Троянов Михаил Федотович

Дело всей жизни

В 1950 году после окон­ча­ния первого курса теп­ло­энер­гети­че­ского факуль­тета Москов­ского энер­гети­че­ского инсти­тута я был пере­ве­ден на физико-энер­гети­че­ский факуль­тет МЭИ. Позже узнал, что первые молодые спе­ци­али­сты были выпу­щены этим факуль­тетом в 1949 году.

Набор сту­ден­тов-отлич­ни­ков на наш курс был седьмым по счету, и этот набор был в МЭИ послед­ним. В 1951году весь наш факуль­тет пере­вели в Москов­ский меха­ни­че­ский инсти­тут, который потом стал назы­ваться МИФИ.

В МИФИ перешли сту­денты из других москов­ских вузов, где были факуль­теты, подоб­ные тому, что были в МЭИ. При слиянии с МИФИ наши спе­ци­аль­но­сти были сохра­нены, а кафедры, которые нас должны были выпус­кать, перешли в МИФИ вместе с факуль­тетом.

Учились хорошо. Знали, что пред­стоит инте­рес­ная работа, непло­хие условия жизни. Но кон­крет­ных деталей, подроб­но­стей не знали — очень уж многое было засе­кре­чено. Даже лекции запи­сы­вали в секрет­ных тет­ра­дях.

Уровень пре­по­да­ва­ния был очень высоким. Спе­ци­аль­ные дис­ци­плины на старших курсах пре­по­да­вали выда­ю­щи­еся ученые. О большом вкладе их в ядерную физику и вообще в атомный проект страны стало известно через много лет.

Прак­тику сту­денты про­хо­дили в закры­тых инсти­ту­тах. Я про­хо­дил прак­тику в Инсти­туте физ­про­блем. Дирек­то­ром там был Алек­сан­дров Ана­то­лий Пет­ро­вич — когда Капица отка­зался рабо­тать по ядерной про­грамме, этот инсти­тут пере­дали Алек­сан­дрову. Он был там дирек­то­ром и одно­вре­менно заме­сти­те­лем в Кур­ча­тов­ском инсти­туте. Там как раз велась раз­ра­ботка реак­тора, который не осу­ще­ствился, но который пред­по­ла­гали строить в Обнин­ске: реактор с гра­фи­то­вым замед­ли­те­лем, с охла­жде­нием гелием. Был такой проект, «Шарик» его назы­вали, и вот меня на дипломную прак­тику при­вле­кли именно к этой работе.

Это у всех так было. У всех, с кем я учился, пред­ди­плом­ная прак­тика, непре­рывно пере­хо­дя­щая в дипломную работу, про­хо­дила в кон­крет­ных инсти­ту­тах. Многих брали в Кур­ча­тов­ский инсти­тут, многих сюда, в Обнинск, в другие места. Про­хо­дили прак­тику, защи­щали дипломы и большей частью там же оста­вались рабо­тать.

Даль­нейшая работа в том же кол­лек­тиве или просто там, где кипела твор­че­ская жизнь, при­во­дила к быстрому росту квали­фи­ка­ции и пре­вра­ще­нию вче­раш­них сту­ден­тов в знающих спе­ци­али­стов.

Работ­ни­ков для атомной про­мыш­лен­но­сти гото­вили в поли­тех­ни­че­ских инсти­ту­тах Санкт-Петер­бурга, Ека­те­рин­бурга, Томска. Когда нача­лось раз­ви­тие атомных элек­тро­стан­ций, спе­ци­али­стов для них начали гото­вить вузы с факуль­тетами энер­гети­че­ского профиля.

Вся эта система под­дер­жи­ва­лась кад­ро­вой поли­ти­кой Мин­сред­маша и, конечно, обу­сло­в­ли­ва­лась воз­мож­но­стью вузов рас­пре­де­лять, а пред­при­ятий — зака­зы­вать, при­ни­мать и устра­и­вать молодых спе­ци­али­стов.

К сожа­ле­нию, сейчас такой системы нет. В резуль­тате общий уровень молодых спе­ци­али­стов, мягко говоря, оста­в­ляет желать луч­ше­го…

В 1955 году я пришел на работу в ФЭИ. Когда я поя­вился в отделе кадров, кад­ро­вик куда-то позво­нил и сказал мне: «Подо­ждите, к вам сейчас придут». Через неко­то­рое время пришел очень солид­ный человек — замди­рек­тора инсти­тута Андрей Капи­то­но­вич Красин. Он озна­ко­мился с моими доку­мен­тами и спросил, где бы я хотел рабо­тать: на расчете или на экс­пе­ри­менте? Я был очень увлечен своей работой на диплом­ном проекте и ответил: «На экс­пе­ри­менте».

Красин направил меня в отдел теп­ло­фи­зики, к Валерию Ива­но­вичу Суб­ботину. Там я работал сначала в одной лабо­ра­то­рии, потом в другой. Про­ра­бо­тал четыре с неболь­шим года. После трех лет работы посту­пил в заочную аспи­ран­туру.

В 1959 году в инсти­туте про­и­зо­шло очень большое пре­об­ра­зо­ва­ние. Научным руко­во­ди­те­лем инсти­тута был назна­чен А. И. Лейпун­ский. До этого он был началь­ни­ком отдела.

В это время начались работы по про­ек­ти­ро­ва­нию реак­тора БН-350. Алек­сандр Ильич получил серьезные права, стал укреп­лять напра­в­ле­ние по быстрым реак­то­рам, и сюда стали при­гла­шать спе­ци­али­стов из других отделов. Меня при­гла­сили тоже. Я перешел на работу в отдел Олега Дмит­ри­е­вича Казач­ков­ского и стал зани­маться рас­четно-физи­че­ским обо­с­но­ва­нием быстрых реак­то­ров.

Надо сказать, что частично я этим зани­мался и во время диплом­ной работы, так что пере­клю­читься боль­шого труда не составило. В инсти­туте нас гото­вили к раз­но­пла­но­вым работам. И довольно быстро я вошел в курс дела.

Казач­ков­ский стал моим научным руко­во­ди­те­лем по аспи­ран­туре. В 1963 году я защитил кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию уже по новой теме.

Никаких настоль­ных ком­пью­те­ров тогда не было. В мате­ма­ти­че­ском отделе была ЭВМ «Урал», весьма прими­тив­ная.

В конце пяти­де­ся­тых годов инсти­тут зани­мался ядерной безо­пас­но­стью. Воз­ни­кла необ­хо­ди­мость про­счи­ты­вать ядерную безо­пас­ность на цепоч­ках, где пере­ра­ба­ты­ва­лось ядерное топливо. В инсти­туте был создан отдел ядерной безо­пас­но­сти под руко­вод­ством Бориса Гри­го­рье­вича Дубов­ского — участ­ника пуска первых реак­то­ров, сотруд­ника Кур­ча­това по самому первому реак­тору.

Для рас­четов по ядерной безо­пас­но­сти ФЭИ получил доступ к ЭВМ «М20», рас­по­ла­гав­шейся в Кур­ча­тов­ском инсти­туте. Кур­ча­товцы полу­чали вычи­с­ли­тель­ную технику раньше нас, но, учи­ты­вая серьез­ность про­блемы, нам усту­пили часть машин­ного времени. Мате­ма­тики ФЭИ на ЭВМ Кур­ча­тов­ского инсти­тута выпол­няли часть работ для реак­тор­ных рас­четов. Я при­стро­ился к ним, немного пре­об­ра­зо­вал про­грамму, по которой они считали, и стал про­во­дить расчеты быстрых реак­то­ров.

Соз­да­ние реак­тора БН-350, опыт его работы и про­хо­дя­щие на нем иссле­до­ва­ния дали важ­нейшие резуль­таты для всей про­граммы раз­ви­тия реак­то­ров БН.

Главным кон­струк­то­ром БН-350, а затем и других энер­гети­че­ских быстрых реак­то­ров с 1960 года явля­ется ОКБМ (Нижний Нов­го­род). Сейчас ОКБМ носит имя И. И. Афри­кан­това — своего первого руко­во­ди­теля, талан­тли­вого кон­струк­тора и яркого, само­быт­ного чело­века.

Первое время спе­ци­али­сты ОКБН, до того незна­ко­мые с про­бле­ма­ти­кой быстрых реак­то­ров, в зна­чи­тель­ной степени зави­сели от реко­мен­да­ций и советов ФЭИ — науч­ного руко­во­ди­теля работ. Но посте­пенно (и довольно быстро) в ОКБМ выросли свои спе­ци­али­сты в новых для ОКБМ обла­стях раз­ра­ботки быстрых реак­то­ров. Порой это вызы­вало досаду и даже рев­ность в ФЭИ. Но я считаю, что это неиз­беж­ный и нор­маль­ный путь раз­ви­тия орга­ни­за­ции глав­ного кон­струк­тора.

Нечто подоб­ное про­ис­хо­дит и, напри­мер, на реак­торе БН-600, где выросли свои спе­ци­али­сты с широ­кими взгля­дами на про­блемы, выхо­дя­щие за рамки одной лишь экс­плу­а­та­ции.

Успех реак­тора БН-600, рабо­та­ю­щего с 1980 года, опре­де­лился как уровнем раз­ра­ботки соб­ственно реак­тора, паро­ге­не­ра­то­ров, всех тех­ноло­ги­че­ских систем, так и уровнем экс­плу­а­та­ции.

До 1986 года Бело­яр­ская АЭС входила в состав Мини­стер­ства энер­гетики. Это Мини­стер­ство руко­во­дило соо­ру­же­нием, пус­ко­выми рабо­тами и первыми годами экс­плу­а­та­ции реак­тора БН-600. Кон­кретно руко­во­дил Вла­димир Пет­ро­вич Невский. Он был неза­у­ряд­ным орга­ни­за­то­ром, очень тре­бо­ва­тель­ным и очень дея­тель­ным, имел большой опыт работы в атомной отрасли, в том числе был даже дирек­то­ром Бело­яр­ской АЭС, когда она состо­яла из реак­то­ров АМБ.

Многие спе­ци­али­сты, рабо­тав­шие на реак­то­рах АМБ, были пере­ве­дены на БН-600, активно осва­и­вали новые для них тех­ноло­гии быстрых реак­то­ров и успешно экс­плу­а­ти­ро­вали БН-600.

С самого начала работы БН-600 экс­плу­а­та­ция его ведется умело и уве­ренно. После трид­цати лет работы реак­тора его ресурс был продлен на десять лет.

На БН-600 про­хо­дят испы­та­ния новых кон­струк­ци­он­ных мате­ри­а­лов, новых топ­лив­ных ком­по­зи­ций.

На пло­щадке Бело­яр­ской АЭС построен и вво­дится в работу новый быстрый реактор БН-800, про­тоти­пом кото­рого явля­ется БН-600.

В общем, по пока­за­те­лям работы этот реактор входит в число лучших в ядерной энер­гетике. И в этой связи, я считаю, уместно еще раз вспо­мнить об Алек­сан­дре Ильиче Лейпун­ском.

Он был научным руко­во­ди­те­лем инсти­тута и фор­мально, и по суще­ству. Будем так гово­рить: научным руко­во­ди­те­лем напра­в­ле­ний «быстрые реак­торы» и «реак­торы с жидким метал­ли­че­ским охла­жде­нием для под­вод­ных лодок» он был все время, пока работал в инсти­туте. Офи­ци­ально научным руко­во­ди­те­лем инсти­тута он зна­чился с 1959-го по 1970-й. До тех пор, пока обком партии не начал шер­стить инсти­тут за «физики шутят» и т.п.

У тео­рети­ков в период хру­щев­ской отте­пели воца­рился «дух воль­но­сти». Напри­мер, коман­ди­ро­вали двух сотруд­ни­ков нашего инсти­тута в Данию, в Инсти­тут Бора. Это были физики, один — тео­ретик, другой — экс­пе­ри­мен­та­тор. Пора­бо­тали в Дании полгода. При­е­хали оттуда, напи­сали инте­рес­ные заметки в город­скую газету. Все с удо­воль­ствием читали. В то же время чет­верка других това­ри­щей выпу­стила кни­жечку «Физики шутят», потом «Физики про­дол­жают шутить». Очень при­лич­ные люди, не анти­со­вет­чики, — боже сохрани. А потом еще где-то они рас­ко­пали издания какие-то сам­из­да­тов­ские, слушали радио загра­нич­ное. Когда нача­лось обо­стре­ние с Юго­славией, читали Джиласа. Очень живой кол­лек­тив был, одно слово — тео­ретики. И все это как-то вышло наружу, притом боком. Зара­бо­тали комис­сии: кто читал, кто не читал, начались всякие орг­вы­воды, велели каяться.

Многие детали этой истории остались мне неиз­вестны, потому что у нас в это время была очень интен­сив­ная работа по БН-350. Бес­ко­неч­ные коман­ди­ровки, как-то было не до того. А у них это все вари­лось, их вызы­вали, кого-то гро­зи­лись исклю­чить из партии. Короче говоря, руко­вод­ство наше, в том числе Алек­сан­дра Ильича, обви­нили в том, что «недо­гля­дели» за моло­де­жью. Обна­ру­жили недо­статки в вос­пита­тель­ной работе кол­лек­тива. Дирек­тора Роди­о­нова вскоре осво­бо­дили, поставили Вяче­слава Алек­се­е­вича Куз­не­цова. Ранее он был уче­ни­ком Лейпун­ского, являлся нео­сво­бо­жден­ным секрета­рем парт­кома инсти­тута. Ему и при­шлось раз­би­рать все эти истории с моло­де­жью. Алек­сан­дра Ильича назна­чили первым заме­сти­те­лем дирек­тора, осво­бо­див от долж­но­сти науч­ного руко­во­ди­теля инсти­тута.

Отчасти это фор­маль­ность, конечно, но Лейпун­ский пережи­вал. Все-таки на пре­ды­ду­щем этапе он был фак­ти­че­ски первым лицом. Все шли к нему, а не к дирек­тору.

В город при­слали нового секретаря горкома партии. И с тех пор вни­ма­ние к инсти­туту со стороны обкома партии стало особым. И это очень на многом ска­за­лось.

Алек­сандр Ильич не подавал вида, и, конечно, к нему все равно отно­си­лись как к науч­ному руко­во­ди­телю. Его без­гра­нично уважали люди, которые с ним рабо­тали. Но я знаю, что ему это было больно. И полу­чи­лось так, что Ефим Пав­ло­вич Слав­ский, который очень его уважал и помогал ему, — вот тут он ничем не мог помочь в этом проти­во­сто­я­нии с пар­тийными орга­нами. А я знал отно­ше­ние Слав­ского к Алек­сан­дру Ильичу. Слав­ский очень тепло о нем отзы­вался и после смерти Лейпун­ского сказал: «Сердце не выдер­жало».

Роль Е. П. Слав­ского в раз­ви­тии иссле­до­ва­ний и соз­да­нии быстрых реак­то­ров была выда­ю­ща­яся. Доста­точно только пере­чи­с­лить основ­ные его действия и решения:

— он под­дер­жал и решил строить БН-350 в г. Шев­ченко, кон­тро­ли­ро­вал все этапы соз­да­ния и работы этого реак­тора;

— согла­сился с пред­ло­же­нием раз­ра­ба­ты­вать и строить БН-600;

— под­дер­жи­вал и посто­янно следил за раз­ви­тием других про­ек­тов более мощных реак­то­ров (БН-800, БН-1000);

— признал необ­хо­ди­мость реак­тора БОР-60 и под­дер­жал его испы­та­ние в каче­стве экс­пе­ри­мен­таль­ной базы для реак­то­ров типа БН;

— активно под­дер­жи­вал про­граммы НИР и ОКР для обо­с­но­ва­ний реак­то­ров БН.

Иногда слу­ча­лось, что он при­ни­мал стран­ные решения, но потом выяс­ня­лось, что все-таки они шли на пользу. Напри­мер, пер­во­на­чально выбрали неу­дач­ную сталь для актив­ной зоны БН-350. Ну, выбрали из тех, которые были. Начались пред­ло­же­ния, как изме­нить сталь и какую выбрать. Может быть, гово­рили, пока дело дойдет до пуска, успеем что-то выбрать вместо той стали, которая заве­домо обла­дала ненад­ле­жа­щими свойствами. Одну такую марку взяли в работу, но потом выяс­ни­лось, что она очень трудна тех­ноло­ги­че­ски. И все застряло. Слав­ский стукнул по столу и сказал: «Делайте из той стали, которая вам пер­во­на­чально была наме­чена». Не очень удачно. Но зато это поз­во­лило пустить реактор в при­ем­ле­мые сроки. А потом заме­нили эту зону.

Иногда нужны такие решения, пусть вре­мен­ные, но чтобы дело не стояло. Конечно, он был адми­ни­стра­то­ром, но он слушал ученых.

Алек­сандр Дмит­ри­е­вич Зверев, началь­ник главка, кото­рому как раз и под­чи­нялся Ман­гышлакэнер­го­ком­би­нат — то пред­при­ятие, где БН-350 стро­ился — руко­во­дил прак­ти­че­ски всей раз­ра­бот­кой, всеми сроками, деньги выдавал на эти раз­ра­ботки, потом про­цес­сом стро­и­тель­ства, потом пуском — в общем, был такой насто­я­щий началь­ник главка, крайне тре­бо­ва­тель­ный. Команда у него была очень про­фес­си­о­наль­ная.

Когда-то он был началь­ни­ком МВД Горь­ков­ской области, потом его пере­вели в атомную про­мыш­лен­ность, и он в ней пре­успел. Ученых слушать умел. На любое сове­ща­ние, где надо что-то решить, обя­за­тельно при­гла­шал и ученых, и кон­струк­то­ров. Всех выслу­шает, все мнения соберет, сам про­а­нали­зи­рует. Он мог и еди­но­лично решения при­ни­мать, но всегда совето­вался.

В Сред­маше было руко­вод­ство, которое очень вни­ма­тельно слушало ученых, уважало ученых, не отма­хи­ва­лось от них и под­дер­жи­вало их работу. Сейчас я не так часто бываю в инсти­туте, но когда бываю, то слышу, что главный вопрос, который задают сегодня ученым: «кому вы это будете про­да­вать»? Все это так, все понятно; нужно знать, кому про­да­вать, но необ­хо­димо и давать воз­мож­ность ученым просто рабо­тать, не только за то, чтобы то-то продать, — иначе ничего не будет. Дви­же­ния не будет. Люди должны свои замыслы воп­ло­щать, что-то пред­ла­гать новое, искать, оши­баться, нахо­дить. А о про­да­жах… Ну, на то вы и адми­ни­стра­торы, чтобы решать такие вопросы.