Теницкий Андрей Васильевич

Напролом Арктику не победить

Мне не нравится слово "поко­рять". Поко­рять — это не про Арктику, с ней надо рабо­тать, дружить, уважать, потому что без ува­же­ния к такому мощному соз­да­нию, как Арктика, нельзя. Мы там пришлые люди, там своя уни­каль­ная эко­си­стема, которую нужно не повре­дить. Пришел, раз­ло­мал, покорил — с ней так нельзя, тогда можно погиб­нуть самому и все уни­что­жить. С ней надо акку­ратно, любя рабо­тать — даже на мощном ледо­коле.

Это только в книжках пишут, что море — это роман­тика, на самом деле море — это тяжелая работа. Я вначале ходил в Атлан­тике, где нет льда; кроме моро­зилки в холо­диль­нике, я нигде его не видел. На Балтике, откуда я родом, нет льда. Первый раз я лед увидел, когда в начале нулевых попал на ледокол. А еще я раза три уходил с кора­блей, хотел рас­статься с морем, и где я сейчас? Опять в море.

Я человек старой закалки, у меня отец военный. Раньше было все просто, не спра­ши­вали: сынок, кем ты хочешь быть? Вперед, в училище — и будешь военным. Посту­пил, в 1985 году окончил — и сразу на Север­ный флот. На Бал­т­флоте у меня отец служил, был коман­ди­ром диви­зи­она кора­блей, фамилия доста­точно громкая, поэтому, чтобы не гово­рили за спиной, что меня кто-то при­строил, я уехал на Север. Еще кур­сан­том я узнал, что здесь бывают морозы и под 45 гра­ду­сов. Для нас, в бал­тийских шинелях, это был просто шок. Я родился в Бал­тийске, оту­чился в Кали­нин­граде: пред­ста­в­ля­ете, что там за погода, а здесь север­ный вариант. Отслу­жил я в Воо­ру­жен­ных силах 18 лет. После отставки хотел поме­нять что-то в жизни — уйти с флота в другую воо­ру­жен­ную струк­туру, но, когда я уво­лился, что-то не сло­жи­лось. Обе­щан­ной работы и долж­но­сти при­шлось долго ждать, а есть надо было что-то прямо сейчас.

Мне было 35 лет, на дворе конец девя­но­стых, я искал работу. С моей тягой ко всему новому и инте­рес­ному идти на хле­бо­за­вод, моло­ко­за­вод или соби­рать метал­лолом? Ну нет! Я не гума­нита­рий, я человек инже­нер­ного склада. Идти даже инже­не­ром на хле­бо­за­вод? Я, конечно, знаю, как важен хлеб, но это скучно. Надо рабо­тать там, где инте­ресно. Конечно, я пошел в гра­ждан­ское паро­ход­ство. Пришел в ФГУП "Атом­флот" совер­шенно слу­чайно, устро­ился инже­не­ром спец­связи. В 2000 году попал на ледокол чет­вер­тым помощ­ни­ком капитана, прошел весь путь, потом изъявил желание стать стар­по­мом.

Чтобы знать ледокол, нужно расти; а не так, что пришел — и сразу стал главным. Нужно изучить ледокол, потому что это не просто судно, это еще и ядерный объект, у нас реактор. И помимо простой ответ­ствен­но­сти за меха­низмы это еще и сума­с­шедшая ответ­ствен­ность в области атомной энергии. Я в душе карье­рист, по всем военным доку­мен­там я под­хо­дил на гра­ждан­скую работу началь­ни­ком ради­о­стан­ции, нави­га­то­ром и штур­ма­ном вплоть до капитана. И вот я здесь, в Арктике.

В Арктике есть свои пре­ле­сти: белые медведи, моржи, север­ное сияние, лед. Кстати, он очень быстро растет, осо­бенно если молодой. Сегодня 10 см, завтра 15 см, после­зав­тра уже 25 см, потом 30−40. И вот с этой массой нам при­хо­дится рабо­тать. Ломаешь льдинку, она начи­нает дыбиться кверху. Это нам, может быть, не страшно, уже при­вык­шие. И то порой думаешь: "Ничего себе, может и на палубу запры­г­нуть". Все так тор­же­ственно и вели­че­ственно выгля­дит. Хотя, честно говоря, мы на это вни­ма­ния не обра­щаем. У нас не худо­же­ствен­ная про­фес­сия. Мы рабо­тать пришли, а не краски раз­ма­зы­вать.

Как мы всегда говорим, самый лучший ледокол — это ветер. То, что не можем сделать мы, хоть все ледо­колы в одну точку поставь, то сделает ветер. Он может все рас­та­щить, рас­ки­дать, раз­ло­мать, когда очень сильный. А лед! Пред­ста­в­ля­ете, лед полтора-два метра, и его начи­нает ломать ветер. Ветер дует, масса льда начи­нает дви­гаться, как мил­ли­ард тонн бетона. И этот бетон друг на дружку дви­жется. Хотя, когда очень низкие тем­пе­ра­туры, до минус 55, тогда ветра нет, даже можно сказать, что воздух стоит. И когда ледокол ломает лед, сразу пар идет вверх, стоят такие дымовые свето­вые столбы, они не шеве­лятся вообще.

Насто­я­щий ледо­коль­щик по льду не едет, он хочет идти по воде. По тре­щин­кам, где-то раз­ло­м­чики найти. Зачем долбить технику, пусть даже она и большая, мощная, мы же ее уни­что­жим, нельзя так. Лучше подо­ждать пару часов, пол­су­ток, я лучше постою, при­тор­можу, я просто знаю, что течение "отра­бо­тает", какая-то дырочка воз­ник­нет, и я там пройду. Ледокол же не озна­чает, что он должен идти и колоть по прямой линии. Надо учи­ты­вать природу, течение, ветер. Где-то посмо­трел, пере­ждал, где-то дал вперед, чтобы успеть, где-то отыграл и идешь по графику. Напролом Арктику не побе­дить, она тебя не пустит.

Упра­в­ле­ние ледо­колом — это не только расчет, это что-то более тонкое. Если есть какие-то слож­но­сти, у меня сразу сра­ба­ты­вает чуйка, и я заранее иду на мостик. Если знаю, что мы будем про­хо­дить тяжелый по ледовой обста­новке участок, — есте­ственно, стрем­люсь все кон­тро­ли­ро­вать. У нас расчеты, как на дороге авто­мо­биль­ной: вы знаете, что из одной точки в другую вы при­е­дете за опре­де­лен­ное коли­че­ство времени, плюс-минус пробки.

Нужно уметь читать лед, погоду. Будь ты хоть супер-мате­ма­ти­ком или физиком, но если не умеешь дружить с погодой и со льдом, ты не про­е­дешь, а значит — задачу не выпол­нишь. В голове идет посто­ян­ный анализ: а что здесь было неделю назад, какие были ветра, течения?

Ледовые карты старые подняли, посмо­трели. Ага, глобаль­ное дви­же­ние сюда, сейчас все встало. Понятно, начи­наем рабо­тать. Ледовые карты при­сы­лает штаб, всё в режиме онлайн. То есть я могу посмо­треть, что было месяц назад, и вижу, что сегодня в районе, который мне нужен.

Бывают такие ситу­а­ции, когда идешь, лиди­ру­ешь. Ледокол впереди, и за ним на дистан­ции от трех до десяти кабель­то­вых (500–1800 метров) — пароход. Мы идем, и вдруг нео­жи­данно торос попался, лед тяжелый, и ледокол встал, а сзади пароход идет, который не может сразу оста­но­виться. Пароход может дать по тор­мо­зам — при­мерно, как авто­мо­биль на сколь­з­кой дороге, а ведь пароход гру­же­ный и большой, он может догнать тебя, и будет совсем нехо­рошо. И тогда начи­на­ешь "Вайгач", как живое суще­ство, просить: "Ну давай, дорогой, давай!". Мы же видим, что не глухо встали, дви­же­ние есть. Ледокол дрожит, и я раз­го­ва­ри­ваю с ним. А как иначе?

Однажды у "Вайгача" была уни­каль­ная опе­ра­ция — швар­товка в откры­том море ледо­кола к воен­ному кораблю для бун­ке­ровки пресной водой. Так говорят, хотя я уни­каль­но­сти здесь никакой не вижу. Мы пока­зали, что атомный ледокол может и этим зани­маться помимо всех своих основ­ных задач. Мы обес­пе­чи­вали про­водку кара­ва­нов судов Военно-мор­ского флота после участия в учениях "Восток-2018". Воз­ни­кла необ­хо­ди­мость попол­не­ния запасов питье­вой воды на одном из судов кара­вана. Для них пресная вода, для всех судов, что военных, что гра­ждан­ских, — это про­блема. У них нет таких емко­стей, чтобы залить и сделать нор­маль­ную пресную воду. А у нас хорошая мине­рали­зо­ван­ная вода — 600 тонн. Это очень много воды, причем у нас две опрес­ни­тель­ные уста­новки, которые варят каждый день эту воду по 60 тонн каждая. Мы каждый день варим 100 тонн воды, отчего бы не дать, если людям надо. 100−150 тонн воды на пять-шесть судов мы отдали и тут же нава­рили новой.

Команда важна. Один капитан, будь он даже супер­ге­рой, ничего не сделает. Штатно на "Вайгаче" — 82 чело­века, но обычно у нас больше — под сотню. Это стажеры, ученики. Надо учить людей, ведь строят новые ледо­колы, кто там будет рабо­тать? Их же из Мака­ровки (Уни­вер­си­тет мор­ского и речного флота им. Мака­рова) не наберут, при­хо­дят люди, а техника совре­мен­ная и спе­ци­фич­ная, вот мы их учим. Кого-то себе оста­в­ляем, кого-то отдаем на другие ледо­колы. Мы этот костяк лепили, который сейчас на "Вайгаче", лет шесть-семь. Экипажи обно­в­ля­ются, но костяк 80% у меня сохра­ня­ется. Его нужно создать и сохра­нять. Где-то бороться за людей, где-то помо­гать им. Я считаю, что людей надо поощрять за их заслуги, даже малень­кие, причем нео­бя­за­тельно денежно, просто бла­го­дар­ность капитана, руко­вод­ства. Мне это нравится, и у меня очень много людей поощрены. Нужно отме­чать людей, потому что если ты это делаешь, так и экипаж рабо­тает, а не просто испол­няет пору­че­ния. Каждый выпол­няет свои задачи, на своих уровнях, и я ста­ра­юсь всегда, чтобы не было никакой вражды, а было пони­ма­ние. Мостик понимал меха­ни­ков, а они — мостик, что мы делаем одно и то же. Надо зака­лять дух кол­лек­тива: если будет дружный и спло­чен­ный кол­лек­тив, то он сам будет помо­гать в выпол­не­нии необ­хо­ди­мых задач. Даже в кри­ти­че­ских ситу­а­циях меня никто никогда не под­во­дил. Делаем мы все вместе — одно дело.

Всегда хочется про­во­дить больше времени с семьей. Жена со мной уже очень давно, почти 35 лет. Как она отно­сится к моей работе? Я то родину защищал, то просто работаю, отдаю свой долг работе. Мы недавно с женой ходили на фильм "Небо". У меня — как там у главных героев. А куда деться, когда долг зовет? Это просто работа. У меня она такая; есте­ственно, семья ее при­ни­мает. Дочь взро­с­лая, растет внучка, но по моим стопам они не пойдут. У женщин, как я думаю, другая задача.