Никулин Николай Михайлович

Хоть и говорят, умный на чужих ошибках учится – свои шишки нужно набивать!

Я окончил школу в 1973 году, отгулял лето и в сен­тя­бре начал подыс­ки­вать себе работу. Один мой при­я­тель как раз устра­и­вался в СНИИП, и я решил подать доку­менты вместе с ним. Устро­ился сле­са­рем меха­но­сбо­роч­ных работ. Сперва было непри­вычно, я молодой парень, 30-летние казались мне уже ста­ри­ками, а тут рабо­тали вете­раны Великой Оте­че­ствен­ной войны, люди, про­шедшие суровую школу жизни. И они стали меня обучать. Молоток, зубило, выру­бать плос­ко­сти, первое время даже руки опухали. Мастер у меня был суровый, Кон­стан­тин Васи­лье­вич Сели­ва­нов, прошел всю войну.

Про­ра­бо­тал я так три года, и мне пред­ло­жили освоить про­фес­сию свар­щика. Обу­чаться надо было в рабочее время, я принял мудрое решение и согла­сился. В то время сотруд­ни­ков пери­о­ди­че­ски отпра­в­ляли рабо­тать в колхоз, на ово­ще­базы, и когда я освоил азы про­фес­сии, меня стали посы­лать на ово­ще­базы про­во­дить сва­роч­ные работы. Мне про­фес­сия свар­щика очень понрави­лась. Я ею заго­релся, и когда в СНИИП осво­бо­ди­лось место свар­щика, я попро­сил, чтобы меня на него пере­вели. Ока­за­лось, что варить на ово­ще­базе кон­тейнеры и варить детали в СНИИП — это совсем разные вещи. Мне повезло, так как у нас рабо­тали очень опытные свар­щики, которые варили даже ракет­ные шахты. Они начали обучать меня всем видам сварки: элек­тро­сварке, газовой, аргон­ной. Первое время слесаря меня не при­зна­вали и отка­зы­вались со мной рабо­тать, требуя более опытных спе­ци­али­стов. Так про­дол­жа­лось около года. Я понял, что достиг должной квали­фи­ка­ции, когда слесаря сами начали про­ситься пора­бо­тать со мной, ведь я тоже был сле­са­рем, понимал их работу и ста­рался варить так, чтобы им было потом легче зачи­щать шов. Людей с высоким интел­лек­том у нас всегда было много. Напри­мер, даже многие фре­зе­ров­щики были с нео­кон­чен­ным высшим обра­зо­ва­нием.

Про­ра­бо­тал я свар­щи­ком года три, и тут ком­со­мол кинул клич, что ком­со­моль­цам надо полу­чать высшее обра­зо­ва­ние. Я при­ки­нул и решил попро­бо­вать. Тогда шел набор в МВТУ им. Баумана. Планка была высокая, думаю: поступлю — не поступлю... СНИИП открыл под­го­то­ви­тель­ные курсы, я сдал экза­мены и посту­пил на вечер­ний факуль­тет. Тогда я не понимал, во что ввя­зался. Помню, пришел на первое занятие по мате­ма­тике, захожу в ауди­то­рию, а народу столько, что сесть некуда! Думаю: как тут учатся — стоя, что ли? Пре­по­да­ва­тель посмо­трел на нас и говорит: не пережи­вайте, после первого семе­стра места, где сесть, всем хватит. Ока­за­лось, что это была не шутка. Учиться было тяжело. Закан­чи­ва­ешь работу в 5 вечера, едешь на Бау­ман­скую, воз­вра­ща­ешься домой в 12 ночи, а утром снова на работу. И так каждый день. В итоге из группы в 42 чело­века до финиша дошло всего 5 — 6 человек. Знания, полу­чен­ные в СНИИП, мне очень помогли во время учебы, так как многие вещи я уже знал по работе. Бывали и курьезные моменты. Помню, достался билет о штам­повке взрывом. Сижу, думаю, что же я тут могу ответить, а про­фес­сор в это время задает вопрос другому сту­денту о технике сварки. Тот затруд­ня­ется с ответом, и про­фес­сор спра­ши­вает ауди­то­рию: кто знает? Ну, мне это все было давно известно, так что отвечаю на его вопрос во всех деталях. Он говорит: отлич­ный ответ, ставлю пять! Вот так мне часто везло.

Закон­чил инсти­тут, и мне пред­ло­жили перейти в тех­ноло­ги­че­ский отдел, в группу сварки. Пока шло офор­м­ле­ние, в цеху, где я работал, осво­бо­ди­лись места мастера и началь­ника участка. Меня вызы­вает бывший мой началь­ник цеха Юрий Сте­па­но­вич Яковлев и пред­ла­гает мне долж­ность мастера цеха. Я согла­сился. А это самое тяжелое, когда рабочим, с кото­рыми ты вчера был на равных, ты должен ука­зы­вать, что делать. А Яковлев про­дол­жает: а что если вам рабо­тать не масте­ром, а сразу началь­ни­ком участка? Я, конечно, слегка вздро­г­нул. Руко­во­дить своими бывшими началь­ни­ками, людьми, про­шедшими войну… Принять решение было непро­сто, но я согла­сился.

Чтобы вы поняли, как изме­ни­лась моя жизнь, приведу один факт: после первых двух недель работы у меня отвали­лись подошвы на ботин­ках. На самом деле. Это сейчас есть ком­пью­тер, где поме­чено наличие всех деталей, а когда чего-то не хватает, можно просто поставить галочку в таблице. А тогда надо было кон­тро­ли­ро­вать все самому: какие детали в наличии, каких не хватает, куда какая деталь должна пойти, отслежи­вать стадии изго­то­в­ле­ния и т.д. Все время при­хо­ди­лось быть на ногах. Но я набрался опыта. Хоть и говорят, что умный учится на чужих ошибках, но все равно свои шишки нужно наби­вать. Был я и секрета­рем ком­со­моль­ской орга­ни­за­ции, затем вступил в партию и стал секрета­рем пар­тий­ной орга­ни­за­ции.

Какие были плюсы? Тебя с твоими про­бле­мами никто не бросал. Дальше. Футбол, хоккей, походы, экс­кур­сии, поездки по другим городам — это все было поста­в­лено на отлично. Напри­мер, в СНИИП на майские празд­ники, на ноя­брь­ские, плюс еще возь­мешь отгулы — и на неделю уезжали. Я побывал в При­бал­тике, объез­дил запад России. Тури­сти­че­ские слеты, песни, само­де­я­тель­ность. Когда я началь­ни­ком участка отра­бо­тал первый год, мы поехали в Карелию, в поход на байдар­ках. Мы даже не поняли, во что ввя­зались, просто взяли байдарки напро­кат и поплыли. А когда сплав начался, то назад ты уже не под­ни­мешься, спла­в­ля­лись недели полторы-две, и я вдруг понял, что мне чего-то не хватает. Думаю, чего не хватает? Комары, гнус, при­клю­че­ния — все есть, а чего же не хватает? И понял, что я пере­стал думать о работе. Вот этих мыслей мне не хватало.

Так мы и рабо­тали. Нача­лась пере­стройка, потом пришел 1991 год. В СНИИП с зар­пла­тами всегда было нор­мально. А тут заказов в инсти­туте нет, зар­платы нет. Начали в инсти­туте соз­да­вать малые пред­при­ятия. Соби­рать стулья, палатки и другой разный шир­по­треб. А мы-то при­вы­кли делать высо­ко­точ­ные научные приборы, причем еди­нич­ные серии. В общем, попро­бо­вали — ничего не полу­ча­ется. Все уволь­ня­ются. Помню: прихожу в цех, свет выклю­чен. Откры­ваю дверь, темно, свет вклю­чить некому, кроме меня. Ни одного чело­века нет… Тяжелей тяже­лого было, до сих пор у меня это перед глазами стоит…. Включаю свет, за стан­ками никого нет. Ну, думаю, бросать все? Но не так вос­питаны были! Стали искать новые заказы. Поти­хоньку-поти­хоньку все начало дви­гаться. Пошли зар­платы, стали воз­вра­щаться люди. Потом было принято решение воз­о­б­но­вить про­из­вод­ство про­дук­ции СНИИП. И вос­ста­но­вили про­из­вод­ство военной про­дук­ции, затем начали вос­ста­на­в­ли­вать работу по гра­ждан­ским заказам для атомных станций.

У нас картины висят в цеху, еще часть пропала, а так весь цех в кар­ти­нах был! А как вы думаете, откуда картины взялись? Могу сказать. В гор­ба­чев­ские времена допу­стили аме­ри­кан­цев на наше про­из­вод­ство, и один из деле­га­ции спра­ши­вает: пере­ве­дите, что у вас на пла­ка­тах напи­сано. А там напи­сано: если ты выпил на работе, то лиша­ешься ува­же­ния кол­лек­тива, отпуска летом и три­на­дца­той зар­платы. И один из деле­га­ции спра­ши­вает, а что, у вас на работе пьют? Ну, ему запу­танно объ­яс­нили про слож­ность пере­вода, а потом вышел приказ — всю нагляд­ную агита­цию снять. Агита­цию убрали, и места на стенах остались пустыми. А у нас худож­ник был, Смирнов, очень талан­тли­вый. Работал простым сле­са­рем. И он написал все картины. Мы заку­пали на свои деньги холсты, под­рамники, краски. И все стены нашего цеха вместо пла­ка­тов укра­си­лись пейза­жами. Чело­века уже нет, а память о нем оста­лась. Я вам так скажу: неважно, в какой области человек рабо­тает; если у него есть заин­те­ре­со­ван­ность, все, что он делает — делает заме­ча­тельно!

Очень приятно, что в насто­я­щее время в меха­ни­че­ском цехе есть сотруд­ники, которым инте­ресно рабо­тать, которые с душой отно­сятся к делу. Очень ценно и отрадно, что этим людям можно пере­дать свои знания и верить, что дело, кото­рому ты посвятил жизнь, не будет оста­но­в­лено, а будет только раз­ви­ваться.