Моя работа в «Висмуте»
Известный советский театральный режиссер А. Акимов писал, что мемуары являются весьма своеобразным жанром литературы. Военные деятели в своих воспоминаниях, как правило, утверждают, что если бы вышестоящее командование послушалось их рекомендаций, то была бы выиграна не только отдельная операция, но и вся война. Не отстают от них и штатские мемуаристы, чрезвычайно преувеличивающие свою роль в описываемых событиях. Поэтому я заранее прошу извинить меня, если читатели почувствуют, что меня, помимо моей воли, заносит по поводу значения собственной персоны в описываемых событиях, касающихся моей работы в «Висмуте» в составе бригады Г. А. Никифорова. Эти заметки не представляют собой что-то цельное, а являются отдельными эпизодами, нанизанными, как бусинки, на нить памяти. А память, как известно, вещь ненадежная, учитывая, что со времени описываемых событий прошло более полувека.
Будучи студентом-дипломником шахтостроительного факультета Московского горного института им. И. В. Сталина, я был приглашен в одну из пустующих аудиторий, где сидел человек в штатском, который представился майором Макаровым. Кроме меня, были поодиночке приглашены еще шесть человек из нашей группы. Майор вручил анкету для заполнения и взял расписку о неразглашении. В анкете были вопросы: участвовал ли я в белом движении, был ли в эмиграции, был ли интернирован, принимал ли участие в партийной оппозиции и т.п. — по малолетству я в этих событиях принимать участия не мог.
С майором было еще несколько бесед. Наступило время распределения. Всех вызывали по одному на комиссию, кроме нас семерых. Нас как будто не существовало в природе. Это очень угнетало. Через некоторое время мне сообщили, что я должен явиться в спортзал Московского механического института, расположенный на территории Павелецкого рынка, напротив Павелецкого вокзала. Сейчас и рынок, и спортзал снесены, и площадь перед вокзалом значительно увеличилась. Там мне другой «майор» объяснил, что я должен явиться в здание фабрики-кухни, расположенной на Б. Тульской улице перед мостом Павелецкой железной дороги. Там располагалась организация, которая спустя много лет, претерпев множество изменений в наименовании, стала называться ОАО «ВНИИПромтехнологии». Нас пятерых (двое из семи были посланы в Кривой Рог) определили в отдел шахтостроения и горной механики. Главный инженер отдела — симпатичная и строгая Надежда Алексеевна Коллегова (выпускница МГИ 1936 г.) — после года работы сообщила мне, что я должен в составе специальной бригады под руководством Г. А. Никифорова выехать в ГДР ориентировочно на полгода.
Я познакомился с Георгием Андреевичем Никифоровым. Это был довольно молодой, очень энергичный зам. главного инженера проекта Первомайского рудника в Кривом Роге. В прошлом боевой офицер, окончивший войну в Вене, он хорошо владел немецким языком. Забегая вперед, скажу, что он наиболее полно отвечал качествам, необходимым руководителю бригады. Существенным недостатком стиля работы Георгия Андреевича было нередкое создание нервной атмосферы, что, естественно, не влияло положительно на его восприятие сотрудниками.
Георгий Андреевич Никифоров родился 22 января 1919 г. в г. Улан-Удэ (Бурят-Монгольская АССР). Окончил Иркутский горно-металлургический институт (1940). Горный инженер по геологоразведочной специальности. После окончания института работал горным мастером, начальником участка на шахте Ононо-Оловянинского рудника (1940-1941, Читинская обл.). В 1941-1946 гг. служил в Красной Армии, награжден боевыми орденами, медалями. После демобилизации учился в аспирантуре НИИ-9 (1946-1949). С 1951 г. работал в ПромНИИпроекте. В 1954-1959 гг. возглавлял проектную бригаду в СГАО «Висмут». За успешное проектирование и участие в реконструкции объектов СГАО «Висмут» награжден орденом «Знак Почета».
Мы выехали в ГДР. В Бресте случилась нестыковка, в результате чего мы смогли посетить Брестскую крепость. На другой день выехали европейским поездом, тогда смена вагонных тележек при переходе на европейскую колею еще не практиковалась. По Польше проезжали 22 июля — в День возрождения Польши. Вокзалы были украшены портретами первого секретаря ЦК ПОРП Б. Берута и министра обороны, маршала Польши К. Рокоссовского. Странно было видеть прославленного советского маршала в польской форме. Прибыли в Дрезден, где нас ждал висмутовский большой скоростной автобус «Австрофиат». Развивая на автобане скорость до 100 км/час, он за час доставил нас в Зигмар, где мы разместились на вилле на Паркштрассе, 2. Официально улица почему-то называлась Менделеевштрассе.
На следующий день нас представили в 3-м управлении и разместили по отделам. Я попал в горный отдел, где большинство сотрудников, начиная с начальника отдела В. Овчинникова, были выпускниками Московского горного: Ю. Дмитриев, И. Назаров, Л. Стариков, А. Ягнаков. Кроме того, здесь работали донбассовец В. Шарапов, свердловчанин Н. Шведов и еще один уралец, фамилию которого я, к сожалению, не помню. Позднее к ним присоединился выпускник Московского цветмета А. Петросов (впоследствии—доктор технических наук, профессор Московского горного института). Обстановка в отделе была очень благожелательной по отношению друг к другу, и мы плодотворно сотрудничали. Нас хорошо приняли руководитель небольшого остававшегося на Объекте коллектива О. Колоколов (впоследствии профессор, доктор технических наук Днепропетровского горного института) и выпускник Ленинградского горного института Вадим Михайлович Мельниченко. Благодаря их содействию мы в течение двух недель выполнили свое задание, что вошло частью в заключение бригады. Предлагалось передать эксплуатацию рудника немецкой стороне, сжигать уголь на одной электростанции и передавать золу на обогатительную фабрику «Висмута». В таком режиме рудник проработал до 1959 г.
К концу 1954 г. деятельность бригады была перенесена на рудники Роннебургского рудного поля в Тюрингии (Шмирхау, Лихтенберг, Пайцдорф, Ройст). Первые три разрабатывались небольшими шахтами до горизонта 120 м. Большие запасы и низкое содержание металла в руде требовали извлечения большого количества горной массы и применения систем разработки, в корне отличных от систем, применяемых на жильных месторождениях Саксонии. Проектное задание должна была делать Москва, что заняло бы очень много времени. По инициативе Г. А. Никифорова на основании имеющихся данных бригада составила проектные соображения, которые шеф доложил на техсовете «Висмута». После оживленного обсуждения было принято решение немедленно начать строительство рудника Шмирхау с проходки вертикальных стволов, не дожидаясь окончания разработки проектного задания. Это решение заключало в себе значительную долю риска, но позволило начать строительство на полгода раньше.
В конце декабря 1954 г. состоялся разговор Г. А. Никифорова со мною и Е. Котенко. Он спросил, можем ли мы выпустить проекты проходки вертикальных стволов по параллельной схеме производства работ на руднике Шмирхау, если он получит рабочие чертежи основного проходческого оборудования из Союза, примененного им на проходке ствола «Северная Вентиляционная» в Кривбассе. Надо сказать, что, находясь в 1952 г. на практике в Кузбассе, я продолжительное время проработал горным мастером на проходке клетевого и скипового стволов шахты №12 им. Л. М. Кагановича (впоследствии — шахта им. XXV съезда КПСС), проходимых по параллельной схеме шахтоуправлением «Черкасов Камень» комбината «Кузбассшахтострой» вблизи г. Киселевска. Поэтому на вопрос последовал наш ответ: да, сможем. Чертежи были получены, изучены нами и переданы для изготовления оборудования на завод №536, где его руководитель А. А. Пшеничный быстро и качественно организовал изготовление оборудования в двух экземплярах для клетевого и скипового стволов рудника Шмирхау (стволы №367 и 368).
В этот момент возникла непредвиденная ситуация. Узнав о наличии двух комплектов оборудования, А. Стариков без нашего ведома обратился к гендиректору В. Н. Богатову с просьбой передать один комплект для реконструкции ствола №366 на Альбероде с целью переделки прямоугольного ствола на круглый диаметром 5,5 метра. Гендиректор дал согласие, а шеф, узнав об этом, закатил мне разнос, как будто бы оборудование было у меня на материальном хранении. В итоге пришлось заказать третий комплект, в результате чего проходка более глубокого скипового ствола №368 началась позднее.
Так как немецкими правилами безопасности не предусматривалась параллельная схема сооружения стволов, я и один сотрудник бригады были посланы Г. А. Никифоровым на народное предприятие «Шахтбау» в г. Нордхаузен с целью получения отзыва на проект от единственной в республике шахтостроительной организации. Однако дирекция «Шахтбау» (доктор Арнольд, позднее профессор Фрайбергской горной академии) уклонилась от оценки проекта и ограничилась лишь выражением интереса к осуществлению этой работы. Некоторое время проходкой этих стволов руководил криворожанин Симченко. Это было самое трудное время освоения немецкими бригадами параллельного способа проходки. Благодаря разъяснительной работе ситуация нормализовалась и была достигнута скорость 58 м/мес , в то время как на немецких шахтах этот показатель не превышал 30 м/мес. Это событие отмечалось в прессе.
Ко мне обратился с просьбой о помощи глубоко уважаемый мной В. Овчинников: у них не ладятся дела на площадке шахты №366 с изъятым у нас комплексом. Я не мог ему отказать, да и обида притупилась. Вместе с ним едем на промплощадку и на месте быстро решаем вопросы приспособления оборудования для ствола диаметром 5,0 м к стволу диаметром 5,5 м.
В августе 1955 г. я и Б. Дудников выпустили проект проходки фланговых вентиляционных стволов шахты №369 и №370 рудника Шмирхау. Если первые стволы проходили на оборудовании, которое не подверглось изменениям, то здесь на основании опыта проходки стволов №367 и №368 были внесены коррективы. Откатка породы в вагонетках была заменена на транспорт самосвалами и впредь применялась на всех вновь проходимых стволах. Кроме того, только на этих стволах удалось сохранить проходческие подъемные машины с диаметром барабана 3,0 м в качестве постоянных, что позволило избежать сноса машинных зданий, демонтажа машин и сооружения их на новом месте, что не всегда удается при проходке круглых стволов, и значительно уменьшило стоимость строительства. Все стволы за исключением №369 были пройдены без осложнений. В этом стволе была встречена линза каолина, порой занимавшая до 80% сечения ствола. Пришлось срочно заменять все временное крепление постоянным, и, к счастью, при дальнейшей углубке забоя линза вышла из сечения ствола. Если бы ствол был заложен на 5-20 м южнее, никаких бы осложнений не встретилось.
К этому времени относится отделение от шахтостроительного Объекта 11 в Лаутере Объекта 17 в Гере (начальник — Ларионов), занимающегося производством горно-капитальных и строительно-монтажных работ на рудниках Роннебургского рудного поля. С сотрудниками объекта Толмачевым и Долгополовым установились хорошие деловые контакты, помогавшие решать все текущие проблемы. Для ускорения разведочных работ на горизонте 120 м шахты №358, с которым должен был сбиться ствол №367, были заложены две разведочные слепые шахты на одну одноэтажную клеть с противовесом. В марте 1956 г. мной и Е. Котенко был выпущен проект проходки сдвоенных стволов №374 и №374-бис на руднике Ройст. В отличие от предыдущих проходок эти стволы были оборудованы бадьями емкостью 1,5 куб. м вместо применявшихся ранее 1,0 куб. м. Это позволило достигнуть скорости проходки 123 м/мес., а наивысший результат в «Висмуте» — 155,5 м/мес. — был достигнут на стволе №371 с оборудованием, спроектированным 3-м управлением (М. Алексеев и А. Куракин), коллективом под руководством специалистов треста «Сталиншахтопроходка» («Донецкшахтопроходка») З. Ш. Мустафина и Бондаренко.
Подводя итоги деятельности бригады за этот период, помимо внедрения в «Висмуте» первых круглых стволов и параллельной схемы производства работ при их проходке, отмечу переход на вагонетки емкостью 1,5 куб. м вместо 0,65 куб. м, применение подъемных машин с диаметрами барабанов 4,0 и 6,0 м вместо 3,0 м (Е. Котенко). Впервые в практике «Висмута» была спроектирована и построена железнодорожная ветка нормальной колеи, осуществившая связь рудника Шмирхау с государственной сетью железных дорог (Игорь Горн). Это позволило впоследствии вывозить руду железнодорожным транспортом на строящийся под руководством бригады гидрометаллургический завод в Зелингштедте (В. П. Шулика, Л. И. Ильина). Завершились успехом работы в опытных блоках, позволившие выбрать наиболее подходящие системы разработки с учетом опасности возникновения эндогенных пожаров (Володя Марцев, Борис Забелин). Выполнен проект отработки карьера Кульмич (Виктор Воскобойников, Игорь Ильичев, Евгений Пальчиков). Над проведением всех этих работ бригада осуществляла авторский надзор.
В конце июля 1956 г. после двухлетнего пребывания в «Висмуте» я уехал в Москву, где получил первый отпуск за три года работы после окончания института. Затем последовали венгерские события, и я оказался в «Висмуте» в мае 1957 г. В это время резко возрос объем горно-капитальных работ на рудниках Роннебургского рудного поля — проходились стволы с №375 до №380, рудничные дворы, скиповый комплекс ствола №368, сбойки с выработками горизонта 120 м существующих шахт. Проходкой стволов в это время руководили опытные горняки — Тонких (впоследствии начальник главка в Минтрансстрое) и метростроевец Горяистов (позднее работник института Мосинжпроект). Последней проходкой, спроектированной бригадой по просьбе 3-го управления, был проект сооружения ствола №208w (А. Солодов и М. Шустров), выполненный для объекта в Саксонии.
В марте 1959 г. я выехал в Союз и поступил в аспирантуру Московского горного института. В 1971 г. на кафедру физико-технического контроля производства, где я работал после защиты, приехал на 10-месячную стажировку доктор (по-нашему — кандидат технических наук) Рольф Штоль из института геофизики Фрайбергской горной академии. Впоследствии он работал в НТЦ «Висмута» и защитил вторую диссертацию, став доктором наук в нашем понимании. Мы провели работу, которая легла в основу совместного доклада на ежегодно проводимом во Фрайберге Дне горняка и металлурга 21-24 мая 1974 г., в связи с чем я оказался во Фрайберге. Присутствующий там от «Висмута» бывший аспирант нашей кафедры Ильшат Абдульманов передал приглашение сотрудникам МГИ посетить «Висмут». Приглашение было с благодарностью принято профессорами Н. Картавым, Р. Подерни и мной, и мы оказались в Зигмаре, где нашим пребыванием руководил зам. главного инженера Александр Витальевич Балдин. Мы посетили рудник Шмирхау, находившийся в то время на реконструкции, Пайцдорф и Беервальде, произведшие на нас очень хорошее впечатление. На следующий день были на руднике Нидершлема-Альберода, где осмотрели комплекс оборудования для кондиционирования воздуха, и, спустившись по стволу шахты №371 и двум слепым стволам, оказались на глубине около 2 км (самые глубокие горные работы в Европе). Это было мое последнее посещение «Висмута». В 1956 г. в 3-е управление пришли работать выпускники Фрайбергской горной академии — холодновато-официальный Хайнц Ханске и жизнерадостный, коммуникабельный Гюнтер Барт. В 1974 г., когда я находился во Фрайберге на Дне горняка и металлурга, опекающий меня Рольф Штоль свел меня с Гюнтером, который к этому времени был уже проректором Фрайбергской горной академии по учебе и воспитанию. Встреча была радостной и полной воспоминаний.
В 1975 и 1977 гг. по приглашению Р. Штоля и Г. Барта я приезжал с женой на машине во Фрайберг и, будучи независимым в транспортном отношении, посетил все памятные для меня города и веси. Включая Берлин. До сих пор храню памятный сувенир от Гюнтера — редкий, исчезающий вид искусств Рудных гор — литые оловянные фигурки средневековых саксонских горняков, работающих в забое под землей, на поверхности, на обогатительной фабрике и дефилирующих на горном параде. В свою очередь я пригласил Гюнтера с женой Кристиной посетить Москву. По приезде предоставил в их распоряжение свою квартиру, где они проводили время со своим сыном Андреасом, завершавшим в то время обучение в Московском университете по специальности «геохимия». Гюнтер также приезжал в Москву в качестве руководителя делегации Фрайбергской горной академии на юбилей Московского горного института.
В начале девяностых годов я спросил у членов делегации из Фрайберга, как поживает Гюнтер Барт? В ответ мне ледяным тоном ответили, что они не знают такой фамилии и ничего не могут мне сообщить. Я подумал, что не всем объединение Германии принесло лучшие времена.
А я вновь и вновь вспоминаю счастливые годы моей работы в "Висмуте". Руководство общества часто организовывало технические экскурсии на народные предприятия ГДР горного профиля, что значительно расширяло представление о стране пребывания. Делегация во главе с главным инженером Алексеем Александровичем Александровым посетила Мансфельдский меднорудный комбинат в г. Эйслебен, где на значительной глубине разрабатывался пласт руды мощностью всего 0,3 м. Вагонетки с рудой емкостью 0,3 куб. м на длинных платформах широкой колеи поднимались на уровень руддвора по уклону по реечной дороге мощным электровозом. На руддворе стволовой двумя гружеными вагонетками выбивал на ходу две порожних из неостанавливающейся шестиэтажной клети. В это же самое время стволовой на поверхности делал то же, меняя две груженые вагонетки на порожние, что производило сильное впечатление в отношении синхронности действий. Представляло интерес ознакомление с оловянным рудником Альтенберг-Циннвальд, где рыхлое рудное тело, залегающее в чаше твердых пород и будучи пронизано большим количеством выработок, проходимых ранее, в XIX веке, обрушилось и самоизмельчилось. С горизонта, расположенного ниже, в устойчивых породах, проходились восстающие рудоспуски и выпускалась руда. Во Фрайберге мы посетили свинцовый комбинат «Бляйэрцгрубе Альберт Функ» — последнее горное предприятие района. В Зайдлице-Лютхайне на неглубоких подземных работах лопатками, насаженными на отбойные молотки, добывался высококачественный каолин, являющийся сырьем для всемирно известной Мейсеновской фарфоровой мануфактуры.
Угольные шахты им. К. Маркса (Цвиккау) и им. К. Либкнехта (Ольсниц) работали на большой глубине (около 800 м). На шахте им. К. Маркса с одной стороны копра была установлена современная подъемная машина, работающая по системе «генератор — двигатель», а с другой — паровая машина, изготовленная в 1911 г. на заводе «Кенигин Мариенхютте», в наше время — завод №536 «Висмута». Интересным было посещение шахты им. Э. Тельмана в Кайзероде, где добываемые калийные соли транспортировались в громадных вагонетках емкостью 5,0 куб. м посредством бесконечной канатной откатки, рабочие перевозились на армейских полноприводных грузовиках, а ИТР — на мотоциклах со снятыми задними сиденьями. При посещении проходки вертикального ствола «Мартин Хооп IX» (с оберштейгером Шредером) на угольной шахте под Цвиккау мы увидели настоящую архаику — бобинную подъемную машину с плоскими канатами (в то время как в самом Цвиккау работала канатная фабрика, выпускающая некрутящиеся круглые канаты, используемые при проходке всех вертикальных стволов). Хорошее впечатление производила организация открытых работ по добыче бурого угля — основного энергоносителя в республике — на карьерах Мюхельн и Эспенхайн.
В целом посещаемые предприятия с подземными работами представляли собой скорее музеи горной техники с отдельными интересными техническими решениями. Горное дело в Германии шло к упадку. Закрывались полиметаллические рудники в Рудных горах, угольные шахты в Руре. Постиндустриальная эпоха ясно доказывала, что экономически выгоднее закупать полезные ископаемые в развивающихся странах, чем развивать горное дело у себя.
«Висмут» на этом фоне выглядел современным предприятием, использующим самые передовые технологии производства работ. Профком часто организовывал интересные экскурсии с посещением исторических и культурных объектов в городах Дрезден, Лейпциг, Мейсен, Веймар, Фрайберг, Потсдам и мест массового отдыха: Саксонская Швейцария, Обервизенталь, Крибштайн, Аугустусбург. В связи с особым режимом Берлина его посещения были крайне редки. В канун 1955 г. бригаде в виде поощрения разрешили посетить Берлин. Прежде всего мы побывали на Парижской площади с Бранденбургскими воротами. Это была зональная граница с английским сектором. Через колоннаду ворот просматривалась широкая прямая улица, в конце которой высилась Колонна Победы 2. Эта улица позднее была провокационно переименована в улицу 17 июня 1953 г. — дату первого послевоенного мятежа в социалистическом лагере. Это название улица носит до сих пор. Как нам рассказали, во время мятежа на квадриге Бранденбургских ворот западными провокаторами был установлен агитационный громкоговоритель, который был сметен артиллерийским снарядом вместе с квадригой, и на ее месте было установлено красное знамя. Мы осмотрели расположенное рядом советское посольство, прошлись по улице Унтер-ден-Линден («под липами»), посетили Дрезденскую галерею, находившуюся на Музейном острове, поскольку восстановление дворца Цвингер в Дрездене не было закончено (он будет восстановлен к лету 1956 г., к 750-летней годовщине города). Было также посещение советского мемориального кладбища в Трептов-парке. Хотя Рейхстаг находился совсем близко, и печально известной Берлинской стены еще не было, мы не могли подойти к нему — он находился в английском секторе. А жаль: это был великолепный памятник нашей воинской славы.
В октябре 1954 г. на торжества, посвященные пятилетию Республики в ГДР, прибыла советская партийно-правительственная делегация во главе с первым заместителем председателя Совета Министров СССР, министром иностранных дел В. М. Молотовым. В состав делегации входил член ЦК КПСС П. Н. Поспелов. Спустя несколько дней в сопровождении министра-президента (председатель Совета Министров ГДР) Отто Гротеволя они прибыли в Зигмар, где их встречал генеральный директор «Висмута» В. Н. Богатов. Во Дворце культуры для немцев была организована встреча с делегацией. Толпа немцев и небольшая группа русских, прорвав оцепление, ворвалась во дворец и устремилась на балкон, который, к счастью, был пуст, и моментально заполнила его. Первым выступил В. М. Молотов, речь которого переводилась на немецкий язык. Затем выступил Отто Гротеволь. Опытный оратор, он начал свое выступление с горняцкого приветствия «Глюк ауф», на что зал ответил приветственным ревом. Речь Гротеволя не переводилась. По ее окончании все присутствующие встали и, сцепившись согнутыми в локтях руками, запели немецкую народную песню Vogelbeerbaum («Рябина»), причем во время пения ряды поющих раскачивались в противофазе по отношению друг к другу. Не зная слов, мы синхронно открывали рты и подтягивали мотив.
Дворец культуры широко использовался для проведения торжественных мероприятий, молодежных вечеров и встреч с интересными людьми. В памяти сохранились впечатления о встречах с прославленным полярным и военным летчиком М. Водопьяновым и председателем судового комитета крейсера «Аврора» во время Октябрьской революции А. В. Белышевым.
Летом в составе большого коллектива мы прибыли в Берлин для участия в спортивных соревнованиях. Остановились в Карлсхорсте, в гостинице «Волга», где висмутяне жили всякий раз, прибывая в Берлин. Вечером мы, пять человек, пошли прогуляться по длинной улице, пока не остановились перед странно знакомым нам зданием, стоящим в торце улицы. Вдруг память подсказывает мне, что это здание военно-инженерного училища, где подписывалась капитуляция Германии. Обращаюсь с вопросом к часовому, тот моментально вызывает начальника караула. Появляется представительный майор. Объясняю ему, что мы хотели бы осмотреть исторический зал. Отвечает, что ничего здесь нет. Я настойчиво прошу его еще раз. В ответ меня просят предъявить документы. Вид штатских, одетых под немцев, с консульскими удостоверениями с местом работы в воинской части, видимо, произвел на него должное впечатление, и, вызвав разводящего, он приказал провести нас к внутреннему дежурному. Тот, скучая от субботней тишины, чрезвычайно обрадовался нам и показал все, что представляло интерес. В то время, как выяснилось, здесь располагалась военная комендатура Берлина. Таким образом, мы посетили историческое место задолго до открытия там общедоступного музея. В канун первомайских праздников нам предложили принять участие в демонстрации горнорабочих «Висмута» в Карл-Маркс-Штадте. Все участники были в рабочей спецодежде, в касках с лампами-«надзорками» на головах. Русских поставили в голову колонны. Когда мы были на подходе к площади, первый секретарь окружкома Карл-Маркс-Штадта Социалистической единой партии Германии Алоиз Бройтигам спустился с трибуны и прошел вместе с нами по площади. Это нас приятно удивило.
Спорт в «Висмуте» был широко представлен различными видами. Организацией спортивных мероприятий руководил начальник ПТО, затем главный инженер «Висмута» Н. И. Чесноков (выпускник МГИ 1943 г.). Его правой рукой был сотрудник 2-го управления Л. Лапушкин. Волейбол в ГДР тогда не был еще достаточно развит, и команда Гендирекции, состоящая из игроков-разрядников, уверенно обыгрывала команды институтов физкультуры, фактически превращая встречи в мастер-классы. Легкоатлетические футбольные и городошные команды были на всех объектах и регулярно встречались между собой. Два раза в год проводились общие соревнования. Я занимался плаванием в бассейне «Спортпаласа» (Дворца спорта), но принимать участие в соревнованиях стеснялся. Однажды на нашу виллу прибыл Лева Лапушкин на чесноковском «меркюри» и передал просьбу Николая Ивановича принять участие в соревнованиях, так как не хватало человека в команде пловцов. Игнорировать такой знак внимания шефа я не мог, и пришлось мне ехать. Как ни странно, в своем заплыве, отставая вначале, я занял второе место, а в эстафете 4 х 100 м в составе команды — первое. Там я впервые выступил в одной команде с очень разносторонним спортсменом Сашей Балдиным. В дальнейшем наша команда, состоящая из четырех человек, где я был третьим (лучше меня плавал Саша и еще один пловец, работавший в Гендирекции, фамилию которого я, к сожалению, запамятовал) на восьми соревнованиях семь раз занимала первое место.
В перерыве вместе с моими коллегами рассматриваем журнал, который в настоящее время назвали бы гламурным. Сталкиваемся с незнакомым для меня словом sexbombe. Видя мое непонимание, коллеги просят меня объяснить, как я представляю себе смысл этого слова. Меня вводит в заблуждение фонетическое сходство произношения слов sex и sechs (шесть), и я говорю, что, по-моему, это женщина, обладающая шестью достоинствами. Корчащиеся от сдерживаемого смеха коллеги просят назвать эти достоинства. С трудом перечисляю: красота, изящество фигуры, ум... явно не дотягивая до заявленных шести достоинств. Под уже не сдерживаемый общий хохот Зееле-Рихтер объясняет мне значение этого нового для меня слова. От смущения готов провалиться сквозь землю, но почему-то не проваливаюсь.
Заканчивая свои отрывочные заметки, я не хотел бы, чтобы у читателя возникло впечатление о каком-то безоблачно-радостном существовании во время работы в «Висмуте». Бывали и трудные ситуации, и промахи. Как сказал философ: жизнь состоит из цепи неудач с редкими проблесками удач, и с ним нельзя не согласиться. Но память со временем отфильтровывает негативное, и годы работы в «Висмуте» представляются очень счастливыми.
После объединения Германии Карл-Маркс-Штадт (оплот рабочего движения в Саксонии, административный центр «Висмута») стал опять называться Хемницем. СГАО «Висмут» было преобразовано в общество с ограниченной ответственностью «Висмут», занимающееся санацией и рекультивацией площадей, изъятых в свое время из хозяйственного оборота в результате деятельности СГАО.