Атмосфера вдохновения
Я учился в МИФИ, где моей дипломной работой были исследования поведения CO2 в околокритической области параметров. Исследования проводились в интересах «термояда» того периода разработок ИАЭ. Я проработал в ОКБМ в период руководства Игоря Ивановича Африкантова с 1959 г. после окончания МИФИ по распределению до 1969 г. — даты безвременной кончины Игоря Ивановича.
Мои воспоминания об Игоре Ивановиче основаны на той атмосфере, которую я впитал в ОКБМ за 10 лет, на осмыслении совещаний и встреч, в которых я участвовал, и на некоторых частных коллизиях. Кто-то из великих сказал, что воспоминания — это единственное, что нам принадлежит.
Хотелось бы отметить стиль работы ОКБМ в тот период. Многое было нацелено на соревновательность и обеспечение конкурентоспособности наших разработок. Соревновательность обеспечивалась между отделами и даже отдельными бюро. А конкурентоспособность всегда была важной стороной во взаимодействии с другими организациями — такими, как НИКИЭТ (водо-водяная тематика) и ОКБ «Гидропресс» (по установкам со свинцово-висмутовым теплоносителем). Крупные задачи были поручены талантливым сподвижникам Игоря Ивановича. Напомню хотя бы такие имена: Е. Н. Черномордик, Ю. Н. Кошкин, Ф. М. Митенков, Н. М. Царев, А. М. Шаматов, В. И. Ширяев. Это были единомышленники, которым Африкантов мог доверять, рассчитывать на их собственную инициативу и ответственное отношение к делу: люди высокой квалификации, культуры, таланта и большого масштаба. А без этого не может быть реализована ни одна самая совершенная идея. Ключевые вопросы решались, и основные решения принимались после соответствующих обсуждений у Игоря Ивановича. Атмосферу в ОКБМ начала 60-х годов я бы охарактеризовал любимым словом А. С. Пушкина — вдохновенье. Сюда я включаю и отношение к личному времени не «от звонка до звонка» (я застал эти звонки). Сюда я отношу и нацеленность на результат, т.е. через проектирование, испытания выйти на изготовление и эксплуатацию (итогом должно быть «железо»). Сюда же относится увлеченность делом как коллективное действие: «Жизнь как езда на велосипеде. Чтобы сохранить равновесие, ты должен двигаться». Второе — это звучание героической эпохи 92-го завода времен Великой Отечественной войны: сто тысяч пушек! Ведь было много участников той эпохи. Конструкция должна быть технологичной, практичной, по элементам апробированной и т.д. Приговор — конструкция «курявая» (термин И. И. Африкантова).
Пережитки прошлого, которые в элитном МИФИ уже были преодолены: борьба с космополитизмом — книгу Д. Гильберта, кажется, по математической физике выдали мне только после письменной резолюции И. И. Африкантова «разрешаю». И еще очень важный вопрос, который сказывался при общении в коллективе — это секретность, требования режима. О выдающейся роли ОКБМ в советском атомном проекте я узнал гораздо позже, тем более о конкретном вкладе разработчиков, с которыми общался. На одном из собраний Игорь Иванович, чтобы образно пояснить необходимость жестко соблюдать требования режима, рассказал анекдот: дама в лондонском зоопарке, показывая зонтиком на гиппопотама, спрашивает у смотрителя: «Это самка или самец?» — «Мадам, я не вижу, кого этот вопрос может интересовать, кроме другого гиппопотама, а он знает».
Слава к ОКБМ пришла не сама по себе, а как следствие научно-технических результатов и решения задач государства. Решения по техническим вопросам принимались лишь после неоднократного обсуждения на совещаниях различного состава. Такое всестороннее обсуждение с привлечением достаточного большого числа специалистов, а также проведение необходимых испытаний, подтверждавших правильность решений, помогали избегать ошибок и необходимости что-то менять и переделывать. Но все же были ошибки и неудачи — это, по-моему, нормальное явление. Их только не должно быть слишком много. А вот их отсутствие может свидетельствовать о чрезмерной осторожности, недостаточной технической фантазии. Ведь ошибки и неудачи означают, что мы столкнулись с чем-то непредвиденным.
Хочется отметить необычайно широкий кругозор И. И. Африкантова. Один из близких мне и ярких примеров — это создание в ОКБМ всех основ для разработки физической части проектов наших водо-водяных установок. Особенно сложным было создание физических стендов с полномасштабными возможностями. Я хорошо знаю, что весьма авторитетные противники такой автономии ОКБМ были в Курчатовском институте, но И. И. Африкантов, руководствуясь интересами дела (полновесная системность разработок), сумел убедить академика А. П. Александрова, и необходимая стендовая база была создана, «суверенитет» ОКБМ был обеспечен. Результативность того периода, в моем понимании, впечатляет. Это запуск в серию реакторных установок 2-го поколения АПЛ с существенным преимуществом относительно 1-го поколения в условиях довольно острой конкуренции с НИКИЭТом.
Главной научно-технической проблемой при создании ЯППУ для АПЛ второго поколения была отработка технических решений по блочной компоновке, направленных на повышение надежности установок. Кроме того, решалась важная задача создания базовой конструкции для целого семейства ЯППУ АПЛ разного назначения за счет широкой унификации технических решений. При разработке ЯППУ для АПЛ 3-го поколения была решена задача создания унифицированной блочной установки с мощностью реактора, вдвое превышающей мощность реактора установок второго поколения. Наряду с этим были выдвинуты новые требования по повышению безопасности установки и ее эксплуатационных характеристик. Кстати, авария АПЛ «Курск» в 2000 году продемонстрировала уникальную безопасность АППУ 3-го поколения, выдержавшую «напор» различных «стихий» и оставшуюся герметичной и радиационно безопасной.
На определенном этапе ОКБМ была поручена разработка установки со свинцово-висмутовым теплоносителем (ОК-550) в условиях жесткой конкуренции с ОКБ «Гидропресс», разработчиком первой свинцово-висмутовой установки типа ВТ. Особо хочется отметить такое яркое достижение, как создание ядерного двигателя первого в мире атомного ледокола «Ленин» с последующим (после исчерпания ресурса) переходом и внедрением на других атомных ледоколах установки ОК-900, которая содержала много пионерских (сейчас употребляют слово «инновационных») решений, подавляющее число которых не устарело и сегодня. АППУ ОК-900 является совершенной транспортной атомной установкой с характеристиками, существенно превосходящими АППУ ОК-150. Она отличается повышенной экономичностью, увеличенным ресурсом оборудования, повышенной надёжностью, улучшенной ремонтопригодностью, легкостью управления и рациональным объемом автоматизации. При И. И. Африкантове были заложены основы направления быстрых реакторов с натриевым теплоносителем — направление БН, призванных на тысячелетие решить энергетическую проблему человечества. Фактически при нем была завершена разработка реактора БН-350 (пуск в 1972 г.), начата разработка великолепного реактора БН-600.
Игорь Иванович Африкантов, по моим наблюдениям, имел очень сильно развитую интуицию, потрясающее чутье, позволяющее ему при недостатке информации принимать правильное решение. Он никогда не навязывал собственных решений, создавал условия для свободного высказывания мнений, пусть даже расходившихся с его собственным. Многие полезные идеи и предложения были реализованы, потому что Игорь Иванович рассмотрел их, проявил интерес, одобрил, оказал поддержку и помощь.
Игорю Ивановичу был свойственен особый стиль общения, который накладывал отпечаток, влияя на производственные отношения. Корректность, интеллигентность, уважительность по отношению к любому, с кем бы ему ни приходилось взаимодействовать; доступность даже для тех, кто по служебному положению далеко отстоит от главного конструктора и редко с ним взаимодействует, — совокупность этих качеств и создавала атмосферу почтительного отношения к нему в коллективе.
И. И. Африкантов умел быть жестким, властным с большой силой нажима. Он обладал умением навязывать свою волю и делать цель работы жизненной необходимостью многих. Но при этой властности соблюдались товарищеские отношения с подчиненными. Он умел очаровывать своим истинно мужским обаянием, а его раскатистое, волжское «о» создавало особый колорит. Его волевые решения всегда были направлены на объединение различных технических идей в общее направление, на подчинение единой цели частных интересов окружавших его талантливых и активных людей. Он считал коллективизм необходимым для успеха дела, особенно такого важного, как выбор направлений развития. Вариантов бывает много, надо не ошибиться в выборе. В новой технике — как на войне: сражение выигрывает не тот, кто подает советы, а тот, кто принимает верное решение.
И. И. Африкантов пользовался у большинства сотрудников искренней любовью и уважением, вселял уверенность в получении от него помощи по тому или иному вопросу, включая и личные проблемы. Могу отметить, что в кругах научных секторов ЛИПАНа, как тогда назывался Курчатовский институт, авторитет И. И. Африкантова был очень высок. По-видимому, несмотря на всю амбициозность, свойственную специалистам этого «высокого» института, они осознавали значимость личности Игоря Ивановича в решении важных государственных задач. Я бы даже сказал проще: Африкантов вместе с А. П. Александровым дарил всем нам радость успешного труда. Увы, «река времён в своем стремлении уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья…», но имя Игоря Ивановича и память о нем теперь уже навсегда увековечены двумя словами и понятием «ОКБМ Африкантов».
Моим непосредственным начальником длительный период был Федор Михайлович Митенков. Он был организатором и начальником Физического отдела. Федор Михайлович обладал великолепным потенциалом знаний термомеханики, прочности, динамики, но вопросы реакторной физики, которую, по образному выражению академика Г. Н. Флерова, «надо чувствовать животом», были для него новыми. Это накладывало отпечаток в рассмотрении вопросов: «Доверяй, но проверяй». Чтобы «проверить», он носил маленькую логарифмическую линейку, погружался в конкретику результатов. Для нас, расчетчиков, это была непростая форма общения. Доверие создавало чувство ответственности. Федор Михайлович — масштабная личность, и Физический отдел был лишь ступенькой в реализации его огромного потенциала как главного конструктора и ученого. Но поскольку речь идет о начале 60-х годов, в эту сторону не буду углубляться. Отмечу другое, личностное. Федор Михайлович был человеком большой культуры. История (Ключевский, Соловьев, Тацит), философия (Кант, Гораций о «золотой середине») были его «коньком» в общении в непроизводственных условиях. Это заставляло и нас осознавать, что «рождены мы не для житейского волненья, не для корысти…».
На вопрос о коллегах мне сложно отвечать, потому что в ОКБМ с первых шагов я познакомился и далее работал, что называется, плечо к плечу со многими неординарными личностями, конструкторами с большой буквы, расчетчиками, испытателями. Поэтому ограничусь только несколькими яркими фигурами, с которыми я контактировал, дискутировал, у которых учился (учиться ведь никогда не вредно). В становлении и развитии исследований по активным зонам, в создании «умных» стендов, в скрупулезной ядерной безопасности любых самых тонких исследований ключевой фигурой был Евгений Михайлович Нестеров. Поскольку он сам был человек музыкальный, то его девиз «служение муз не терпит суеты» для дела был очень продуктивен. Эксперименты по исследованию интерференции, возмущению и перекосам энерговыделений и др. тщательно готовились, продумывались; был задействован принцип «семь раз отмерь, один раз отрежь». Поэтому вклад Е. М. Нестерова в развитие и понимание физики активных зон с нашей проектной конкретикой трудно переоценить.
На плечи Александра Ивановича Кирюшина легла сложнейшая задача создания базы знаний с внедрением в проектную инженерию задач расчета биологической защиты. Ведь опыта не было. Какая высочайшая ответственность и результативность! А. И. Кирюшин со своими коллегами Владимиром Николаевичем Вавилкиным, Борисом Ивановичем Коломийцем, Борисом Сергеевичем Кондратьевым и др. сумел блистательно решить эти задачи.
Лев Николаевич Кутьин — ключевая фигура в создании теплофизических стендов и развитии исследований в обеспечении теплотехнической надежности активных зон. Его заботами была освоена база знаний, достигнутая в ФЭИ. После этого мы смогли уверенно работать самостоятельно. Методические аспекты термогидравлики активных зон исключительно успешно развивал Лев Николаевич Полянин. Удивительно гармоничной личностью был Владимир Сергеевич Кууль — как и я, выпускник МИФИ. В нем сочеталась вся «триада» творческого подхода к решению задач физики и теплогидравлики активных зон: база знаний, интуиция и своего рода инженерное искусство. Его сподвижником в методических вопросах был Рудольф Алексеевич Песков, а несколько позже — талантливые специалисты Олег Александрович Морозов и Владимир Иванович Алексеев. О методическом уровне работ в какой-то мере говорит тот факт, что В. С. Кууль, Л. Н. Полянин и Р. А. Песков стали докторами наук.
При разработке активных зон маневренных транспортных установок важную роль играют исследования не только статики, но и переходных режимов, а если более системно, то исследования динамики. Здесь ключевой фигурой был Борис Иванович Моторов, который со временем стал признанным авторитетом в этой области, автором ряда монографий. Вопросы конструирования транспортных активных зон решал Семен Израилевич Майзус — выдающийся специалист, очень коммуникабельный человек, что позволило наладить взаимообогащающее взаимодействие с заводами-изготовителями и разработчиком ТВЭЛ — НИИ-9. Это вдвойне было важно при проведении опытных работ, испытаний на стендах ОКБМ.
Опорой у Семена Израилевича был выпускник нашего физтеха Дмитрий Григорьевич Преображенский, большой эрудит с системным подходом к решению задач. По активной зоне установки ОК-550 со свинцово-висмутовым теплоносителем ряд «занятных», оригинальных задач мы решали с Вадимом Ивановичем Курылевым — талантливым, дотошным и эмоциональным конструктором, который впоследствии много сделал в развитии направления ТВСА. В обеспечение прочностных задач не могу не отметить выдающуюся роль Георгия Федоровича Городова. Его усилиями и талантом ОКБМ перешло на использование комплексных прочностных моделей, позволяющих на жизненном цикле изделия проследить наличие необходимого запаса по повреждаемости. Кроме того, было инициировано развитие прочностных испытаний с созданием или усовершенствованием стендовой базы соответствующим инструментарием.
По транспортной тематике я познал много тонкостей от Валентина Константиновича Лешукова. Он, на мой взгляд, — профессионал высшей пробы с большим багажом знаний, дружелюбный, доброжелательный. Мы с ним много сделали при пуске стенда КВ-1. Несколько позже мы решали задачи безопасности установок с Игорем Владимировичем Серовым — замечательным специалистом, а со временем и руководителем направления. При решении задач энергетических установок моим коллегой и соратником был Владимир Анатольевич Маламуд. Он окончил Ленинградский военно-инженерный институт. База знаний и личный талант позволяли ему при выполнении конструкторских разработок свободно ориентироваться и в расчетных обоснованиях, и в методиках испытаний. Его опыт первой установки а/л «Ленин» (ОК-150) с пониманием достижений и некоторых недостатков позволял ему более критично смотреть на разработки и принимать оптимальные решения.
Отдельно мне хотелось бы вспомнить моего друга и учителя, нашего научного руководителя из ЛИПАНа Георгия Алексеевича Гладкова — личность очень самобытную и легендарную. Обладая опытом создания первого поколения АПЛ и колоссальной эрудицией, он оказывал большое и результативное влияние на наших конструкторов и расчетчиков. Даже устные просьбы И. И. Африкантова были для него выше всякого рода приказов, несмотря на «высокую трубу» этого института. Гога (так мы его называли) поучал расчетчиков (со ссылкой на И. В. Курчатова): «Пишите так, чтобы и академику было понятно». Итогом даже небольшого исследования должен быть «пис-документ». Решение сложнейших вопросов он умел «для разрядки» сочетать с рассказами о своих альпинистских достижениях или о тушении зажигательных фашистских бомб при налетах на Москву.