Полжизни в одном цехе
1. В новую жизнь
1950 год, позади преддипломная практика, впереди защита диплома, а нас уже распределяют по предприятиям. Это было волнующим событием, хотя мы знали все предприятия, куда нас могут направить.
В нашей группе учились 12 девочек и один парень. По одному заходили мы в кабинет директора института. Подошла и моя очередь. Разговор был недолгим: «Надо… требуются специалисты…очень важно. Куда — сказать не могу, одно знаю, средняя полоса». Вручили направление и сказали, куда и когда прибыть. Так мы, 8 девчонок из группы, сами того не подозревая, снова оказались вместе на Цветном бульваре в Москве.
Нам организовали тщательный медосмотр, все оказались здоровыми. Через две недели нас отправили по назначению.
Ехали поездом с сопровождающим до неизвестной станции, затем нас пересадили в открытый кузов машины и повезли дальше. В кузове, кроме нас, разместились еще медики, инженеры, преподаватели — все молодые специалисты.
Подъехали к зоне. Некоторые девчонки из медиков и учителей, увидев проволоку и часовых, заплакали. Но для нас это не было неожиданностью: мы уже имели дело с режимными заводами. С первых дней учебы в институте нас приучали к секретности.
Расселили нас в гостиницах на поселке ИТР, улица Жданова (теперь это улица академика А. Д. Сахарова).
Поскольку здания наших цехов еще не были достроены, нас направили на стажировку: одних на завод №2 КБ-11, других — в Москву. На заводе №2 нас принял директор Анатолий Яковлевич Мальский. Перед нами предстал высокий, стройный, по-военному подтянутый и красивый молодой мужчина в военной форме. Держался он просто, доброжелательно. Беседа прошла, как сейчас говорят, в дружеской обстановке. Своим обаянием он сразу же расположил нас к себе.
На завод № 2 в 1950-1951 годах работающих возили в крытых грузовых машинах, как сейчас возят солдат на заставы, — с той лишь разницей, что наши «шарабаны» были крыты фанерой и в щели между листами врывались сквозняки. Чтобы выдержать их зимой, мы покупали накидки из пленки. На морозе они становились жесткими, как фанера, но свое назначение выполняли, и мы не унывали.
В начале 1952 года мы все, стажировавшиеся, вернулись на свой родной завод № 3 и были направлены на второе производство. Сюда ведут все пути узлов и деталей, изготавливаемых в заводских цехах, здесь сходятся усилия сотен технологов, конструкторов, рабочих и руководителей.
Многие заводчане, проработавшие десятки лет на «Авангарде», даже не знали, да и не могли знать, что же выпускает завод, куда идут сложнейшие узлы, детали, сборки, сделанные их руками? А делалось все тут же рядом.
Второе производство — сборка и разборка ядерных боеприпасов и их компонентов — начиналось с двух небольших мастерских, сданных в эксплуатацию в 1951 году. Здесь и производилась непосредственная сборка, а также проверка первых серийных ядерных боеприпасов. В одном и том же цехе я проработала инженером-технологом 35 лет, до ухода на пенсию, то есть половину своей жизни.
Весь 1951 год велось комплектование цеха кадрами ИТР и рабочих.
Это были молодые люди, уже имевшие опыт работы на оборонных заводах во время и после войны, познавшие тягость военного времени, которое выработало у них привычку отдавать всего себя порученному делу. Они нас многому научили — не только отношению к работе, но и умению решать возникающие проблемы.
2. Потеря друзей
Всякая работа со взрывчатыми веществами — это в известной степени риск. Малейшее нарушение правил или малейший недосмотр могут привести к беде. Не один раз уничтожались на площадке детали из ВВ методом подрыва, но однажды произошла трагедия.
22 февраля 1960 года погибли трое наших товарищей. П. М. Пошин (40 лет) — добродушный, трудолюбивый, уравновешенный человек, всегда улыбчивый и шутливый. Р. П. Калашникова (инженер-взрывник, 34 года) — наша подруга, с которой мы 5 лет учились в одной группе в институте и дружили. Мы звали ее «милый Розик» — она действительно была милой и обаятельной женщиной. И еще В. С. Бусыгин (28 лет) — техник-взрывник, лейтенант, недавно пришедший на завод.
Их смерть потрясла не только нас. Ведь это был первый и, к счастью, последний групповой взрыв. Мы хоронили их в закрытых гробах. В Москву заказывали огромные венки, как будто величина венков могла компенсировать тяжелую утрату.
С деталями работал Бусыгин, Роза с Павлом Михайловичем находились поодаль. Четвертый член бригады, представитель 1-го отдела, находился в каземате, он-то и сообщил о случившемся.
Комиссия провела расследование, но что можно установить после взрыва? Заключение — нарушение правил техники безопасности. Конечно, даже при трагическом исходе жертв было бы меньше, если бы двое, не выполнявшие непосредственно работу, тоже находились в каземате. Возможно, были еще какие-то нарушения. После этого взрыва детали стали уничтожать методом сжигания.
О причине взрыва можно только гадать, но я согласна с версией, что сработал фактор статического электричества. Был солнечный день, сухой воздух, Бусыгин был одет в шубу, капсюли-детонаторы содержали очень чувствительное ВВ.
Вскоре после этого случая я была в лаборатории, и кто-то из их работников предложил мне эксперимент. В башню поместили планку с КД, провода вывели в пультовую, где мы находились. Предложили сесть на стул, «поерзать» на нем и соединить проводочки, что я и сделала. Послышался хлопок. Открыли башню, планка с КД была разбита.