НИКИЭТ и молодежь
Я оказался в п/я 7291 (НИИ8 — НИКИЭТ) Минсредмаша в начале июня 1977 г. по приглашению заместителя директора, члена-корреспондента РАН Ивана Яковлевича Емельянова сразу после окончания аспирантуры МИФИ.
Определили меня в отдел 33 под начало талантливейшего ученого и руководителя Алексея Ивановича Клемина. Специализация отдела совсем не соответствовала моей специальности (теоретическая ядерная физика), но так было надо. Позднее это определило мою дальнейшую судьбу и вторую мою специальность.
Встретили меня отлично. Во-первых, мне определили четырехдневную рабочую неделю с неограниченным доступом к вычислительным средствам по выходным дням (для доработки диссертации и эффективного решения поставленных мне задач). Во-вторых, выделили мне, кроме рабочего стола, «укромное место» для «дрема» на адаптационный период, поскольку свободный аспирантский режим кардинально отличался от жесткого режима почтового ящика. Впоследствии нам (особой команде) отвели отдельное защищенное помещение, персональные портфели и железные шкафчики для их хранения в рабочее время.
Все это — чуть позже, а сначала по существующей традиции меня отправили «на картошку» в Талдомский район. Коллектив подобрался дружный, веселый, молодежный. В свои 26 лет я оказался старее всех. Однажды ребята что-то не поделили с местной «ОПГ» и были избиты ночью прямо в кроватях. В это время мы с конструктором Володей Чаплыгиным работали в ночную смену в коровнике, в двух километрах от места проживания. Один из пострадавших сумел вырваться и добежать до нас. Как бывшему командиру оперативного отряда Красногвардейского района г. Москвы, имеющему практический опыт борьбы с бандитизмом, мне удалось пресечь побоище и организовать показательный суд. После этого меня вновь «приняли в комсомол» и избрали председателем Совета молодых специалистов.
Отдел 33 в основном был молодежный, включая молодого доктора технических наук А. И. Клемина. Поэтому между собой все были на «ты», а с руководителями и старшими коллегами, конечно же, на уважительное «вы».
Исключением было празднование Нового года (придумка Клемина). Он всегда был Дедом Морозом, а последняя из вновь принятых сотрудниц назначалась Снегурочкой. В шапке заранее разыгрывался жребий, кто кого поздравляет в прозе или в стихах, обращаясь к визави на «ты», чтобы никто не догадался. Аналогично праздновался день 8 Марта.
Главная и важнейшая традиция Минсредмаша — доверие и беспрецедентная помощь молодежи, — как в повышении квалификации, так и в решении социальных проблем. Это автоматически воспитывало абсолютную гордость за институт. На всех молодежных конференциях доклады, выступления и даже вопросы к докладчику начинались со слов «Ордена Ленина НИКИЭТ …».
У нас и поговорка ходила: «Этот маленький секрет знает только НИКИЭТ».
Директорат был всегда доступен Совету молодых специалистов. Николай Антонович Доллежаль регулярно приглашал нас к себе, интересовался организацией очередной конференции, рассказывал об основных задачах института.
На одной такой встрече он спросил меня: «Откуда вы?». Я ответил: «Из Тюмени». — «А какой там самый маленький заводик?». — «Обозостроительный. Там делают телеги и сани». — «Так вот, Валерий, РБМК таков, что его можно построить на этом заводике».
Конечно, это была шутка, но в ней лишь доля шутки. Это проявление любви к своему детищу.
Свое дело надо любить, иначе все обернется бедой. Если бы не разгильдяйство и равнодушие спецов от традиционной энергетики, то не было бы Чернобыля.
Кстати, я считаю, что институт Советов молодых специалистов архиважно вернуть в современную практику.
Теперь о доверии к молодежи. За свою четырехдневную неделю я должен был безусловно и в срок выполнять порученные задания.
Первым заданием было написание типовой программы обеспечения надежности ЯППУ на этапе проектирования. Для меня, физика-теоретика, эта задача казалась невыполнимой. Однако надо отдать должное строгой заботе Клемина: у меня все получилось. Эта программа отработала с 1978 года по 2005-й!
Второе особо важное задание нам дал Ефим Павлович Славский: разобраться со сроками вывода ядерных объектов сибирских АЭС: АИ, А (Челябинск), затем Иван-1 (Томск), а затем и АД3 (Красноярск). Они многократно превысили назначенный срок службы.
Для выполнения этой задачи организовали рабочую группу: два физика-теоретика (27 лет и 25 лет); конструктор-технолог (26 лет); математик (25 лет); позднее к нам присоединились два экономиста (30 лет и 26 лет). К группе был приставлен старший товарищ-наблюдатель — Михаил Иванович Абрамов, который держал непрерывную связь с руководством. Его любимым выражением было: «Это не по моей зарплате». По существу, он стал нашим воспитателем. Ему хватало забот, поскольку группе были даны беспрецедентные полномочия: вызывать на промплощадку «в любое время дня и ночи» какого угодно специалиста любого предприятия. Принимающая сторона встречала нас на черных «волгах» прямо у трапа самолета. Задание было успешно выполнено.
В институте работал НТС и диссертационный совет, на котором защищались не только кандидаты и доктора, но и дипломники. Очень хорошая практика! В таких условиях дипломник становится взрослым практически мгновенно.
В стимулировании осознанного стремления выполнить работу лучше всех особое значение имело социалистическое соревнование. Портреты победителей форматом больше, чем А3, вывешивались на Доске почета института. Существовала и Доска почета отдела. Жаркое обсуждение кандидатов на выдвижение подбрасывало нам адреналина в кровь и было не сравнимо ни с чем. Денежное вознаграждение казалось нам второстепенным.
За шесть лет работы мне посчастливилось четырежды попасть на Доску почета института и дважды — на Доску почета отдела.
В 1986 г. в составе делегации атомщиков СССР я посетил компанию «Вестингауз» (г. Питсбург, США). Кроме всего прочего, там мы увидели красочные баннеры с поздравлением какого-то подразделения. Сотрудники весело бегали змейкой с радостными возгласами и огромными прозрачными мешками с кукурузными палочками. Я с удивлением спросил принимающую сторону: «Что это значит?». Он ответил: «Это ваше соцсоревнование по-американски».
Считаю, что соревнование в его прежнем виде, а также Доски почета архиважно вернуть в современную практику!
Теперь о помощи. К началу 1980 г. я завершил работу над «Теорией возмущений …» и оказался в критической и отчаянной ситуации относительно ее дальнейшего продвижения. На помощь пришел Иван Яковлевич Емельянов. Он предложил издать ее в формате препринта. Печатал ее сам на «Эрике» десятипальцевым методом (!) во время отпуска. Так в НИКИЭТ появился препринт №1 серии 1, и кризис миновал.
Говоря казенным языком, производительность труда и общая благоприятная атмосфера в институте поддерживалась развитой художественной самодеятельностью, причем с участием не только молодежи.
На фоне строгого режима в институте был реализован уникальный проект — Клуб любителей кино. Клуб организовывал просмотры фильмов отечественного и зарубежного производства ограниченного проката с приглашением отечественных артистов.
Огромное значение имел спорт: соревнования по футболу между отделами,
лыжные кроссы.
Блицтурниры по шахматам во время обеда — как внутри отдела, так и общеинститутские — были неизлечимой и бурно протекающей эпидемией. Участвовать и даже «болеть» — лучший отдых в обед и после работы (при необходимом оформлении задержки на рабочем месте).
Нашим отделом, т.е. Олегом Федоровым и мной, была организована секция по боксу «Кому за тридцать» в спортзале соседней школы.
Когда стало модным каратэ, руководство института разрешило проводить секцию в фойе актового зала под руководством профессионального сэнсэя.
Наличие собственного, хорошо оборудованного и отлично организованного пионерского лагеря тоже является огромным социальным плюсом. Мне посчастливилось отработать по одной смене вожатым второго отряда, а на следующий год — первого отряда. Об этом можно писать мемуары.
П/я 7291 — режимное предприятие, и дисциплина была на высочайшем уровне. Поначалу это угнетает, но затем «впитывается в кровь», и без строгого порядка уже неинтересно становится работать.
Экстремальная ситуация была при мне только одна: обвалилось несколько плиток потолка в актовом зале как раз над центральным проходом. Осколками легко поранило двух-трех человек. Если бы это произошло над креслами, то было бы намного хуже.