Троянов Михаил Федотович

Дело всей жизни

В 1950 году после окон­ча­ния пер­вого курса теп­лоэнерге­ти­че­ского факуль­тета Мос­ков­ского энерге­ти­че­ского инсти­тута я был пере­ве­ден на физико-энерге­ти­че­ский факуль­тет МЭИ. Позже узнал, что пер­вые моло­дые спе­ци­а­ли­сты были выпущены этим факуль­те­том в 1949 году.

Набор сту­ден­тов-отлич­ни­ков на наш курс был седьмым по счету, и этот набор был в МЭИ послед­ним. В 1951году весь наш факуль­тет пере­вели в Мос­ков­ский меха­ни­че­ский инсти­тут, кото­рый потом стал назы­ваться МИФИ.

В МИФИ пере­шли сту­денты из других мос­ков­ских вузов, где были факуль­теты, подоб­ные тому, что были в МЭИ. При сли­я­нии с МИФИ наши спе­ци­аль­но­сти были сохра­нены, а кафедры, кото­рые нас должны были выпус­кать, пере­шли в МИФИ вме­сте с факуль­те­том.

Учи­лись хорошо. Знали, что пред­стоит инте­рес­ная работа, непло­хие усло­вия жизни. Но кон­крет­ных дета­лей, подроб­но­стей не знали — очень уж многое было засек­ре­чено. Даже лекции запи­сы­вали в сек­рет­ных тет­ра­дях.

Уро­вень препо­да­ва­ния был очень высо­ким. Спе­ци­аль­ные дис­ци­плины на старших кур­сах препо­да­вали выдающи­еся уче­ные. О большом вкладе их в ядер­ную физику и вообще в атом­ный про­ект страны стало известно через много лет.

Прак­тику сту­денты про­хо­дили в закрытых инсти­ту­тах. Я про­хо­дил прак­тику в Инсти­туте физпро­блем. Дирек­то­ром там был Алек­сан­дров Ана­то­лий Пет­ро­вич — когда Капица отка­зался рабо­тать по ядер­ной программе, этот инсти­тут пере­дали Алек­сан­дрову. Он был там дирек­то­ром и одно­временно заме­сти­те­лем в Кур­ча­тов­ском инсти­туте. Там как раз велась раз­ра­ботка реак­тора, кото­рый не осуще­ствился, но кото­рый предпо­лагали стро­ить в Обнин­ске: реак­тор с гра­фи­то­вым замед­ли­те­лем, с охла­жде­нием гелием. Был такой про­ект, «Шарик» его назы­вали, и вот меня на диплом­ную прак­тику при­влекли именно к этой работе.

Это у всех так было. У всех, с кем я учился, пред­диплом­ная прак­тика, непре­рывно пере­хо­дящая в диплом­ную работу, про­хо­дила в кон­крет­ных инсти­ту­тах. Многих брали в Кур­ча­тов­ский инсти­тут, многих сюда, в Обнинск, в другие места. Про­хо­дили прак­тику, защищали дипломы и большей частью там же оста­ва­лись рабо­тать.

Даль­нейшая работа в том же кол­лек­тиве или про­сто там, где кипела твор­че­ская жизнь, при­во­дила к быст­рому росту ква­лифи­кации и пре­враще­нию вче­раш­них сту­ден­тов в знающих спе­ци­а­ли­стов.

Работ­ни­ков для атом­ной промыш­лен­но­сти гото­вили в поли­тех­ни­че­ских инсти­ту­тах Санкт-Петер­бурга, Ека­те­рин­бурга, Том­ска. Когда нача­лось раз­ви­тие атом­ных элек­тро­станций, спе­ци­а­ли­стов для них начали гото­вить вузы с факуль­те­тами энерге­ти­че­ского профиля.

Вся эта система под­держи­ва­лась кад­ро­вой поли­ти­кой Мин­сред­маша и, конечно, обу­слов­ли­ва­лась возмож­но­стью вузов рас­пре­де­лять, а предпри­я­тий — зака­зы­вать, при­нимать и устра­и­вать моло­дых спе­ци­а­ли­стов.

К сожа­ле­нию, сей­час такой системы нет. В результате общий уро­вень моло­дых спе­ци­а­ли­стов, мягко говоря, остав­ляет желать лучшего…

В 1955 году я при­шел на работу в ФЭИ. Когда я появился в отделе кад­ров, кад­ро­вик куда-то позво­нил и ска­зал мне: «Подо­ждите, к вам сей­час при­дут». Через неко­то­рое время при­шел очень солид­ный чело­век — зам­ди­рек­тора инсти­тута Андрей Капи­то­но­вич Кра­син. Он озна­комился с моими докумен­тами и спро­сил, где бы я хотел рабо­тать: на рас­чете или на экс­пе­рименте? Я был очень увле­чен своей рабо­той на диплом­ном про­екте и отве­тил: «На экс­пе­рименте».

Кра­син напра­вил меня в отдел теп­лофи­зики, к Вале­рию Ива­но­вичу Суб­бо­тину. Там я рабо­тал сна­чала в одной лабо­ра­то­рии, потом в дру­гой. Про­ра­бо­тал четыре с небольшим года. После трех лет работы поступил в заоч­ную аспи­ран­туру.

В 1959 году в инсти­туте про­изошло очень большое пре­об­ра­зо­ва­ние. Науч­ным руко­во­ди­те­лем инсти­тута был назна­чен А. И. Лейпун­ский. До этого он был началь­ни­ком отдела.

В это время нача­лись работы по про­ек­ти­ро­ва­нию реак­тора БН-350. Алек­сандр Ильич полу­чил серьез­ные права, стал укреп­лять направ­ле­ние по быст­рым реак­то­рам, и сюда стали при­глашать спе­ци­а­ли­стов из других отде­лов. Меня при­гла­сили тоже. Я перешел на работу в отдел Олега Дмит­ри­е­вича Казач­ков­ского и стал заниматься рас­четно-физи­че­ским обос­но­ва­нием быст­рых реак­то­ров.

Надо ска­зать, что частично я этим занимался и во время диплом­ной работы, так что пере­клю­читься большого труда не соста­вило. В инсти­туте нас гото­вили к раз­нопла­но­вым рабо­там. И довольно быстро я вошел в курс дела.

Казач­ков­ский стал моим науч­ным руко­во­ди­те­лем по аспи­ран­туре. В 1963 году я защи­тил кан­ди­дат­скую дис­сер­тацию уже по новой теме.

Ника­ких настоль­ных компью­те­ров тогда не было. В матема­ти­че­ском отделе была ЭВМ «Урал», весьма при­ми­тив­ная.

В конце пяти­де­ся­тых годов инсти­тут занимался ядер­ной без­опас­но­стью. Воз­никла необ­хо­димость про­счи­ты­вать ядер­ную без­опас­ность на цепоч­ках, где пере­ра­ба­ты­ва­лось ядер­ное топ­ливо. В инсти­туте был создан отдел ядер­ной без­опас­но­сти под руко­вод­ством Бориса Григо­рье­вича Дубов­ского — участ­ника пуска пер­вых реак­то­ров, сотруд­ника Кур­ча­това по самому пер­вому реак­тору.

Для рас­че­тов по ядер­ной без­опас­но­сти ФЭИ полу­чил доступ к ЭВМ «М20», рас­по­лагавшейся в Кур­ча­тов­ском инсти­туте. Кур­ча­товцы полу­чали вычис­ли­тель­ную тех­нику раньше нас, но, учи­ты­вая серьез­ность про­блемы, нам уступили часть машин­ного времени. Матема­тики ФЭИ на ЭВМ Кур­ча­тов­ского инсти­тута выпол­няли часть работ для реак­тор­ных рас­че­тов. Я при­стро­ился к ним, немного пре­об­ра­зо­вал программу, по кото­рой они счи­тали, и стал про­во­дить рас­четы быст­рых реак­то­ров.

Созда­ние реак­тора БН-350, опыт его работы и про­хо­дящие на нем иссле­до­ва­ния дали важ­нейшие результаты для всей программы раз­ви­тия реак­то­ров БН.

Глав­ным кон­струк­то­ром БН-350, а затем и других энерге­ти­че­ских быст­рых реак­то­ров с 1960 года явля­ется ОКБМ (Ниж­ний Новго­род). Сей­час ОКБМ носит имя И. И. Афри­кан­това — сво­его пер­вого руко­во­ди­теля, талант­ли­вого кон­струк­тора и яркого, само­быт­ного чело­века.

Пер­вое время спе­ци­а­ли­сты ОКБН, до того незна­комые с про­блема­ти­кой быст­рых реак­то­ров, в зна­чи­тель­ной степени зави­сели от рекомен­даций и сове­тов ФЭИ — науч­ного руко­во­ди­теля работ. Но постепенно (и довольно быстро) в ОКБМ выросли свои спе­ци­а­ли­сты в новых для ОКБМ обла­стях раз­ра­ботки быст­рых реак­то­ров. Порой это вызы­вало досаду и даже рев­ность в ФЭИ. Но я счи­таю, что это неиз­беж­ный и нормаль­ный путь раз­ви­тия орга­ни­за­ции глав­ного кон­струк­тора.

Нечто подоб­ное про­ис­хо­дит и, напри­мер, на реак­торе БН-600, где выросли свои спе­ци­а­ли­сты с широ­кими взгля­дами на про­блемы, выхо­дящие за рамки одной лишь экс­плу­а­тации.

Успех реак­тора БН-600, рабо­тающего с 1980 года, опре­де­лился как уров­нем раз­ра­ботки соб­ственно реак­тора, паро­ге­не­ра­то­ров, всех тех­но­логи­че­ских систем, так и уров­нем экс­плу­а­тации.

До 1986 года Бело­яр­ская АЭС вхо­дила в состав Мини­стер­ства энерге­тики. Это Мини­стер­ство руко­во­дило сооруже­нием, пус­ко­выми рабо­тами и пер­выми годами экс­плу­а­тации реак­тора БН-600. Кон­кретно руко­во­дил Вла­ди­мир Пет­ро­вич Нев­ский. Он был неза­у­ряд­ным орга­ни­за­то­ром, очень тре­бо­ва­тель­ным и очень дея­тель­ным, имел большой опыт работы в атом­ной отрасли, в том числе был даже дирек­то­ром Бело­яр­ской АЭС, когда она состо­яла из реак­то­ров АМБ.

Многие спе­ци­а­ли­сты, рабо­тавшие на реак­то­рах АМБ, были пере­ве­дены на БН-600, активно осва­и­вали новые для них тех­но­логии быст­рых реак­то­ров и успешно экс­плу­а­ти­ро­вали БН-600.

С самого начала работы БН-600 экс­плу­а­тация его ведется умело и уве­ренно. После тридцати лет работы реак­тора его ресурс был про­длен на десять лет.

На БН-600 про­хо­дят испыта­ния новых кон­струкци­он­ных мате­ри­а­лов, новых топ­лив­ных компо­зиций.

На площадке Бело­яр­ской АЭС построен и вво­дится в работу новый быст­рый реак­тор БН-800, про­то­типом кото­рого явля­ется БН-600.

В общем, по пока­за­те­лям работы этот реак­тор вхо­дит в число лучших в ядер­ной энерге­тике. И в этой связи, я счи­таю, уместно еще раз вспом­нить об Алек­сан­дре Ильиче Лейпун­ском.

Он был науч­ным руко­во­ди­те­лем инсти­тута и формально, и по суще­ству. Будем так гово­рить: науч­ным руко­во­ди­те­лем направ­ле­ний «быст­рые реак­торы» и «реак­торы с жид­ким метал­ли­че­ским охла­жде­нием для под­вод­ных лодок» он был все время, пока рабо­тал в инсти­туте. Офици­ально науч­ным руко­во­ди­те­лем инсти­тута он зна­чился с 1959-го по 1970-й. До тех пор, пока обком пар­тии не начал шер­стить инсти­тут за «физики шутят» и т.п.

У тео­ре­ти­ков в период хрущев­ской оттепели воца­рился «дух воль­но­сти». Напри­мер, коман­ди­ро­вали двух сотруд­ни­ков нашего инсти­тута в Данию, в Инсти­тут Бора. Это были физики, один — тео­ре­тик, дру­гой — экс­пе­римен­та­тор. Пора­бо­тали в Дании полгода. При­е­хали оттуда, напи­сали инте­рес­ные заметки в город­скую газету. Все с удо­вольствием читали. В то же время чет­верка других това­рищей выпу­стила книжечку «Физики шутят», потом «Физики про­должают шутить». Очень при­лич­ные люди, не анти­со­вет­чики, — боже сохрани. А потом еще где-то они рас­копали изда­ния какие-то сам­из­да­тов­ские, слушали радио загра­нич­ное. Когда нача­лось обостре­ние с Юго­сла­вией, читали Джи­ласа. Очень живой кол­лек­тив был, одно слово — тео­ре­тики. И все это как-то вышло наружу, при­том боком. Зара­бо­тали комис­сии: кто читал, кто не читал, нача­лись вся­кие орг­вы­воды, велели каяться.

Многие детали этой исто­рии оста­лись мне неиз­вестны, потому что у нас в это время была очень интен­сив­ная работа по БН-350. Бес­ко­неч­ные коман­ди­ровки, как-то было не до того. А у них это все вари­лось, их вызы­вали, кого-то гро­зи­лись исклю­чить из пар­тии. Короче говоря, руко­вод­ство наше, в том числе Алек­сандра Ильича, обви­нили в том, что «недогля­дели» за моло­дежью. Обна­ружили недо­статки в воспи­та­тель­ной работе кол­лек­тива. Дирек­тора Роди­о­нова вскоре осво­бо­дили, поста­вили Вяче­слава Алек­се­е­вича Куз­нецова. Ранее он был уче­ни­ком Лейпун­ского, являлся неосво­бож­ден­ным сек­ре­та­рем парт­кома инсти­тута. Ему и при­ш­лось раз­би­рать все эти исто­рии с моло­дежью. Алек­сандра Ильича назна­чили пер­вым заме­сти­те­лем дирек­тора, осво­бо­див от долж­но­сти науч­ного руко­во­ди­теля инсти­тута.

Отча­сти это формаль­ность, конечно, но Лейпун­ский пережи­вал. Все-таки на преды­дущем этапе он был фак­ти­че­ски пер­вым лицом. Все шли к нему, а не к дирек­тору.

В город при­слали нового сек­ре­таря гор­кома пар­тии. И с тех пор внима­ние к инсти­туту со сто­роны обкома пар­тии стало осо­бым. И это очень на многом ска­за­лось.

Алек­сандр Ильич не пода­вал вида, и, конечно, к нему все равно отно­си­лись как к науч­ному руко­во­ди­телю. Его безгра­нично уважали люди, кото­рые с ним рабо­тали. Но я знаю, что ему это было больно. И полу­чи­лось так, что Ефим Пав­ло­вич Слав­ский, кото­рый очень его уважал и помогал ему, — вот тут он ничем не мог помочь в этом про­ти­во­сто­я­нии с пар­тий­ными орга­нами. А я знал отноше­ние Слав­ского к Алек­сан­дру Ильичу. Слав­ский очень тепло о нем отзы­вался и после смерти Лейпун­ского ска­зал: «Сердце не выдержало».

Роль Е. П. Слав­ского в раз­ви­тии иссле­до­ва­ний и созда­нии быст­рых реак­то­ров была выдающа­яся. Доста­точно только пере­чис­лить основ­ные его действия и реше­ния:

— он под­держал и решил стро­ить БН-350 в г. Шев­ченко, кон­тро­ли­ро­вал все этапы созда­ния и работы этого реак­тора;

— согла­сился с пред­ложе­нием раз­ра­ба­ты­вать и стро­ить БН-600;

— под­держи­вал и посто­янно сле­дил за раз­ви­тием других про­ек­тов более мощ­ных реак­то­ров (БН-800, БН-1000);

— при­знал необ­хо­димость реак­тора БОР-60 и под­держал его испыта­ние в каче­стве экс­пе­римен­таль­ной базы для реак­то­ров типа БН;

— активно под­держи­вал программы НИР и ОКР для обос­но­ва­ний реак­то­ров БН.

Иногда слу­ча­лось, что он при­нимал стран­ные реше­ния, но потом выяс­ня­лось, что все-таки они шли на пользу. Напри­мер, пер­во­на­чально выбрали неудач­ную сталь для актив­ной зоны БН-350. Ну, выбрали из тех, кото­рые были. Нача­лись пред­ложе­ния, как изме­нить сталь и какую выбрать. Может быть, гово­рили, пока дело дой­дет до пуска, успеем что-то выбрать вме­сто той стали, кото­рая заве­домо обла­дала ненад­лежащими свойствами. Одну такую марку взяли в работу, но потом выяс­ни­лось, что она очень трудна тех­но­логи­че­ски. И все застряло. Слав­ский стук­нул по столу и ска­зал: «Делайте из той стали, кото­рая вам пер­во­на­чально была наме­чена». Не очень удачно. Но зато это поз­во­лило пустить реак­тор в при­ем­лемые сроки. А потом заме­нили эту зону.

Иногда нужны такие реше­ния, пусть времен­ные, но чтобы дело не сто­яло. Конечно, он был адми­ни­стра­то­ром, но он слушал уче­ных.

Алек­сандр Дмит­ри­е­вич Зве­рев, началь­ник главка, кото­рому как раз и под­чи­нялся Мангыш­ла­кэнерго­ком­би­нат — то предпри­я­тие, где БН-350 стро­ился — руко­во­дил прак­ти­че­ски всей раз­ра­бот­кой, всеми сро­ками, деньги выда­вал на эти раз­ра­ботки, потом процес­сом стро­и­тельства, потом пус­ком — в общем, был такой насто­ящий началь­ник главка, крайне тре­бо­ва­тель­ный. Команда у него была очень про­фес­си­о­наль­ная.

Когда-то он был началь­ни­ком МВД Горь­ков­ской обла­сти, потом его пере­вели в атом­ную промыш­лен­ность, и он в ней пре­успел. Уче­ных слушать умел. На любое совеща­ние, где надо что-то решить, обя­за­тельно при­глашал и уче­ных, и кон­струк­то­ров. Всех выслушает, все мне­ния собе­рет, сам про­ана­ли­зи­рует. Он мог и еди­но­лично реше­ния при­нимать, но все­гда сове­то­вался.

В Сред­маше было руко­вод­ство, кото­рое очень внима­тельно слушало уче­ных, уважало уче­ных, не отма­хи­ва­лось от них и под­держи­вало их работу. Сей­час я не так часто бываю в инсти­туте, но когда бываю, то слышу, что глав­ный вопрос, кото­рый задают сегодня уче­ным: «кому вы это будете про­да­вать»? Все это так, все понятно; нужно знать, кому про­да­вать, но необ­хо­димо и давать возмож­ность уче­ным про­сто рабо­тать, не только за то, чтобы то-то про­дать, — иначе ничего не будет. Движе­ния не будет. Люди должны свои замыслы воплощать, что-то пред­лагать новое, искать, оши­баться, нахо­дить. А о про­дажах… Ну, на то вы и адми­ни­стра­торы, чтобы решать такие вопросы.