Устюжанин Владимир Васильевич

Не бойся, не укушу!

Я родился в городе Челя­бин­ске-40 (ныне город Озерск) 6 ноября 1951 года. Роди­тели вместе дочерью Татья­ной, 1946 года рожде­ния, при­е­хали по орг­на­бору из Ново­си­бир­ска на стро­я­щийся хими­че­ский ком­би­нат. Летом 1960 года я после первого класса впервые попал в пио­нер­ла­герь имени Сталина (нынеш­ний «Орленок»). Помню, было 26 отрядов, и я — коман­дир 23-го. На под­соб­ных работах тру­дился в лагере 16-летний кыштым­ский маль­чишка. Он нам казался почти взро­с­лым: не спал в «тихий час», курил, ругался, при­ста­вал к моло­день­ким посу­до­мойкам и убор­щи­цам. Но главное, он знал бук­вально всё. От него многие из нас впервые узнали, что, ока­зы­ва­ется, наши отцы делали атомные бомбы и ракеты, под озером построен целый завод. Он рас­ска­зал ещё много былей и небылиц про нас, озерчан.

Дома я спросил у отца:

— А правда, что вы на РМЦ атомные бомбы делаете?

Отец, в отличие от кыштым­цев, под­писку давал и от моего вопроса чуть не поперх­нулся:

— Да с чего ты взял? Да ничего подоб­ного!

В общем, выкру­чи­вался, как мог. В конце концов он объ­яс­нил, что мы все заняты очень важным делом, но должны об этом помал­ки­вать.

Вот история, рас­ска­зан­ная отцом, инже­не­ром РМЦ ком­би­ната. В связи с тем, что в начале 1950-х неко­то­рые рабочие, завер­бо­ван­ные в разных городах, при­во­зили с собой справки о высокой квали­фи­ка­ции, что не всегда соот­вет­ство­вало действи­тель­но­сти, воз­ни­кла необ­хо­ди­мость перета­ри­фи­ка­ции рабочих раз­ря­дов. Многим устра­и­вали допол­ни­тель­ные экза­мены и испы­та­ния. Не всем это нрави­лось, люди воз­му­щались и жало­вались. Один из таких гор­ло­па­нов на пред­ло­же­ние изме­рить вну­трен­ний диаметр крышки от чер­ниль­ницы линейкой и штан­ген­цир­кулем получил разные резуль­таты: 38 и 28 мм. Понятно было, что сей мери­тель­ный инстру­мент он видит впервые. Вместо того чтобы спо­койно разо­браться, он начал обви­нять экза­ме­на­то­ров во всех смерт­ных грехах и поо­бе­щал пожа­ло­ваться. И пожа­ло­вался — в поли­т­от­дел, который тогда выпол­нял функции горкома КПСС и прочих кон­тро­ли­ру­ю­щих органов. При­шедший для про­верки жалобы майор насупил брови и с любо­пыт­ством стал раз­гля­ды­вать штан­ген­цир­куль. Померил сам крышку, получил такие же резуль­таты, покру­тил инстру­мент и пред­поло­жил:

-10 мил­ли­мет­ров-то при­ба­в­лять надо?

— Надо.

— И что, он этого не знает?

— Не знает.

— Ну, уж если я разо­брал­ся… Какой у него разряд? Восьмой? Дайте ему четвёр­тый, пусть учится!

Ещё история из личной жизни. Прак­тику после первого курса ГПТУ-44 про­хо­дили в мастер­ских на пром­пло­щадке. Там были обо­ру­до­ваны сле­сар­ные мастер­ские, обмо­точ­ная, токар­ный участок, сва­роч­ная. Кто пошустрее, задания выпол­няли быстро, а дальше раз­вле­кались кто как мог, пока мастер не заметит. Ходили на тер­ри­то­рию гаража №1, про­би­рались к озеру и ловили на Кызыл­таше рыбу. Лазили на задвор­ках этого гаража по спи­сан­ной технике. Помнится, стояли там и полу­торка, и какой-то катер с огромным про­пел­ле­ром. Больше всего удивил ста­рин­ный «Мер­се­дес» не то с шестью, не то с восемью цилин­драми. Акса­калы гаража пове­дали легенду. Машина при­над­ле­жала румын­скому дик­та­тору Анто­не­ску, потом в каче­стве трофея доста­лась Л. П. Берии, в 1949-м он её привёз на Базу-10 и здесь оставил. (Позже я узнал, что он оставил её под­пол­ков­нику Н. П. Буто­рову, началь­нику город­ского ОВД). Тяжёлый бро­не­вик, остав­шийся без зап­ча­стей и нигде не заре­ги­стри­ро­ван­ный, в конце концов нашёл свой конец в Кызыл­таше.

От нео­жи­дан­ного без­де­лья масте­рили для себя что можно и что нельзя. Под­вер­нув­ша­яся сталь­ная полоса и кусок цепи навели меня на мысль: а не свар­га­нить ли кандалы? При­ва­рили, про­свер­лили, загнули. Пои­грали, бросили в верстак и забыли. Надо же было какому-то учи­лищ­ному началь­нику загля­нуть в этот верстак. Покру­тив в руках кандалы, он осто­рожно спросил:

— И кто же это изладил?

Кто-то меня выдал, не подо­зре­вая о воз­мож­ных послед­ствиях.

— Да ты пред­ста­в­ля­ешь, что могут о нас поду­мать за гра­ни­цей, если об этом узнают? Совет­ских рабочих при­ко­вы­вают к вер­ста­кам, чтобы они не отхо­дили от него… Пиши объ­яс­ни­тель­ную, ком­со­мо­лец!

Годов мне уже было 18, кое в чём я сооб­ра­жал и написал при­мерно сле­ду­ю­щее:

«В сво­бод­ное от работы время, из сэко­ном­лен­ных мате­ри­а­лов, выво­зить не соби­рался, поли­ти­че­ских целей не пре­сле­до­вал».

Давать даль­нейший ход такой объ­яс­ни­тель­ной в училище не стали, но мастер буркнул мне при встрече:

— Лучше бы ты себе нож выточил!

На заводе 25, где я начал свою тру­до­вую дея­тель­ность, рас­ска­зы­вали историю про дирек­тора и свар­щика. Г. В. Мит­ро­фа­нов про­ве­рял работу по кап­ре­монту в здании 101 и зашёл в один из трубных кори­до­ров. Там, стоя на трубах, и работал этот сварщик. Внизу стоял его под­руч­ный. Рабо­тали, судя по всему, с нару­ше­ни­ями. Увидев дирек­тора, под­руч­ный испу­гался и спря­тался за колон­ной. Ген­на­дий Васи­лье­вич подошёл к месту работы, и в этот момент у свар­щика кон­чился элек­трод. Он снял маску и, не раз­гля­дев, кто внизу, стал на него орать:

— Ты, такой-рас­та­кой, заснул, что ли? Подай элек­троды, болван!

Дирек­тор понял, что обра­ща­ются к нему, взял из пенала элек­троды и, подняв голову, передал их свар­щику. Тот, раз­гля­дев, кого он облаял, с пере­пугу полез выше.

— Не бойся, не укушу! — рявкнул на него дирек­тор.- Бери элек­троды и работай!

Потом был разнос началь­нику цеха и мастеру меха­ни­ков за работу свар­щика в оди­ночку, и история всплыла наружу.

Участ­ник сле­ду­ю­щей истории и сейчас рабо­тает инже­не­ром на "Маяке". А в 1972 году, придя на прак­тику, он, как и все рабочие, получил в каче­стве зимней обуви кир­зо­вые сапоги и портянки к ним. В армии не служил. В городе даже воен­ко­мата своего не было. В общем, нама­ты­вать портянки умели далеко не все. Про­де­лы­вали это при­мерно так. Портянка сте­ли­лась сверху сапога и ногой про­пи­хи­ва­лась внутрь. Однажды, обу­ва­ясь после обеда, прак­ти­кант не обратил вни­ма­ния, что старшие коллеги как-то быстро исчезли из сан­про­пускника. Остались только двое незна­ко­мых пожилых мужчин. Один из них, коре­на­стый и седо­воло­сый, увидев мани­пу­ля­ции с портян­кой, вздох­нул и со словами "смотри, как надо, и учись" рас­сте­лил портянку и обмотал ногу парня. "Эту часть сверху, эту вокруг, конец закре­пил. Запо­мнил?!". Из сан­про­пускника вышли вместе.

— Кто это такие? — спросил молодой рабочий у старших.

— Который тебе портянку намотал — дирек­тор ком­би­ната Бро­хо­вич, — ответили ему. — А второй — дирек­тор завода Гла­ды­шев. Началь­ство надо знать в лицо!

В 1972-м году отваж­ный фрон­то­вик, весёлый жиз­не­люб и бабник Иван получил путёвку в Кисло­водск. Дере­вен­ское обра­зо­ва­ние и уве­рен­ность, что курорты нахо­дятся только на море, сыграли с ним злую шутку. В само­лёте, при­го­во­рив для хра­бро­сти буты­лочку (тогда это было без проблем), Иван стал заи­г­ры­вать с сосед­кой. Она его осадила: «При­е­дешь в сана­то­рий — там и найдёшь себе подругу». "Конечно, найду, — под­твер­дил Ваня. — В море иску­па­юсь и сразу позна­ком­люсь с кем-нибудь". В каком море? Стали раз­би­раться. Уяснив, что в Кисло­вод­ске моря нет, Иван приуныл. Но спирт­ное сделало своё дело, и он решил исправить поло­же­ние. Пошёл в кабину пилотов и стал тре­бо­вать повер­нуть самолёт обратно. С помощью пас­са­жи­ров и экипажа фрон­то­вика успо­ко­или, но в аэро­порту его уже встре­чала милиция. После отбытия ареста он всё-таки попал в свой сана­то­рий. На завод сначала пришла бумага о его худо­же­ствах в полёте, а потом бумага из сана­то­рия с прось­бой больше не при­сы­лать на все­со­юзный курорт таких отды­ха­ю­щих. Я был в то время ком­с­ор­гом. Так назы­ва­е­мым четвёр­тым углом в «четырёх­у­голь­нике» (началь­ник службы, парторг, профорг и комсорг). На разбор Иван пришёл в костюме, в гал­стуке, при всех медалях и орденах.

— В проф­со­юзе меня обма­нули. Дали путёвку не туда, куда я хотел. И где нахо­дится Кисло­водск, я не знал. Я хорошо знаю гео­гра­фию страны там, где жил, и там, где воевал. А воевал я на другом фронте!

На том и разо­шлись.

Работал с нами молодой парень — ну, скажем, Шурик. Время было бит­ло­ман­ское, Шурик отра­стил волосы чуть не до плеч и хва­стался ими. Но фабрика-то у нас — не мака­рон­ное про­из­вод­ство. Во время работы по допуску волосы выби­лись из-под чепчика, и что-то ненуж­ное на них попало. Отмыть в сан­про­пускнике Шурик их не смог, и дежур­ный дози­мет­рист потре­бо­вал их срезать. Обкор­нали его, как смогли, и в таком виде выпу­стили с завода. Зашёл он с авто­буса сразу в парик­ма­хер­скую и сбрил волосы «под нуль». Утром пришёл на оста­новку слу­жеб­ного авто­буса. Сказать, что он плохо выгля­дел, будет неправ­дой. Выгля­дел он ужасно. Его еле узнали. Лысый череп сине-белого цвета, со всеми неров­но­стями и дет­скими шрамами. И чёткая граница с заго­ре­лым на летнем солнце лицом. Солдат на КПП его не опознал, при­шлось вызы­вать офицера. Тот всё понял и велел про­пу­стить. Эта про­це­дура пов­то­ря­лась трое суток, пока к виду Шурика не при­вы­кли. Первое его поя­в­ле­ние в столо­вой едва не закон­чи­лось апло­дис­мен­тами. Но у дози­мет­ри­стов к нему претен­зий не было. Недели через две к нему при­вы­кли, а через пару месяцев он стал похо­дить на свои фото на доку­мен­тах. А через год это был прежний длин­но­воло­сый почита­тель рок-н-ролла.

Работал на заводе 235 дея­тель­ный руко­во­ди­тель, кан­ди­дат наук Крас­но­пеев П. А. Держал в руках участок в страхе, порядке и дис­ци­плине. Вете­раны вспо­ми­нают, как он однажды зимой в ночную смену приехал на завод. В двери звонить не стал, по пожар­ной лест­нице забрался на крышу первого этажа, залез в заранее откры­тое окно и прошёл на щит. Смена успешно выпол­нила все задания, осмотры, уборки закреплён­ных участ­ков и сладко спала по углам. Пётр Алек­се­е­вич сделал в журнале соот­вет­ству­ю­щую запись: «Был такого-то во столько-то, смена спала, всем напи­сать объ­яс­ни­тель­ные». При пере­даче смены посчитали, что это шутка. Но потом по следам на вымытом полу и на крыше поняли — не шутка.

Где-то в начале 1980-х пытались воз­ро­дить сдачу норм ГТО. Свели всё к пустому фор­мализму, лишь бы было участие. Людей прямо с завода при­во­зили на стадион и пред­ла­гали про­бе­жать сто­мет­ровку, пры­г­нуть в длину, метнуть гранату. Да хоть как бегите и пры­гайте! Корякин, Гор­ба­тов, Коровин и ещё двое немоло­дых рабочих встали на старт, дружно заку­рили и после выстрела, под смех окру­жа­ю­щих, попы­хи­вая сига­ретами, не спеша потру­сили к финишу. Во времена анти­ал­ко­голь­ной кам­па­нии руко­вод­ство пыта­лось орга­ни­зо­вать без­ал­ко­голь­ный празд­ник. Пред­по­ла­га­лось ски­нуться по три рубля и «погу­лять». Стакан чаю тогда стоил 4 копейки. «Чай не водка — много не выпьешь», — со смехом отка­зались мужики. Весёлые были коллеги. Земля вам пухом, мужики!

В 1989 году к нам в цех впервые прибыли аме­ри­канцы. Деле­га­цию водил Фетисов. По каким-то неве­до­мым нам при­чи­нам решено было вывести их из здания через ава­рийный выход. Подо­гнали туда автобус, солдат-«ключник» открыл дверь. В связи с важ­но­стью первого посе­ще­ния всё кон­тро­ли­ро­вали первые лица. Были там и началь­ник отде­ле­ния, и началь­ник цеха, и комен­дант завода. Дверь эта откры­ва­лась редко. Перед ней десор­б­щики слегка пома­хали метёл­ками, навели порядок. Но комен­данту уборка не понрави­лась. И он, как это часто бывает в армии, потре­бо­вал «позе­ле­нить траву». Рядом из стены выхо­дила труба с ХПВ, к ней был при­со­е­динён шланг, из него поли­вали дорогу. Десор­б­щики на призыв офицера окатить водой асфальт перед дверью покри­ви­лись.

— Тебе хочется — ты и поливай.

Офицер, не раз­ду­мы­вая, схватил шланг, открыл кран и стал струёй раз­го­нять грязь по асфальту. Листва и прочий мусор, раз­лета­ясь, стали при­ли­пать к стене из белого кирпича. Началь­ство цеха забес­по­ко­и­лось и потре­бо­вало пре­кра­тить это безо­б­ра­зие. Комен­дант закрыл кран, повесил шланг и, пока­зы­вая на про­де­лан­ную работу, заявил:

— Ну, чище же стало!

Минуты три прошли в тре­вож­ном мол­ча­нии. Вода, пови­ну­ясь законам физики, стекла в самое низкое место, и перед дверью обра­зо­ва­лась лужа диа­мет­ром метра три и глу­би­ной по щиколотку. Все пред­ставили, как сейчас выйдут из дверей гости с ген­ди­рек­то­ром. Десор­б­щики сори­ен­ти­ро­вались быстрее всех и исчезли из поля зрения, оставив у стены берёзо­вые метёлки. Зеваки вроде нас тоже сделали вид, что это их не каса­ется. Комен­дант попы­тался при­ка­зать солдату раз­метать лужу, но тот ока­зался ста­ро­с­лу­жа­щим и точно знал свои обя­зан­но­сти. К тому же комен­дант не являлся его непо­сред­ствен­ным началь­ни­ком. При­шлось комен­данту самому махать метлой, раз­го­няя воду. Кто-то из руко­во­ди­те­лей отде­ле­ния нашёл старый ком­би­не­зон и стал помо­гать офицеру в уни­что­же­нии лужи. Минут через пять мимо чумазых хозяев, пере­ша­ги­вая непо­нятно откуда взяв­шу­юся воду, про­ше­ство­вали гости и руко­вод­ство ком­би­ната. Гневный взгляд Виктора Ильича кто-то заметил. А может, это от вол­не­ния пока­за­лось. Сле­ду­ю­щие визиты ино­стран­цев про­хо­дили спо­койнее.