Шопен Виктор Пантелеймонович

О Человеке и атоме

Я родился, как шутили в СССР, «на родине застоя» — в городе Дне­продзер­жин­ске (Вос­точ­ная Украина). Там же, где и Брежнев. Вот потому так про наш город и шутили. Хотя детство у нас было совсем не веселое. Я был в окку­па­ции с сен­тя­бря 1941 по октябрь 1943 года. Видел немцев вживую. Но, конечно, помню их плохо, ведь возраст-то у меня был дет­са­дов­ский… Окку­па­ция, в общем-то, не отло­жи­лась в памяти. Но ее послед­ствия, как выяс­ни­лось потом, могли сломать мне жизнь. Когда после школы я, сере­бря­ный медалист, поехал посту­пать в Москву, несмо­тря на то, что, как говорил товарищ Сталин, «дети не отве­чали за грехи роди­те­лей», нахо­жде­ние в окку­па­ции могло закрыть мне двери в любой вуз. К счастью для таких, как я, как раз в это время нача­лась хру­щев­ская «отте­пель». И сделали нам «посла­б­ле­ние».

Я окончил мужскую школу (маль­чики и девочки учились раз­дельно), одну из лучших в районе. Люби­мыми пред­метами были физика и мате­ма­тика. И вместе с това­ри­щем Ленькой Олейни­ко­вым (тоже медали­стом) поехал за мечтой — «штур­мо­вать» Москву. Соби­рались мы посту­пать в МЭИ (Москов­ский энер­гети­че­ский инсти­тут) имени Моло­това на энер­гети­че­ский факуль­тет. Но так сло­жи­лось, что оба не посту­пили. Я получил тройку по физике, по которой в школе были только пятерки. А все потому, что в сто­лич­ных школах тогда была другая, более совре­мен­ная и усо­вер­шен­ство­ван­ная про­грамма, которая отли­ча­лась от пери­фе­рий­ной. «Ставьте двойку, — говорю, — все равно не прошел ведь». А они мне: «Нет. На тройку ты знаешь».

Но мы не сдались. Пошли в МИФИ (Москов­ский инже­нерно-физи­че­ский инсти­тут). И я посту­пил. А товарищ мой — нет. Но он домой никак не хотел воз­вра­щаться. Остался и сдавал экза­мены с теми, у кого не было медали, в общем потоке. Но и здесь не повезло. Тогда он вер­нулся в Дне­продзер­жинск. И через год все же стал сту­ден­том МАИ. Я же стал сту­ден­том Физико-энер­гети­че­ского факуль­тета МИФИ. И через пять лет его окончил.

В первую очередь запо­мнился мужской кол­лек­тив. Прямо как в школе. На наш курс посту­пили всего три девушки — Ирина, Люба и Алла. Но на третьем курсе их разом пере­вели на факуль­тет вычи­с­ли­тель­ной техники. То есть, теорию они с нами прошли. А когда дело дошло до прак­тики на про­из­вод­стве, в руко­вод­стве вуза решили, что девуш­кам вред­ность ни к чему. И думаю, это правильно.

Ну, а еще запо­мни­лась прак­тика. Учебную я про­хо­дил в Москве, а на пред­ди­пломную приехал в Ангарск на АЭХК (тогда — п/я 79). Моим руко­во­ди­те­лем диплома стал Борис Васи­лье­вич Нау­менко — сам еще молодой спе­ци­алист. Нам было инте­ресно: новая, неиз­ве­дан­ная область науки! Пред­ста­в­ля­ете — зани­маться любимым делом, да еще и зар­плату за это полу­чать.

Когда нас рас­пре­де­ляли на пред­ди­пломную прак­тику, с нами бесе­до­вал зна­ме­ни­тый ака­демик Мил­ли­он­щи­ков. И мне было пред­ло­жено три вари­анта про­хо­жде­ния прак­тики (а значит, и будущей работы). Первый — в Кур­ча­тов­ском инсти­туте, в Москве. Второй — в родном Дне­продзер­жин­ске. И третий — Ангарск. Нам рас­ска­зали, что тут стро­ится пере­до­вое пред­при­ятие. И я выбрал Ангарск. Ведь в то время этот город, без пре­у­ве­ли­че­ния, гремел на всю страну. Я, как раз под конец учебы, выписал себе «Малую совет­скую энци­к­ло­пе­дию». И когда пришел первый том, на букву «А», с уди­в­ле­нием увидел там Ангарск! Как тут можно было не поехать?! Конечно, были слож­но­сти личного плана. Я тогда встре­чался с Вален­ти­ной Пет­ров­ной, моей будущей супру­гой. Она роди­лась и выросла в Москве… Одобрит ли она Сибирь? Но, как видите, все сло­жи­лось хорошо.

В Ангарск я приехал насто­я­щим моск­ви­чом. Вот таким — в рубашке и темных очках. Был август 1960 года. И погода выда­лась отмен­ная — днем жарко, ночью дождь. Я вначале даже не поверил, что в Сибири холодно. И поэтому даже шапкой не запасся. Так всю зиму 1960-1961 годов и ходил без шапки, — один, навер­ное, на весь завод.

Приехал я на Майский вокзал. В одной руке чемодан с вещами, в другой — с книгами. Какой же спе­ци­алист без спе­ци­аль­ной лите­ра­туры? И первое, что увидел — трамвай. Да не такой, как в Москве, где старые «аннушки» бегали. А новый, совре­мен­ный. Помню, уди­вился очень. Неплохо люди в Сибири живут! Доехал до квар­тала А. Там в доме №1 нахо­дился отдел кадров. Показал напра­в­ле­ние о рас­пре­де­ле­нии в «хозяйство Новок­ше­нова» (все было засе­кре­чено, поэтому прямо так и писали в доку­мен­тах). И был помещен в общежи­тие. Чтобы будущие спе­ци­али­сты на прак­тике не голо­дали и пол­но­стью зани­мались про­из­вод­ством, Виктор Федо­ро­вич Новок­ше­нов нас под­дер­жи­вал — нас вре­менно офор­мили сле­са­рями 4 разряда. Так и учились, выпол­няя подчас и самую чер­но­вую работу.

Виктор Федо­ро­вич, как сейчас говорят, был большой демо­крат. И потому сам серые пиджаки не жаловал и людей под одну гре­бенку не стриг. Но к про­из­вод­ству отно­сился очень серьезно. С каждым молодым спе­ци­али­стом, включая и меня, про­во­дил беседу о правах и обя­зан­но­стях. Многие не выдер­жи­вали напря­жен­ной работы. Ответ­ствен­ность, ритм бешеный. Кто-то думал: «Да зачем я сюда приехал?!». Но боль­шин­ство было захва­чено идеей соз­да­ния ядер­ного щита страны. Кроме того, как говорят сегодня, «свои долж­ност­ные обя­зан­но­сти» выпол­няли все. Надо мыть? Мыли. Надо таскать? Таскали. Надо было ноче­вать в цехе, чтобы вовремя запу­стить какой-то процесс? Ноче­вали. Было время, я работал по две смены. Одну на щите — другую в корпусе. Но все мы пони­мали, что это надо. И что никто эту работу за нас не сделает! Были, конечно, и пере­гибы — напри­мер, та же копка кар­то­феля в кол­хо­зах или сенокос. О про­из­вод­стве некогда было думать — надо было копать, сушить… Да чтоб не сгнило. Но и тут мы спра­в­ля­лись!

В это сложно пове­рить при таком режиме работы, но на семью и отдых времени тоже хватало. Когда про­из­вод­ство уже встало на ноги, мы соби­рались на машинах (на "моск­ви­чах", "волгах") и летом по пят­ни­цам после работы ехали на Малое море. Шесть часов в одну сторону! Там жили в палат­ках, ловили рыбу, в вос­кре­се­нье выез­жали домой. А утром в поне­дель­ник уже на работе были!

А вот с семьями было сложнее, конечно. Я был зачи­с­лен на работу тех­ноло­гом 11 мая 1961 года. Перед этим, закон­чив прак­тику, вер­нулся в Москву, получил диплом и женился. Супругу привез к себе в общежи­тие. Но там нам сразу дали от ворот поворот — общежи­тие-то муж­ское… А квартир не было. Только через год нам выде­лили комнату в 211 квар­тале (дом №4, квар­тира 28). Жена сидела с сыном, садиков не было. Жили на одну мою зар­плату. Но я никому не жало­вался, работал день и ночь. И вот тут, посреди этой, как мне каза­лось, бес­про­свет­ной ситу­а­ции слу­чи­лось чудо. Прямо ко мне домой приехал дирек­тор стро­я­ще­гося Крас­но­яр­ска-45 Вяче­слав Сергеев и при­гла­сил меня туда на работу. Обещал в первую очередь жилье и детский сад, чтобы супруга могла на работу выйти. Я подумал и решил — а что я теряю? Пошел уволь­няться. А мой началь­ник говорит: «Ну, чего тебе не хватает?!». Я, как на духу, и выложил все, что нако­пи­лось…­Про­блему решили за несколько дней. Дали двух­ком­нат­ную квар­тиру, сына Глеба рас­пре­де­лили в детский сад. Вот так я остался в Ангар­ске.

Я не мечтал стать дирек­то­ром. Не было таких мыслей. Но одна ситу­а­ция сфор­ми­ро­вала у меня мнение, что я неправильно при­ни­маю решения. И я начал рабо­тать над собой, что, воз­можно, и привело в даль­нейшем к карьер­ному росту.

В 1964 году раз­де­ли­тель­ный завод работал уже на полную мощ­ность. И я был сменным началь­ни­ком завода. И вот ночью, когда я, полу­ча­ется, был ответ­ствен­ным за все, выклю­ча­ется охла­жде­ние обо­ру­до­ва­ния 1 и 2 корпуса. Тем­пе­ра­тура растет. Непо­ладку устра­нить не удается. И тогда я при­ни­маю решение — оста­но­вить про­из­вод­ство. А это огромные мощ­но­сти — 1500 мега­ватт! Это обо­рон­ное пред­при­ятие!.. Но, чтобы не про­и­зо­шла ката­строфа, надо было всё оста­но­вить.

Оста­но­вили. Тут же при­е­хали люди из «органов», нача­лось рас­сле­до­ва­ние. Ока­за­лось, что за то время, пока цех работал без охла­жде­ния, из строя вышли 27 ком­прес­со­ров. Это были очень большие мате­ри­аль­ные потери. Меня отстра­нили от работы на месяц. Но это не значит, что я не работал, — просто не мог испол­нять свои обя­зан­но­сти. Ходил и пережи­вал страшно. Ведь за такую оста­новку могли и поса­дить… В это время причины про­и­зо­шедшего рас­сле­до­вала комис­сия из Москвы. И в итоге комис­сия поста­но­вила, что я не виноват, действо­вал правильно. Но вот если бы еще раньше принял решение отклю­чить элек­трос­наб­же­ние, то ком­прес­соры могли бы уце­леть…­По­ни­маю, что в 26 лет сложно было сори­ен­ти­ро­ваться. Но это стало для меня опытом при­нятия решений на всю жизнь.

Я стал дирек­то­ром в 1994 году, в самое непро­стое время для ком­би­ната, для страны. Мы же помним, что тогда про­ис­хо­ди­ло… Но одно из самых сложных решений мне при­шлось принять даже до этого — в 1991 году, во время бунта ГКЧП. Тогда дирек­то­ром АЭХК был Юрий Тихо­молов. И пока он нахо­дился в отпуске, я был испол­ня­ю­щим обя­зан­но­сти. И вот — свер­ши­лось… Мы ждем ука­за­ний из Москвы. При­хо­дит факс из мини­стер­ства. Почему-то на одном листе. Сооб­ще­ние обо­рвано. Звоню в Крас­но­ярск-45. А у них второй лист без первого. Обме­ня­лись. Прочли инструк­цию. А там напи­сано: зани­майтесь про­из­вод­ством, не реа­ги­руйте ни на какие про­во­ка­ции. Но людям-то вол­но­ваться не запретишь! Теле­ви­зоры и радио не выклю­чишь… Был у нас на ком­би­нате депутат Вер­хов­ного совета РСФСР Ген­на­дий Кон­добаев. Пришел ко мне и говорит: "Давайте выво­дить сотруд­ни­ков на митинг". А я ему отвечаю: "Никто никуда выхо­дить не будет. У нас опасное про­из­вод­ство, и во время любых вол­не­ний мы не имеем права оста­в­лять его без кон­троля". Но, тем не менее, очень страшно было. А что завтра? К счастью, уже через день ситу­а­ция реши­лась. И утро 21 августа 1991 года для меня было самым лучшим на свете. Но и девя­но­стые годы мы пережили достойно. В отличие от многих пред­при­ятий в стране и в области, у нас не было задер­жек зар­платы. Наши сотруд­ники всегда жили хорошо.

Я уже и не помню, когда стал считать себя именно ангар­ча­ни­ном. Но все, что я делаю, я делаю для жителей нашего города, и в первую очередь, конечно, — для работ­ни­ков АЭХК и вете­ра­нов про­из­вод­ства. Ком­би­нат должен жить. И даже в сего­д­няш­нее сложное время необ­хо­димо делать все воз­мож­ное, чтобы под­дер­жи­вать суще­ству­ю­щее про­из­вод­ство и раз­ви­вать новые напра­в­ле­ния. Сюда нас везли со всей страны. Спе­ци­ально обучали дума­ю­щих людей, готовых к науч­ному прорыву. Очень хочется, чтобы наши дети и внуки про­дол­жили наше дело. Раз­ви­вали про­из­вод­ство. А для этого их надо под­дер­жать. Как минимум, на уровне местной власти.

Дочь Анна 10 лет отра­бо­тала на ком­би­нате. А вот сын Глеб с первого дня своего тру­до­вого стажа верен нашему про­из­вод­ству. Сегодня он заме­сти­тель гене­раль­ного дирек­тора АЭХК по опе­ра­ци­он­ной дея­тель­но­сти, дирек­тор ура­но­вого про­из­вод­ства.

Дости­же­ния? Я думаю, что свои про­из­вод­ствен­ные и обще­ствен­ные дости­же­ния должен оце­ни­вать не я, а люди. А в личном плане… вот, бросаю курить. Курю со школы, к юбилею решил бросить. Послед­ний раз курил 31 декабря 2017 года. Дости­же­ние! Ну, а если серьезно, то самое главное дости­же­ние — и мое, и кол­лек­тива АЭХК, его вете­ра­нов — это, конечно, сам ком­би­нат. Мощь и сила, часть ядер­ного щита России. И очень хочется, чтобы про­из­вод­ство, которое нами было создано, в которое вложено столько сил, столько мыслей и идей, про­дол­жало рабо­тать!