ваться. И пожа­ло­вался — в полит­от­дел, кото­рый тогда выпол­нял функции гор­кома КПСС и про­чих кон­тро­ли­рующих орга­нов. При­шед­ший для про­верки жалобы майор насупил брови и с любопыт­ством стал разгля­ды­вать штангенцир­куль. Поме­рил сам крышку, полу­чил такие же результаты, покру­тил инструмент и предпо­ложил:

-10 мил­лимет­ров-то при­бав­лять надо?

— Надо.

— И что, он этого не знает?

— Не знает.

— Ну, уж если я разо­брался… Какой у него раз­ряд? Восьмой? Дайте ему чет­вёр­тый, пусть учится!

Ещё исто­рия из лич­ной жизни. Прак­тику после пер­вого курса ГПТУ-44 про­хо­дили в мастер­ских на промплощадке. Там были обо­ру­до­ваны сле­сар­ные мастер­ские, обмо­точ­ная, токар­ный уча­сток, сва­роч­ная. Кто пошуст­рее, зада­ния выпол­няли быстро, а дальше раз­вле­ка­лись кто как мог, пока мастер не заме­тит. Ходили на тер­ри­то­рию гаража №1, про­би­ра­лись к озеру и ловили на Кызыл­таше рыбу. Лазили на задвор­ках этого гаража по спи­сан­ной тех­нике. Пом­нится, сто­яли там и полу­торка, и какой-то катер с огром­ным про­пел­ле­ром. Больше всего уди­вил ста­рин­ный «Мер­се­дес» не то с шестью, не то с восемью цилин­драми. Акса­калы гаража пове­дали легенду. Машина при­над­лежала румын­скому дик­та­тору Анто­неску, потом в каче­стве тро­фея доста­лась Л. П. Берии, в 1949-м он её при­вёз на Базу-10 и здесь оста­вил. (Позже я узнал, что он оста­вил её под­пол­ков­нику Н. П. Буто­рову, началь­нику город­ского ОВД). Тяжё­лый бро­не­вик, оставшийся без зап­ча­стей и нигде не зареги­стри­ро­ван­ный, в конце концов нашёл свой конец в Кызыл­таше.

От неожи­дан­ного без­де­лья масте­рили для себя что можно и что нельзя. Под­вер­нувша­яся сталь­ная полоса и кусок цепи навели меня на мысль: а не сварга­нить ли кан­далы? При­ва­рили, про­свер­лили, загнули. Поиг­рали, бро­сили в вер­стак и забыли. Надо же было какому-то учи­лищ­ному началь­нику загля­нуть в этот вер­стак. Покру­тив в руках кан­далы, он осто­рожно спро­сил:

— И кто же это изла­дил?

Кто-то меня выдал, не подо­зре­вая о возмож­ных послед­ствиях.

— Да ты пред­став­ля­ешь, что могут о нас подумать за гра­ницей, если об этом узнают? Совет­ских рабо­чих при­ко­вы­вают к вер­ста­кам, чтобы они не отхо­дили от него… Пиши объяс­ни­тель­ную, ком­со­мо­лец!

Годов мне уже было 18, кое в чём я сооб­ражал и напи­сал при­мерно сле­дующее:

«В сво­бод­ное от работы время, из сэко­ном­лен­ных мате­ри­а­лов, выво­зить не соби­рался, поли­ти­че­ских целей не пре­сле­до­вал».

Давать даль­нейший ход такой объяс­ни­тель­ной в учи­лище не стали, но мастер бурк­нул мне при встрече:

— Лучше бы ты себе нож выто­чил!

На заводе 25, где я начал свою тру­до­вую дея­тель­ность, рас­ска­зы­вали исто­рию про дирек­тора и сварщика. Г. В. Мит­рофа­нов про­ве­рял работу по кап­ре­монту в зда­нии 101 и зашёл в один из труб­ных кори­до­ров. Там, стоя на тру­бах, и рабо­тал этот сварщик. Внизу стоял его под­руч­ный. Рабо­тали, судя по всему, с нару­ше­ни­ями. Уви­дев дирек­тора, под­руч­ный испугался и спря­тался за колон­ной. Ген­на­дий Васи­лье­вич подошёл к месту работы, и в этот момент у сварщика кон­чился элек­трод. Он снял маску и, не разгля­дев, кто внизу, стал на него орать:

— Ты, такой-рас­та­кой, заснул, что ли? Подай элек­троды, бол­ван!

Дирек­тор понял, что обращаются к нему, взял из пенала элек­троды и, под­няв голову, пере­дал их сварщику. Тот, разгля­дев, кого он облаял, с пере­пугу полез выше.

— Не бойся, не укушу! — рявк­нул на него дирек­тор.- Бери элек­троды и рабо­тай!

Потом был раз­нос началь­нику цеха и мастеру меха­ни­ков за работу сварщика в оди­ночку, и исто­рия всплыла наружу.

Участ­ник сле­дующей исто­рии и сей­час рабо­тает инже­не­ром на "Маяке". А в 1972 году, придя на прак­тику, он, как и все рабо­чие, полу­чил в каче­стве зим­ней обуви кир­зо­вые сапоги и пор­тянки к ним. В армии не служил. В городе даже воен­ко­мата сво­его не было. В общем, нама­ты­вать пор­тянки умели далеко не все. Про­де­лы­вали это при­мерно так. Пор­тянка сте­ли­лась сверху сапога и ногой про­пи­хи­ва­лась внутрь. Одна­жды, обу­ва­ясь после обеда, прак­ти­кант не обра­тил внима­ния, что старшие кол­леги как-то быстро исчезли из сан­про­пуск­ника. Оста­лись только двое незна­комых пожи­лых муж­чин. Один из них, коре­на­стый и седо­во­ло­сый, уви­дев манипу­ляции с пор­тян­кой, вздох­нул и со сло­вами "смотри, как надо, и учись" рас­сте­лил пор­тянку и обмо­тал ногу парня. "Эту часть сверху, эту вокруг, конец закрепил. Запом­нил?!". Из сан­про­пуск­ника вышли вме­сте.

— Кто это такие? — спро­сил моло­дой рабо­чий у старших.

— Кото­рый тебе пор­тянку намо­тал — дирек­тор ком­би­ната Бро­хо­вич, — отве­тили ему. — А вто­рой — дирек­тор завода Гла­дышев. Начальство надо знать в лицо!

В 1972-м году отваж­ный фрон­то­вик, весё­лый жиз­не­люб и баб­ник Иван полу­чил путёвку в Кис­ло­водск. Дере­вен­ское обра­зо­ва­ние и уве­рен­ность, что курорты нахо­дятся только на море, сыг­рали с ним злую шутку. В само­лёте, при­го­во­рив для храб­ро­сти буты­лочку (тогда это было без про­блем), Иван стал заиг­ры­вать с сосед­кой. Она его оса­дила: «При­е­дешь в сана­то­рий — там и най­дёшь себе подругу». "Конечно, найду, — под­твер­дил Ваня. — В море искупаюсь и сразу позна­ком­люсь с кем-нибудь". В каком море? Стали раз­би­раться. Уяс­нив, что в Кис­ло­вод­ске моря нет, Иван при­уныл. Но спирт­ное сде­лало своё дело, и он решил испра­вить положе­ние. Пошёл в кабину пило­тов и стал тре­бо­вать повер­нуть само­лёт обратно. С помощью пас­сажи­ров и экипажа фрон­то­вика успо­ко­или, но в аэропорту его уже встре­чала милиция. После отбытия аре­ста он всё-таки попал в свой сана­то­рий. На завод сна­чала при­шла бумага о его художе­ствах в полёте, а потом бумага из сана­то­рия с прось­бой больше не при­сылать на все­союз­ный курорт таких отды­хающих. Я был в то время комс­оргом. Так назы­ва­емым чет­вёр­тым углом в «четырёх­уголь­нике» (началь­ник службы, парт­орг, проф­орг и комс­орг). На раз­бор Иван при­шёл в костюме, в гал­стуке, при всех меда­лях и орде­нах.

— В проф­союзе меня обма­нули. Дали путёвку не туда, куда я хотел. И где нахо­дится Кис­ло­водск, я не знал. Я хорошо знаю географию страны там, где жил, и там, где вое­вал. А вое­вал я на другом фронте!

На том и разошлись.

Рабо­тал с нами моло­дой парень — ну, скажем, Шурик. Время было бит­ло­ман­ское, Шурик отрас­тил волосы чуть не до плеч и хва­стался ими. Но фаб­рика-то у нас — не мака­рон­ное про­из­вод­ство. Во время работы по допуску волосы выби­лись из-под чеп­чика, и что-то ненуж­ное на них попало. Отмыть в сан­про­пуск­нике Шурик их не смог, и дежур­ный дозимет­рист потре­бо­вал их сре­зать. Обкор­нали его, как смогли, и в таком виде выпу­стили с завода. Зашёл он с авто­буса сразу в парикма­хер­скую и сбрил волосы «под нуль». Утром при­шёл на оста­новку служеб­ного авто­буса. Ска­зать, что он плохо выгля­дел, будет неправ­дой. Выгля­дел он ужасно. Его еле узнали. Лысый череп сине-белого цвета, со всеми неров­но­стями и дет­скими шрамами. И чёт­кая гра­ница с заго­ре­лым на лет­нем солнце лицом. Сол­дат на КПП его не опо­знал, при­ш­лось вызы­вать офицера. Тот всё понял и велел про­пу­стить. Эта проце­дура повто­ря­лась трое суток, пока к виду Шурика не при­выкли. Пер­вое его появ­ле­ние в сто­ло­вой едва не закон­чи­лось апло­дис­мен­тами. Но у дозимет­ри­стов к нему пре­тен­зий не было. Недели через две к нему при­выкли, а через пару месяцев он стал похо­дить на свои фото на докумен­тах. А через год это был преж­ний длин­но­во­ло­сый почи­та­тель рок-н-ролла.

Рабо­тал на заводе 235 дея­тель­ный руко­во­ди­тель, кан­ди­дат наук Крас­нопеев П. А. Держал в руках уча­сток в страхе, порядке и дис­ци­плине. Вете­раны вспоми­нают, как он одна­жды зимой в ноч­ную смену при­е­хал на завод. В двери зво­нить не стал, по пожар­ной лест­нице забрался на крышу пер­вого этажа, залез в зара­нее открытое окно и прошёл на щит. Смена успешно выпол­нила все зада­ния, осмотры, уборки закреп­лён­ных участ­ков и сладко спала по углам. Пётр Алек­се­е­вич сде­лал в жур­нале соот­вет­ствующую запись: «Был такого-то во столько-то, смена спала, всем напи­сать объяс­ни­тель­ные». При пере­даче смены посчи­тали, что это шутка. Но потом по сле­дам на вымытом полу и на крыше поняли — не шутка.

Где-то в начале 1980-х пыта­лись воз­ро­дить сдачу норм ГТО. Свели всё к пустому форма­лизму, лишь бы было уча­стие. Людей прямо с завода при­во­зили на ста­дион и пред­лагали про­бежать стомет­ровку, прыг­нуть в длину, мет­нуть гра­нату. Да хоть как бегите и пры­гайте! Коря­кин, Гор­ба­тов, Коро­вин и ещё двое немо­ло­дых рабо­чих встали на старт, дружно заку­рили и после выстрела, под смех окружающих, попы­хи­вая сига­ре­тами, не спеша потру­сили к финишу. Во времена анти­ал­коголь­ной кампа­нии руко­вод­ство пыта­лось орга­ни­зо­вать без­ал­коголь­ный празд­ник. Предпо­лага­лось ски­нуться по три рубля и «погу­лять». Ста­кан чаю тогда стоил 4 копе­йки. «Чай не водка — много не выпьешь», — со сме­хом отка­за­лись мужики. Весё­лые были кол­леги. Земля вам пухом, мужики!

В 1989 году к нам в цех впер­вые при­были аме­ри­канцы. Делегацию водил Фети­сов. По каким-то неве­домым нам при­чи­нам решено было выве­сти их из зда­ния через ава­рий­ный выход. Подогнали туда авто­бус, сол­дат-«ключ­ник» открыл дверь. В связи с важ­но­стью пер­вого посеще­ния всё кон­тро­ли­ро­вали пер­вые лица. Были там и началь­ник отде­ле­ния, и началь­ник цеха, и комен­дант завода. Дверь эта откры­ва­лась редко. Перед ней десорбщики слегка пома­хали метёл­ками, навели поря­док. Но комен­данту уборка не понра­ви­лась. И он, как это часто бывает в армии, потре­бо­вал «позе­ле­нить траву». Рядом из стены выхо­дила труба с ХПВ, к ней был при­со­еди­нён шланг, из него поли­вали дорогу. Десорбщики на при­зыв офицера ока­тить водой асфальт перед две­рью покри­ви­лись.

— Тебе хочется — ты и поли­вай.

Офицер, не раз­думы­вая, схва­тил шланг, открыл кран и стал струёй разго­нять грязь по асфальту. Листва и про­чий мусор, раз­ле­та­ясь, стали при­липать к стене из белого кирпича. Начальство цеха забес­по­ко­и­лось и потре­бо­вало пре­кра­тить это без­об­ра­зие. Комен­дант закрыл кран, пове­сил шланг и, пока­зы­вая на про­де­лан­ную работу, заявил:

— Ну, чище же стало!

Минуты три прошли в тре­вож­ном мол­ча­нии. Вода, пови­ну­ясь зако­нам физики, стекла в самое низ­кое место, и перед две­рью обра­зо­ва­лась лужа диамет­ром метра три и глу­би­ной по щико­лотку. Все пред­ста­вили, как сей­час вый­дут из две­рей гости с ген­ди­рек­то­ром. Десорбщики сори­ен­ти­ро­ва­лись быст­рее всех и исчезли из поля зре­ния, оста­вив у стены берё­зо­вые метёлки. Зеваки вроде нас тоже сде­лали вид, что это их не каса­ется. Комен­дант попытался при­ка­зать сол­дату разме­тать лужу, но тот ока­зался ста­ро­служащим и точно знал свои обя­зан­но­сти. К тому же комен­дант не являлся его непо­сред­ствен­ным началь­ни­ком. При­ш­лось комен­данту самому махать мет­лой, разго­няя воду. Кто-то из руко­во­ди­те­лей отде­ле­ния нашёл ста­рый ком­би­не­зон и стал помогать офицеру в уни­чтоже­нии лужи. Минут через пять мимо чума­зых хозяев, перешаги­вая непо­нятно откуда взявшуюся воду, проше­ство­вали гости и руко­вод­ство ком­би­ната. Гнев­ный взгляд Вик­тора Ильича кто-то заме­тил. А может, это от вол­не­ния пока­за­лось. Сле­дующие визиты ино­странцев про­хо­дили спо­кой­нее.