Тверье Валентин Михайлович

И физик — парадоксов друг

Пять лет после окон­ча­ния ленин­град­ского поли­теха им. М.И.Кали­нина (спе­ци­аль­ность — "Атомные станции и уста­новки") я работал в Гатчине, на первом корпусе филиала ЛФТИ им А. Ф. Иоффе, на кри­ти­че­ском стенде, где прошел путь от стар­шего лабо­ранта до руко­во­ди­теля группы физи­че­ского экс­пе­ри­мента. Это была отлич­ная школа. Правда, с неко­то­рыми осо­бен­но­стями. Счита­лось особым шиком, напри­мер, писать огрыз­ками каран­да­шей, "под­кра­ши­вая" чер­но­вики мно­го­чи­с­лен­ными прав­ками и тек­сто­выми вырез­ками, вклейками, поль­зо­ваться не совсем научным сленгом и регу­лярно участ­во­вать в "моз­го­вых штурмах", где осо­бенно цени­лись как раз пара­док­саль­ность и нео­жи­дан­ность решений, то есть мы, молодые ученые-физики, под­ра­жали нашим великим учи­те­лям, а потому неко­то­рая стран­ность у нас счита­лась нормой.

В атом­щики пошел под впе­ча­т­ле­нием от кино­фильма "Девять дней одного года". Уж больно впе­чат­ля­ю­щие образы пода­рила кино­кар­тина, да и самыми пре­стиж­ными, у всех на слуху тогда были про­фес­сии пер­во­про­ход­цев от науки: или Кос­мо­навт, или Атомщик — элита своего времени.

За время про­фес­си­о­наль­ной дея­тель­но­сти мне посчаст­ли­ви­лось рабо­тать с леген­дар­ными лич­но­стями оте­че­ствен­ной атомной отрасли: заве­ду­ю­щим тео­рети­че­ским отделом ФТИ АН СССР Ю. В. Пет­ро­вым, первым гене­раль­ным дирек­то­ром Кон­церна Росэнер­го­а­том (далее — РЭА) Е. И. Игна­тенко, первым и после­ду­ю­щими дирек­то­рами ЛАЭС В. П. Мура­вье­вым, Н. Ф. Луко­ни­ным и А. П. Епе­ри­ным, тех­ни­че­ским дирек­то­ром РЭА Б. В. Анто­но­вым, первым пре­зи­ден­том РЭА Э. Н. Поз­ды­ше­вым, В. И. Паден­ком, Л. А. Беля­ни­ным, И. В. Евсе­ни­ным, который работал с самим Кур­ча­то­вым, Б. Г. Дуб­ров­ским, В. М. Тиш­ко­вым, Б. Н. Пойшем, дирек­то­ром ЛИЯФ К. А. Коно­по­ле­вым. И каждая из этих встреч достойна отдель­ной главы, а, может, и книги...

Пара­докс-2, когда не всех брали в чер­но­быльцы

Вот и на лик­ви­да­цию послед­ствий аварии попал, так сказать, не совсем обычным спо­со­бом. Об аварии мы узнали одними из первых в Сос­но­вом Бору. На пере­сменке, прямо на ЛАЭС. Мы уходили со смены, и у нас "арка", изме­ря­ю­щая ради­о­ак­тив­ность молчала, а вот тех, кто пришел на смену, она встре­чала пере­з­во­ном. Ребята были явно загряз­нены. То есть полу­чался пара­докс: с "грязной зоны" выхо­дили чистыми, а с чистой — нао­бо­рот. Тогда грешили на коллег из Гатчины...Позднее поняли, что чер­но­быль­ский след пришёл из Украины, при­мерно через три дня после аварии. Вроде бы просто — любо­пыт­ная деталь, а если вду­маться, вся наша жизнь соткана из запо­ми­на­ю­щихся нюансов и пара­док­сов. А прочее — сухие строчки авто­би­о­гра­фии.

После тра­ги­че­ских событий на Чер­но­быль­ской АЭС (далее — ЧАЭС) кол­ле­гам-атом­щи­кам сразу было ясно -очень скоро пона­до­бится замена пер­со­нала из-за пре­вы­ше­ния пре­дельно допу­сти­мой дозы облу­че­ния, а время на под­го­товку на долж­ность, напри­мер, началь­ника смены станции (НСС) зани­мает до восьми лет. Поэтому я подал зая­в­ле­ние на имя тогда глав­ного инже­нера ЛАЭС Михаила Пан­те­ле­е­вича Уманца "о готов­но­сти при необ­хо­ди­мо­сти заме­нить коллег на ЧАЭС".

Но время шло, а мое зая­в­ле­ние оста­ва­лось без дви­же­ния...И вот когда Уманца самого отко­ман­ди­ро­вали дирек­то­ром на Чер­но­быль, он извлек из-под сукна мою бумагу и пред­ло­жил поехать в его команде, обещал долж­ность заме­сти­теля глав­ного инже­нера по экс­плу­а­та­ции.

Пара­докс-3 или хит­рос­плете­ния карьеры

Про­дви­же­ние по карьер­ной лест­нице редко обхо­ди­лись без "нюансов", уж больно фамилия, так скажем — осо­бен­ная...Почти пять лет был замом НСС, уже два года как сдал экза­мены, всё ждал назна­че­ния. А про­дви­нуться помог первый секретарь Ленин­град­ского обкома партии Гри­го­рий Васи­лье­вич Романов в ходе своего визита на Ленин­град­скую АЭС в 1982 году.

Полу­чи­лось так. В день приезда главы обкома на БЩУ-2 (сюда и сейчас тра­ди­ци­онно при­во­дят мно­го­чи­с­лен­ные деле­га­ции гостей атомной станции) буд­нично гото­ви­лись к визиту, но НСС в этот день как-то слишком заробел и ...скрылся в самый ответ­ствен­ный момент, когда пришёл высокий гость. Что делать? При­шлось мне брать ини­ци­а­тиву и ответ­ствен­ность на себя, отда­вать поло­жен­ный рапорт руко­вод­ству, отве­чать на разные вопросы под при­сталь­ным взгля­дом Гри­го­рия Васи­лье­вича. Надо знать, что Романов был чело­ве­ком непро­стым, резким, и его по-насто­я­щему многие поба­и­вались, но меня, вос­питан­ного ленин­град­ской улицей, трудно было запу­гать...

Моя семья жила на пере­се­че­нии Литейного и Кироч­ной, что напротив Дома офи­це­ров, на пятом ман­сар­д­ном этаже в трех­ком­нат­ной квар­тире с печным отоп­ле­нием, где на первом этаже буль­кала пра­чеч­ная, а двор вечно был заста­в­лен дро­вя­ными полен­ни­цами. Район считался пре­стиж­ным, и поэтому в школе и в доме каждая третья, а, может, и вторая семья остались без отцов, которые сгинули в сталин­ские времена по после­во­ен­ному "ленин­град­скому делу". Какие у нас были раз­вле­че­ния? Ходили кататься на лифте в сосед­ний дом, а ещё пацаны частенько устра­и­вали зава­рухи по прин­ципу "двор на двор" или "улица на улицу", но не менее дружно летом играли в волейбол, бас­кет­бол, зани­мались гим­на­сти­кой, лыжами, конь­ками или вело­сипед­ными гонками в спор­тив­ных секциях, которых вокруг было мно­же­ство. Все занятия тогда были бес­плат­ными, а тренеры ходили по школам и отби­рали на их взгляд наи­бо­лее пер­спек­тив­ных ребяти­шек.

Пара­докс-4, о Мини­стер­стве энту­зи­а­стов

После выну­жден­ной "отлежки под сукном" с начала 1987 года я три месяца про­ра­бо­тал в коман­ди­ровке в Чер­но­быле, а в марте меня пере­вели на долж­ность стар­шего началь­ника смены станции, где и тру­дился до октября 1987 года. Итого — около 9 месяцев непро­стой и само­от­вер­жен­ной работы, как гово­рится, "в самом пекле". Заме­сти­те­лем глав­ного инже­нера по экс­плу­а­та­ции на Чер­но­быль­ской АЭС тогда работал Паденок Валерий Ива­но­вич. Паденок — бывший кад­ро­вый морской офицер: прямой, пре­дан­ный делу, гра­мот­ный, честный, с огромным авто­ри­тетом у пер­со­нала. И первая встреча с ним была "весьма радуш­ной", он напря­мую, в лоб спросил: "Ну, что, прибыл по мою душу?". Неловко как-то полу­ча­лось, но рас­ста­нов­кой пер­со­нала на ЧАЭС в то время зани­мался Фили­мон­цев Юрий Нико­ла­е­вич, пред­стави­тель прави­тель­ствен­ной комис­сии и заме­сти­тель дирек­тора ВНИПИЭТ по науке. В общем, он мне и пред­ло­жил долж­ность стар­шего НСС. И я согла­сился, так как приехал помо­гать кол­ле­гам, а не для карьеры. В первый же день нарвался на про­верку. Пред­ло­жили про­ве­рить и зави­зи­ро­вать про­грамму по хими­че­ской про­мывке. Я собрал схемы, инструк­ции хими­че­ского цеха, тех­ноло­ги­че­ский регла­мент и за одну ночь нашел 15 заме­ча­ний в про­грамме, за что позже был преми­ро­ван по хода­тайству цехо­вого руко­вод­ства. А ведь это была чистейшей воды про­верка. Как видно, ожидали, что не спра­в­люсь. Ведь по обра­зо­ва­нию и по роду своей дея­тель­но­сти я физик-атомщик. Но про­га­дали "про­ве­ряль­щики" и поди­ви­лись рабо­то­с­по­соб­но­сти вновь при­е­хав­ших.

Стоит пояс­нить, что "дру­же­ские встречи" новень­ких — дело при­выч­ное не только у атом­щи­ков. А лик­ви­да­то­ров с Ленин­град­ской АЭС местные толи в шутку, толи всерьез вели­чали "ленин­град­ской мафией". Но посте­пенно, по нара­бот­кам и резуль­та­там, авто­ри­тет епе­рин­ской школы РБМК заво­е­вал при­зна­ние и ува­же­ние у коллег и пер­со­нала Чер­но­быль­ской атомной станции. Ведь опыт "ленин­градки", где экс­плу­а­ти­ро­вались первые реак­торы этого типа, посто­янно тира­жи­ро­вался на позднее постро­ен­ных атомных стан­циях.

Жил, как и боль­шин­ство коман­ди­ро­воч­ных, в общежи­тии в самом Чер­но­быле, в одной комнате с Кисе­ле­вым Вик­то­ром Андре­е­ви­чем, началь­ни­ком реак­тор­ного цеха станции. Часто при­хо­ди­лось по делам оста­ваться на работе сутками. Зани­мался под­го­тов­кой к пуску тре­тьего энер­го­блока, у кото­рого вспо­мо­га­тель­ные системы реак­тор­ного отде­ле­ния были общими с 4-м, взо­рвав­шимся блоком.

В мои задачи входило: раз­водка офи­це­ров хими­че­ской раз­ведки по поме­ще­ниям, необ­хо­ди­мым для дез­ак­ти­ва­ции, прием после ремонта поме­ще­ний и блоков, после пере­мон­тажа систем и обо­ру­до­ва­ния (реак­тор­ный, тур­бин­ный, элек­три­че­ский, хими­че­ский и цех теп­ло­вой авто­ма­тики и изме­ре­ний), напи­са­ние про­грамм и сменных заданий на БЩУ, прием экза­ме­нов, под­го­товка и про­ве­де­ние проти­во­а­ва­рийных тре­ни­ро­вок.

Была ещё одна очень важная, но не пуб­лич­ная задача: стра­хо­вал и ста­рался не допу­стить даль­нейшего облу­че­ния своего непо­сред­ствен­ного руко­во­ди­теля Валерия Паденка, который к тому времени уже чув­ство­вал себя не совсем хорошо. В зону мы ходили, оста­в­ляя в АБК-2 (адми­ни­стра­тивно-бытовой корпус № 2) кассеты, потому что, если бы этого не делали, то слишком ско­ро­теч­ной полу­ча­лась бы наша коман­ди­ровка, а рабо­тать было надо. И надо знать этих "хит­ро­ва­тых атом­щи­ков", которые порой рис­ко­вали своим здо­ро­вьем во имя общего и вели­кого дела, торо­пясь лик­ви­ди­ро­вать послед­ствия аварии на Чер­но­быль­ской АЭС. И таких тут собра­лось очень много. Это были особые люди, спо­соб­ные не просто само­от­вер­женно рабо­тать, но и готовые к само­по­жерт­во­ва­нию, к насто­я­щему подвигу. Это были сред­ма­шевцы, люди из особого мини­стер­ства, главка ЭНТУ­ЗИ­А­СТОВ. Их ещё с дру­же­ским похло­пы­ва­нием по плечу в минуты корот­кого пере­кура и сейчас назы­вают ФАНА­ТИ­КАМИ или ТРУ­ДО­ГО­ЛИ­КАМИ. Другое было время, иные люди: они не могли иначе...