Оныкий Борис Николаевич

Как «зубры» повышали квалификацию

Я закон­чил факуль­тет кибер­нетики МИФИ — Москов­ского инже­нерно-физи­че­ского инсти­тута. К тому времени — к 1964 году — я уже был женат. Пона­чалу мы с женой хотели поехать на Урал, пора­бо­тать в одном из ядерных центров, но повер­ну­лось по-другому, и мне при­шлось остаться в МИФИ на кафедре вычи­с­ли­тель­ных машин, рабо­тать асси­стен­том и одно­вре­менно учиться в аспи­ран­туре.

Для начала нужно рас­ска­зать о под­го­товке спе­ци­али­стов в МИФИ.

Мин­сред­маш всегда знал, сколько и каких спе­ци­али­стов нужно и к какому сроку. Тре­бо­вались не просто спе­ци­али­сты, а лучшие спе­ци­али­сты по так назы­ва­е­мым кри­ти­че­ским тех­ноло­гиям, свя­зан­ным с кри­ти­че­скими ядре­ными про­цес­сами. Их гото­вили в МИФИ.

Надо сказать, что отцы-осно­ва­тели МИФИ пре­красно пони­мали, что ядерная отрасль не может раз­ви­ваться изо­ли­ро­ванно, поэтому вокруг области кри­ти­че­ских ядерных про­цес­сов соз­да­ва­лось некое, как теперь бы сказали, облако спе­ци­аль­но­стей: факуль­тет элек­тро­ники и авто­ма­тики физи­че­ских уста­но­вок, факуль­тет кибер­нетики и так далее. К пре­сло­ву­тым гоне­ниям на кибер­нетику в Мин­сред­маше отно­си­лись, скажем так, свысока. Фило­софы могли гово­рить все, что угодно, иде­ологи могли гово­рить все, что угодно. Был особый вопрос — вопрос военной безо­пас­но­сти госу­дар­ства. И нам, ребятам, которые учились на факуль­тете кибер­нетики, явно или неявно объ­яс­нили: неважно, что пишут в газетах, учитесь во все тяжкие, — потому что это нужно для обо­ро­нос­по­соб­но­сти, это нужно для авто­ма­ти­за­ции, это нужно для моде­ли­ро­ва­ния физи­че­ских про­цес­сов; это нужно для точных рас­четов, как делать которые, тогда никто не знал.

Нам при­ви­вали куль­туру работы с инфор­ма­цией. Это озна­чало сле­ду­ю­щее: все, что ты делаешь в инсти­туте, в лабо­ра­то­рии, в ауди­то­рии, каса­ется только тебя и МИФИ. Извне — пожа­луйста, говори о том, какой хор в МИФИ, как мы играем в футбол, какая у нас про­грамма (она откры­тая); а что чита­ется на неко­то­рых спе­ци­аль­ных дис­ци­пли­нах — это кон­фи­ден­ци­аль­ный предмет. Нас при­у­чали держать язык за зубами. Тогда в МИФИ роди­лась пого­ворка: надо думать, что гово­ришь, когда гово­ришь, что думаешь.

Потом я пришел в Средмаш, отра­бо­тал там пят­на­дцать лет. За эти годы я прошел по всем тех­ноло­ги­че­ским этажам, был знаком прак­ти­че­ски со всем научным руко­вод­ством, но ни разу не услышал слов «ядерное оружие». Гово­рили: «изделие». Кстати сказать, правильно делали, потому что неко­то­рые вещи, свя­зан­ные с высо­кими плот­но­стями энергии, пугают несве­ду­щих людей. А этого не надо делать ни в коем случае. Те, кто пугает людей, — откро­вен­ные подонки. Поэтому здесь очень акку­ратно обхо­ди­лись с тер­ми­ноло­гией.

Должен вам сказать, что уже потом, когда нача­лась пере­стройка и на МИФИ обру­ши­лась критика как на «милита­рист­ский» инсти­тут — а я в то время был рек­то­ром, — мы для того, чтобы давать меньше осно­ва­ний для нас­ко­ков, сделали сле­ду­ю­щее. У нас была кафедра горения и взрывов, которую орга­ни­зо­вал ака­демик Семенов Николай Нико­ла­е­вич. Не кто-нибудь, а лауреат Нобе­лев­ской премии. Человек, опи­сав­ший физику взрыва. И для того, чтобы никто не лез к нам со своими неве­же­ствен­ными сужде­ни­ями и рас­по­ря­же­ни­ями, мы пере­и­ме­но­вали кафедру горения и взрывов в кафедру быстро про­те­ка­ю­щих про­цес­сов. И дело сохра­нили, и никого не пугали, и отмели дилетан­т­ские сужде­ния на этот счет.

Когда я окончил аспи­ран­туру МИФИ, меня вызвали в упра­в­ле­ние кадров Сред­маша. А работал я на кафедре вычи­с­ли­тель­ных машин по тема­тике про­фес­сора Хетагу­рова Яро­с­лава Афа­на­сье­вича. Тогда на всех парах стро­ился атомный под­вод­ный флот, он осна­щался стра­те­ги­че­скими ракетами, спо­соб­ными нести, в том числе, и ядерное оружие. Мы зани­мались вопро­сами упра­в­ле­ния ракет­ной стрель­бой (сейчас уже можно об этом гово­рить). У меня все неплохо полу­ча­лось, я защитил дис­сер­та­цию. Очень не хотел уходить из МИФИ. Наси­жен­ное, хорошее место, хорошие пер­спек­тивы и учитель, кото­рого я обожал.

И тут меня вызы­вают в Средмаш. Я тогда вообще толком не знал, что это за Средмаш такой. (Обу­ча­ясь в МИФИ, можно было вообще ничего не знать. Идешь на рас­пре­де­ле­ние — тебе дают рас­пре­де­ле­ние, там написан почто­вый ящик, и больше ничего. Можно поин­те­ре­со­ваться: туда идти или ехать? Адрес назы­вают — и всё). Но меня сразу после защиты кан­ди­дат­ской дис­сер­та­ции при­гла­сили на Ордынку и поставили задачу орга­ни­зо­вать филиал Цен­траль­ного инсти­тута повы­ше­ния квали­фи­ка­ции для нашей отрасли. Я не сразу согла­сился. Однако к тому времени я уже был членом партии (пришел в МИФИ с флота, закон­чил Нахи­мов­ское училище), поэтому раз­го­вор был корот­кий. «Вы ком­му­нист?» — «Да, ком­му­нист». — «Тогда какие вопросы?» Вопро­сов нет, пошли рабо­тать.

Почему поя­ви­лась необ­хо­ди­мость в нашем филиале? В Сред­маше забла­го­вре­менно всё обду­мы­вали и очень тща­тельно гото­ви­лись ко всему. Было время отте­пели, — время косы­гин­ских реформ, которые так и не состо­я­лись. Но, тем не менее, к тому времени какая сло­жи­лась ситу­а­ция? Во-первых, упра­в­ле­ние про­из­вод­ством стало наукой. Поя­ви­лись такие дис­ци­плины, как системный анализ, иссле­до­ва­ние опе­ра­ций. На этот счет писали книги, поя­ви­лась спе­ци­аль­ная мате­ма­тика. Это озна­чало, что наши руко­во­ди­тели и руко­во­ди­тели Сред­маша, которые выдви­ну­лись, идя по всем тех­ноло­ги­че­ским сту­пень­кам и демон­стри­руя свою состо­я­тель­ность, должны были полу­чать еще эти допол­ни­тель­ные знания. И, во-вторых, пред­по­ла­га­лось, что со вре­ме­нем про­мыш­лен­ность и наука перейдут на прин­ципы хоз­рас­чета. Соб­ственно говоря, пла­ни­ро­ва­лось то, что впо­след­ствии успешно реали­зо­вали в Китае.

Задача была сле­ду­ю­щая: создать систему повы­ше­ния квали­фи­ка­ции внутри отрасли для того, чтобы пере­под­го­то­вить весь руко­во­дя­щий состав. А руко­во­дя­щий состав пред­при­ятий Мин­сред­маша — это действи­тель­ные члены Ака­демии наук, это гене­ралы, это люди, как гово­рится, с полным ико­но­ста­сом на груди. То есть серьезные люди. А я маль­чишка, мне трид­цать один год. Но мне сказали так: «Вы окон­чили факуль­тет кибер­нетики?» — «Окончил». — «Кибер­нетика — это теория упра­в­ле­ния?» — «Да, теория упра­в­ле­ния». — «Осва­и­вайте и стройте инсти­тут. Для начала будете заме­сти­те­лем дирек­тора по учебной и научной работе, а там погля­дим».

В моей судьбе это был очень крутой поворот, потому что нужно было теперь уже само­сто­я­тельно изучать все дис­ци­плины, которые пре­по­дают в школах бизнеса в Сое­ди­нен­ных Штатах, в Англии, в Европе. Надо сказать, что для дела Средмаш не ску­пился в сред­ствах. Обра­щались в соот­вет­ству­ю­щие ведом­ства, заку­пали нужную лите­ра­туру; мы ее полу­чали, осва­и­вали, сами учились. И потом на занятиях с руко­во­ди­те­лями очень круп­ного ранга обсу­ждали эти вопросы.

Конечно, понятие «повы­ше­ние квали­фи­ка­ции» в нашем случае — не совсем точное. Ну как повы­шать квали­фи­ка­цию, напри­мер, группе дирек­то­ров пред­при­ятий и научно-иссле­до­ва­тель­ских орга­ни­за­ций Мин­сред­маша?! Там ста­ро­стой был Ана­то­лий Пет­ро­вич Алек­сан­дров, в неда­ле­ком будущем пре­зи­дент Ака­демии наук.

Но суще­ство­вало пони­ма­ние: для того, чтобы отрасль была пере­до­вой, для того, чтобы можно было кон­ку­ри­ро­вать с Сое­ди­нен­ными Штатами и со всем миром, нужно при­влечь в отрасль лучших людей. Было поста­но­в­ле­ние прави­тель­ства, поз­во­ля­ю­щее упра­в­ле­нию кадров Мин­сред­маша брать на работу любого чело­века, окон­чив­шего любое учебное заве­де­ние России. Этим правом активно поль­зо­вались. Суще­ство­вал спе­ци­аль­ный меха­низм отбора. Всего по России было около 120 учебных заве­де­ний, которые регу­лярно посе­щались пред­стави­те­лями упра­в­ле­ния кадров Мин­сред­маша. Почти все выпускники МИФИ шли в отрасль.

И наряду с правиль­ным пла­ни­ро­ва­нием такой отбор в конце концов создал в Мин­сред­маше чело­ве­че­скую среду, которая обла­дала вну­трен­ними лич­ност­ными каче­ствами сози­да­те­лей. Хочу пояс­нить, как это про­я­в­ля­ется на бытовом уровне. Пред­ставим себе: два чело­века раз­го­ва­ри­вают и обсу­ждают кого-то тре­тьего. Можно гово­рить о том, сколько ему лет, какой у него цвет волос, где он рабо­тает. Но неиз­бежно после­дует вопрос: а что он сделал? Неважно, что он началь­ник пятого глав­ного упра­в­ле­ния, которое раз­ра­ба­ты­вало тогда все ядерное. А сам-то он что-нибудь совер­шил? Что сделано под его руко­вод­ством? Если был ясный ответ — тогда интерес сохра­нялся, а если общие раз­го­воры «да вы пони­ма­ете, он сделал нечто типа того» — интерес очень быстро угасал. Дело — вот что было главной харак­те­ри­сти­кой.

Там были опре­де­лен­ные каноны.

Пред­при­ятием Мин­сред­маша всегда руко­во­дила троица — дирек­тор (как правило, генерал), главный инженер про­из­вод­ства и научный руко­во­ди­тель. Это были самые главные люди, которые опе­ра­тивно упра­в­ляли работой. И что очень важно, при каждом руко­во­ди­теле такого уровня обя­за­тельно суще­ство­вал кол­ле­ги­аль­ный орган, где он был пред­се­да­те­лем. Научно-тех­ни­че­ский совет — при научном руко­во­ди­теле пред­при­ятия. Главный инженер имел свои кол­ле­ги­аль­ные органы, которые обсу­ждали про­из­вод­ствен­ные планы, закупки обо­ру­до­ва­ния и так далее. Дирек­тор отвечал за все, в том числе за соц­куль­т­быт. Плюс партком и профком.

И еще один канон на Сред­маше выпол­нялся неу­кос­ни­тельно: на мате­ри­ально-тех­ни­че­ское обес­пе­че­ние и на соц­куль­т­быт обра­ща­лось исклю­чи­тельно серьез­ное вни­ма­ние. Ефим Пав­ло­вич Слав­ский был очень солид­ный, обсто­я­тель­ный человек. Он редко мотался куда-то по каким-то срочным делам, но у него было правило: он каждый год обя­за­тельно ездил на какое-то крупное пред­при­ятие. И не просто для того, чтобы погла­зеть, а для того, чтобы на месте принять необ­хо­ди­мые решения. И докла­ды­вали ему обычно так. В то время не было пре­зен­та­ций, все рисо­вали на пла­ка­тах. Одна стена была заве­шана пла­ка­тами так назы­ва­е­мого основ­ного про­из­вод­ства, другая давала пред­ста­в­ле­ние о стро­и­тель­стве жилья, о соц­куль­т­быте. Слав­ский сам ходил и осма­т­ри­вал ново­стройки. Иногда по мини­стер­ству шли такие приказы с его оценкой дея­тель­но­сти архи­тек­то­ров, что будь здоров! Не выгонял, но взгреть мог по полной про­грамме. Ефим Пав­ло­вич не поз­во­лял строить таких домов, в которые сам он со своей крупной фигурой не смог бы пройти, не повер­нув­шись боком. А стро­и­лись целые города! Этому уде­ля­лось исклю­чи­тельно большое вни­ма­ние. И мы гор­ди­лись: вот как живут наши люди!

Все отно­си­тельно, но именно в отно­си­тель­ных кате­го­риях человек оце­ни­вает свое бла­го­со­сто­я­ние. И если он видит, что госу­дар­ство все делает для того, чтобы он имел кров, еду, хорошие бытовые условия, — то он будет рабо­тать не за страх, а за совесть.

Поэтому из Сред­маша люди почти не уходили. Но и выго­няли из Сред­маша крайне редко — лишь в исклю­чи­тель­ных случаях. Правило было очень простое: да, оши­б­лись, да, про­го­рели — в нашем деле без ошибок никак. Мы пер­во­про­ходцы, а пер­во­про­ходцы к своим звездам Героев идут сквозь тернии ошибок и неудач. А дальше ставился очень простой вопрос: к рукам что-нибудь при­ли­пло или нет? Вот если при­ли­пло — тогда посы­лали аж до самых Солов­ков. Но если ничего не при­ли­пло — ну, полу­чишь пар­тийное взыска­ние. Понизят в долж­но­сти. Обсудят, но не осудят.

Те, кого мы сегодня вели­чаем гиган­тами отрасли, нашими «зубрами», были людьми с большой буквы. Приведу вам такой пример. Эту историю рас­ска­зал мой товарищ по общежи­тию, окон­чив­ший факуль­тет экс­пе­ри­мен­таль­ной и тео­рети­че­ской физики, тео­ретик. Он работал в феде­раль­ном ядерном центре. Были про­граммы мирного исполь­зо­ва­ния ядерной энергии не только в реак­то­рах, но и по мирным взрывам: закрыть горящую сква­жину, вскрыть рудник и так далее. Алик как раз зани­мался этой про­бле­ма­ти­кой. Однажды он участ­во­вал в экс­пе­ри­мен­тах, все прошло удачно. Под самый Новый Год его вызвали на доклад к Слав­скому. Доложил. Слав­ский, в пре­крас­ном рас­поло­же­нии духа, говорит: «Проси, чего хочешь». Алик спра­ши­вает: «Ефим Пав­ло­вич, может быть, есть какой-то способ успеть мне домой к Новому Году?» — «Есть такой способ». — Слав­ский дал рас­по­ря­же­ние, и Алик успел к Новому Году в свой феде­раль­ный ядерный центр. Летел на личном само­лете Слав­ского.

У меня была един­ствен­ная встреча с леген­дар­ным дирек­то­ром Арза­маса-16 Борисом Гле­бо­ви­чем Муз­ру­ко­вым. Я туда приехал читать лекции по упра­в­ле­нию про­из­вод­ством. Читали в большом зале, интерес был немалый, потом дис­ку­ти­ро­вали… Ока­зы­ва­ется, Борис Гле­бо­вич слушал все это по тран­с­ля­ции. Я лишь потом узнал, что к тому времени он уже был глубоко нездо­ров и мало кого при­ни­мал. Но меня при­гла­сил к себе. А я понимал, что если генерал при­гла­шает, надо ответить «есть» и вовремя явиться. И мы с ним раз­го­ва­ри­вали часа два. Обсу­ждали вопросы, свя­зан­ные с упра­в­ле­нием про­из­вод­ством, вот с тем самым чело­ве­че­ским фак­то­ром, о котором идет речь. Муз­ру­ков сказал, что у них не было ничего из науки упра­в­ле­ния, кроме чело­ве­че­ского фактора. Про «ничего» — это, воз­можно, слишком сильно сказано; но наши леген­дар­ные руко­во­ди­тели действи­тельно умели спла­чи­вать, зажи­гать, убе­ждать огромные кол­лек­тивы.

Однажды на учебу в Москву мини­стер­ство вызвало руко­во­ди­те­лей научно-иссле­до­ва­тель­ских орга­ни­за­ций из Арза­маса, из нынеш­него Снежин­ска. При­е­хали крупные люди, в больших званиях. И нужно было эту группу свозить в Санкт-Петер­бург (тогда — Ленин­град) на неко­то­рые обо­рон­ные пред­при­ятия. В том числе — для зна­ком­ства с нова­ци­ями в упра­в­ле­нии, которые там осу­ще­ст­в­ля­лись. Я, по нео­пыт­но­сти, через тран­с­порт­ное упра­в­ле­ние заказал все места в одном вагоне. Пришел в упра­в­ле­ние кадров, а там меня реально взгрели: «Ты пони­ма­ешь, кого везешь?! По двум вагонам надо». Каза­лось бы, мелочи, да? Нет! Про­ду­ман­ная, отшли­фо­ван­ная техника сбе­ре­же­ния кадров.

А потом, когда закон­чи­лась их учеба (занятия про­хо­дили в здании, которое офи­ци­ально назы­ва­лось «Комитет по атомной энергии»), слу­ша­тели должны были напи­сать отзывы. И боль­шин­ство слу­ша­те­лей — ну, прямо как сго­во­ри­лись — напи­сали, что 50 % лекций и занятий были полезными.

Сижу, читаю отзывы. Про себя думаю: дойдет эта цифра до ВПК, дойдет до обо­рон­ного отдела ЦК, — скажут, что мы отвле­каем людей от работы ради каких-то 50 про­цен­тов. Сижу рас­стро­ен­ный. Ана­то­лий Пет­ро­вич Алек­сан­дров рядом про­ха­жи­вался по кори­дору. А дверь открыта. Он подошел ко мне: «Ты чего такой груст­ный?». Я говорю: «Думаю, где мне теперь искать работу». — «А чем тебе здесь плохо?» — «Да вы напи­сали, что пользы всего 50%». Он на меня вни­ма­тельно посмо­трел и говорит: «Ну, ты и нахал! Чело­ве­че­ство десятки лет рабо­тало для того, чтобы повы­сить КПД паро­воза от 12 % до 40 % теп­ло­воза, а тебе мало 50-ти про­цен­тов! Соци­аль­ная машина не может иметь коэф­фи­ци­ент полез­ного действия больше, чем теп­ло­воз!» Вот такой инте­рес­ный взгляд. Все обер­ну­лось шуткой, и на душе стало спо­койно.

Люди они были веселые. На те же занятия, помню, пришел ака­демик Зель­до­вич. Все его хорошо знали. Встрети­лись, пого­во­рили, потом начи­на­ется лекция. Зель­до­вич говорит: «Я сейчас вашими делами не зани­ма­юсь. Я пошел в астро­фи­зику. Давайте немножко рас­скажу о состо­я­нии в этой области и о том, что я делаю». Взял мел, подошел к доске. Все затихли. Посмо­трел в ауди­то­рию, на доску, потом еще раз в ауди­то­рию и говорит: «Пред­ставим, что это галак­тика», — и ставит мелом точку. Отошел, посмо­трел на свою точку, окинул взгля­дом ауди­то­рию и говорит: «Нет, пожалуй, вот так», — вер­нулся к доске и сделал точку чуть покруп­нее. Тут, конечно, все серьезные люди рас­хо­хо­тались. Что-что, а хороший юмор в этой среде ценили и пони­мали.

Тогдаш­ние вза­и­мо­от­но­ше­ния между учеными, про­из­вод­ствен­ни­ками, упра­в­лен­цами и воен­ными (это четыре главные соста­в­ля­ю­щие Мин­сред­маша) можно оха­рак­те­ри­зо­вать одним словом: вза­и­мо­действие. Да, это разные слои, разные пси­холо­гии, разные взгляды — и задачи разные. Но эта раз­ность рабо­тала на общее благо, а не на рас­кар­даш.

Разные точки зрения, разные взгляды — они посто­янно про­я­в­ля­лись на засе­да­ниях НТС, где мне при­хо­ди­лось при­сут­ство­вать. Несмо­тря на то, что к НТС вопросы гото­ви­лись очень тща­тельно (как гово­рили, высту­пить «на босу ногу» на НТС — это просто поте­рять лицо), но раз­ли­чие в точках зрения обя­за­тельно было. Оно было на всех уровнях и на всех этажах.

Это, если хотите, залог все­сто­рон­него подхода к решению той или иной про­блемы.

Как ректор МИФИ я вза­и­мо­действо­вал с соот­вет­ству­ю­щим главным упра­в­ле­нием Мини­стер­ства обороны, которое отве­чало за экс­плу­а­та­цию всего ядер­ного оружия. И должен сказать, что это было самое интел­ли­ген­т­ное под­раз­де­ле­ние в мини­стер­стве, а соот­вет­ству­ю­щий главк — самый рафи­ни­ро­ван­ный в Мини­стер­стве обороны. Все офицеры были выпускники Ака­демии Петра Вели­кого, они имели очень солид­ное тех­ни­че­ское обра­зо­ва­ние.

Я вспо­ми­наю этих военных, вспо­ми­наю руко­во­ди­те­лей главков — это была элита. Они могли раз­го­ва­ри­вать на научные темы абсо­лютно сво­бодно, были хорошо к этому под­го­то­в­лены. И все пони­мали, что без них ничего не сде­ла­ешь: они, в конце концов, творят на поли­го­нах послед­ний акт.

Совре­мен­ных упра­в­лен­цев назы­вают чинов­ни­ками — и правильно назы­вают. Тех упра­в­лен­цев — тогдаш­них — назы­вали госу­дар­ствен­ными дея­те­лями. Чув­ству­ете разницу? Конечно, внутри глав­ного упра­в­ле­ния были люди, которые зани­мались тех­ни­че­ской работой. Их с какой-то натяж­кой можно было назвать чинов­ни­ками. Но не первых лиц. Начиная, скажем, с уровня зам­на­чаль­ни­ков главных упра­в­ле­ний, я имел дело с госу­дар­ствен­ными дея­те­лями круп­нейшего мас­штаба. Это были люди, которых приятно было слушать. Их просто надо было слушать, потому что они гово­рили дело. И если ослу­ша­ешься, все будет плохо.

Давайте возьмем, для примера, ныне здрав­ству­ю­щего Рябева Льва Дмит­ри­е­вича. Он, когда при­ез­жал на курсы, был дирек­то­ром ядер­ного центра в Сарове. Я наблю­дал его в группе дирек­то­ров. Все они были чрез­вы­чайно занятые люди. А когда при­ез­жали на курсы, немножко рас­сла­б­ля­лись, как свойственно любому чело­веку.

Так вот, Лев Дмит­ри­е­вич, зани­ма­ясь на курсах, за две недели создал пер­спек­тив­ный план осво­е­ния вычи­с­ли­тель­ной техники в Арза­масе. Серьез­нейший доку­мент, но не слишком толстый, в пре­де­лах 25-и страниц. (Я потом прочел его работу и пора­зился, увидев уровень автора). Рябев при­вле­кал моих молодых ребят — спе­ци­али­стов по вычи­с­ли­тель­ной технике, рабо­тав­ших на кафедре — и просил объ­яс­нять все аспекты по нескольку раз. Человек работал. И все ком­по­ненты исполь­зо­ва­ния вычи­с­ли­тель­ной техники в области упра­в­ле­ния, в области моде­ли­ро­ва­ния физи­че­ских про­цес­сов — абсо­лютно все ком­по­ненты были задейство­ваны в его пер­спек­тив­ном плане.

Разве не мог он, как делают совре­мен­ные мене­джеры, дать задание спе­ци­али­стам, чтобы они составили ему план? Мог, конечно. Но тогда бы он не сумел про­чув­ство­вать те нюансы, которые доступны только спе­ци­али­стам. Иначе говоря, его уровень ком­петен­т­но­сти был бы ниже. А этого Лев Дмит­ри­е­вич допу­стить не мог.

Однажды после про­хо­жде­ния курса я привел группу началь­ни­ков главков к Слав­скому. Ефим Пав­ло­вич инте­ре­со­вался, как дела, как прошла учеба; вручил удо­сто­ве­ре­ния об окон­ча­нии. На этой встрече мини­стру можно было задать вопросы, напря­мую не отно­ся­щи­еся к делу. И вот его спро­сили: «Ефим Пав­ло­вич, у вас огромнейшее хозяйство, — гораздо большее, чем эко­но­мика неко­то­рых стран в Европе, — а у вас совер­шенно нет помощ­ни­ков. В другое мини­стер­ство зайдешь — там у мини­стра и совет­ники, помощ­ники. А у вас одна секретарь — и все. Как это может быть?» Слав­ский посмо­трел на всех с хит­рин­кой и говорит: «Нет, у меня много помощ­ни­ков, но мои помощ­ники — это началь­ники главков». И в самом деле, началь­ники главков само­сто­я­тельно вели круп­нейшие проекты, потому что в Сред­маше каждый человек выпол­нял свою функцию. В хорошо выстро­ен­ной орга­ни­за­ции каждый человек выпол­няет свою функцию.

А сейчас функции размыты. Пришло другое время, другие люди. Старых зубров, чтобы не сразу с глаз долой, пере­во­дят в совет­ники. Знаю одного выда­ю­ще­гося в прошлом спе­ци­али­ста. Он, в статусе совет­ника, при­хо­дит, откры­вает дверь: «Ребят, советы нужны?» — «Нет, не нужны». — «Ну, я пошел». Госу­дар­ствен­ная система упра­в­ле­ния про­мыш­лен­но­стью не отстро­ена, да и госу­дар­ствен­ных про­мыш­лен­ных пред­при­ятий почти не оста­лось.

А с другой стороны, дважды в одну реку не войдешь. Сейчас, если гово­рить о госу­дар­ствен­ном упра­в­ле­нии эко­но­ми­кой, надо уже строить упра­в­ле­ние по-другому. В те времена была иерар­хи­че­ски единая система прямого упра­в­ле­ния. А сейчас нужно выстра­и­вать госу­дар­ствен­ное упра­в­ле­ние в виде каких-то сильных рычагов воз­действия на крупные частные пред­при­ятия.

У нас есть очень хороший пример — Китай. Там все было не так просто. Я, будучи рек­то­ром МИФИ (Виктор Ники­то­вич Михайлов был тогда мини­стром), ездил в Китай, вос­ста­на­в­ли­вал отно­ше­ния между Ака­демией инже­нер­ной физики Китая и МИФИ, был погру­жен в эту тему, вни­ма­тельно изучал китайский опыт. Китайцы, не ломая своей поли­ти­че­ской системы, успешно ее модер­ни­зи­ро­вали. Они допус­кают наличие частных и ино­стран­ных пред­при­ятий. Но такие опасные сферы, как ядерная, держат в ведении госу­дар­ства.

В Китае я бесе­до­вал со многими людьми. Ока­за­лось, что с вице-пре­зи­ден­том Ака­демии инже­нер­ной физики Китая мы когда-то жили в одном общежи­тии — он тоже учился в МИФИ. Тогда ино­стран­ных сту­ден­тов не допус­кали, но около трид­цати китайских спе­ци­али­стов все-таки закон­чили наш вуз. Потом они зани­мали очень крупные посты в атомной про­мыш­лен­но­сти; их в про­цессе куль­тур­ной рево­лю­ции не уни­что­жили, не под­вер­гали остра­кизму, и они про­дол­жали рабо­тать.

Когда я работал в Сред­маше, мы думали, что Россия стоит нака­нуне реформ, — так же, как Китай. Но у нас реформы затоп­тали, и все полу­чи­лось так, как полу­чи­лось.

А ведь Мин­сред­маш один мог воз­главить и про­ве­сти реформу во всей стране. Нам тогда это было по силам. Мы, несмо­тря на почтен­ный возраст нашего мини­стра, рабо­тали в ногу со вре­ме­нем.

Помню, Слав­скому перед самым уходом на пенсию кто-то из руко­во­дя­щих това­ри­щей ставил в пример какую-то ком­па­нию: «Вот, такая-то ком­па­ния успешно уве­ли­чи­вает коли­че­ство про­дук­ции на экспорт для того, чтобы зара­ба­ты­вать валюту». Ефим Пав­ло­вич пожал плечами, как бы в недо­у­ме­нии, и сказал: «Да у нас вся про­дук­ция на экспорт».