Никулина Антонина Васильевна

ВНИИНМ — мой второй дом

Это может пока­заться не типич­ным, но в школе я не была отлич­ницей и не думала о науке — хотела стать штурма­ном даль­него пла­ва­ния или лет­чи­ком, но меня отго­во­рили. По окон­ча­нии школы я попыта­лась поступить в МВТУ им. Баумана на точ­ную меха­нику (один из самых слож­ных факуль­те­тов), но врач, посмот­рев на меня — маленькую худенькую девочку, счел, что я не потяну столь тяже­лые нагрузки, и не допу­стил до экза­ме­нов. Не попав в Бауманку, я решила пойти в инсти­тут цвет­ных метал­лов, на факуль­тет гео­лого­раз­ведки. Был послед­ний день при­ема докумен­тов. Подойдя к двери при­ем­ной комис­сии, я обна­ружила, что она закрыта на обе­ден­ный пере­рыв. Сев на ступеньки, я решила подо­ждать, и в этот момент ко мне обра­ти­лась про­хо­дившая мимо девушка. Она спро­сила, куда я соби­раюсь поступать. Услышав про гео­лого­раз­ведку, она ска­зала, что это про­фес­сия не для деву­шек, и посо­ве­то­вала пойти на тех­но­логи­че­ский факуль­тет, на метал­ло­ве­де­ние. Так с ее лег­кой руки, совершенно слу­чайно, я пошла учиться на метал­ло­веда. Полу­чив диплом, я попала по рас­пре­де­ле­нию во ВНИ­ИНМ (тогда НИИ-9), не зная, что это за инсти­тут и чем тут занимаются. Спу­стя неко­то­рое время меня под­клю­чили к рабо­там по осво­е­нию цир­ко­ния — к теме, кото­рая в даль­нейшем стала цен­траль­ной в моей работе, а ВНИ­ИНМ сде­лался моим вто­рым домом.

В сере­дине 50-х годов пра­ви­тельством была постав­лена задача раз­ра­бо­тать спо­собы полу­че­ния цир­ко­ния для исполь­зо­ва­ния в атом­ной промыш­лен­но­сти. Под­клю­чили предпри­я­тия Мин­сред­маша, нача­лись работы, и все опыт­ные образцы по осво­е­нию металла при­во­зили к нам в инсти­тут. В мою задачу вхо­дили изу­че­ние этих образцов и оценка их при­год­но­сти для исполь­зо­ва­ния в атом­ной промыш­лен­но­сти. Мы занима­лись науч­ной экс­пе­римен­таль­ной рабо­той и не думали о деньгах. В этот период я иссле­до­вала большое коли­че­ство раз­ных слит­ков и набрала серьез­ный опыт в этой обла­сти. Мне очень повезло, так как с самого начала я ока­за­лась под руко­вод­ством грамот­ных и талант­ли­вых спе­ци­а­ли­стов, чле­нов-кор­ре­спон­ден­тов и ака­деми­ков Ака­демии наук, людей ста­рой закалки, обла­давших широ­ким круго­зо­ром. Моим науч­ным руко­во­ди­те­лем был заме­ча­тель­ный чело­век и талант­ли­вый уче­ный Алек­сандр Семе­но­вич Займов­ский, заме­сти­тель руко­во­ди­теля ВНИ­ИНМ Андрея Ана­то­лье­вича Боч­вара. Темой моей дис­сер­тации стала раз­ра­ботка тре­бо­ва­ний к цир­ко­нию для при­ме­не­ния его в атом­ной промыш­лен­но­сти: по свойствам, хими­че­скому составу и другим харак­те­ри­сти­кам. При обсуж­де­нии работы Займов­ский ска­зал: «Встре­ча­емся два раза: пер­вый — обсуж­даем программу работы, вто­рой — когда ты при­не­сешь мне гото­вую дис­сер­тацию». Когда я при­несла свою работу, он спро­сил, кто будут оппо­ненты. Я отве­тила, что хотела бы, чтобы один из них был круп­ный уче­ный, а дру­гой — круп­ный про­из­вод­ствен­ник.

Тогда Займов­ский пред­ложил в каче­стве оппо­нента сво­его кол­легу, другого заме­сти­теля Боч­вара — члена-кор­ре­спон­дента Ака­демии наук Сергея Тихо­но­вича Коно­бе­ев­ского. Тот посмот­рел мою дис­сер­тацию и сна­чала отнесся к ней кри­ти­че­ски: мол, работа не имеет отноше­ния к науке (и он в чем-то по-сво­ему был прав, так как о цир­ко­нии в то время было мало что известно), но потом все же согла­сился оппо­ни­ро­вать. Назна­чили дату защиты, однако Коно­бе­ев­скому при­ш­лось уле­теть в коман­ди­ровку. Он успел вер­нуться бук­вально в день защиты и сразу после при­зем­ле­ния само­лета позво­нил из аэропорта, чтобы его дожда­лись. Добравшись до инсти­тута, Сергей Тихо­но­вич вклю­чился в процесс обсуж­де­ния и заявил, что в каж­дой дис­сер­тации можно найти недо­статки, но глав­ная заслуга моей работы — опре­де­ле­ние кон­крет­ных парамет­ров и тре­бо­ва­ний к цир­ко­нию, на осно­ва­нии кото­рых можно созда­вать промыш­лен­ное про­из­вод­ство цир­ко­ния. Про­из­вод­ство было создано, а основа тре­бо­ва­ний к цир­ко­нию сохра­ня­ется и в наше время!

В 60-х годах меня начали отправ­лять в коман­ди­ровки на науч­ные конфе­ренции по цир­ко­нию, кото­рые про­во­дили раз-два в 3 года в раз­ных стра­нах мира (эти конфе­ренции про­во­дят и по сей день). В то время в меж­ду­на­род­ном науч­ном сообще­стве теме цир­ко­ния уде­ля­лось очень большое внима­ние. В чем уни­каль­ность цир­ко­ния? Цир­ко­ний имеет низ­кий коэффици­ент захвата нейтро­нов. Подоб­ным свойством, помимо цир­ко­ния, обла­дают всего три металла: алюми­ний, маг­ний и берил­лий. Однако алюми­ний и маг­ний имеют низ­кую темпе­ра­туру плав­ле­ния, а берил­лий — низ­кие тех­но­логи­че­ские харак­те­ри­стики. Поэтому цир­ко­ний остался един­ствен­ным кон­ку­рен­то­спо­соб­ным мате­ри­а­лом для актив­ных зон атом­ных реак­то­ров на теп­ло­вых нейтро­нах.

Аме­ри­канцы начали такие работы на несколько лет раньше нас, но по результа­там мы от них не отстали. Сегодня в мире исполь­зу­ется пять цир­ко­ни­е­вых спла­вов, три из кото­рых раз­ра­бо­тали мы. За эти раз­ра­ботки мне в 1996 году была вру­чена меж­ду­на­род­ная медаль Вильяма Кролля, кото­рой отме­чаются осо­бые достиже­ния в обла­сти цир­ко­ния. До меня было вру­чено 9 таких меда­лей. В науч­ном мире эта награда и ее обла­да­тели поль­зуются большим уваже­нием.

Андрей Ана­то­лье­вич Боч­вар — это икона. Я таких людей больше не встре­чала. Он был исклю­чи­тельно скром­ный чело­век. И обя­за­тель­нейший. Все­гда при­езжал на работу вовремя, минута в минуту, и так же минута в минуту по окон­ча­нии рабо­чего дня с нее ухо­дил. Он счи­тал, что хороший спе­ци­а­лист должен успе­вать все делать в отве­ден­ное для этого время. По утрам заве­дующая биб­лио­те­кой клала к нему на стол новые книги и жур­налы. А. А. Боч­вар изу­чал новые поступ­ле­ния, после чего пере­ад­ре­со­вы­вал их спе­ци­а­ли­стам инсти­тута согласно тема­тике их работы. И только после озна­ком­ле­ния профиль­ных спе­ци­а­ли­стов эта лите­ра­тура направ­ля­лась на стел­лажи в биб­лио­теку.

Андрей Ана­то­лье­вич был очень чело­веч­ным и все­гда помогал людям — неза­ви­симо от их долж­но­сти. К нему на прием мог попасть любой сотруд­ник, даже если он был про­стым рабо­чим. Помню такой слу­чай. Жена одного сотруд­ника, рабо­тавшего в Вене, в МАГАТЭ, при­е­хала наве­стить своих детей, живших и учившихся в Москве. Она при­везла с собой немного импорт­ных вещей, чтобы сдать в комис­си­он­ный мага­зин. Пре­жде чем сдать товар в комис­си­онку, тре­бо­ва­лось отсто­ять большую оче­редь. Чтобы не тра­тить несколько часов, она решила про­дать при­ве­зен­ные вещи чело­веку, пред­ложившему их купить. В итоге ее обви­нили в спе­ку­ляции и при­гро­зили аре­стом. Узнав об этом, я пошла к Боч­вару и попро­сила помочь. Един­ствен­ный вопрос, кото­рый он мне задал: «А вы ее уважа­ете?». Я отве­тила утвер­ди­тельно. Больше он у меня ничего не спраши­вал и на сле­дующий день, пове­сив на пиджак свою звезду Героя Соц­труда, поехал к Гене­раль­ному про­ку­рору СССР, после чего все вопросы были сняты. Слу­чаев, когда Боч­вар помогал людям, было очень много. В то же время он был очень строгим, никогда не прощал небреж­но­сти, без­от­вет­ствен­но­сти: если чело­век его под­во­дил, он ста­вил на нем крест и больше никогда не дове­рял. Как уче­ный, он также не терпел ответа «не знаю». Боже упаси так ему отве­тить на какой-либо вопрос! «Я раз­бе­русь и вам доложу», — только так сле­до­вало гово­рить, если ты не мог дать ответ сразу. Боч­вар редко ходил в кино и театры, отда­вая предпо­чте­ние посеще­нию музеев. Когда в Москву при­во­зили выставки с зару­беж­ными музей­ными экс­по­на­тами, он обя­за­тельно их посещал. Он имел право сво­бод­ного про­хода и, слу­чайно уви­дев в оче­реди на экс­по­зицию кого-нибудь из зна­комых сотруд­ни­ков, часто заби­рал их и про­во­дил с собой. Андрей Ана­то­лье­вич был пои­стине раз­но­сто­рон­ней лич­но­стью: помимо науки и искус­ства он увле­кался спор­том, много пла­вал, обли­вался холод­ной водой, хорошо играл в малый тен­нис. Еще его выде­ляло отноше­ние к женщи­нам: он, в част­но­сти, счи­тал, что женщины больше под­хо­дят для науч­ной работы, они более орга­ни­зо­ван­ные, акку­рат­ные и обя­за­тель­ные. Вот таким необыч­ным чело­ве­ком был Андрей Ана­то­лье­вич.

Работа уче­ного-метал­ло­веда со сто­роны может пока­заться скуч­ной каби­нет­ной жиз­нью. Но, уве­ряю вас, это совсем не так! Со мной слу­ча­лись при­клю­че­ния, достой­ные Инди­аны Джонса. Я часто ездила в раз­ные страны на конфе­ренции по цир­ко­нию. На одной из них, про­хо­дившей в Герма­нии, при­сут­ство­вал индус, кото­рого возила на инва­лид­ной коляске очень кра­си­вая девушка-индуска. Вече­ром орга­ни­за­торы конфе­ренции устро­или бан­кет, и мы слу­чайно ока­за­лись с ним за одним сто­лом, обме­ня­лись визит­ными кар­точ­ками. На сле­дующий день я вер­ну­лась в Москву и забыла об этом зна­ком­стве. Спу­стя неко­то­рое время главк орга­ни­зо­вал поездку совет­ских спе­ци­а­ли­стов в Индию для налажи­ва­ния научно-тех­ни­че­ского сотруд­ни­че­ства, куда вклю­чили и меня. И неожи­данно, неза­долго до вылета, я полу­чаю факс от индуса, с кото­рым мы обме­ня­лись визит­ками в Герма­нии: «Анто­нина Васи­льевна, я узнал, что вы при­ле­тите в Индию, готов вас встре­тить и пока­зать все, что вам будет инте­ресно». Я отве­тила, что при­езжаю не одна, а в составе делегации; как долго про­буду в Индии, я не знаю, как и не знаю плана рабо­чих меропри­я­тий. Так что спа­сибо, но встре­титься, к сожа­ле­нию, не полу­чится. Он мне сообщил: «Не вол­нуй­тесь, я готов при­нять всю делегацию и про­ве­сти для всех ее чле­нов экс­кур­сии по самым инте­рес­ным местам в Индии». Я про­должала отка­зы­ваться, а он про­должал наста­и­вать. Когда мы отпра­ви­лись в Индию, я обра­ти­лась к кол­легам по делегации: «Ребята, вы меня, пожа­луй­ста, не остав­ляйте! Я не знаю, кто этот индус, — уче­ный он или промыш­лен­ник, и что именно ему от меня надо». По при­лету в Индию, в город Хай­да­ра­бад, нас при­везли в отель. И там мне вру­чают кон­верт с письмом, в кото­ром этот стран­ный индус поздрав­ляет меня с при­ез­дом и сообщает, что через час будет в отеле. Я прошу пере­дать ему, что не смогу встре­титься, так как я в Индии с рабо­чим визи­том, и делегация, в составе кото­рой я при­ле­тела, будет рабо­тать в соот­вет­ствии с запла­ни­ро­ван­ным графи­ком. Но индус про­должал меня все время пре­сле­до­вать. В ходе поездки руко­вод­ство бом­бейского инсти­тута попро­сило меня про­чи­тать лекцию по цир­ко­нию. Полу­чив согла­со­ва­ние руко­вод­ства, я поле­тела в Бом­бей в сопро­вож­де­нии двух инду­сов — пред­ста­ви­те­лей при­нимающей сто­роны. По при­лету, на выходе в аэропорт среди встре­чающих я уви­дела двух чело­век в белых чалмах с таб­лич­кой «А. В. Нику­лина». Я решила, что это встре­чающие из бом­бейского инсти­тута. Под­хожу к ним и вижу, как сопро­вож­дающие меня индусы, словно сто­ро­же­вые собаки, набро­си­лись на этих людей в белых чалмах с таб­лич­кой, нача­лась ярост­ная пере­палка! Я сна­чала рас­те­ря­лась, но потом вдруг уви­дела, что на таб­личке внизу мел­кими бук­вами напи­сано имя того индуса в инва­лид­ной коляске. Говорю им: я при­е­хала не к вам, а по работе, совсем в другое место. Два моих сопро­вож­дающих хва­тают меня под руки и ведут в мик­ро­ав­то­бус. В машине спраши­ваю — что это было? Сопро­вож­дающие дрожат и отве­чают: «Вас могли похи­тить!». Поздно вече­ром мы при­е­хали к месту назна­че­ния в Бом­бейский инсти­тут. Захожу в номер отеля — теле­фон­ный зво­нок! Беру трубку: «Анто­нина Васи­льевна? Я знаю, что вы при­е­хали!». Я отве­чаю: «Оставьте, пожа­луй­ста, меня в покое! Я при­е­хала по работе и встре­титься с вами не могу». При­ш­лось гово­рить резко, чтобы он от меня нако­нец отстал. Позже я узнала, что это был очень вли­я­тель­ный в Индии чело­век, сын кото­рого вла­дел аэропор­тами и мог отслежи­вать все мои пере­леты и место­на­хож­де­ние. Ну и в заверше­нии этого при­клю­че­ния я там забо­лела холе­рой, чуть не погиб­нув от обез­вожи­ва­ния орга­низма…

Одна­жды (в 1967 году) мы в компа­нии дру­зей решили про­ве­сти отпуск в поездке по реке Хопер. В один из дней нашего путеше­ствия по реке двое мест­ных муж­чин встре­тили нас на вело­сипе­дах и сообщили, что в мест­ном сель­со­вете меня ожи­дает сроч­ная телеграмма. Двое из нашей группы поехали в сель­со­вет. Там действи­тельно лежала телеграмма, отправ­лен­ная А. С. Займов­ским и Я. Д. Пахомо­вым. В ней гово­ри­лось, что мне сле­дует срочно воз­вра­титься в Москву, так как пред­стоит поездка в США. (Позже выяс­ни­лось, что Займов­ский с Пахомо­вым отыс­кали карту с пла­ном нашего марш­рута и отпра­вили телеграммы во все насе­лен­ные пункты вдоль нашего марш­рута). Я даже не знаю, что это было за село в Сара­тов­ской обла­сти, но, про­чи­тав телеграмму, руко­во­ди­тель адми­ни­страции быстро орга­ни­зо­вал транспорт — само­лет «куку­руз­ник», и мы поле­тели в Сара­тов. Стоял июль, в иллю­ми­на­торе вид­не­лась раз­ливша­яся река Волга. «Куку­руз­ник» трясло и бол­тало, а нас ела мош­кара. После при­зем­ле­ния в Сара­тове я подошла с телеграммой к началь­нику аэропорта. Лето, аэропорт пере­пол­нен, мест нет, но меня тут же поса­дили на ближайший само­лет до Москвы. На сле­дующий день после при­лета я отпра­ви­лась в Мин­сред­маш к заме­сти­телю Слав­ского по без­опас­но­сти. Он про­вел инструк­таж: в Нью-Йорке быть бди­тель­ной, осто­рож­ной, в район Гар­лем не ходить и т.д. И хотя в итоге поездка в США не состо­я­лась, я до сих пор помню, как четко и слаженно в то время про­хо­дила опе­рация по доставке меня в Москву.

В авгу­сте 1968 года, после событий «Праж­ской весны», я с тремя кол­легами поехала на конфе­ренцию в Чехо­сло­ва­кию. Изна­чально мы не хотели ехать, но нас вызвали в ЦК пар­тии и ска­зали, что пред­ста­ви­тели СССР обя­заны при­сут­ство­вать на этой конфе­ренции. При­чем руко­вод­ство имело довольно смут­ные пред­став­ле­ния о про­ис­хо­дящем в этой стране и про­сило нас информи­ро­вать о том, что мы уви­дим. Мы стали пер­выми, кто поле­тел в Чехо­сло­ва­кию после пре­краще­ния авиа­со­обще­ния с СССР. Более того, мы ока­за­лись един­ствен­ными пас­сажи­рами этого рейса. Я помню, как в аэропорту Праги совет­ские десант­ники под­бра­сы­вали вверх мали­но­вые береты от радо­сти, что нако­нец из Союза при­ле­тел пер­вый само­лет. Мы не поки­дали салон, пока не при­шел наш сопро­вож­дающий из кон­сульства, пре­дупре­див, чтобы мы шли за ним никуда не сво­ра­чи­вая и ни с кем не вступая в кон­такт. Он нас довел до машины, сто­явшей на тер­ри­то­рии аэропорта, и после того, как мы в нее сели, сообщил, что мы едем в совет­ское кон­сульство. Добравшись до места, я уви­дела, что вели­ко­лепно отде­лан­ное мрамо­ром и позо­ло­той зда­ние кон­сульства все в пыли и грязи, так как многих сотруд­ни­ков кон­сульства эва­ку­и­ро­вали, а чеш­ский пер­со­нал отка­зался рабо­тать, и уби­раться стало некому. Конфе­ренция про­хо­дила в городке Мари­ан­ске-Лазне, рас­по­ложен­ном неда­леко от гра­ницы с Австрией. Перед поезд­кой нам тре­бо­ва­лось поме­нять рубли на мест­ные кроны. Сопро­вож­дающий вновь уса­дил нас в машину, пре­дупре­див, чтобы мы сидели молча, не выда­вая речью, что мы рус­ские. Подъе­хали к банку, сопро­вож­дающий вышел, но как только подошел к окошку обме­нять валюту — оно закры­лось. Такая же исто­рия про­изошла во вто­ром, тре­тьем и чет­вер­том бан­ках — нас попро­сту отка­зы­ва­лись обслужи­вать. При­ближа­лось время отправ­ле­ния нашего поезда в Мари­ан­ске-Лазне. Пред­ста­ви­тель кон­сульства был взбешен. Подойдя к оче­ред­ному окошку, он начал яростно ругаться на чеш­ском языке с сотруд­ни­ками банка. В итоге он добился, чтобы деньги поме­няли, и чудом успел вовремя поса­дить нас на уже трогавшийся поезд, бук­вально затолк­нув на ступеньки вагона. Стем­нело. Вагон тем­ный и полупу­стой. Мы сидим молча, опа­са­ясь гово­рить по-рус­ски. По времени уже скоро должны при­быть на место, но какая именно станция наша, не знаем — на улице тем­нота! При­ш­лось спро­сить у ближайшего к нам пас­сажира. Но вме­сто ответа он молча встал и ушел. И так повто­ри­лось раз за разом — с нами отка­зы­ва­лись общаться! Нам стало не по себе: где выхо­дить, мы не знаем, за окном ночь. В вагоне остался всего один пас­сажир, ста­ри­чок в австрийской шляпе с пером. И вдруг, не пово­ра­чи­вая к нам головы, он тихо гово­рит на рус­ском языке: "Ваша оста­новка сле­дующая". Были и чехи, гото­вые помочь, но они ста­ра­лись делать это неза­метно. Так мы ока­за­лись на станции Мари­ан­ске-Лазне. Сели в авто­бус и с неве­ро­ят­ным тру­дом добра­лись до отеля. Под­хо­дим на ресепшен, и тут нам на чет­ве­рых выдают ключ от одного номера. Делать нечего, под­нима­емся. К сча­стью, в номере ока­за­лось две ком­наты: большая, где разме­сти­лись трое моих спут­ни­ков, и маленькая, кото­рую заняла я. Утром мы обна­ружили, что в номере нет воды — ни умыться, ни чаю попить. Один из нас, Иван Ворв­нин, началь­ник лабо­ра­то­рии из Гла­зова, отпра­вился добы­вать воду. В итоге нам при­несли один кувшин на всех, вылив воду в рако­вину. Так, не умывшись и не позав­тра­кав, мы отпра­ви­лись на конфе­ренцию. Убе­ди­лись, что с нами никто не разго­ва­ри­вает, хотя зна­комых чехов там было много: с кем-то вме­сте учи­лись в инсти­туте, кто-то про­хо­дил прак­тику у нас в Кур­ча­тов­ском инсти­туте. Мы не понимали, что про­ис­хо­дит! В пере­рыве к нам подошел пред­се­да­тельствующий на конфе­ренции руко­во­ди­тель завода "Шкода", пообещав вече­ром зайти к нам на ужин. Уви­дев это, к нам стали под­хо­дить и другие наши зна­комые чехи. Мы их также при­гла­сили к себе. Вече­ром все собра­лись, начали разго­ва­ри­вать и про­си­дели до шести утра, пыта­ясь понять, как так вышло, что мы были дру­зьями, а стали врагами. Нам так и не уда­лось найти общий язык. В один из дней мы пошли на вечер­ний прием, отка­заться от посеще­ния кото­рого мы не могли. В Москве нас пре­дупре­ждали, чтобы мы везде были вчет­ве­ром и ни в коем слу­чае не раз­де­ля­лись. Однако вышло так, что в какой-то момент, даже не заме­тив, мы разошлись, и одного из нас — Ивана Ворв­нина из гла­зов­ского завода — чуть не побили, решив, что он шпион, так как на его бейджике не было ука­зано, что он уче­ный. Двое других наших ребят еле-еле его отбили. В итоге после всех пере­де­лок нам все же уда­лось благопо­лучно вер­нуться домой. Вот такая инте­рес­ная и бога­тая на события жизнь была у совет­ских уче­ных!