До и после войны
Авария на Чернобыльской АЭС стала знаковым событием не только в моей жизни, но и в жизни всего человечества. Такого масштаба техногенных катастроф никогда не было, и не дай Бог, чтобы они когда-нибудь повторились. Я думаю, что только в такой державе, как СССР, можно было справиться с тем кошмаром, который тогда произошёл. Масштабы аварии и её последствия были грандиозны, и не только по степени сложности задач, которые приходилось решать всем участникам ликвидации: учёным, инженерам, рабочим. Огромное количество материальных и людских ресурсов было брошено государством на место событий.
Летом, когда я приехал на место аварии, было очень жарко, а мы в масках-лепестках. Пот тёк с лица, многие снимали маски, чтобы подышать, а чем там дышать?! В воздухе сплошная радиоактивная пыль. К происходящим событиям никто не был готов, информации не было никакой. Припятчане, с которыми приходилось работать, так и говорили: «До и после войны». Для них авария стала настоящей войной, — как, впрочем, и для всех там присутствующих. И порядки там были военные, и дисциплина.
Первые две вахты я отработал непосредственно на третьем энергоблоке. Продолжительность вахты составляла пятнадцать дней. После окончания работы на ЧАЭС я уехал в Чернобыль, где был расположен КССК, и там я отработал ещё семь вахт подряд в должности главного технолога. Таким образом, общее число моих вахт — девять. Чтобы было понятно: Чернобыль — своего рода районный центр, небольшой городок в восемнадцати километрах от места аварии.
Чернобыльский КССК — комбинат специальных строительных конструкций, где постоянно выпускался бетон, которым круглосуточно заливался саркофаг. Точно так же хоронили всю «грязь» с объекта: вырывался могильник, обкладывался бетонными блоками, в могильники свозили «отходы», придавливали их плитами и сверху заливали бетоном. Таких могильников в окрестностях станции великое множество.
На ликвидации аварии Чернобыльской АЭС работало много не только учёных и инженеров, но и военных. Воинские части располагались в тридцати километрах от места аварии. Колонны «чистых» автобусов с солдатами приезжали на объект, проходили несколько пунктов КПП, солдаты пересаживались в «грязные» автобусы, которые уже никогда не выходили из зоны оцепления. Каждый солдат отрабатывал своё время и ждал в автобусе остальных. Это при том, что допустимое время пребывания в месте аварии исчислялось считанными минутами, а люди часами просиживали в автобусе. Вот так это и происходило.
Я не ездил в воинские части, поскольку моё положение было более привилегированное, я жил в общежитии Чернобыля, в отдельной комнатке.
Работали мы в самой простой, можно сказать — примитивной спецодежде. Никаких особых средств защиты у нас не было: хлопчатобумажные костюм, каска и маска-лепесток. Я прибыл на место аварии через год после взрыва, особо к этому времени ничего не изменилось, хотя какие-то части объекта были уже дезактивированы. О масштабах случившегося на самом деле никто из нас тогда не знал. Страшно не было только по той причине, что мы не знали о последствиях. Многим известно о том, что есть альфа-, бета- и гамма-излучения. Альфа- и бета-излучения можно смыть с себя, а интенсивное гамма-излучение пронизывает всё насквозь. Если от него не защититься, оно повреждает не только кожу, но и внутренние ткани и органы человека. Ликвидаторов-первопроходцев сжигали тысячи рентген радиации. За год до моего появления на объекте между третьим и четвёртым блоками была построена кирпичная стена, обитая свинцом, и сверху всего этого была натянута сетка-рабица. В мою задачу и задачу тех, с кем я работал, входило накидать на эту сетку раствор. Дозиметрист давал дозкарту о том, что допустимое время работы в данных условиях не должно превышать десяти минут. За эти десять минут мы уже получали всю суточную норму радиоактивного облучения.
Жизнь текла своим чередом. Обычно было так: находясь на объекте, идёшь в столовую на обед, а там были установлены измерители радиации, которые звенели при высоком её уровне. И вот проходишь зону с измерителями, а они звенят, снимаешь с себя «грязное». Нередко оказывалось так, что довольно большая часть рабочих оставалась босиком и в исподнем. Ели, выходили из столовой, а на выходе получали новую спецодежду и обувь. «Грязное» упаковывали в ящики и увозили на захоронение в могильники.
Забыть о Чернобыле не получается при всём желании. Эта авария стала переломным моментом в жизни каждого, кто принял участие в её ликвидации. Переоблучение организма выражается в общей усталости, тошноте, отсутствии аппетита. Надо сказать, кормили нас на объекте великолепно, разнообразно, но аппетита не было, и буквально приходилось заставлять себя поесть. А уже вечером, когда я приезжал в общежитие в Чернобыль, и нужно было идти в тамошнюю столовую, ноги совершенно не шли. Я заходил в магазин, покупал себе сыр, чай и крекеры. Поесть не было ни малейшего желания.
Все жители Чернобыля были эвакуированы, в городе находились исключительно вахтовики и те, кто был завезён на работу, в том числе военные, гражданских не было ни души. Припять — мёртвый город, страшное зрелище, не дай Бог такое увидеть. Есть такая компьютерная игра — «Сталкер», она хорошо организована в том плане, что в ней полностью представлены окрестности, станция, реактор. Я как ликвидатор могу сказать, что от этой игры — мурашки по коже, и жутко становится от реальных воспоминаний…
За пультом управления четвёртого энергоблока в момент взрыва находился старший оператор Валерий Ходинчук, там он и скончался от высокого уровня радиации, «сгорел». Этого человека оставили на его рабочем месте, которое стало ему могилой. Когда мы проходили мимо аварийного блока, можно было увидеть табличку с его именем и словами о том, что за этой стеной находится его тело.
Большинство ликвидаторов аварии были совсем молодыми ребятами, мало кто из них дожил до пятидесяти лет. Очень многие со временем стали инвалидами. Когда приходит время очередной памятной даты или годовщины аварии, на нас обращают внимание, приглашают куда-то. Высокие военные чины, принимавшие участие в ликвидации, рассказывают о своём видении этой войны, о грандиозных масштабах мероприятий, о том, сколько военной техники и человеческих ресурсов было брошено на борьбу с последствиями, и они говорят правильно, но это их война — война высоких чинов. А я был взводным, в окопе с солдатами, и у меня совсем другое видение того, что происходило: меня окружали простые люди.
В 1995 году томские ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС объединились и создали Томскую областную организацию инвалидов-чернобыльцев «Союз Чернобыль Россия». С 1998 года я возглавлял эту организацию на протяжении шести последующих лет. Потом я отошёл в сторону. На данный момент Томскую региональную общественную организацию участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС возглавляет Анатолий Васильевич Долгов. Организация занимается поддержкой и оказанием любой бытовой помощи инвалидам-чернобыльцам, а также юридическими консультациями. Сейчас на территории Томской области проживает около 1200 ликвидаторов аварии. Каждый год перед 26 апреля представители нашей организации ходят по школам и рассказывают учащимся о ЧАЭС, о страшных последствиях той аварии. Для того, чтобы катастрофы подобного рода впредь никогда не повторялись, нужно, чтобы память о них жила.