Обращение к сайту «История Росатома» подразумевает согласие с правилами использования материалов сайта.
Пожалуйста, ознакомьтесь с приведёнными правилами до начала работы

Новая версия сайта «История Росатома» работает в тестовом режиме.
Если вы нашли опечатку или ошибку, пожалуйста, сообщите об этом через форму обратной связи

Участники атомного проекта /

Миловская Людмила Анатольевна

Про­ра­бо­тала в НИАЭП 42 года. Главный спе­ци­алист научно-иссле­до­ва­тель­ской лабо­ра­то­рии спе­цво­до­о­чистки и водно-хими­че­ских режимов.
Миловская Людмила Анатольевна

Судьба привела меня в ТЭП (НИАЭП) не вдруг. После окон­ча­ния школы я была уверена, что пойду учиться на истфил ГГУ, поскольку все мои инте­ресы были связаны с лите­ра­ту­рой, да и склад ума был скорее гума­нитар­ным. Но в какой-то момент, скорее под вли­я­нием тен­ден­ции «что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…», решила подать доку­менты на физтех. Посту­пила доста­точно легко, видимо, кто-то наверху решил меня под­править. Окон­чила физтех и по рас­пре­де­ле­нию попала на пред­при­ятие «Научно-иссле­до­ва­тель­ский инсти­тут тех­ноло­гии судо­стро­е­ния», по спе­ци­аль­но­сти био­за­щита судовых уста­но­вок. Два года пора­бо­тала там, честно говоря, без особого инте­реса.

После рожде­ния сына решила сменить работу, чтобы быть ближе к дому. Обра­ти­лась за помощью к декану факуль­тета, где я училась. Пол­ка­нов Леонид Дмит­ри­е­вич пре­по­да­вал у нас в группе тур­бин­ные уста­новки, был уди­ви­тель­ным чело­ве­ком, интел­ли­ген­том старой фор­ма­ции. Он позво­нил тогдаш­нему дирек­тору ТЭПа Глебу Ива­но­вичу Пле­с­кову и попро­сил принять меня на работу.

Я пришла в инсти­тут, Г. И. Плесков вызвал моего буду­щего началь­ника В.Н.Мухина, и он взял меня в свой отдел. Ни разу за 42 года пре­бы­ва­ния в этих стенах я не пожа­лела, что пришла сюда рабо­тать.

Отдел водо­под­го­товки, сектор спе­цво­до­о­чистки, куда я попала, про­ек­ти­ро­вал тогда по своей спе­ци­али­за­ции Армян­скую и Кали­нин­скую АЭС. Пона­чалу мне было очень не просто, знаний по химии, а тем более по очистке ради­о­ак­тив­ной воды, у меня не было, инсти­тут­ские курсы лекций подоб­ной спе­ци­фики не дают. Засела за книги по спе­ци­аль­но­сти, читала статьи в жур­на­лах, обра­ща­лась за помощью к кол­ле­гам. В нашем инсти­туте исто­ри­че­ски всегда был заме­ча­тель­ный кол­лек­тив: спло­чен­ный, добро­же­ла­тель­ный, про­фес­си­о­нально ода­рен­ный. В. Н. Чистя­ков, и Ю. В. Горелов, Н.И Куз­не­цова, Р. М. Шашков, Р. З. Бах­ти­я­рова — все, в той или иной мере, мои учителя — были абсо­лютно доступны. Я могла к ним подойти как инженер, задать свои дилетан­т­ские вопросы, все помо­гали, под­ска­зы­вали. Когда нача­лось про­ек­ти­ро­ва­ние АСТ, я стала руко­во­ди­те­лем группы и вот тогда и стол­к­ну­лась с насто­я­щими труд­но­стями. Поскольку в основе про­ек­ти­ро­ва­ния Армян­ской и Кали­нин­ской АЭС лежали блоки аналоги, а здесь при­шлось про­ек­ти­ро­вать с чистого листа: делать АС без про­тоти­пов с особыми тре­бо­ва­ни­ями по безо­пас­но­сти, но при этом с простым и понят­ным упра­в­ле­нием.

Я считаю, что тот кол­лек­тив людей, который работал над про­ек­ти­ро­ва­нием Воро­неж­ской АСТ, во главе с Ю. А. Куз­не­цо­вым, В. Л. Кацем, Ю. А. Шити­ко­вым и позднее Ю. А. Ива­но­вым, это был мощный твор­че­ский кулак. Люди рабо­тали, ни счита­ясь ни с вре­ме­нем, ни с труд­но­стями. Наши руко­во­ди­тели пони­мали, что при про­ек­ти­ро­ва­нии слож­ного близко рас­поло­жен­ного к городу объекта, каждый должен знать про­блемы соседа. Поэтому на опе­ра­тив­ных сове­ща­ниях, которые про­во­ди­лись у Ю.А.Куз­не­цова, соби­рались спе­ци­али­сты всех задейство­ван­ных в проекте под­раз­де­ле­ний. Я знала, что про­ис­хо­дит у вен­ти­ля­ции, какие слож­но­сти у тех­ноло­гов, стро­и­те­лей, элек­три­ков. В общих чертах мы знали весь проект. Все обсу­жда­лось кол­ле­ги­ально. На то время, я считаю, что это был опти­маль­ный стиль руко­вод­ства.

Но тут грянул 1986 год, и Чер­но­быль­ская тра­ге­дия, на долгие годы оста­но­вив­шая раз­ви­тие атомной энер­гетики, кос­ну­лась и лично меня. На ЧАЭС работал ста­ро­ста нашей группы 64-ФТ-1 Володя Чугунов. Он был началь­ни­ком реак­тор­ного цеха сосед­него блока и в первых рядах лик­ви­да­то­ров вошел в ава­рийное пекло. Вскоре после аварии я была в Москве в коман­ди­ровке и попы­та­лась узнать о его судьбе.

Сначала мне сказали, что он погиб, но с помощью ребят из Кур­ча­тов­ского инсти­тута я смогла разыс­кать его в Зеле­но­град­ской спец­кли­нике. Там я пережила силь­нейшее потря­се­ние, о котором и сейчас вспо­ми­нать тяжело. Узнала и о том, о чем офи­ци­ально не гово­рили, ста­рались умол­чать: как непро­фес­си­о­наль­ное авто­ритар­ное упра­в­ле­ние, желание любой ценой, даже с нару­ше­нием рас­чет­ных тех­ноло­ги­че­ских регла­мен­тов, полу­чить кило­ватты при­во­дит к ката­строфе. Лик­ви­да­тор Вла­димир Алек­сан­дро­вич Чугунов работал в укра­ин­ском отде­ле­нии гос­а­том­над­зора и умер в июле 2008 года Вечная ему память.

После Чер­но­боль­ской аварии настали для нашего инсти­тута нелег­кие времена, которые редко сейчас вспо­ми­нают. Мы сидели без зар­платы меся­цами. Многие ведущие спе­ци­али­сты ушли: семьи нужно было кормить. Нашему дирек­тору Е. М. Коро­леву удалось сохра­нить мак­си­маль­ное коли­че­ство людей, наш профком, по его ука­за­нию, подавал в суд, чтобы нам по суду платили хотя бы часть зара­бо­тан­ного. Е. М. Королев сделал все мысли­мое и не мысли­мое. Мы пережили трудные времена, удалось сохра­нить кол­лек­тив, а впо­след­ствии стали воз­вра­щаться и те, кто ушли. После закры­тия проекта АСТ Ю.А.Куз­не­цов и В.Н.Чистя­ков (тогда уже главный инженер) пред­ло­жили мне орга­ни­зо­вать «Научную лабо­ра­то­рию водо-хими­че­ского режима». Спе­ци­али­за­ция по ВХР всегда была моей любимой темой, я согла­си­лась, и начала все с нуля.

Прошло уже больше 26 лет, а у нас каждый день новые вопросы и про­блемы, которые при­хо­дится решать. Опти­маль­ный водо-хими­че­ский режим — сложная, на сего­д­няш­ний день нор­ма­тивно до конца не обо­с­но­ван­ная, осо­бенно в про­ек­ции на уве­ли­чен­ный срок экс­плу­а­та­ции АЭС, задача. Я всегда спра­ши­ваю молодых спе­ци­али­стов, что самое важное на атомной станции? Мне отве­чают: реактор, паро­ге­не­ра­тор, турбина. А я убе­ждена, что на атомной станции самое главное — вода, без воды не будет и станции. Водная химия опре­де­ляет работу всех кон­ту­ров АЭС, и в каждом — иногда до сих пор до конца не решен­ные тех­ноло­гии. Мы посто­янно учимся: при­шлось раз­би­раться в про­ек­тах систем, на первый взгляд, и не каса­ю­щихся непо­сред­ственно нашей спе­ци­али­за­ции. По моему мнению, инженер-про­ек­ти­ров­щик должен знать, не только как трас­си­ро­вать тот или иной тру­бо­про­вод, но и то, что в нем нахо­дится, куда и зачем течет, какие системы объе­ди­няет и, самое главное, пред­ста­в­лять всю картину в целом. Только тогда и поя­в­ля­ется любовь к про­фес­сии.

В любом кол­лек­тиве все зависит от поста­новки задачи, жить нужно в кон­крет­ных поста­в­лен­ных усло­виях. Любая задача начи­на­ется с обду­мы­ва­ния. Руко­во­ди­тель должен осо­знать одно — меру ответ­ствен­но­сти за при­ня­тые решения. Именно меру его ответ­ствен­но­сти, личную, не участ­ни­ков группы по отдель­но­сти и группы в целом, а его, как руко­во­ди­теля. Мне ближе по стилю кол­ле­ги­аль­ное обсу­жде­ние при поста­новке любой задачи. Каждый сотруд­ник нашего под­раз­де­ле­ния, в той или иной мере может ответить на любой вопрос, т.к. все знают обо всем и владеют всей инфор­ма­цией. Конечно, у каждого есть своя спе­ци­али­за­ция, опре­де­ля­е­мая и опытом работы, и силь­ными сто­ро­нами его лич­но­сти. На мой взгляд, главное, раз­го­ва­ри­вая с чело­ве­ком, никогда его не унижать. Отно­сится к чело­веку так, как ты хочешь, что бы к тебе отно­си­лись. Нельзя гово­рить инже­неру, что это его промах, это твоя, в первую очередь, ошибка как руко­во­ди­теля. Были времена, когда мои коллеги учились писать тер­ми­ноло­ги­че­ски правиль­ные тех­ни­че­ские тексты, делать сложные расчеты. Мы вместе пре­о­до­ле­вали страх перед пуб­лич­ными выступ­ле­ни­ями на семи­на­рах и кон­фе­рен­циях, участ­во­вать в дис­кус­сиях.

Посте­пенно сло­жился и стиль, добро­же­ла­тель­ный, без лишних эмоций и нервных срывов. Ко всему прочему в чело­веке должно быть неко­то­рое чутье, этика, дели­кат­ность, то что назы­ва­ется вну­трен­ней куль­ту­рой, и этому тоже нужно учиться. Чтобы был успеш­ным твор­че­ский рабочий процесс, каждый должен вкла­ды­вать в него не только труд, но и душев­ные и духов­ные силы, нака­п­ли­ва­е­мые, в том числе, в работе над собой.

Если человек не хочет идти на работу, или же идет на работу с холод­ным сердцем и дурным настро­е­нием, твор­че­ства не жди. Я счаст­лива в своей про­фес­сии, всегда с радо­стью бежала в родной инсти­тут. И очень хотела поде­литься этой радо­стью. Мне кажется, что рус­скому чело­веку под­хо­дит более откры­тый стиль и общения, и работы. Мы ездили отды­хать вместе, вместе ходим на музы­каль­ные вечера в филар­мо­нию, делимся инте­рес­ными книгами и дисками. Навер­ное, наш кол­лек­тив это тоже моя семья. Я не утвер­ждаю, что это един­ственно верный стиль. Сейчас, в рамках жестких совре­мен­ных тре­бо­ва­ний, когда ката­стро­фи­че­ски не хватает времени, нет опе­ра­ти­вок, когда каждый не знает задачи соседа, такой стиль, скорей всего, не явля­ется самым лучшим. Каждое поко­ле­ние при­с­по­са­б­ли­ва­ется к своим обсто­я­тель­ствам, но в любом случае надо ста­раться быть в ладу с собой и окру­жа­ю­щими.

Всю жизнь моим увле­че­нием была музыка и лите­ра­тура, причем не только клас­си­че­ское напра­в­ле­ние: напри­мер, очень люблю песни Алек­сан­дра Вер­тин­ского, Елены Кам­бу­ро­вой, Свет­ланы Сур­га­но­вой, Вяче­слава Буту­сова, Алек­сан­дра Ф.Скляра и др. Слушаю разную музыку и читаю разные книги. Слежу за новин­ками. Насто­я­щей болью стал совре­мен­ный русский язык. Вижу большую беду: инже­неры не умеют правильно и гра­мотно писать. Иногда при­хо­дит офи­ци­аль­ный доку­мент (я уж не говорю о письмах) и невоз­можно понять, что же от тебя хотят, таким корявым языком изложен текст, который должен стать впо­след­ствии основой про­ек­т­ных решений.

Вот уже пять лет как я куратор нашего храма. Только это не увле­че­ние, а большая (может быть даже главная) часть моей жизни. Как боль­шин­ство совет­ских граждан, я выросла в ате­и­сти­че­ской семье, роди­тели-фрон­то­вики были членами КПСС. И вот, в зимние кани­кулы 1963 года мы с одно­клас­с­ни­ками поехали в Ленин­град, пришли в Русский музей. Попав в зал с кар­ти­нами на биб­лейские мотивы, я испы­тала насто­я­щий стыд, не понимая сюжетов, изо­б­ра­жен­ных на огромных полот­нах. Пытаясь найти хотя бы какую-то инфор­ма­цию, читала анти­ре­ли­ги­оз­ную лите­ра­туру, по кру­пинке собирая те знания, которые сейчас известны каждому школь­нику. И для меня открылся огромный пласт куль­туры, о котором я и не подо­зре­вала, и на котором зиждется вся евро­пейская циви­ли­за­ция и все ее морально-эти­че­ские и фило­соф­ские прин­ципы.

У нас в инсти­туте пре­крас­ная моло­дежь, с актив­ной и пози­тив­ной жиз­нен­ной пози­цией. Хочу поже­лать обрести глу­бо­кое и ответ­ствен­ное пони­ма­ние про­фес­сии, для чего нака­п­ли­вать не только тех­ни­че­ские позна­ния, но и жиз­нен­ный опыт, куль­тур­ный и нрав­ствен­ный кру­го­зор, на базе которых и фор­ми­ро­вать при­о­ри­теты в пред­ла­га­е­мых обсто­я­тель­ствах.