Наша подводная лодка
Я был зачислен в штат ФЭИ с 5 мая 1955 года. Пока мне оформляли документы, пошел на станцию. Познакомился с атомной станцией, как там и что, посмотрел на пульт. По-моему, станция тогда работала. Пульт, центральные залы — везде можно было проходить.
Мне выписали документы и повели на основную работу. Говорят: «Знаете, вы как электрик, как электромеханик нам очень нужны. Сейчас мы ведем приемку оборудования, в основном электромеханического, на том здании, где вам предполагается работать. Принимаем вас пока как инженера-электрика».
Меня ведут по зданию. А там, представьте, атомная энергетическая установка — начиная от реактора, турбинного отделения, электромеханического. Вал установки оканчивался в гидротормозе, который предназначался для снятия энергии вала. Короче говоря, это энергетическая установка для какого-то судового объекта. Все это размещалось в корпусе трех отсеков. Мне стало понятно, что это установка для подводного корабля.
Пока я своими глазами не увидел, мне никто ничего не говорил, даже не намекали. Потом эту установку принимали в течение почти года. В конечном счете оказалось, что это основной этап создания ядерной энергетической установки для флота, и не только для подводного, потому что, как известно, потом пошли и ледоколы, и надводные суда. Я попал на осуществление важнейшего этапа создания ядерной энергетической установки для подводного корабля, предназначенной для испытания в натуральном исполнении.
А этапы были такие. Сначала — идея, потом технические, всякие теоретические возможности идут, потом конструкционный период, когда придумываются конструкции, что с чем совместить и возможно ли это; и лишь потом исполнение всего комплекса.
И конечно, последний этап — очень важный. Это реальная возможность использования данного предположения, — то есть проверка, можно ли идею воплотить в жизнь, в железо.
В здании оказалось два объекта. Полностью все сделано как на корабле: оболочка, корпус, семь соединенных отсеков. Между отсеками перегородки, как на настоящем судне. То есть один из таких объектов был поставлен здесь. Это реакторный отсек, турбинный и электроотсек. Вот такая штука.
И дальше… Энергия-то большая, а куда ее деть? Были специально вывезенные немецкие так называемые гидротормоза. Они в Германии использовались для испытания различных двигателей, не только для судовых. Это такой большой объем, куда закачивается вода, а там лопасти, которые можно повернуть, остановив движение воды. Лопасти вращаются, поглощают выработанную по валу и пришедшую туда энергию. Вода нагревается, а для ее охлаждения на территории был устроен специальный бассейн, как на многих тепловых станциях. Есть градирня, где вода поднимается, сливается, и бассейн, куда горячая вода поступает через трубы с фонтанами, охлаждается и опять откачивается.
Было два таких корпуса. Один водяной, другой жидко-металлический.
Я работал здесь с 1955 по 1989 год. Начинал инженером-электриком, потом пошел на пульт инженера управления установкой, после — старшего инженера, дальше — заместителя начальника смены. Эти ступени я прошел за три года.
В смене работало человек восемнадцать. В наши задачи входили обслуживание реактора, обслуживание турбинного отсека, электрика. Была большая аккумуляторная батарея, как на штатной лодке. Помимо этого, был такой же, как на лодке, генератор на стенде. Лодка работает на силовом постоянном токе. Помимо постоянного силового напряжения, с помощью которого приводятся в движение насосы, было переменное напряжение 50В, переменное 500В, постоянное стабилизированное 220В и еще отдельные маленькие преобразовательные приборы. То есть очень большое электрическое хозяйство.
Механическое хозяйство — это турбина с пневмомеханической муфтой, которая могла переключать турбину или на вал, на винт, или на генератор отдельно; так называемая шинно-пневматическая муфта и главный редуктор. Эти многочисленные механизмы были очень сложные, поэтому требовалось много специалистов. И большие сложности были с теплообменниками.
Вода-то из реактора — она активная, высокоактивная, она должна передать тепло на второй контур, где загрязненной воды быть не должно. Теплообменники — тоже очень сложное устройство. И с ними были проблемы: они могли давать течь.
Когда я приехал, к нам уже стали прибывать специалисты из многих московских и уральских институтов. Как раз станцию только-только пустили, еще и другие объекты вводились в строй, и туда тоже требовались специалисты.
Жили мы в основном в общежитиях, или даже не в общежитиях, а в квартирах на несколько семей. Прежде чем я получил собственное жилье в Обнинске, я успел пожить в пяти таких совместных домах.
В то время существовала общность людей — совсем не то, что мы имеем сейчас. Мы были вместе и на работе, и в быту, и на всяких спортивных мероприятиях. Коллективно выезжали в театры, на выставки.
Все жили вместе. На одной и той же площадке проживали доктор наук и инженер, электрик и медик. Совместно участвовали в одних и тех же мероприятиях, вместе ходили на каток, бегали на лыжах, сообща ездили отдыхать.
Поначалу был очень развит туризм. Многие ученые занимались альпинизмом. А туризмом увлекались практически все. Отсюда — наш энтузиазм, свойственный 50-м — 70-м годам, тесные дружеские отношения с коллегами, атмосфера доверия и товарищества.
В это же время появилась группа специалистов, которые обучались и осваивали работу на одной из установок. Нам, работникам здания, стало известно, что это готовят специалистов для ее эксплуатации — офицеров ВМФ.
А в дальнейшем, ближе к началу испытаний, прибыли первые девятнадцать моряков-подводников с разных флотов, в том числе и с Тихого океана. Ходили они в штатском, флотский лексикон им строго-настрого запретили. Старшиной или трюмным никого не называли: слесарь или мастер. Например, мастер 15-го — это старшина реакторного отсека. «Гальюн» говорить нельзя, только «туалет». Ну, и реактор, естественно, не называли своим именем: аппарат или кристаллизатор.
Моряки жили совсем рядом, как в общежитии, у них было отдельное жилье. Мы с ними быстро перезнакомились и готовились вместе.
Первые инженеры управления были как раз флотские. Научное руководство осуществляли научные сотрудники и специалисты из ЛИПАНа, Лаборатории измерительных приборов (в дальнейшем Курчатовского института).
Хорошо помню, кто готовился и работал в нашей смене.
Начальником смены был Смогалев Петр Васильевич. В смене готовились специалисты из состава Учебного центра ВМФ Могила Александр Александрович, Тимофеев Рюрик Александрович (он у нас стажировался на БЧ-5 — это боевая часть 5, электромеханическая).
Сейчас из тех экипажей в живых остался только Николай Георгиевич Антонов. Я хорошо знал Вячеслава Иванова, Николая Ивановича Соснина. У меня даже есть маленький снимок с Сосниным.
В процессе приемки выявляемые недостатки устранялись.
Наконец в Женский день 8 марта 1956 года был осуществлен выход на минимальный контролируемый уровень мощности. Физический пуск осуществлялся под руководством академика Александрова. Ученые были удовлетворены. Начались длительные испытания всего комплекса установки и устранение выявленных недостатков.
Вскоре офицеры, готовящиеся у нас, отбыли по местам службы, и в декабре 1958 года первая лодка К-3 была передана флоту.
В основном офицеры были управленцами. У нас они учились, а потом сдавали экзамен самому Александрову. А поскольку они работали на пультах, мы, приходя на пульт в смену, особенно ночью, прямо там на пульте учились вместе с ними. Поэтому многие из нас тоже быстро выдвинулись в управленцы. И когда моряки стали уходить на свою уже готовую лодку, мы стали их заменять.
Кроме обучения на рабочем месте, в институте были организованы двухгодичные курсы для желающих освоить необходимые профильные знания. Там преподавали сотрудники института, в частности, Павел Леонидович Кириллов, Жанна Ивановна Иевлева, Светлана Ивановна Чубарова.
Мне тоже пришлось проводить занятия в группе опытных специалистов, не имеющих высшего образования.
В это же время стали прибывать более подготовленные выпускники из МИФИ и Томского политехнического института.
Позднее также были проведены испытания аналогичной установки с жидкометаллическим теплоносителем. Это был проект нашего института 27ВТ. С реакторами этого типа были построены семь самых быстроходных АПЛ.
У меня не было особого желания куда-то повышаться. Меня удовлетворяла сменная работа, участие в важном и ответственном деле.
Дело в том, что до этого, на объекте в Томске-7 (Северск), после окончания института я работал два с половиной года на подготовке к пуску большой тепловой электростанции, где в полном объеме испытал «прелести» административной работы.
И мне уже как-то не очень хотелось. Это — постоянная забота в голове. А в смене ты приходишь, все знаешь; познакомился с документацией, узнал, что тебе надо сделать в течение смены (какие измерения, какой режим и так далее). Смену сдаешь, уходишь, и, конечно, ответственность с тебя уже снята. Словом, у меня не было особых амбиций. И сложилось все так, как надо.
Я очень благодарен институту, где у меня была интересная работа. Горжусь всем, что мы сделали для продвижения атомной энергии на суше, на море и в космосе. И очень рад, что живу в таком прекрасном комплексе «Старого города», который должен сохраняться как исторический памятник трудовых и научных побед.