Моломин Владимир Ильич

«Старый конь борозды не испортит»

Я во ВНИИНМ работаю с 1953 года, с тех пор, как попал сюда по рас­пре­де­ле­нию после учебы в Ураль­ском поли­тех­ни­че­ском инсти­туте. Тогда был порядок такой: неважно, где ты учился, за рас­пре­де­ле­нием все при­ез­жали в Москву. Когда я пришел в инсти­тут, кол­лек­тив только что вер­нулся из полу­го­до­вой коман­ди­ровки — участ­во­вал в раз­ра­ботке начинки для первой тер­мо­я­дер­ной бомбы. Порядок был такой: пока испы­та­ния не пройдут, все там сидят, потому что если бы не полу­чи­лось — их всех бы изо­ли­ро­вали и поставили новых. Мы знали, для каких целей нас готовят. На эту тему осо­бенно не рас­про­стра­ня­лись. Мне сказали: «Поезжай туда, позвони по такому-то теле­фону, к тебе выйдут». Ко мне вышли, рас­ска­зали. С тех пор я начал рабо­тать.

Сначала работал в 5-й лабо­ра­то­рии, пока она была; затем её укруп­нили. Потом гид­рид­ная тема­тика, на которой я работал, была пере­ве­дена в лабо­ра­то­рию номер 30. Когда эта тема­тика была зна­чи­тельно сокра­щена, я попал в отде­ле­ние Шин­га­рева и про­дол­жал зани­маться гид­рид­ными мате­ри­а­лами. Знаете, скорее всего, это не пример для под­ра­жа­ния. Навер­ное, надо было вовремя уйти и не оста­ваться здесь. Ведь первая тема­тика по мате­ри­а­лам откро­венно обо­рон­ного назна­че­ния закры­лась в конце 80-х годов, когда Гор­ба­чев пугал Рейгана нестан­дарт­ными реше­ни­ями, а потом испу­гался сам. И у нас начались сокра­ще­ния.

Антон Нико­ла­е­вич Воль­ский очень любил общаться с моло­де­жью. Часто вызывал к себе и раз­го­ва­ри­вал по про­бле­мам науки, по кон­крет­ным делам и пред­ло­же­ниям. И что уди­ви­тельно, старшие това­рищи не пре­пят­ство­вали молодым бывать у дирек­ции. А молодых часто при­гла­шали к руко­вод­ству на сове­ща­ния. Сейчас я такого не вижу, чтобы при­гла­шали моло­дежь послу­шать, о чём говорят старшие. Иногда нас вклю­чали в серьезные комис­сии. Напри­мер, однажды я попал в мини­стер­скую комис­сию автор­ского надзора. И мы раз в два года как пред­стави­тели пред­при­ятия — раз­ра­бот­чика тех­ноло­гии участ­во­вали в её работе. Мы были знакомы с руко­вод­ством всех пред­при­ятий, на которых при­хо­ди­лось бывать. А сейчас к началь­ни­кам не досту­чишься, им некогда... Я помню, как мы ездили в Обнинск. На элек­трич­ках. Тогда руко­вод­ство на машинах не ездило, хотя пер­со­наль­ные авто­мо­били у них были. Но они любили общаться с моло­дыми и ездить с кол­лек­ти­вом.

В аспи­ран­туре я защи­щался при Бочваре. У него всё очень строго и сурово. Никаких побла­жек не было. Нужно было, чтобы кан­ди­дат выра­жался научным тех­ни­че­ским языком, никаких жар­го­нов, чтобы не мямлил и чтобы уло­жился в поло­жен­ные 20 минут доклада. Тогда ведь не было дис­сер­та­ци­он­ных советов, и все про­цессы совер­шались на ученом совете, в том числе и защита.

Знаете, тогда тоже нео­хотно выде­ляли финан­си­ро­ва­ние на науку. Но тогда оно шло через мини­стер­ство. Мы при­ез­жали со своими день­гами, нас хорошо при­ни­мали. А когда надо было за что-то запла­тить, пред­при­ятия нео­хотно на это шли. Осо­бенно скупые были «Маяк-40» в Челя­бин­ске и Свер­д­ловск-45 — дого­вор­ные деньги из них сложно было выбить.

В конце 80-х годов почти вся моло­дежь ушла из инсти­тута, а мне было уже 60, некуда уходить. Остался костяк из пен­си­о­не­ров. Зар­плата была меньше пенсии. На одну зар­плату можно было купить один ботинок, на вторую — другой, это если ничем не питаться. Инсти­тут уцелел из-за того, что там остались рабо­тать старики. Тогда ещё можно было жить, получая пенсию. А потом нача­лась кам­па­ния изгна­ния ста­ри­ков, и про­гнали очень много рабо­то­с­по­соб­ных людей, у которых про­из­во­ди­тель­ность труда была в 2–3 раза выше, чем у любого моло­дого. Отправили всех на пенсию. А меня оставили как музейный экс­по­нат.

Лет 15 назад меня пере­вели к Шин­га­реву. Мы делали абсо­лютно новые маг­нит­ные мате­ри­алы. Нау­чи­лись, вышли на уровень, начали выда­вать мате­ри­алы, по свойствам соот­вет­ству­ю­щие совре­мен­ному уровню. А потом китайцы устро­или демпинг. Наша про­дук­ция пере­стала потре­б­ляться, все стали поку­пать дешевую китайскую про­дук­цию. И всё кон­чи­лось. Отец и сын Глебовы совер­шили откры­тие, когда в резуль­тате вза­и­мо­действия слабых маг­нит­ных полей в опре­де­лен­ных точках про­стран­ства полу­ча­ются большие гра­ди­енты маг­нит­ного поля, а у нас все про­цессы идут не под вли­я­нием абсо­лют­ного зна­че­ния какой-то вели­чины, а по причине наличия гра­ди­ента. И вот они нашли такие условия, когда вза­и­мо­действие слабых маг­нит­ных полей в опре­де­лен­ной точке про­стран­ства дает очень большие гра­ди­енты. И полу­чи­лось, что сла­бень­кий магнит при­тя­ги­вает пара­маг­нит­ные и гео­маг­нит­ные мате­ри­алы. Это было запа­тен­то­вано. Покупай и при­ме­няй, где угодно! Исполь­зуя это свойство, можно было, допу­стим, отде­лить кисло­род 16-й от 18-го, обо­га­щать воздух кисло­ро­дом... Не говоря уже о всяком раз­де­ле­нии изо­то­пов. Но ведь в очередь за этим патен­том никто не стоит! Финан­си­ро­ва­ния и вос­тре­бо­ван­ного напра­в­ле­ния нет.

Откры­тия — это серьезно. Вот сейчас носятся со все­воз­мож­ными, скажем так, «грави­ца­пами». Это ведь не совсем фан­та­зия какая-то. Когда-нибудь тоже сумеют орга­ни­зо­вать гра­ди­енты силы тяго­те­ния, а это действи­тельно неис­чер­па­е­мый источ­ник энергии. Кто-то уже сейчас его пыта­ется орга­ни­зо­вы­вать. Гравита­ци­он­ное вза­и­мо­действие сродни маг­нит­ному. У наших ребят на маг­нит­ных вза­и­мо­действиях полу­чи­лось весьма серьёз­ное дости­же­ние. Они очень близко были; если бы про­дол­жали в этом напра­в­ле­нии рабо­тать, подошли бы бог знает к чему. Но этого не слу­чи­лось.

Цир­ко­ний раз­ви­вался на моих глазах. Он начи­нался с малень­ких точечек, с тех­ноло­гии про­из­вод­ства и порош­ков, затем была выплавка слитков, трубное про­из­вод­ство. Я в этом деле сбоку вроде был, но всегда при­сут­ство­вал на всех обсу­жде­ниях. А у нас зани­мались всеми вопро­сами этой тема­тики: и тех­ноло­гией, и выплав­кой сплавов, и насы­ще­нием их водо­ро­дом, и при­да­нием им экс­плу­а­та­ци­он­ных харак­те­ри­стик, и пове­де­нием их в реак­торе, и что с ними делать после реак­тора — это всё при­хо­ди­лось делать!

На ВНИИНМ из спе­ци­али­стов всегда делали уни­вер­са­лов. Нас заста­в­ляли зани­маться маг­нит­ными мате­ри­а­лами — мы зани­мались маг­нит­ными мате­ри­а­лами. Сейчас вза­и­мо­действуем с пуш­ка­рями — тоже абсо­лютно нелепое новое дело, но пыта­емся там чего-то сделать. Наши мате­ри­алы их заин­те­ре­со­вали, вот мы для них и делаем. Сложно пере­стра­и­ваться? При­хо­дится. Люди у нас пере­стра­и­вались даже с обо­рон­ного на молоч­ное про­из­вод­ство. С тех пор, кстати, остались уль­тра­тон­кие фильтры. Одно из напра­в­ле­ний, которое инсти­тут бро­ни­рует по сей день. А ведь всё нача­лось с молочка. Выде­ляли из молоч­ной сыво­ротки молоч­ную кислоту. Это доро­го­сто­я­щий экс­порт­ный товар, который один дороже всего молока. Если это дело нала­дить, всё молоко стране доста­нется бес­платно. Сейчас эта тема­тика ушла куда-то, но уль­тра­тон­кая филь­тра­ция перешла на очистку ради­о­хими­че­ских отходов. Она жива. Но поя­ви­лась она из-за молока. А фокусы с берил­лием? Раз­ра­ба­ты­вался как обык­но­вен­ный реак­тор­ный мате­риал, но выро­дился в зна­ме­ни­тый нан­о­бе­рил­лий и берил­ли­е­вые линзы. А маг­нит­ные мате­ри­алы? Тоже уни­каль­ное дело! В стране все отрасли нужда­ются в высо­ко­энер­гети­че­ских маг­нитах. И вот только нала­дили про­из­вод­ство, только овла­дели тех­ноло­гией, как всё закры­лось.

Сейчас у меня больше экс­перт­ная, кон­суль­та­ци­он­ная работа. Встает вопрос «как это надо делать?», и я просто вспо­ми­наю давно забытые дела. Потому что всё новое — это хорошо забытое старое. Пред­ставьте, если сегодня моло­дому спе­ци­али­сту поручат работу по соз­да­нию системы ради­а­ци­он­ной защиты и замед­ли­теля нейтро­нов совре­мен­ной реак­тор­ной уста­новки, на которой соби­ра­ются лететь к Марсу. И что? Он с неиз­беж­но­стью пов­то­рит все ошибки предше­ствен­ни­ков. Но таких ошибок будет меньше, если ещё сохра­ни­лись какие-то старые "кони", которые это поле уже "пахали" и до сих пор помнят, что надо делать и чего делать не надо.

Вот недавно воз­ни­кла задача: на новые АПЛ с улуч­шен­ными ходо­выми каче­ствами потре­бо­ва­лась ком­пак­т­ная ради­а­ци­он­ная защита. Вместо бетон­ной, которая у них там была тол­щи­ной по 3 метра, мы пред­ло­жили сделать защиту из гидрида титана. Это всего 1 метр. Вспо­ми­ная старое, мы это всё быстро, в темпе освоили. В том числе были исполь­зо­ваны и те знания, которые имеются у меня. Конечно, без них могли бы сделать тоже, но намного дольше затя­ну­лись бы работы! Вот так действуют законы позна­ния.

Должно рабо­тать разум­ное сочета­ние опыта и моло­до­сти. У нас в инсти­туте, увы, это было нару­шено. Когда я вижу, что молодой соби­ра­ется совер­шить ошибку, извест­ную нам, ста­ри­кам, я ему сразу говорю, как можно и как нельзя делать. Когда был адми­ни­стра­тив­ный ресурс, я исполь­зо­вал его, а сейчас его у меня нет. Если не при­слу­ша­ются — дело хозяйское, ведь когда наста­и­ва­ешь, то воз­ни­кает сопроти­в­ле­ние. Конечно, иногда мои советы вос­при­ни­мают болез­ненно, но если не при­слу­ши­ва­ются, то потом непре­менно воз­вра­ща­ются к тому, с чего начи­нали.

Один из руко­во­ди­те­лей тема­тики как-то написал: «У нас есть вера в то, что мы всё делаем правильно, но нет уве­рен­но­сти». Вот и у меня есть вера в то, что мы всё делали правильно, но уве­рен­но­сти в том, что мы будем про­дол­жать в том же духе, нет. Моя жизнь в этом искус­стве — не пример для под­ра­жа­ния, а пример того, как не надо делать.