Создание ядерного щита
Я окончил Ростовский институт сельскохозяйственного машиностроения, где получил специальность инженера-прибориста. Прошел жесткий отбор и был принят на работу в «Российский федеральный ядерный центр — Всероссийский научно-исследовательский институт технической физики имени академика Е. И. Забабахина» (г. Снежинск). Там создавались ядерные авиационные бомбы, все ядерные ракеты для ВМФ, крылатые ракеты, артиллерийские снаряды. Сначала работал в конструкторском бюро № 2. Приехал 1 августа, а 12 числа у меня был день рождения. И вдруг начальник группы всех нас собрал и зачитал поздравительную телеграмму от моего отца. Телеграмма дошла до института, прошла режимные подразделения. Я был очень удивлен.
Конечно, я даже представить не мог, чем мне предстоит заниматься, думал, что буду изобретать различные приборы, ведь тогда институт назывался приборостроительным. Работали в режиме строжайшей секретности. Документы шли под грифом «особая важность», мы говорили — Ольга Васильевна. 90 % того, чем занимается институт, мы не знали. Разговоры в перерывах велись о рыбалке, поездках, о работе ни слова, такие беседы не приветствовались.
В начале трудовой деятельности я разрабатывал разъем ударной стыковки. Надо было на большой скорости разогнать изделие, снять информацию в момент удара о преграду. Мы сделали эти разъемы, в качестве тормозного элемента использовали резиновые жгуты, которые применялись на лыжах самолетов в Арктике. Потом решил заняться наукой, перешел в отдел надежности, а затем в новый отдел перспективных разработок.
Я отработал в Снежинске вместе с женой почти 14 лет. Каждый год институт изготавливал два-три опытных изделия: бомбы или ракеты. Прошел замечательную школу, такой больше нет нигде в мире. Очень интересная работа у меня была, но после одного из отчетов, в котором рассчитывал оптимальную высоту подрыва боеприпасов для эффективного поражения живой силы, я осознал — делаю что-то не то. И решил покончить с этим. Сейчас, когда смотрю фильм «Девять дней одного года», вспоминаю институт. Поддерживаю связь со своими коллегами, по возможности, бываю в Снежинске.
Я родом из Ростова, поэтому из Снежинска вернулся домой. Тетя моя жила в Волгодонске, она и посоветовала устроиться на «Атоммаш». Там я работал 15 лет, сначала в СКБ энергетического машиностроения, а последние 5 лет был главным конструктором. В сравнении с ядерным центром работа на Атоммаше текла быстрым, мощным потоком, на нерве. Трудились днем и ночью.
Тематика у нас была широкая — 125 позиций по наименованиям изделий блока ВВЭР, не считая спецпроектов. Был на Запорожской, Южно-Украинской, Хмельницкой, Балаковской АЭС. Во время работы в отделе СУЗов выезжал на пусковые блоки № 1 и 2 Калининской станции. СУЗ — система управления и защиты реактора. Я считаю, что это самое интеллектуальное изделие. На «Атоммаше» мы делали один СУЗ в сутки. Изготовили два с половиной комплекта, в одном — 75 штук, каждый весом 550 кг. Стоимость одного была сопоставима с ценой автомобиля «Волга». В советские времена это было самое выгодное изделие.
Интересный момент, во время работы на «Атоммаше» я участвовал в международной конференции, и нас возили на полигон, где проходили испытания атомной бомбы, в самый эпицентр первого атомного взрыва. Нас выпустили на 15 минут, чтобы избежать превышения дозы радиации. Я был поражен, увидел последствия того, чем я занимался в Снежинске.
Когда произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС, я работал на «Атоммаше». Мы днем и ночью выполняли срочный заказ — сотнями штук изготавливали специальные модули для ограждения зоны поражения. После Чернобыльской аварии наступили сложные времена, нам сказали: «Выживайте, как хотите». В те годы я познакомился с генеральным директором «Атоммаша» Владимиром Овчаром, когда он стал директором «ЗиО-Подольска», то пригласил меня работать на заводе.
У меня сложились хорошие отношения с академиком Евгением Павловичем Велиховым. Я познакомился с ним во время работы на «Атоммаше». Интересный человек, потрясающий рассказчик. Мы с ним вместе ездили в командировку в Германию. Обсуждали там безопасность атомных станций. Он умел рассказывать просто и увлекательно о самых сложных вещах. Там у нас состоялась встреча с министром экологии Германии в ресторане. Велихов рассказывал ему о термоядерной установке «Токамак».
Поддерживаю приятельские отношения с Иваном Михайловичем Каменских. Он сейчас занимает должность первого заместителя генерального директора ГК «Росатом» — директора Дирекции по ядерному оружейному комплексу.
АЭС «Бушер» — безусловно, самая интересная станция и светлая страница в моей жизни. Таких проектов не было и больше не будет. Я начал заниматься проблематикой строительства АЭС «Бушер» с нуля, еще работая на «Атоммаше». Вошел в состав экспертной делегации российских специалистов, участвовал в переговорах в Москве. За 10 лет строительства я 36 раз побывал в Иране. Летишь до Тегерана, потом еще 1000 км до Персидского залива, а там тебя встречает парная, летом 43-44 градуса, это не передать. Работа шла колоссальная, но очень интересная. Яков Тазлов, Николай Злобин, Евгений Мазур и я — мы вчетвером создавали всю идеологическую основу, работали над нормативной базой. Только такие чудаки как мы могли решиться взяться за этот проект и сделать. Блок уникальный, удивительный, с множеством интересных инженерных решений в части интеграции оборудования. Иногда думаю, неужели он работает?!
Немцы организовали вблизи станции довольно комфортное жизненное пространство: построили огромный кемпинг с коттеджами и школой. Приезжали работать с семьями.
Хочу отметить, что немцы работают с разумной достаточностью, выполняют работу строго в соответствии с документами и правилами, не позволяют себе ничего лишнего. Для себя отметил одну интересную технологию. Им надо было построить контайнмент (гермооболочку), конструкция напоминает дольки апельсина. Сначала был сделан фундамент, а потом смотрю, зачем-то установлены водопроводные краны. Оказалось, вот зачем. Они сварили нижнюю часть, которая держалась на деревянных подпорках, а её надо было точно выставить. Они налили воду, днище всплыло и само выровнялось. Тогда рабочие расчалили его на тросах и поставили специальные конструкции, которые зафиксировали днище. Затем слили воду и залили бетон.
Одним из экспонатов выставки в Манеже было роторное устройство, предназначенное для снижения скорости движения авиабомбы на траектории после отделения от самолета-носителя с целью повышения его защиты от поражающих факторов ядерного взрыва при применении с малых и предельно малых высот. Я работал в группе по созданию данного устройства. Вроде бы ничего особенного, но это надо было сделать.
Во время работы в Челябинске-70 серьезно занимался раллийным спортом. Там как раз был создан клуб автолюбителей. Участвовал в любительских соревнованиях в Риге, Киеве, Ярославле, Москве. Пробеги у меня были по 11 тыс. километров. Имею звание — кандидат в мастера спорта. У нас, я бы сказал, был такой интеллектуальный спорт, мы находили интересные решения для сложных спусков и подъемов на холмы. У меня остались об этом периоде самые теплые воспоминания.
Один из самых для меня интересных проектов — это изготовление оборудования для блока БН-800. Сделали мы его хорошо, добросовестно. Я лично участвовал в монтаже оборудования. Мы на месте собирали и укрупняли сборки до 250 тонн в 200 метрах от здания реактора, потом перевозили и опускали в шахту. Я горжусь, что попал в этот проект. У нас сложились хорошие отношения с монтажниками, мы помогали друг другу. Белоярская АЭС — удивительная станция.
У меня положительное отношение к атомной энергетике. Часто приходится слышать: «Атом, зачем он нам нужен?» Без него у нас энергетики не будет. Я занимался ветроэнергетикой, мы даже сделали два ветряка «Радуга-1» на «Атоммаше». Ни один завод в России не взялся, потому что оборудование было негабаритное — конусная башня высотой 24 метра, к которой крепится шеститонная гондола с различными механизмами и автоматикой, трехлопастный винт. Конструкция получилась из трех секций, массой 100 тонн. В первой секции даже лифт был, мы его называли «генеральский». Интересная была работа. Первый ветрогенератор был смонтирован в Калмыкии, под Элистой. Тем не менее, считаю, что без атомных станций нам не обойтись. Безопасного ничего нет, даже болт может разорваться. Но в атомной энергетике мне нравится подход к безопасному использованию — резервируется как минимум четыре независимых канала. Вся жизнь прошла в этой сфере, поэтому для меня все это нормально. Семья моя спокойно относится к использованию атомной энергии. Это энергетика будущего. Если проект ITER пойдет, откроются другие горизонты.