Курчатовский стиль
Я пришел в ЛИПАН старшим лаборантом в 1952 году. Характер взаимодействия определялся кругом проблем, стилем поведения, формой работы с сотрудниками института, вниманием к молодым. Могло начаться и с мелочей. Моя фамилия оказалась на слуху из-за «Горячего сердца» Островского. Встречая вечером после работы на аллее института молодого инженера 37 объекта, Игорь Васильевич Курчатов издали и весело кричал: «Сидоренко, покажи, сколько у нас законов. Как будем судить: по закону или по совести?».
В 1955 году в привычном для того времени темпе развернулась работа по проектированию водо-водяного реактора для атомной электростанции. И — подряд несколько ответственных поручений от Игоря Васильевича. Пригласив меня в кабинет, Курчатов сформулировал задачу в своем духе: «Ты читал оба доклада и видишь выигрышность американского реактора. Нужно выявить и подчеркнуть достоинства нашей конструкции, чтобы она была представлена достойно. Эти старые песочники ничего толкового не сделают. Садись и пиши тезисы устного представления доклада на конференцию». Речь шла о конференции в Женеве, а накануне состоялось общее собрание Академии наук, на котором обсуждалось развитие атомной энергетики.
Другое поручение относится к 1956 году. И оно полностью в духе курчатовского стиля работы с молодыми. Готовился 20-й съезд КПСС. На базе всех проработок, обсуждений и предшествовавших решений, связанных с развитием атомной энергетики и выбором типов реакторных установок для атомных электростанций, Курчатов включился в подготовку директив ХХ съезда по разделу атомной энергии. В составе этих директив должны были формулироваться основные параметры программы сооружения мощных АЭС и опытных реакторов в шестой пятилетке (1955-1960 годы). По существу, речь шла о первой программе атомной энергетики, чтобы подключить к ее реализации многие промышленные министерства. Моей задачей было сформулировать контуры этой программы, масштабы вводимых мощностей с распределением по типам электростанций и опытных энергетических установок. Запомнились поездки к Игорю Васильевичу в Барвиху, где на скамейке в аллее уточнялись детали готовившихся документов. Если назвать одной из основных характерных черт нашего поколения атомщиков ответственность за порученное дело, то она отсюда, от практического общения с таким человеком, как Курчатов.
В процессе создания атомной энергетики и в разделении функций разработчиков прежде всего проявились традиции и опыт существовавшей энергетики, где интегратором всех решений по объекту являлся не «генеральный конструктор», что органично для самолета или ракеты, а проектант, собирающий объект из кубиков — конструкций систем и оборудования. Другими основными участниками разработки являются конструктор реакторной установки и научный руководитель (под этими понятиями прежде всего подразумеваются организации, а уже потом — персоналии). В задачи научного руководства входило, особенно на первых этапах развития, решать все проблемы, по которым не было достаточно знаний, и отвечать на все новые вопросы, которые возникали в процессе разработки. Эта триада разработчиков является важнейшим элементом сформировавшейся системы создания атомных станций, — так же, как и других ядерных энергетических объектов.
И. В. Курчатов и А. П. Александров, а вместе с ними В. И. Меркин, С. М. Фейнберг, С. А. Скворцов умело форсировали подготовку молодых людей, приходящих в новую область науки и техники, ставя их в условия неизбежного творчества и высокой ответственности. Это был воистину «курчатовский стиль» работы с молодежью. Первым шагом был этап дипломного проектирования. В Московском энергетическом институте для нужд атомной отрасли (наравне с многими другими институтами) в 1947 году была образована специальность «ядерные энергетические установки» на спецфакультете №9, который начал выпускать молодых специалистов с 1949 года (к 1951 — 52 гг. выпуск достиг 10 — 12 человек в год). Эти студенты приходили на дипломное проектирование в ИАЭ (ЛИПАН) и в другие институты (в Институт Физпроблем, где директором в то время был А. П. Александров). В ЛИПАНе в качестве тем для дипломного проектирования им предлагали разработку ядерных энергетических установок последовательно год за годом: двухцелевых энергетических реакторов, реакторов для подводных лодок, для атомных электростанций, самолетов, исследовательских реакторов самых оригинальных конструкций и др. Председателем Государственной экзаменационной комиссии был А. П. Александров. Выпускники распределялись в основные научные учреждения и конструкторские бюро отрасли. Как правило, молодые специалисты, попавшие в ЛИПАН, продолжали разработку реальных проектов по направлениям их дипломной тематики и в последующем выходили на уровень руководителей этих разработок или целых направлений.
Очень болезненно Анатолий Петрович реагировал на мои неудовольствия действиями и решениями Е. П. Славского и А. И. Чурина. Я только два раза за все время работы видел такой гнев Александрова, когда он багровел до макушки лысой головы; в этом случае он сопроводил свою гневную реакцию словами: «Славский и Чурин — талантливые инженеры».
Избрание Александрова на пост президента Академии Наук СССР объективно подтвердило его высокий авторитет среди специалистов разных областей науки, и этот выбор оказался очень удачным в том, что ему при его широкой эрудиции, здравомыслии и чувствительности к новому и перспективному удалось привнести «александровский» стиль в самые различные направления исследований. С другой стороны, в отношении атомной энергетики положение сложилось довольно своеобразное и в полной мере сознательное со стороны Анатолия Петровича. Научный комплекс в атомной отрасли сложился за прошедшие годы как вполне самодостаточный и мощный в разных направлениях фундаментальной науки и во многих узловых технических направлениях. Крупнейшие физические исследовательские установки существовали в системе Средмаша как органический элемент его деятельности. Эта база часто была несопоставимой с возможностями Академии наук как научно-административного учреждения. Вполне резонными были заявления многолетнего руководителя Министерства Е. П. Славского, что «в Минсредмаше своя академия наук».
После окончания очередного этапа пусковых работ большая группа вместе с Александровым уезжала холодной зимой ночью поездом из Воронежа. По дороге в автобусе все замерзли, и уместным оказалось расхожее заявление Александра Петровича «ручки-ножки стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть». Но, на беду, ни у кого из отъезжающих не оказалось водки, а ресторан уже был закрыт. Александров выжидающе посмотрел на меня и произнес: «А как же научное руководство?». Я проник на кухню закрытого ресторана и добыл две бутылки водки. Авторитет научного руководства был защищен.
Практически пережив реальные социальные последствия Чернобыльской аварии, мы должны представлять себе масштаб ее прямых последствий. За прошедшие годы выпущены обстоятельные материалы по загрязнению территорий ближних областей и дальних стран. По итогу десяти лет и пятнадцати лет, прошедших после аварии, проведен анализ медицинских последствий облучения населения и участников ликвидации аварии. На международном уровне итог подводился в форме специальных проектов и программ и в форме специальной международной конференции 1996 года. Именно ликвидаторы аварии составили ту значительную группу населения, которое получило максимальные дозовые нагрузки, организованно регулируемые и выводимые на объявленный допустимый уровень. Остается спорным вопрос, в какой мере оправданным был тот сознательный дополнительный риск, который определялся характером работ, преследовавших определенные политические цели. К таким работам можно отнести форсированную очистку и подготовку к пуску 3-го блока, соседствующего с аварийным. Я могу утверждать, что, по крайней мере, два участника состоявшихся обсуждений, помимо автора этих строк, Л. Д. Рябев и Л. А. Ильин, пытались безрезультатно убедить председателя правительственной комиссии Б. Е. Щербину избежать неоправданного облучения участников ликвидации аварии и не форсировать ввод в строй 3-го блока. Аргументом в пользу проведения этих работ в высоком радиационном поле было улучшение общей радиационной обстановки на вводимой в работу станции… В то же время хотелось бы предостеречь от чрезмерно оптимистического отношения к радиационным последствиям Чернобыльской аварии. Судьба распорядилась так, что «по жизни» реализовались не самые худшие возможности. Окажись направление ветра в момент аварии в сторону города Припять, масштаб человеческих жертв оказался бы намного большим. Объективная опасность требует к себе серьезного отношения.
В настоящее время в мировом сообществе, включая Россию, существуют и четко сформулированная концепция, и принципы обеспечения безопасности, и отработанная практика. Безопасность АЭС имеет характер глубоко развитой науки и техники и, опережая в этом отношении положение дел в других технических областях, имеет аналогию лишь в авиации. В современной атомной станции существуют четыре барьера и пять уровней защиты, последовательно перекрывающие друг друга на случай недостаточной эффективности предыдущего барьера или уровня защиты. В условиях обеспечения приемлемой ядерной безопасности, то есть исключения тяжелых аварий, атомная энергетика вправе претендовать на признание ее в качестве одного из наиболее экологически чистых способов производства энергии.