Огнёв Леонид Иванович

Под руководством Харитона

Моя малая Родина — Ишим, самый север­ный город на южной гра­нице Рос­сии. В 1950 году я закон­чил ишим­скую школу №1. Моими школь­ными дру­зьями были В. Ф. Яко­влев, А. Н. Плот­ни­ков, В. Ф. Тихомо­лов, достиг­шие в даль­нейшей жизни больших успе­хов. Вени­амин Федо­ро­вич Яко­влев — юрист, член-кор­ре­спон­дент РАН, Пред­се­да­тель Высшего Арбит­раж­ного Суда Рос­сийской Феде­рации в отставке, в насто­ящее время — Совет­ник Пре­зи­дента РФ. Алек­сандр Нико­ла­е­вич Плот­ни­ков — член Союза писа­те­лей СССР и Рос­сии, писа­тель-мари­нист, под­вод­ник, капи­тан пер­вого ранга. Все­во­лод Федо­ро­вич Тихомо­лов — член Союза худож­ни­ков СССР, ленинград­ский скуль­птор.

В юно­сти моим куми­ром был старший брат Ген­на­дий, чело­век высо­кой культуры, артист оркестра Перм­ского опер­ного театра. В начале войны он ушел на фронт доб­ро­вольцем и погиб под Ленингра­дом.

Мне в жизни очень повезло. После окон­ча­ния в 1956 году Ленинград­ского военно-меха­ни­че­ского инсти­тута (в насто­ящее время — Бал­тийский госу­дар­ствен­ный тех­ни­че­ский уни­вер­си­тет имени Д. Ф.Усти­нова) я полу­чил назна­че­ние в уни­каль­ный науч­ный центр — КБ-11 (так в то время назы­вался ВНИ­ИЭФ). В КБ-11, несмотря на свое инже­нер­ное обра­зо­ва­ние, я чудом попал в кол­лек­тив физи­ков-тео­ре­ти­ков, возглав­ля­емый ака­деми­ками А. Д. Саха­ро­вым и Я. Б. Зель­до­ви­чем. Дело в том, что Яков Бори­со­вич Зель­до­вич решил взять в свое под­раз­де­ле­ние трех выпуск­ни­ков тех­ни­че­ских ВУЗов. Среди них ока­зался и я.

Вна­чале было трудно. При­ш­лось много времени уде­лять само­об­ра­зо­ва­нию по физике. Помогали това­рищи по работе. Саха­ров и Зель­до­вич под­клю­чали моло­дых спе­ци­а­ли­стов к раз­ра­ботке важ­ных акту­аль­ных тем. Так, спу­стя три года после начала работы Я. Б. Зель­до­вич пору­чил мне выступить с докла­дом на мини­стер­ском научно-тех­ни­че­ском совете (НТС), возглав­ля­емом И. В. Кур­ча­то­вым.

К деся­ти­ле­тию суще­ство­ва­ния ВНИ­ИЭФ, когда я начал рабо­тать, были созданы пер­вые образцы ядер­ного и термо­ядер­ного оружия, начался бур­ный период совершен­ство­ва­ния заря­дов.

При раз­ра­бот­ках заря­дов сотруд­ники тео­ре­ти­че­ских под­раз­де­ле­ний стоят на старте этих раз­ра­бо­ток, форми­руя тех­ни­че­ские зада­ния на осно­ва­нии рас­четно-тео­ре­ти­че­ских работ, про­во­димых совместно с матема­ти­ками. В процессе выпол­не­ния этих тех­ни­че­ских зада­ний тео­ре­ти­кам при­хо­дится вни­кать в работу многих под­раз­де­ле­ний инсти­тута: экс­пе­римен­таль­ных, кон­струк­тор­ских, тех­но­логи­че­ского, а также завода. Промежу­точ­ным финишем являются полигон­ные испыта­ния (они про­во­ди­лись до 1990 года). Окон­ча­тель­ный финиш — сдача в серий­ное про­из­вод­ство и на вооруже­ние.

Вся научно-тех­ни­че­ская часть работ по созда­нию заря­дов осуществ­ля­лась под руко­вод­ством науч­ного руко­во­ди­теля ВНИ­ИЭФ. Бес­смен­ным науч­ным руко­во­ди­те­лем в тече­ние полу­века был ака­демик РАН Ю. Б. Хари­тон. Мои кон­такты по работе с Юлием Бори­со­ви­чем оста­вили глу­бо­кое впе­чат­ле­ние. От сотруд­ни­ков он тре­бо­вал по любому вопросу более обшир­ных зна­ний, чем это тре­бо­ва­лось в дан­ный момент.

Ядер­ный заряд — это слож­ное устройство, при работе кото­рого про­те­кают процессы, нере­а­ли­зу­емые в при­род­ных усло­виях на Земле: темпе­ра­туры достигают мил­ли­о­нов гра­ду­сов, дав­ле­ние — мил­ли­о­нов атмо­сфер. Поэтому из-за труд­но­стей рас­чет­ного опи­са­ния процес­сов при атом­ном взрыве Юлий Бори­со­вич культи­ви­ро­вал перед отправ­кой изде­лия на полигон так назы­ва­емое «жупе­ли­ро­ва­ние», то есть ана­лиз возмож­ных неучтен­ных в рас­че­тах процес­сов, кото­рые могли при­ве­сти к отрица­тель­ным результа­там испыта­ния.

Хари­тон был талант­ли­вым орга­ни­за­то­ром науч­ного цен­тра, у него ко всему был нестан­дарт­ный под­ход. В тоже время Юлий Бори­со­вич был уди­ви­тельно эру­ди­ро­ван­ным чело­ве­ком, пре­красно знавшим лите­ра­туру.

Мне посчаст­ли­ви­лось рабо­тать со све­ти­лом рус­ской науки А. Д. Саха­ро­вым — все­мирно извест­ным уче­ным, отцом водо­род­ной бомбы. Он был инте­рес­ным все­знающим собе­сед­ни­ком. Когда наступали ред­кие минуты отдыха и все уче­ные соби­ра­лись в тес­ном кругу, в цен­тре нашего внима­ния был Андрей Дмит­ри­е­вич. Я вос­хищался его интел­ли­гент­но­стью.

Кроме упомя­ну­тых Я. Б. Зель­до­вича, Ю. Б. Хари­тона и А. Д. Саха­рова, мне дове­лось сотруд­ни­чать с ака­деми­ками РАН Е. А. Неги­ным, Ю. А. Трут­не­вым, В. Н. Михай­ло­вым, Р. В. Иль­ка­е­вым, с леген­дар­ным дирек­то­ром Уралмаша и Челя­бин­ска-40, а в после­дующем — дирек­то­ром ВНИ­ИЭФ Б. Г. Муз­ру­ко­вым, а также с заме­сти­те­лем пред­се­да­теля Совмина СССР, мини­стром Л. Д. Рябе­вым.

Ряд тех­ни­че­ских достиже­ний ВНИ­ИЭФ, кото­рые были совершены при моем уча­стии, отме­чены пра­ви­тельствен­ными награ­дами. Были напи­саны более пяти­сот науч­ных работ. Один из про­ве­ден­ных экс­пе­римен­тов был назван сотруд­ни­ками ВНИ­ИТФ «Саров­ским чудом».

Моя работа была настолько инте­рес­ной и акту­аль­ной, что на увле­че­ния и хобби у меня не оста­ва­лось времени. В период, когда были раз­решены полигон­ные испыта­ния, у тео­ре­ти­ков счи­та­лось нормаль­ным рабо­тать до восьми вечера.

На полиго­нах перед взрывом, конечно, были вол­не­ния. Сам взрыв — это фее­ри­че­ское зре­лище! Сна­чала ядер­ный свет, вспышка. Потом — огнен­ный шар ста­но­вится баг­ро­вым, высве­чи­ваются горы, долины. Свет очень яркий, будто в иной мир попа­да­ешь. Но все-таки глав­ное впе­чат­ле­ние не от внеш­ней кар­тины (я был на 30-40 взры­вах). Ведь рабо­та­ешь год-два, вынаши­ва­ешь идею, про­би­ва­ешь ее, а результат узна­ешь только во время испыта­ний. Пять… четыре…три… два …один…ноль! И сердце зами­рает: полу­чи­лось или нет? Под­нимется гора — или нет? И потом пры­га­ешь от радо­сти — полу­чи­лось! Или ухо­дишь с поникшей голо­вой.

Конечно, как и во вся­кой работе, слу­ча­лись и курьез­ные исто­рии. Вот одна из них. В 1955 году был создан дуб­лер КБ-11 — научно-иссле­до­ва­тельский инсти­тут с четырех­знач­ным номе­ром — НИИ 1011. В даль­нейшем его пере­име­но­вали во ВНИИП, а затем — во ВНИ­ИТФ. У меня воз­ник вопрос: почему такой стран­ный номер у НИИ — десять-один­на­дцать? В шутку его назы­вали «НИИ ни десять, ни один­на­дцать». Я спраши­вал у многих во ВНИ­ИЭФ и во ВНИ­ИТФ, почему такой стран­ный номер? Никто не мог отве­тить. Нашелся только един­ствен­ный чело­век — В. А. Алек­сан­дров, кото­рый ска­зал, что инсти­туту дали такой же номер, как у КБ-11, только в дво­ич­ной системе.

Одна­жды позво­нили сотруд­нице кон­струк­тор­ского отде­ле­ния:

— Скажите, нет ли у вас Давида Абрамо­вича Фишмана?

— Нет, а кто спраши­вает?

— Хари­тон.

— А фами­лия ваша?..

Я дово­лен своей судь­бой и горжусь тем, что мне дове­лось участ­во­вать в больших сверше­ниях нашего инсти­тута. Жаль, что во ВНИ­ИЭФ сегодня суще­ствует про­блема при­вле­че­ния талант­ли­вых выпуск­ни­ков ведущих вузов: не хотят жить в закрытом городе, стремятся рабо­тать за гра­ницей.