Физики в почете
Судьба привела меня в ТЭП (НИАЭП) не вдруг. После окончания школы я была уверена, что пойду учиться на истфил ГГУ, поскольку все мои интересы были связаны с литературой, да и склад ума был скорее гуманитарным. Но в какой-то момент, скорее под влиянием тенденции «что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…», решила подать документы на физтех. Поступила достаточно легко, видимо, кто-то наверху решил меня подправить. Окончила физтех и по распределению попала на предприятие «Научно-исследовательский институт технологии судостроения», по специальности биозащита судовых установок. Два года поработала там, честно говоря, без особого интереса.
После рождения сына решила сменить работу, чтобы быть ближе к дому. Обратилась за помощью к декану факультета, где я училась. Полканов Леонид Дмитриевич преподавал у нас в группе турбинные установки, был удивительным человеком, интеллигентом старой формации. Он позвонил тогдашнему директору ТЭПа Глебу Ивановичу Плескову и попросил принять меня на работу.
Я пришла в институт, Г. И. Плесков вызвал моего будущего начальника В.Н.Мухина, и он взял меня в свой отдел. Ни разу за 42 года пребывания в этих стенах я не пожалела, что пришла сюда работать.
Отдел водоподготовки, сектор спецводоочистки, куда я попала, проектировал тогда по своей специализации Армянскую и Калининскую АЭС. Поначалу мне было очень не просто, знаний по химии, а тем более по очистке радиоактивной воды, у меня не было, институтские курсы лекций подобной специфики не дают. Засела за книги по специальности, читала статьи в журналах, обращалась за помощью к коллегам. В нашем институте исторически всегда был замечательный коллектив: сплоченный, доброжелательный, профессионально одаренный. В. Н. Чистяков, и Ю. В. Горелов, Н.И Кузнецова, Р. М. Шашков, Р. З. Бахтиярова — все, в той или иной мере, мои учителя — были абсолютно доступны. Я могла к ним подойти как инженер, задать свои дилетантские вопросы, все помогали, подсказывали. Когда началось проектирование АСТ, я стала руководителем группы и вот тогда и столкнулась с настоящими трудностями. Поскольку в основе проектирования Армянской и Калининской АЭС лежали блоки аналоги, а здесь пришлось проектировать с чистого листа: делать АС без прототипов с особыми требованиями по безопасности, но при этом с простым и понятным управлением.
Я считаю, что тот коллектив людей, который работал над проектированием Воронежской АСТ, во главе с Ю. А. Кузнецовым, В. Л. Кацем, Ю. А. Шитиковым и позднее Ю. А. Ивановым, это был мощный творческий кулак. Люди работали, ни считаясь ни с временем, ни с трудностями. Наши руководители понимали, что при проектировании сложного близко расположенного к городу объекта, каждый должен знать проблемы соседа. Поэтому на оперативных совещаниях, которые проводились у Ю.А.Кузнецова, собирались специалисты всех задействованных в проекте подразделений. Я знала, что происходит у вентиляции, какие сложности у технологов, строителей, электриков. В общих чертах мы знали весь проект. Все обсуждалось коллегиально. На то время, я считаю, что это был оптимальный стиль руководства.
Но тут грянул 1986 год, и Чернобыльская трагедия, на долгие годы остановившая развитие атомной энергетики, коснулась и лично меня. На ЧАЭС работал староста нашей группы 64-ФТ-1 Володя Чугунов. Он был начальником реакторного цеха соседнего блока и в первых рядах ликвидаторов вошел в аварийное пекло. Вскоре после аварии я была в Москве в командировке и попыталась узнать о его судьбе.
Сначала мне сказали, что он погиб, но с помощью ребят из Курчатовского института я смогла разыскать его в Зеленоградской спецклинике. Там я пережила сильнейшее потрясение, о котором и сейчас вспоминать тяжело. Узнала и о том, о чем официально не говорили, старались умолчать: как непрофессиональное авторитарное управление, желание любой ценой, даже с нарушением расчетных технологических регламентов, получить киловатты приводит к катастрофе. Ликвидатор Владимир Александрович Чугунов работал в украинском отделении госатомнадзора и умер в июле 2008 года Вечная ему память.
После Чернобольской аварии настали для нашего института нелегкие времена, которые редко сейчас вспоминают. Мы сидели без зарплаты месяцами. Многие ведущие специалисты ушли: семьи нужно было кормить. Нашему директору Е. М. Королеву удалось сохранить максимальное количество людей, наш профком, по его указанию, подавал в суд, чтобы нам по суду платили хотя бы часть заработанного. Е. М. Королев сделал все мыслимое и не мыслимое. Мы пережили трудные времена, удалось сохранить коллектив, а впоследствии стали возвращаться и те, кто ушли. После закрытия проекта АСТ Ю.А.Кузнецов и В.Н.Чистяков (тогда уже главный инженер) предложили мне организовать «Научную лабораторию водо-химического режима». Специализация по ВХР всегда была моей любимой темой, я согласилась, и начала все с нуля.
Прошло уже больше 26 лет, а у нас каждый день новые вопросы и проблемы, которые приходится решать. Оптимальный водо-химический режим — сложная, на сегодняшний день нормативно до конца не обоснованная, особенно в проекции на увеличенный срок эксплуатации АЭС, задача. Я всегда спрашиваю молодых специалистов, что самое важное на атомной станции? Мне отвечают: реактор, парогенератор, турбина. А я убеждена, что на атомной станции самое главное — вода, без воды не будет и станции. Водная химия определяет работу всех контуров АЭС, и в каждом — иногда до сих пор до конца не решенные технологии. Мы постоянно учимся: пришлось разбираться в проектах систем, на первый взгляд, и не касающихся непосредственно нашей специализации. По моему мнению, инженер-проектировщик должен знать, не только как трассировать тот или иной трубопровод, но и то, что в нем находится, куда и зачем течет, какие системы объединяет и, самое главное, представлять всю картину в целом. Только тогда и появляется любовь к профессии.
В любом коллективе все зависит от постановки задачи, жить нужно в конкретных поставленных условиях. Любая задача начинается с обдумывания. Руководитель должен осознать одно — меру ответственности за принятые решения. Именно меру его ответственности, личную, не участников группы по отдельности и группы в целом, а его, как руководителя. Мне ближе по стилю коллегиальное обсуждение при постановке любой задачи. Каждый сотрудник нашего подразделения, в той или иной мере может ответить на любой вопрос, т.к. все знают обо всем и владеют всей информацией. Конечно, у каждого есть своя специализация, определяемая и опытом работы, и сильными сторонами его личности. На мой взгляд, главное, разговаривая с человеком, никогда его не унижать. Относится к человеку так, как ты хочешь, что бы к тебе относились. Нельзя говорить инженеру, что это его промах, это твоя, в первую очередь, ошибка как руководителя. Были времена, когда мои коллеги учились писать терминологически правильные технические тексты, делать сложные расчеты. Мы вместе преодолевали страх перед публичными выступлениями на семинарах и конференциях, участвовать в дискуссиях.
Постепенно сложился и стиль, доброжелательный, без лишних эмоций и нервных срывов. Ко всему прочему в человеке должно быть некоторое чутье, этика, деликатность, то что называется внутренней культурой, и этому тоже нужно учиться. Чтобы был успешным творческий рабочий процесс, каждый должен вкладывать в него не только труд, но и душевные и духовные силы, накапливаемые, в том числе, в работе над собой.
Если человек не хочет идти на работу, или же идет на работу с холодным сердцем и дурным настроением, творчества не жди. Я счастлива в своей профессии, всегда с радостью бежала в родной институт. И очень хотела поделиться этой радостью. Мне кажется, что русскому человеку подходит более открытый стиль и общения, и работы. Мы ездили отдыхать вместе, вместе ходим на музыкальные вечера в филармонию, делимся интересными книгами и дисками. Наверное, наш коллектив это тоже моя семья. Я не утверждаю, что это единственно верный стиль. Сейчас, в рамках жестких современных требований, когда катастрофически не хватает времени, нет оперативок, когда каждый не знает задачи соседа, такой стиль, скорей всего, не является самым лучшим. Каждое поколение приспосабливается к своим обстоятельствам, но в любом случае надо стараться быть в ладу с собой и окружающими.
Всю жизнь моим увлечением была музыка и литература, причем не только классическое направление: например, очень люблю песни Александра Вертинского, Елены Камбуровой, Светланы Сургановой, Вячеслава Бутусова, Александра Ф.Скляра и др. Слушаю разную музыку и читаю разные книги. Слежу за новинками. Настоящей болью стал современный русский язык. Вижу большую беду: инженеры не умеют правильно и грамотно писать. Иногда приходит официальный документ (я уж не говорю о письмах) и невозможно понять, что же от тебя хотят, таким корявым языком изложен текст, который должен стать впоследствии основой проектных решений.
Вот уже пять лет как я куратор нашего храма. Только это не увлечение, а большая (может быть даже главная) часть моей жизни. Как большинство советских граждан, я выросла в атеистической семье, родители-фронтовики были членами КПСС. И вот, в зимние каникулы 1963 года мы с одноклассниками поехали в Ленинград, пришли в Русский музей. Попав в зал с картинами на библейские мотивы, я испытала настоящий стыд, не понимая сюжетов, изображенных на огромных полотнах. Пытаясь найти хотя бы какую-то информацию, читала антирелигиозную литературу, по крупинке собирая те знания, которые сейчас известны каждому школьнику. И для меня открылся огромный пласт культуры, о котором я и не подозревала, и на котором зиждется вся европейская цивилизация и все ее морально-этические и философские принципы.
У нас в институте прекрасная молодежь, с активной и позитивной жизненной позицией. Хочу пожелать обрести глубокое и ответственное понимание профессии, для чего накапливать не только технические познания, но и жизненный опыт, культурный и нравственный кругозор, на базе которых и формировать приоритеты в предлагаемых обстоятельствах.