Молодин Владимир Григорьевич

Тяжелый труд

Нашу семью рас­ку­ла­чили в 1938 году. Сразу, как нача­лась война, отца забрали на фронт. Мать с 4 детьми оста­лась в селе Казат­куль Татар­ского района Ново­си­бир­ской области. Стар­шему брату при­шлось быть кор­миль­цем семьи. Рабо­тали без продыху, но верили и наде­я­лись, что скоро про­кля­тая война закон­чится, вер­нется отец и всем станет легче. Однако в 1942 году пришла похо­ронка — батя погиб под Москвой. На сле­ду­ю­щий год в армию при­з­вали и брата. Все село рабо­тало на кол­хозных полях днем и ночью, учиться было почти некогда.

В школе мне очень нрави­лась физика, и я решил «штур­мо­вать» Свер­д­лов­ский поли­тех­ни­че­ский. Мама отго­ва­ри­вала, боялась, что пролечу. Гово­рила: «Иди лучше в педа­го­ги­че­ский или в меди­цин­ский, там конкурс меньше». Но мне как сыну погиб­шего бойца пола­гались льготы при поступ­ле­нии. Так я и прошел на физфак, сдав экза­мены (чего от меня, если честно, не ждали). Именно в тот год, когда я посту­пил, у нас открыли факуль­тет атомной про­мыш­лен­но­сти. Многие гадали — стоит идти или нет. А я сразу написал зая­в­ле­ние. Комис­сия долго думала. Даже школь­ный атте­стат попро­сили при­не­сти. А там пятерок-то нет... Ну все, думал, не возьмут. Но попро­сили напи­сать авто­би­о­гра­фию, а потом сооб­щили, что зачи­с­лили!

Сту­ден­че­ские годы про­летели как миг, и я попал на работу в Свер­д­ловск-44, а оттуда уже в молодой Ангарск. Спе­ци­али­стов на новый гигант при­вле­кали со всей страны, многих влекли отлич­ные бытовые условия, других — карьер­ные пер­спек­тивы, третьих — нестан­дарт­ные про­фес­си­о­наль­ные задачи. Я приехал на почто­вый ящик-79 в 1958 году. Тогда про­из­вод­ство только раз­ви­ва­лось, корпуса 1 и 2 были постро­ены. Из Ленин­града посту­пало обо­ру­до­ва­ние, его быстрыми темпами соби­рали и мон­ти­ро­вали. Диф­фу­зи­он­ные машины зани­мали огром­ное про­стран­ство: цеха были кило­мет­ро­вой длины. В каждой серии в одном цехе было 22 машины. И таких серий на цех — 78. Попутно стро­и­лись еще два корпуса. И конечно, очень нужны были рабочие руки. Ершов, Дру­жи­нин, Рысухин (наш началь­ник смены), Хренков, Нохрин. И я, инженер-тех­нолог. Вот вместе и пускали раз­де­ли­тель­ное про­из­вод­ство. Работа была очень сложная, ответ­ствен­ная, напря­жен­ная. Все пони­мали цену ошибки, поэтому раз­гиль­дяи на нашем пред­при­ятии не при­жи­вались. Я не стремился в руко­во­ди­тели, хотя больше 10 лет был началь­ни­ком смены. Тяжелый это труд. За все отве­ча­ешь. За любую ошибку в твоей смене лишали премии. Я человек спо­койный, потому долго дер­жался. Но потом все же попро­сился на более "тихое" место — в тех­ноло­ги­че­скую службу. А уж когда пенсию выра­бо­тал, вообще пошел в цех. Там мне проще было.

Уже зна­ко­мый с секрет­но­стью по работе в Свер­д­лов­ске, я понимал, что мы строим «ядерный щит страны, а не мака­рон­ную фабрику». Не то что болтать, даже шеп­таться о своей работе было у ангар­ских атом­щи­ков не принято. На пред­при­ятии посто­янно про­хо­дили инструк­тажи: «На вопросы о работе отве­чать так-то». Когда мы пере­е­хали в атомный городок — вздох­нули с облег­че­нием. Там любо­пыт­ству­ю­щих не было — боль­шин­ство соседей были с ком­би­ната и дочер­них под­раз­де­ле­ний, а значит, все было понятно без лишних слов.

Я начинал на АЭХК инже­не­ром-тех­ноло­гом на про­из­вод­стве. Работа была сложная, ава­рийная. Тех­ноло­гии новые, нео­про­бо­ван­ные. Но мы ста­рались любую аварию гасить в заро­дыше — миними­зи­ро­вать вред. Я, кстати, сви­детель той самой аварии в холо­диль­ном цехе, о которой рас­ска­зы­ва­ется в книге о Викторе Федо­ро­виче Новок­ше­нове, нашем первом дирек­торе. Из первых уст могу пове­дать, как это было. Как дирек­тор стал героем. Пришла в холо­диль­ный цех емкость с сырьем. А на ней вентиль не открыли. По идее, содер­жи­мое от утечки должен был защи­щать сифон — а он возьми да лопни... Я как раз принял смену. А в цехе — ад кро­меш­ный! Ради­о­ак­тив­ный газ сифонит. Все мечутся. Окна закрыли, вен­ти­ля­цию закрыли, чтобы не было загряз­не­ния. Но внутри цеха — ужас! При­бе­жали дирек­тор с главным инже­не­ром. Новок­ше­нов кричит: «Что вы стоите?! Давайте мне проти­во­газ!». Побе­жали за проти­во­га­зом, при­не­сли. А он его швыряет: «Что это?!». И еще пару слов добавил, непе­чат­ных. Тут надо разъ­яс­нить: проти­во­газы у нас были про­стейшие, с уголь­ным филь­тром. Они даже от обыч­ного газа так себе защи­щали. А тут ради­а­ция... В Свер­д­лов­ске, откуда Новок­ше­нов приехал, были изо­ля­ци­он­ные проти­во­газы, пол­но­стью гер­метич­ные, с подачей воздуха из бал­лон­чика. Короче, схватил он марлю, полил водой — и на лицо себе. И то лучше, чем наш проти­во­газ. И туда полез. Нашел место прорыва. Вышел, намочил халат и ско­ман­до­вал: «Инженер, началь­ник смены, механик — за мной!». И все покорно пошли за ним — дыру заты­кать. А уже потом обогрев отсекли и вентиль закрыли. Двое суток лик­ви­ди­ро­вали послед­ствия аварии, мыли цех. И все это время Виктор Федо­ро­вич был с нами. Сейчас, по про­ше­ствии столь­ких лет, я думаю, что вино­ваты в этой аварии были не люди, а общая ситу­а­ция. Даже обо­ру­до­ва­ние не спра­в­ля­лось с тяже­стью работ, не то что люди. Тогда дирек­тор «схватил» 17 доз ради­а­ции, сильно «посадил» зрение. Но за пределы цеха зара­же­ние не выпу­стил. Раз­би­раться с ЧП при­е­хала комис­сия из Свер­д­лов­ска, пос­ни­мали многих руко­во­ди­те­лей: кого-то за дело, других — для общей про­фи­лак­тики. Но Новок­ше­нова не тронули. Видно, чув­ство­вали высокие чины, что кол­лек­тив стоял за него горой. Новок­ше­нов умел увидеть в чело­веке стер­жень и мгно­венно оценить про­фес­си­о­нализм. Никогда не отно­сился к людям как к послуш­ным вин­ти­кам системы.

Спе­ци­али­стов, при­ез­жав­ших на АЭХК со всей страны, всегда очень ценили, почти сразу давали жилье. Так как я приехал уже с супру­гой, нам выде­лили комнату в квар­тире в 107-м квар­тале, на улице Мира. Ведь Юго-Запад­ного района, нашего квар­тала, еще не было. Правда, не обо­шлось без курьеза. Мы при­е­хали в трех­ком­нат­ную квар­тиру, а комнат там нет. Заняты все. И нас посе­лили... на кухне! Вот так первое время и жили. Зато потом посе­ли­лись бук­вально по-коро­лев­ски: когда сдали квар­талы А и Б, всем сотруд­ни­кам АЭХК поста­рались дать там жилье. Тогда у нас как раз уже сын родился, и мы полу­чили двух­ком­нат­ную квар­тиру в квар­тале Б. Супруге тоже сразу помогли с тру­до­устройством — она начи­нала мед­се­строй в МСЧ-28. Люди, несмо­тря на очень сложные условия труда на ком­би­нате, чув­ство­вали свою защи­щен­ность, уве­рен­ность в зав­траш­нем дне. Для отдыха работ­ни­ков были созданы пре­крас­ные условия. Я вот лыжи любил — и для таких, как я, на лыжной базе сделали вечер­нее осве­ще­ние. Пришел после работы — и езди, попра­в­ляй здо­ро­вье. На заслу­жен­ный отдых я вышел в 1999 году с тру­до­вым стажем на АЭХК — 47 лет.