Максимов Николай Григорьевич

Как я сидел «в зоне»

В Мин­сред­маш я пришел так: в Ленин­граде окончил реме­слен­ное училище и начал рабо­тать в «Лен­сан­тех­мон­таже». Было мне восем­на­дцать лет. В 1948 году (к этому времени я про­ра­бо­тал восемь месяцев) на пред­при­ятие пришла разна­рядка: коман­ди­ро­вать бригаду в город Свер­д­ловск, сроком на 45 дней.

Но вместо Свер­д­лов­ска нас отвезли в Челя­бинск-40; видно, так было сделано из сооб­ра­же­ний секрет­но­сти. Еще не зная этого, в коман­ди­ровку я поехал с радо­стью, всего из Ленин­града нас выехало 45 человек. Вначале при­е­хали в Кыштым (это рядом с Челя­бин­ском-40), там нас посе­лили и две недели мари­но­вали, пока офор­м­ляли доку­менты. Потом поса­дили всех в машину и повезли.

И при­е­хали мы в «зону» Челя­бинск-40. Там нахо­ди­лись объекты, которые гото­вили атомную бомбу, шесть аппа­ра­тов (так назы­вали атомные реак­торы). Про­дук­ция была уже готова от нуля и до конца. Нас туда про­пу­стили по пас­пор­там — и только там мы узнали, что «зона» закры­тая, и никто оттуда через 45 дней не уедет.

Так и начали рабо­тать на «соро­ковке», а заодно и при­вы­кать. Год прошел, два, три, четыре…. Про­хо­дит пять лет, мать мне пишет письмо: «Сынок, я знаю, что ты сидишь в заклю­че­нии, а вот за что сидишь, не знаю, и очень пережи­ваю». Я пошел с этим письмом в первый отдел, показал им, и они ответили матери; а что ответили — я не знаю. Но она вроде успо­ко­и­лась.

Я был там мон­таж­ни­ком, четыре года работал на монтаже, на сборке этих аппа­ра­тов. Потом там же женился. Дальше была работа по экс­плу­а­та­ции, по загрузке, выгрузке и ремонту наших изделий. В целом я про­ра­бо­тал там десять лет. Домой очень хоте­лось съез­дить. Отпуска давали большие, по 45 дней, был свой сана­то­рий на озере; но из «зоны» — ни на шаг, никуда не отпус­кали. Если бы не это обсто­я­тель­ство, жизнь была бы совсем хорошей.

Один объект, куда я ходил на монтаж, нахо­дился в две­на­дцати кило­мет­рах от города, и там железная дорога неда­леко. Идут пас­са­жир­ские поезда, а я на них так скорбно гляжу: люди едут, в окнах улы­ба­ются, а ты сидишь в своей «зоне»! И у тебя под­писка о нераз­гла­ше­нии: все объ­яс­нили, что можно гово­рить, с кем и когда.

Моло­дежь при­ез­жала и быстро осва­и­ва­лась. Путь от новичка до спе­ци­али­ста занимал не менее года, чтобы нор­мально все освоить. Хотя с началь­ством мы общались сво­бодно, но с опо­з­да­ни­ями и про­гу­лами было очень строго. Дис­ци­плина была серьезная: опоздал — премии лишат, а премия большая, жалко; да к тому же «повесят» куда-нибудь на доску, зачем это мне.

У нас началь­ник цеха тоже был ленин­гра­дец, я с ним хорошо ладил, и ко мне отно­си­лись хорошо.

Деньги платили хорошие, кор­межка была нор­маль­ная, отлич­ные мага­зины. Хочешь в ресто­ран — пожа­луйста. Еще были два кино­те­а­тра, и театр был свой: правда, чужие актеры не при­ез­жали, и мы смо­трели только на своих.

Раз­го­ва­ри­вать о работе было нельзя, принято было все делать молча. Хотя с дру­зьями мы гово­рили довольно сво­бодно. Моло­дежи нрави­лось, что снаб­жали очень хорошо, в том числе и дефи­цит­ными това­рами. Одежды в мага­зи­нах было навалом, можно было модно при­о­деться. Но, несмо­тря на это, никто осо­бенно не выде­лялся, наря­жаться не принято было.

В нашем рас­по­ря­же­нии было два ста­ди­она, и мест для занятий спортом хватало всем. Очень попу­ля­рен был футбол. А я играл в городки. У нас было пять команд по десять человек, и мы очень упорно сорев­но­вались. Моя команда довольно сильная была. До мастера спорта, правда, я так и не дошел, а вот 1-й разряд получил.

Когда в 1953 году умер Сталин, я в первый раз поехал в отпуск за тер­ри­то­рию. Нам тогда давали спе­ци­аль­ную бумажку, по которой мы при­рав­ни­вались к воен­но­слу­жа­щим. Милиция нас вообще не могла досма­т­ри­вать и про­ве­рять доку­менты, только военный патруль. И эту бумажку пола­га­лось пока­зы­вать только офицеру патруля, а с сол­да­тами можно было даже не раз­го­ва­ри­вать.

С тех пор каждый год нас стали чуть ли не насильно отпра­в­лять в сана­то­рий. Бывало, при­хо­дишь на про­ход­ную, а про­пуска твоего нет. Говорят: надо ехать отды­хать, иначе к работе не допу­стят. Ну, соби­ра­ешься и едешь, дис­ци­плина была во всем.

Я работал на аппа­рате, у него каналь­ная система, это около двух тысяч каналов. Каждый день в свою смену ты раз­гру­жа­ешь по 6-8 каналов. Бывает так, что один канал забьется и не выгру­жа­ется, это у нас назы­ва­лось «козел». Аппарат оста­на­в­ли­вают, берешь штангу, а она длиной 19 метров, диа­мет­ром 32 мил­ли­метра, и про­би­ва­ешь этого «козла». Бывает, и не про­бьется, вытас­ки­ва­ешь штангу, начи­на­ешь все заново. Бывало, что и не выта­щишь, а то и обо­рвется. Тогда про­ис­хо­дит полная оста­новка аппа­рата, и все это надо высвер­ли­вать. Иной раз канал вытас­ки­ва­ешь, он охла­дится, и блочки оттуда высы­па­ются на пол. Это такие пря­мо­у­голь­ники 102 мил­ли­метра на 36. Вот и соби­ра­ешь эти блочки; а чем соби­рать? Палкой и ногами — в шахту. А от них актив­ность прет, сколько — не знаю, этого нам не гово­рили, но немало; при этом рабо­тали мы без всякой защиты.

Я как пришел в одно место, так десять лет и отра­бо­тал на одном объекте. Однажды поехал в отпуск и заехал в Ново­во­ро­неж, там как раз строили первый блок. Встретил много зна­ко­мых, которые пере­е­хали из Челя­бин­ска-40. Пришел к началь­нику. Он сказал мне, что с радо­стью примет меня на работу, и тут же отправил письмо с прось­бой в Москву. По горячим следам и я поехал в столицу. Меня утвер­дили на новой работе и даже сразу дали подъемные. Вер­нулся в «зону», собрал вещи, погру­зил в кон­тейнер, сел в машину, взял жену, двух дочек и поехал в Ново­во­ро­неж — даже расчет не брал, так торо­пился. Сейчас о той жизни редко вспо­ми­наю, здесь на атомной элек­тро­стан­ции совсем другой микро­кли­мат. Но те времена, конечно, не забыть.

В Ново­во­ро­неже я работал на всех блоках с первого до пятого, откуда и ушел на пенсию. Звание Героя Соци­али­сти­че­ского Труда было при­сво­ено мне за ремонт 1-го энер­го­блока. Там потре­бо­ва­лась полная раз­борка корпуса действу­ю­щего реак­тора, а после ремонта — и новая его сборка. Пора­бо­тать тогда при­шлось изрядно.