По праву памяти
Роль Евгения Ивановича Романова, директора Кирово-Чепецкого химкомбината в 1974 – 1982 годах, в развитии градообразующего предприятия существенна и несомненна. А вот имя, к сожалению, почти не вспоминается. Быть может, оттого, что его заслонила тень славы выдающихся предшественников - Бориса Петровича Зверева и Якова Филимоновича Терещенко? Или потому, что слишком горьким стал тот трагический август 1982-го? Хотя... Много лет уже миновало. И лиственницы на его могиле вымахали огромные и всё ещё рвутся к небесам...
Евгений Иванович Романов в Кирово-Чепецк на завод № 752 был направлен в 1954 году после окончания Казанского химико-технологического института - инженером-конструктором производственно-конструкторского отдела (ПКО). Затем - назначен старшим инженером-конструктором, заместителем начальника, а потом - начальником ПКО. В те годы он занимался созданием мощного электролизёра, с пуском которого модернизировали хлорное производство (макет электролизёра Р-20 в натуральную величину был представлен на ВДНХ и получил золотую медаль).
В дальнейшем - в должности заместителя главного инженера по новой технике - решал задачи по созданию, освоению и пуску технологических линий в стратегически важных направлениях (ректификация гексафторида урана, увеличение объёмов производства фторопластов и расширение их композиций,
непрерывные процессы полимеризации фторкаучуков и пр.).
В 1973 году - с началом строительства завода минеральных удобрений - был назначен заместителем директора по капитальному строительству.
В 1974-м, после ухода на пенсию Якова Филимоновича Терещенко, стал директором предприятия, которое в 1978-м реорганизовали в Кирово-Чепецкий химический комбинат. Занимался пусками первых цехов ЗМУ и реконструкцией действующих производств, курировал масштабное жилищное строительство.
Сложнейшим периодом в работе стало освоение выпуска аммиака. Запуск первого отечественного компрессора синтез-газа состоялся в начале 1982 года, но стал проблемным. Жизнь директора оборвалась трагически – он покончил с собой. Уже после его ухода агрегат АМ-70 вышел на проектную мощность.
О том, каким он был инженером, руководителем, директором, судить не мне. Надеюсь, об этом когда-нибудь расскажут другие.
Я хотел бы вспомнить Евгения Романова как человека незаурядного и светлого, чей образ близок и дорог не одному поколению горожан. Мы помним моложавого, подтянутого, элегантного Евгения Ивановича, живо интересующегося жизнью молодёжи и города.
В производственной иерархической цепочке мы были слишком далеки. Но нас связывало то, что раньше называлось общественной работой, частные встречи и разговоры. Рассказать же хочу о том, что особенно запало в сердце.
1980 год. В кинотеатре «Восток» - день всесоюзной премьеры фильма «Особо важное задание». Выросло уже не одно поколение, которое знать не знает о такой практике: по всей стране в один день и час идёт показ нового фильма. Разумеется, эти масштабные акции носили, в первую очередь, идеологический характер, и картины подбирались соответствующие. И всё-таки... каждая такая премьера становилась событием.
В тот вечер мне было поручено сказать вступительное слово перед сеансом. В нервном ожидании я прохаживался взад-вперёд по комнате, что располагалась возле контрольной вахты, и мельком наблюдал за входившими зрителями. Евгений Иванович шёл не один, с группой товарищей. Миновав вахту, он вдруг решительно выделился из свиты и подошёл ко мне. Чтобы поздравить с премьерой и пожелать удачи! Я оторопел, так неожиданно это было. Столько лет прошло, но помню его взгляд, улыбку, пожатие руки.
Кинематограф в то время был важнейшим из искусств и входил в круг духовных запросов Романова. Когда речь заходила об интересных новинках, он уточнял: кто снимал, по чьему сценарию? И это было не праздное любопытство. Чувствовалось, что в именах, личностях, художественных явлениях он ориентировался уверенно, со знанием дела. Сил и времени у него хватало и на это.
И уж совсем удивительный по нынешним представлениям факт: Евгения Ивановича можно было увидеть в очереди в билетную кассу, даже в дни ажиотажного спроса! Воспользоваться «телефонным правом» интеллигент Романов даже в этом вопросе считал неудобным...
Первомай 1977 года. Ресторан «Двуречье». В тот вечер там гуляла контора комбината. Пригласительные билеты предложил Владимир Салтанов (в те годы - инструктор парткома КЧХК; позже - директор лицея). И вот мы, две семейные пары, сели за отдельным столиком в сторонке, слегка комплексуя, что невольно оказались «гостями на чужом пиру».
В самый разгар веселья у нашего стола неожиданно появился Евгений Иванович - улыбчивый, галантный, очень доступный. А я заприметил до этого, как тянулись к нему с разных концов зала желающие засвидетельствовать почтение. В этом не было ничего дурного, но всеобщее внимание, видимо, смущало и утомляло его. А тут вдруг он сам решил оказать знак внимания, говорил нам хорошие слова о молодёжи.
И мы как-то раскрепостились, стали общаться на равных. А он
пригубил с нами шампанского («За прекрасных дам!»), сыпал комплиментами, шутил... Исчез так же, как и появился, - тихо и деликатно.
Я подробно описываю это не потому, что своим вниманием нас почтил сам директор, а потому, что память сохранила обаяние его личности – как отражение того времени.
Воскресное летнее утро, пятый час. По пути на смену я торопился к автобусу четвёртого маршрута от Вятской набережной через пустырь, что пролегал тогда между седьмой школой и зданием горсовета. Солнце встаёт, тишина, благодать, безлюдье. И вдруг – явление, глазам не верю, навстречу мне - Евгений Иванович в спортивном костюме, резиновых сапогах и, кажется, с кошёлкой в руках. Один, без всякого сопровождения. Встреча оказалась столь неожиданной и невероятной - и по времени, и по месту - что, поздоровавшись, я и не спросил: какими судьбами?
Сегодня, размышляя, полагаю: раз направлялся он в сторону реки, то, может, на рыбалку? Или в лес за грибами? Известно, что редкие часы досуга Романов любил проводить на природе.
Человек сугубо технический по образованию и роду занятий, гуманитарий по духовным запросам, Евгений Иванович был ещё и спортивным человеком, много сделал для поддержания репутации города в этом направлении.
Чаще всего наблюдать Евгения Романова мне доводилось на заседаниях парткома комбината, в состав которого я входил в течение нескольких лет. Считаю, что участие в этом выборном органе расширило мой кругозор - в познании процессов и конфликтов, характеров и судеб.
Ещё раз напомню: излишняя публичность явно тяготила Романова. Всякий раз - на трибуне ли большого собрания или на заседании в кабинете - он был сдержан, не кичился, не выпячивал собственное «я». Характерный для него опущенный взгляд при разговоре свидетельствовал о необычайной скромности. Нет, он, конечно, знал цену себе, собственному слову и мнению. Но в вопросах дискуссионных мог открыто сомневаться, не боялся показаться неправым. А это - признак достойной и независимой натуры. Убеждаться в этом доводилось десятки раз. Один случай запомнился.
Была весна 1982-го. Долгожданный пуск компрессора первой очереди аммиака на ЗМУ маячил на горизонте. Расширенное заседание парткома с привлечением главных специалистов, руководителей отделов было посвящено этому наболевшему вопросу.
В кулуарах шептались, что Романов только что вернулся из главка, где получил нагоняй - сроки уходили. Обстановка на заседании была тягостная. Казалось, что и ты повинен в этом - самим фактом присутствия среди собравшихся. Вопрос стоял очень остро: да или нет.
Выступление Евгения Ивановича без конспектов, но с привлечением цифр и подробностей было не только продуманным, тщательно подготовленным, но и выстраданным. Указывая на недоработки, на упущенные возможности, выговаривая персонально каждому ответственному лицу, он выговаривал и самому себе. На него было невозможно смотреть без сопереживания. Казалось, ещё мгновение, и - разрыв аорты: столь велико было его внутреннее напряжение. Подчёркиваю, внутреннее: никаких истерик, никаких хамских окриков.
Евгений Иванович был демократом по сути, а по статусу оказался наделён огромной единоличной властью в масштабах и предприятия, и всего города. При этом он всегда был толерантным, корректным, не умел и не мог обращаться с подчинёнными так, как, вероятно, обходились с ним в обкомовских и министерских кабинетах. И так, оказавшись меж двух огней, он вынужден был многие удары принимать на себя. И как знать, может быть этот неразрешимый конфликт и стал одной из возможных причин, подтолкнувших его к роковому решению?
Впрочем, здесь я вторгаюсь в сферу слишком сложную и деликатную, если не сказать - запретную. Для меня, во всяком случае. Один обобщающий вывод сделать всё-таки можно. Выходит, что внешне безмятежная эпоха, именуемая скучным словом «застой», порождала воистину трагические коллизии.
Прошли годы. Кардинальные изменения, произошедшие на комбинате, у меня, как у ветерана и представителя первичного производственного звена, не вызывали социального оптимизма. Мы словно стали жить в другом государстве. Но остались ценности, неподвластные времени, и люди, которые олицетворяли эпоху. Для меня таким человеком стал Евгений Иванович Романов. Его влияние на наше поколение ничем не измерить. Можно только помнить.
Записала Елена Фадеева