Сухов Александр Анатольевич

Сойки, Галки, Яхонт и Янтарь

В СНИИП я попал в 17 лет бла­го­даря моему школь­ному това­рищу, который тут работал и позвал меня сюда. Большим пре­и­му­ще­ством работы в СНИИП было наличие отсрочки от армии, которая поз­во­ляла попро­бо­вать посту­пить в вуз и про­дол­жить обу­че­ние. Процесс приема на работу занял опре­делён­ное время, так как при­шлось про­хо­дить про­верку, и на работу я устро­ился в августе 1979 года. Меня опре­де­лили в сбо­роч­ный цех, в котором мне и пред­сто­яло про­ра­бо­тать всю свою жизнь. Ко мне при­кре­пили настав­ника: он помогал мне, объ­яс­няя спе­ци­фику работы на этом пред­при­ятии. Со вре­ме­нем я начал пони­мать, что мне больше нравится не паять платы, а рабо­тать с про­во­дами, и мне стали давать больше заданий, свя­зан­ных с моей склон­но­стью.

Через неко­то­рое время выяс­ни­лось, что полу­чить отсрочку от армии я не успеваю и попадаю под осенний призыв. Я отправился к началь­нику военно-учет­ного стола Олегу Нико­ла­е­вичу Новиц­кому, бывшему адъю­танту маршала Чуйкова. Он велел пройти мед­ко­мис­сию в воен­ко­мате и ждать. Мне должна была прийти повестка о призыве. Прихожу в цех, а мастер мне говорит: "Не хочешь ли съез­дить в коман­ди­ровку на Ново­во­ро­неж­скую АЭС?" Почему бы и нет?! Я поехал туда и пробыл до 28 декабря. Повестка так и не пришла.

В 1984 году бронь сняли, и не только со СНИИП, но со всех пред­при­ятий СССР. В воен­ко­ма­тах было не про­тол­к­нуться, как в мага­зине за дефи­ци­том, просто толпы. Но я уже не попадал под призыв по семейным обсто­я­тель­ствам — к тому времени у меня было двое детей. Я про­дол­жал рабо­тать. В этом же 1984 году меня назна­чили бри­га­ди­ром, поставив под мое руко­вод­ство 24 чело­века. Работу делали разную, не только для атомной отрасли. Много заказов было от военных, от ВМФ, авиации, хими­че­ских войск. Мы обо­ру­до­вали при­бо­рами и суда ледо­коль­ного флота. Лично я при­ни­мал участие в работе над ато­мо­хо­дами "Таймыр" и "Вайгач", ледо­колом "Совет­ский Союз". Я получил раз­но­сто­рон­ний опыт и к 1986 году повысил разряд с 3-го до 7-го по вось­ми­раз­ряд­ной сетке. А в 1988 году меня назна­чили масте­ром участка.

Из-за извест­ных событий 90-х отрасль стала раз­вали­ваться. Это отра­зи­лось и на СНИИП. Сбо­роч­ный цех закрылся 1 октября 1995 года. Из 150 человек оста­лось 20, осталь­ных при­шлось сокра­тить. А нам сказали: «Сможете выжить — выжи­вайте!». И мы выжи­вали, как могли, брали любую работу. В 1998 году ситу­а­ция начала нала­жи­ваться. Мы полу­чили заказ на изго­то­в­ле­ние кора­бель­ной дози­мет­ри­че­ской уста­новки для над­вод­ных кора­блей, стали снова наби­рать людей. Меня назна­чили началь­ни­ком участка, а когда набрали еще людей — сделали заме­сти­те­лем началь­ника цеха, а позже — испол­ня­ю­щим обя­зан­но­сти началь­ника сбо­роч­ного цеха. Нашей основ­ной работой было собрать приборы в соот­вет­ствии с чер­те­жами, про­те­сти­ро­вать и пере­дать ОТК.

Отдель­ной строкой в историю СНИИПа вписан Чер­но­быль. Когда про­и­зо­шла авария, туда направили сотруд­ни­ков инсти­тута. И никто не отка­зался. В то время не было штатных дози­мет­ров. Тогда гово­рили: «Все знают, что такое ради­а­ция, но никто не знает, как ее мерять». И в крат­чайшие сроки в СНИИП были раз­ра­бо­таны дози­мет­ри­че­ские приборы, кото­рыми осна­стили лик­ви­да­то­ров аварии. Очень многих участ­ни­ков тех событий уже нет в живых, ведь им при­хо­ди­лось рабо­тать внутри 30-кило­мет­ро­вой зоны, вплоть до эпи­цен­тра взрыва. В основ­ном это были сотруд­ники раз­ра­ба­ты­ва­ю­щих отделов. Они совер­шили насто­я­щий чело­ве­че­ский подвиг.

Еще одна важная веха в жизни СНИИП — сотруд­ни­че­ство с косми­че­ской отра­с­лью. Напри­мер, аппа­ра­тура, в изго­то­в­ле­нии которой я лично при­ни­мал участие, была отпра­в­лена к Марсу, это проекты Фобос-1 и Фобос-2.

Заказы, в зави­си­мо­сти от отрасли, имели свое коди­ро­ван­ное назва­ние. Так, заказы по космосу назы­вались именами птичек: «сойка», «галка» и т. п. Заказы для ледо­колов имели назва­ния ред­ко­зе­мель­ных метал­лов: «лантан», «цезий». Заказы для кора­блей назы­вались именами этих судов: «Ясень», «Борей». Заказы для кали­нин­град­ских пред­при­ятий обо­зна­чались как «Яхонт» или «Янтарь», для питер­ских верфей — «Адмирал», «Балтика». Сейчас заказ — это просто аббре­ви­а­тура из цифр и букв. Так что поэзии в нашей работе стало меньше.

Спе­ци­фика нашей про­дук­ции требует высо­кого каче­ства. Недо­четы выя­в­ля­ются еще на стадии монтажа и сборки, затем следует про­верка ОТК. После чего про­во­дятся испы­та­ния. 100 % наших при­бо­ров про­хо­дят испы­та­ния на тряску на спе­ци­аль­ном стенде, стан­дарт­ная тряска про­во­дится в течение 10 минут с часто­той 25 Гц и силой 1 g. Также 80 % при­бо­ров про­хо­дят испы­та­ния на гер­метич­ность. В основ­ном это блоки детек­ти­ро­ва­ния. Про­из­во­дится это сле­ду­ю­щим образом. Блок опус­ка­ется в воду, в прибор пода­ется дав­ле­ние и, если нет пузырь­ков, значит, блок гер­мети­чен. Время про­верки, как правило, 15 минут. Есть еще один вид испы­та­ния — на удар. У нас есть спе­ци­аль­ный цех, где молот бьет по детали с силой 1000 g. Сила удара такова, что у окру­жа­ю­щих закла­ды­вает уши!

По работе мне при­хо­ди­лось ездить в Китай, на стро­и­тель­ство Тянь­вань­ской АЭС. Меня впе­чат­лило, как китайцы рас­чи­щали пло­щадку под стро­и­тель­ство 3-го и 4-го энер­го­бло­ков станции. АЭС рас­поло­жена в невы­со­ких горах, и чтобы рас­чи­стить место, скалу взры­вали, а обломки тут же засы­пали в камне­дро­биль­ные машины, которые сразу делали из них щебенку и исполь­зо­вали ее для ремонта дорог. Еще удивила орга­ни­за­ция пере­дви­же­ния по станции, которое осу­ще­ст­в­ля­лось по тон­не­лям. В них не жарко и доста­точно ком­форт­ный микро­кли­мат. Тоннели выло­жены мра­мо­ром, и через каждые 50-100 метров стоит китайская девушка и нати­рает мрамор до блеска. А когда я увидел, как китайские рабочие паяют провода, я был просто поражен: работу, которую у нас выпол­няет один спе­ци­алист, у них делают четверо! Китайские спе­ци­али­сты, как правило, имеют очень узкую спе­ци­али­за­цию, тогда как наши обла­дают гораздо более широким набором навыков.

Осо­бен­но­стью СНИИПа всегда было отно­ше­ние к работе. Люди рабо­тали «за совесть». Чтобы выпол­нить заказ в уста­но­в­лен­ные сроки, тру­ди­лись сверх­у­рочно, даже не спра­ши­вая, оплатят ли им эти сверх­у­роч­ные часы. Те, кто «валял дурака», долго тут не задер­жи­вались, потому что не могли влиться в кол­лек­тив. Мне нрави­лось рабо­тать на этом пред­при­ятии. В период «развала» 90-х воз­ни­кло много неболь­ших ком­па­ний, которые зани­мались авто­мо­биль­ными сиг­нали­за­ци­ями и подоб­ным обо­ру­до­ва­нием. Я взял отпуск за свой счет и попро­бо­вал пора­бо­тать на одном из них, но быстро зато­ско­вал по СНИИПу и вер­нулся назад. Инсти­тут (за исклю­че­нием периода 90-х, когда он просто выживал) хорошо отно­сился к своим сотруд­ни­кам. Орга­ни­зо­вы­вал экс­кур­сии, поездки, строил жилье. СНИИП построил три дома, где сотруд­ники полу­чили квар­тиры. Соз­да­вались все условия для нашей эффек­тив­ной работы. Было отлич­ное меди­цин­ское обслу­жи­ва­ние, на тер­ри­то­рии раз­ме­ща­лась своя поли­кли­ника, уком­плек­то­ван­ная врачами всех спе­ци­аль­но­стей. Я бы сказал так: «Человек был во главе всего».