Мухонько Александр Александрович

Создание ядерного щита

Я окончил Ростов­ский инсти­тут сель­ско­хо­зяйствен­ного маши­но­стро­е­ния, где получил спе­ци­аль­ность инже­нера-при­бо­ри­ста. Прошел жесткий отбор и был принят на работу в «Рос­сийский феде­раль­ный ядерный центр — Все­рос­сийский научно-иссле­до­ва­тель­ский инсти­тут тех­ни­че­ской физики имени ака­демика Е. И. Заба­ба­хина» (г. Снежинск). Там соз­да­вались ядерные ави­а­ци­он­ные бомбы, все ядерные ракеты для ВМФ, кры­ла­тые ракеты, артил­ле­рийские снаряды. Сначала работал в кон­струк­тор­ском бюро № 2. Приехал 1 августа, а 12 числа у меня был день рожде­ния. И вдруг началь­ник группы всех нас собрал и зачитал поздрави­тель­ную теле­грамму от моего отца. Теле­грамма дошла до инсти­тута, прошла режим­ные под­раз­де­ле­ния. Я был очень удивлен.

Конечно, я даже пред­ставить не мог, чем мне пред­стоит зани­маться, думал, что буду изо­б­ретать раз­лич­ные приборы, ведь тогда инсти­тут назы­вался при­бо­ро­стро­и­тель­ным. Рабо­тали в режиме стро­жайшей секрет­но­сти. Доку­менты шли под грифом «особая важ­ность», мы гово­рили — Ольга Васи­льевна. 90 % того, чем зани­ма­ется инсти­тут, мы не знали. Раз­го­воры в пере­ры­вах велись о рыбалке, поезд­ках, о работе ни слова, такие беседы не при­вет­ство­вались.

В начале тру­до­вой дея­тель­но­сти я раз­ра­ба­ты­вал разъем ударной сты­ковки. Надо было на большой ско­ро­сти разо­гнать изделие, снять инфор­ма­цию в момент удара о пре­граду. Мы сделали эти разъемы, в каче­стве тор­моз­ного эле­мента исполь­зо­вали рези­но­вые жгуты, которые при­ме­ня­лись на лыжах само­летов в Арктике. Потом решил заняться наукой, перешел в отдел надеж­но­сти, а затем в новый отдел пер­спек­тив­ных раз­ра­бо­ток.

Я отра­бо­тал в Снежин­ске вместе с женой почти 14 лет. Каждый год инсти­тут изго­та­в­ли­вал два-три опытных изделия: бомбы или ракеты. Прошел заме­ча­тель­ную школу, такой больше нет нигде в мире. Очень инте­рес­ная работа у меня была, но после одного из отчетов, в котором рас­счи­ты­вал опти­маль­ную высоту подрыва бое­при­па­сов для эффек­тив­ного пора­же­ния живой силы, я осознал — делаю что-то не то. И решил покон­чить с этим. Сейчас, когда смотрю фильм «Девять дней одного года», вспо­ми­наю инсти­тут. Под­дер­жи­ваю связь со своими кол­ле­гами, по воз­мож­но­сти, бываю в Снежин­ске.

Я родом из Ростова, поэтому из Снежин­ска вер­нулся домой. Тетя моя жила в Вол­го­дон­ске, она и посо­вето­вала устро­иться на «Атоммаш». Там я работал 15 лет, сначала в СКБ энер­гети­че­ского маши­но­стро­е­ния, а послед­ние 5 лет был главным кон­струк­то­ром. В срав­не­нии с ядерным центром работа на Атом­маше текла быстрым, мощным потоком, на нерве. Тру­ди­лись днем и ночью.

Тема­тика у нас была широкая — 125 позиций по наи­ме­но­ва­ниям изделий блока ВВЭР, не считая спец­про­ек­тов. Был на Запо­рож­ской, Южно-Укра­ин­ской, Хмель­ниц­кой, Бала­ков­ской АЭС. Во время работы в отделе СУЗов выезжал на пус­ко­вые блоки № 1 и 2 Кали­нин­ской станции. СУЗ — система упра­в­ле­ния и защиты реак­тора. Я считаю, что это самое интел­лек­ту­аль­ное изделие. На «Атом­маше» мы делали один СУЗ в сутки. Изго­то­вили два с поло­ви­ной ком­плекта, в одном — 75 штук, каждый весом 550 кг. Сто­и­мость одного была сопо­ставима с ценой авто­мо­биля «Волга». В совет­ские времена это было самое выгод­ное изделие.

Инте­рес­ный момент, во время работы на «Атом­маше» я участ­во­вал в меж­ду­на­род­ной кон­фе­рен­ции, и нас возили на полигон, где про­хо­дили испы­та­ния атомной бомбы, в самый эпи­центр первого атом­ного взрыва. Нас выпу­стили на 15 минут, чтобы избе­жать пре­вы­ше­ния дозы ради­а­ции. Я был поражен, увидел послед­ствия того, чем я зани­мался в Снежин­ске.

Когда про­и­зо­шла ката­строфа на Чер­но­быль­ской АЭС, я работал на «Атом­маше». Мы днем и ночью выпол­няли срочный заказ — сотнями штук изго­та­в­ли­вали спе­ци­аль­ные модули для огра­жде­ния зоны пора­же­ния. После Чер­но­быль­ской аварии насту­пили сложные времена, нам сказали: «Выжи­вайте, как хотите». В те годы я позна­ко­мился с гене­раль­ным дирек­то­ром «Атом­маша» Вла­дими­ром Овчаром, когда он стал дирек­то­ром «ЗиО-Подоль­ска», то при­гла­сил меня рабо­тать на заводе.

У меня сло­жи­лись хорошие отно­ше­ния с ака­деми­ком Евге­нием Пав­ло­ви­чем Вели­хо­вым. Я позна­ко­мился с ним во время работы на «Атом­маше». Инте­рес­ный человек, потря­са­ю­щий рас­сказ­чик. Мы с ним вместе ездили в коман­ди­ровку в Гер­ма­нию. Обсу­ждали там безо­пас­ность атомных станций. Он умел рас­ска­зы­вать просто и увле­ка­тельно о самых сложных вещах. Там у нас состо­я­лась встреча с мини­стром эколо­гии Гер­ма­нии в ресто­ране. Велихов рас­ска­зы­вал ему о тер­мо­я­дер­ной уста­новке «Токамак».

Под­дер­жи­ваю при­я­тель­ские отно­ше­ния с Иваном Михайло­ви­чем Камен­ских. Он сейчас зани­мает долж­ность первого заме­сти­теля гене­раль­ного дирек­тора ГК «Росатом» — дирек­тора Дирек­ции по ядер­ному ору­жей­ному ком­плексу.

АЭС «Бушер» — без­у­словно, самая инте­рес­ная станция и светлая стра­ница в моей жизни. Таких про­ек­тов не было и больше не будет. Я начал зани­маться про­бле­ма­ти­кой стро­и­тель­ства АЭС «Бушер» с нуля, еще работая на «Атом­маше». Вошел в состав экс­перт­ной деле­га­ции рос­сийских спе­ци­али­стов, участ­во­вал в пере­го­во­рах в Москве. За 10 лет стро­и­тель­ства я 36 раз побывал в Иране. Летишь до Теге­рана, потом еще 1000 км до Пер­сид­ского залива, а там тебя встре­чает парная, летом 43-44 градуса, это не пере­дать. Работа шла колос­саль­ная, но очень инте­рес­ная. Яков Тазлов, Николай Злобин, Евгений Мазур и я — мы вчет­ве­ром соз­да­вали всю иде­оло­ги­че­скую основу, рабо­тали над нор­ма­тив­ной базой. Только такие чудаки как мы могли решиться взяться за этот проект и сделать. Блок уни­каль­ный, уди­ви­тель­ный, с мно­же­ством инте­рес­ных инже­нер­ных решений в части инте­гра­ции обо­ру­до­ва­ния. Иногда думаю, неужели он рабо­тает?!

Немцы орга­ни­зо­вали вблизи станции довольно ком­форт­ное жиз­нен­ное про­стран­ство: постро­или огромный кемпинг с кот­те­джами и школой. При­ез­жали рабо­тать с семьями.

Хочу отметить, что немцы рабо­тают с разум­ной доста­точ­но­стью, выпол­няют работу строго в соот­вет­ствии с доку­мен­тами и прави­лами, не поз­во­ляют себе ничего лишнего. Для себя отметил одну инте­рес­ную тех­ноло­гию. Им надо было постро­ить кон­тайн­мент (гер­мо­о­болочку), кон­струк­ция напо­ми­нает дольки апель­сина. Сначала был сделан фун­да­мент, а потом смотрю, зачем-то уста­но­в­лены водо­про­вод­ные краны. Ока­за­лось, вот зачем. Они сварили нижнюю часть, которая дер­жа­лась на дере­вян­ных под­пор­ках, а её надо было точно выставить. Они налили воду, днище всплыло и само выров­ня­лось. Тогда рабочие рас­чалили его на тросах и поставили спе­ци­аль­ные кон­струк­ции, которые зафик­си­ро­вали днище. Затем слили воду и залили бетон.

Одним из экс­по­на­тов выставки в Манеже было ротор­ное устройство, пред­на­зна­чен­ное для сни­же­ния ско­ро­сти дви­же­ния ави­а­бомбы на тра­ек­то­рии после отде­ле­ния от само­лета-носи­теля с целью повы­ше­ния его защиты от пора­жа­ю­щих фак­то­ров ядер­ного взрыва при при­ме­не­нии с малых и пре­дельно малых высот. Я работал в группе по соз­да­нию данного устройства. Вроде бы ничего осо­бен­ного, но это надо было сделать.

Во время работы в Челя­бин­ске-70 серьезно зани­мался рал­лийным спортом. Там как раз был создан клуб авто­лю­би­те­лей. Участ­во­вал в люби­тель­ских сорев­но­ва­ниях в Риге, Киеве, Яро­с­ла­вле, Москве. Пробеги у меня были по 11 тыс. кило­мет­ров. Имею звание — кан­ди­дат в мастера спорта. У нас, я бы сказал, был такой интел­лек­ту­аль­ный спорт, мы нахо­дили инте­рес­ные решения для сложных спусков и подъе­мов на холмы. У меня остались об этом периоде самые теплые вос­по­ми­на­ния.

Один из самых для меня инте­рес­ных про­ек­тов — это изго­то­в­ле­ние обо­ру­до­ва­ния для блока БН-800. Сделали мы его хорошо, добро­со­вестно. Я лично участ­во­вал в монтаже обо­ру­до­ва­ния. Мы на месте соби­рали и укруп­няли сборки до 250 тонн в 200 метрах от здания реак­тора, потом пере­во­зили и опус­кали в шахту. Я горжусь, что попал в этот проект. У нас сло­жи­лись хорошие отно­ше­ния с мон­таж­ни­ками, мы помо­гали друг другу. Бело­яр­ская АЭС — уди­ви­тель­ная станция.

У меня поло­жи­тель­ное отно­ше­ние к атомной энер­гетике. Часто при­хо­дится слышать: «Атом, зачем он нам нужен?» Без него у нас энер­гетики не будет. Я зани­мался вет­ро­энер­гети­кой, мы даже сделали два ветряка «Радуга-1» на «Атом­маше». Ни один завод в России не взялся, потому что обо­ру­до­ва­ние было нега­ба­рит­ное — конус­ная башня высотой 24 метра, к которой кре­пится шести­тон­ная гондола с раз­лич­ными меха­низ­мами и авто­ма­ти­кой, трех­ло­паст­ный винт. Кон­струк­ция полу­чи­лась из трех секций, массой 100 тонн. В первой секции даже лифт был, мы его назы­вали «гене­раль­ский». Инте­рес­ная была работа. Первый вет­ро­ге­не­ра­тор был смон­ти­ро­ван в Кал­мы­кии, под Элистой. Тем не менее, считаю, что без атомных станций нам не обойтись. Безо­пас­ного ничего нет, даже болт может разо­рваться. Но в атомной энер­гетике мне нравится подход к безо­пас­ному исполь­зо­ва­нию — резер­ви­ру­ется как минимум четыре незави­си­мых канала. Вся жизнь прошла в этой сфере, поэтому для меня все это нор­мально. Семья моя спо­койно отно­сится к исполь­зо­ва­нию атомной энергии. Это энер­гетика буду­щего. Если проект ITER пойдет, откро­ются другие гори­зонты.