Всегда было у кого учиться!
В систему Министерства среднего машиностроения (ныне Росатом) я прибыл в 1960 году по окончании Костромского химико-механического техникума им. Л. Б. Красина. Именно здесь, в техникуме, нам, подросткам 14-18 лет, прививали любовь к технике замечательные преподаватели. Наибольшее влияние на меня лично оказал завуч Сергей Яковлевич Шошин, солидный и спокойный человек с энциклопедическими знаниями.
За месяц до защиты дипломных проектов в техникум прибыли кадровики министерств и предприятий. Представитель министерства Среднего машиностроения имел преимущество в отборе выпускников. Я претендовал на «красный» диплом и первым получил приглашение министерства на работу. В Минсредмаш пригласили ещё несколько сокурсников: Базарова, Басова, Ерошина, Макарова, Корнева, Пучкова, Уткина. В июле 1960 г. в Москве на Набережной Горького, 4 мне выдали направление на работу в город Киров, на предприятие "Почтовый ящик 20". Я не знал точного адреса предприятия. Утром 29 июля прибыл в Киров. На вокзале подошел к милиционеру и спрашиваю: «А где здесь почтовый ящик 20?». К моему удивлению, вместо ответа он повел меня в комнату милиции и сдал дежурному капитану. Тот очень долго изучал мои документы, куда-то звонил, снова изучал. В конце концов вывел на площадь, показал, где автовокзал, и добавил: «Шумишь тут на всю улицу, где да что. Поезжай в свой Кирово-Чепецк и не трезвонь во все колокола…». Я пожал плечами и пошел на автовокзал. Вопросы засекреченности объектов в техникуме не проходили, и я о них даже не догадывался. Что касается дальнейшего образования, то в системе Минсредмаша всегда поощрялась учёба. Потому позднее заочно в Кировском политехническом институте я получил две специальности: инженер-электрик и инженер-строитель. Несколько раз с удовольствием повышал квалификацию в ИПК в Обнинске и в Ленинграде.
В первый месяц трудовой деятельности на всю жизнь мне запомнился вызов к директору Я. Ф. Терещенко. Получив приглашение, я забеспокоился и перебрал в уме все дни, что прожил на заводе. Казалось бы, особых замечаний не было. Правда, несколько раз засыпал в ночную смену, и дежурный инженер был недоволен. Но за эти эпизоды мне уже досталось «на орехи». Да и вряд ли директору было до таких мелочей. Догадаться так и не смог о причине серьёзного вызова. В общежитии поделился с ребятами своими переживаниями. Оказалось, что их тоже пригласили к директору. Я успокоился. Утром следующего дня ждем в приемной директора. Собрались те молодые специалисты, что прибыли на завод в августе 1960 года, это полтора десятка человек. Часы пробили девять часов. Яков Филимонович сам пригласил нас в свой огромный кабинет, усадил за длинный стол заседаний и приказал секретарю Вере Дмитриевне выдать каждому из нас бумагу, конверты и авторучки. А сам спросил, сколько времени мы проработали на заводе. Мы нестройным хором ответили, что около месяца. «Почему же домой родителям никто из вас не написал ни одного письма?» — спрашивает Терещенко. Все молчат. Ответить было нечего. «Я ухожу, а через полчаса вернусь. Чтобы за это время каждый написал письмо домой и сдал секретарю», — завершил беседу Яков Филимонович. Этот эпизод врезался в память. Яков Филимонович преподал незабываемый урок. С тех пор я ежемесячно отправлял родителям хотя бы несколько строк. Мы стали глубоко уважать нашего Батю (так между собой мы называли директора завода). Было также множество других интересных эпизодов, но всего не расскажешь…
Мне довелось пройти интересный и непростой трудовой путь от электромонтёра до заместителя директора. И всегда было у кого учиться, брать пример. Рядом работали высококвалифицированные, замечательные люди. Расскажу об одном из них. С 1965 по 1971 гг. я работал мастером в электроремонтном цехе. В 1960-х годах энергослужбу завода возглавлял Иван Григорьевич Никифоров. Главный энергетик имел глубокие технические знания и отличался спокойным характером. Он ежемесячно проводил совещания с подчиненными ему цехами, на которых заслушивал отчет за прошедший месяц и утверждал план работы на следующий период. Я был участником таких совещаний. На Кирово-Чепецком химзаводе в то время поощрялось внедрение всевозможных новинок. Это мне очень нравилось. Я с удовольствием читал технические журналы, интересовался передовыми технологиями. Часто сам предлагал на месячных совещаниях новинки для нашей деятельности: например, освоить вакуумную пропитку электрических обмоток, применить термостойкие пропиточные лаки, увеличивающие межремонтный период, и т.п. Никифоров с интересом заслушивал предложения и нередко включал эти разработки в производственный план цеха. Однажды мое внимание привлек опыт работы электроремонтного цеха в городе Невинномысске. Там было много интересного, но в журнальной публикации не хватало конкретного материала для технической проработки. На очередном совещании я поделился прочитанным. Иван Григорьевич предложил мне подготовить на Невинномысский завод письмо-запрос. Надо заметить, что официальных писем я никогда не читал и даже не представлял, что существуют какие-либо правила их составления. Тем не менее, с энтузиазмом взялся за дело. Письмо составил так, как я привык писать домой родителям: «Здравствуйте, дорогие товарищи. Как Вы поживаете? Что у вас новенького?". Далее я расписывал, какие у нас в цехе внедряются технические новинки, как мы работаем, какие есть трудности. Просил рассказать подробнее о внедренных у них новинках, познакомить нас с передовиками производства и новаторами... Письмо на пяти страницах заканчивалось словами «До свидания. С нетерпением ждем от вас вестей. С пролетарским приветом, энергетики химзавода». На следующий день я принес письмо Ивану Григорьевичу. Он развернул его, прочитал первые строки, и… разразился хохотом. Я недоуменно глядел на него и пытался задать вопрос. Бесполезно. Он, взглянув на меня, захохотал еще сильнее. Прочитав конец письма, он схватился за живот и уже совсем не мог сдержать себя. Так продолжалось довольно долго. Мои попытки прервать его смех оборачивались новыми приступами хохота. Я замолчал и отвернулся, не понимая причины его смеха. Наконец Иван Григорьевич выпил глоток воды и немного успокоился. Я спросил: «Что-то не так?». Никифоров сквозь смех ответил: «Оставь письмо, я его сам переделаю. А как оформляются деловые письма, поинтересуйся в канцелярии. Думаю, что это тебе в жизни пригодится». В течение недели я побывал в канцелярии, почитал деловую переписку и правила её оформления. Теперь мне стало понятно, почему так смеялся над моим творением главный энергетик завода. И этот урок действительно мне очень пригодился!
С экстремальными ситуациями сталкиваться приходилось, но не часто. Я повторюсь, рядом работали высококвалифицированные кадры, на предприятии была высокая дисциплина. И аварийные ситуации возникали крайне редко, лишь при неблагоприятном сочетании нескольких факторов. Такая система поддерживалась на всех предприятиях Минсредмаша. В этом я убедился, так как по поручениям 4 ГУ побывал на многих площадках: в Ангарске, Красноярске-26, Томске-7, Верх-Нейвинске, Шевченко (ныне Ак-Тау), Таллине (завод "Двигатель"), Сосновом Бору (ЛАЭС) и на других. Более всего запомнилась последняя экстремальная ситуация, но уже не в системе Росатома. Летом 2004 года взбунтовалась ведомственная охрана химкомбината. К охране комбината было много претензий, в том числе работники охраны были замешаны в ряде серьезных краж имущества химкомбината. Акционеры настаивали на срочном реформировании структуры безопасности, руководимой В. С. Гуровым. Ведомственной охрана считалась «по инерции», что уже было тогда весьма условно, т.к. комбинат, к сожалению, акционировался и вышел из структуры Росатома. Однако начальник охраны В. Якимов козырял ведомственной принадлежностью. Он был опытен и юридически грамотен, умело использовал ошибки руководства. Благодаря своим волевым качествам Якимов сумел выйти из-под контроля Гурова. Почти 600 человек вооружённой охраны не подчинялось ничьим указаниям. Более того, Якимов даже организовал городские митинги, как бы в защиту попираемых прав охранников. Об этом писала пресса. Его дважды увольняли, но он восстанавливался по суду.
В сентябре меня пригласил генеральный директор Г. Н. Мачехин. Я в то время перешёл из УКСа и работал заместителем коммерческого директора комбината. Георгий Николаевич объяснил ситуацию и предложил мне возглавить и реформировать службу безопасности, оставляя Гурову только экономическую безопасность. На раздумье дал лишь два часа. Для меня это было совершенно неожиданно: хотя я был офицером запаса, предстоящая работа мне была совсем незнакома. Однако не в моих правилах пасовать перед трудностями. Я поговорил с женой и …согласился, хотя она протестовала.
16 сентября 2004 года приказом № 1301 лс меня назначили на новую должность по режиму и охране химкомбината. Прежде всего я созвонился с другом из 4ГУ и выехал для консультаций в Москву по привычному для меня адресу — ул. Б. Ордынка, 24. Здесь заручился полной поддержкой. Для меня начались чрезвычайно тревожные и тяжёлые дни. Лишь через месяц удалось успокоить коллектив охраны и переломить ситуацию. Чтобы взять под контроль всю мощную структуру охраны химкомбината, пришлось много раз днём и ночью посещать караулы, встречаться с персоналом всех смен. Со многими работниками охраны поговорил лично. Выслушивал их претензии и делал для себя определенные выводы. Рассказывая людям о планах реорганизации охранной структуры, подчёркивал необходимость соблюдать закон, объяснял будущие выгоды работников охраны. Откровенные разговоры проходили непросто, но принесли большую пользу, т.к. помогли реально оценить ситуацию, а также составить чёткий план действий. Кроме того, у меня появились союзники. Это те, кого не устраивала существующая воровская обстановка, а их оказалось большинство. Для себя я открыл, что вопросы безопасности всех заводов комбината оказались запущенными в значительно большей степени, чем предполагалось. Сказалось отсутствие должной квалификации акционеров, а главное — не стало привычного контроля министерства после акционирования комбината.
Для решения главной задачи — взять на себя полный контроль и полное подчинение четырех караулов — я должен был сделать эффектный шаг. И я его сделал. На пятый день после вступления в должность переместился в кабинет Якимова. У меня стало два рабочих места: в заводоуправлении и в Первом карауле. Как показали дальнейшие события, это ход был весьма своевременным и неожиданным для моего окружения, он лишил начальника охраны его рабочего места и связи с персоналом. Вскоре на совете директоров комбината была утверждена предложенная структура реорганизации режимной службы. В соответствии с Законом РФ мы запланировали создать независимые частные охранные предприятия, работающие по договорам с каждым заводом и материально отвечающие за сохранность имущества предприятий.
Встал вопрос обеспечения ЧОПов кадрами. А у наших охранников не было даже лицензий, требующихся по закону. На первое время частично привлекли лицензированных охранников со стороны. Но их было недостаточно, да и безработицу в Кирово-Чепецке плодить не следовало. Выход был один — учить своих, чтобы могли получить лицензию и работать во вновь создаваемых ЧОПах. Как ни сложно было договориться с кировской ФСБ, удалось организовать учебу персонала непосредственно на заводе, без отрыва от службы. Гендиректор согласился оплатить обучение наших охранников. Красный уголок Первого караула превратился в филиал Кировского юридического колледжа. Чтобы не иметь упреков, я сам окончил курсы в колледже и получил диплом и лицензию.
Надо сказать, что с началом учёбы климат в коллективе резко изменился. Я заметил это сразу, так как все указания теперь выполнялись безоговорочно и качественно. Влияние Якимова на коллектив было полностью устранено. Его подручные и он сам поспешно уволились. Их оказалось не так много, менее десятка. А у меня день за днём создавалась прекрасная команда единомышленников. Активно помогали новые друзья и соратники из службы безопасности комбината: Юрий Михайлович Лебедев, Александр Леонидович Новосёлов, Михаил Александрович Андосов и другие. Первым для охраны завода полимеров создали ЧОП под руководством подполковника в отставке Юрия Иванкова. Далее занялись созданием ЧОП для ЗМУ и прилегающих объектов. В отличие от завода полимеров охранная зона ЗМУ так долго никем не контролировалась, что вся заросла могучими деревьями. В 5-километровом ограждении завода были многочисленные «дыры», к которым вели незарастающие тропинки. Охрана опасного объекта была на низком уровне. Вновь назначенный директор ЗМУ В. В. Шустов поддержал мое предложение и закрепил участки периметра за цехами завода. Был составлен график его восстановления. В течение нескольких недель лес вырубили, реанимировали сигнализацию и контрольно-следовую полосу. Постепенно смогли преодолеть почти все технические трудности. Более того, начали внедрять современные электронные системы охраны при довольно скромном заводском бюджете.
К апрелю 2005 года служба режима прошла серьёзный путь обновления. Вся старая структура охраны была сокращена за ненадобностью. Люди из бывшей охраны, желающие далее честно служить, были обучены и трудоустроены в организованные ЧОПы. Следует заметить, городские сотрудники ФСБ и МВД не отказывали нам в помощи. А позднее в Москве за организацию безопасности химкомбината мне вручили медаль имени Ф. Э. Дзержинского.
С 1974 года я занимался на химкомбинате строительством, в т.ч. с 1977 года в ранге зам. начальника п/я А-7331. Наиболее сложны были вопросы поставок оборудования. Помогло то, что в 70-х годах руководством страны было принято мудрое решение. Для объектов минеральных удобрений Минхимпрома были организованы при Минхимнефтемаше комплектующие организации: Комплектхиммаш, Спецкомплектлиния и другие. Начальник четвертого ГУ Минсредмаша А. Д. Зверев сумел добиться включения наших основных агрегатов по производству минеральных удобрений в «Именник Госплана СССР» — т.е. в план обязательных годовых поставок Минхимнефтемаша — как комплектных линий. Это были обязательные поставки, и они не отменялись по окончании финансового года даже при задержках изготовления, как это было повсеместно при обычном снабжении.
Для изготовления нестандартизированного оборудования, особенно для цехов сложных удобрений, Минсредмаш привлек свои заводы. В частности, Таллинский завод "Двигатель" изготовил все насосы из нержавеющих сталей для цехов 54 и 58, а также выпарные аппараты и кристаллизаторы. Качество оборудования было высоким, т.к. завод специализировался на производстве первых ядерных реакторов типа "Руслан" и др. Новосибирский завод металлоконструкций (НЗМК) изготовил реакторное оборудование (реакторы объёмом от 6,3 куб. м до 80 куб. м). Завод изготавливал металлоконструкции, поэтому к качеству химоборудования было много замечаний. Однако они оперативно устранялись силами местных монтажников МСУ-1 (рук. В. Е. Кисель, гл. инж. А. А. Тишкин). НЗМК входил в систему Главного монтажного управления, руководимого Н. К. Семановым. А Николай Константинович поддерживал крепкую дисциплину в подчиненных подразделениях. Он почти ежемесячно посещал нашу стройку и полностью владел объективной информацией о ходе работ. Несмотря на свой высокий ранг, он был демократичен и доступен. Зайти в министерстве к Смазнову по вопросам комплектации объекта можно было в любое время. Более того, он немедленно принимал решения, подключая к работе могучую сеть монтажных подразделений министерства. Отношение работников Минсредмаша к строительству ЗМУ было весьма ответственным, т.к. стройку опекал сам легендарный Е. П. Славский. Он лично посетил стройку несколько раз. Я иногда в шутку говорил, что руки мыть неделю не буду, т.к. здоровался со Славским. В Минсредмаше комплектацией оборудования занималось Седьмое главное управление (возглавляемое сначала А. П. Александровым, а затем Р. К. Русалкиным), материалы комплектовал Главснаб (Л. И. Саруль, И. П. Гужов). Именно их трудом и настойчивостью добывались фонды через кабинеты Госплана СССР и Госснаба СССР. Довольно часто они привлекали меня для этих целей. Дружеские отношения у меня установились с Романом Константиновичем. Жаль, что его здоровье подорвало участие в ликвидации Чернобыльской катастрофы, и он рано покинул нас.
Годовые планы финансирования стройки, в том числе и оборудования, мы вынуждены были защищать в Минфине. Эту непростую работу возглавлял заместитель начальника четвертого ГУ И. П. Туторский, непосредственно вёл талантливый инженер А. Д. Черников, а от химкомбината нередко привлекали меня. Пробивать вопросы в МФ СССР было весьма сложно. Начальник отдела Минфина Н. Н. Крючков (говорящая фамилия!) лично ездил на завод проверять использование средств. Он очень любил находить недостатки и эту информацию тщательно записывал и хранил, чтобы в дальнейшем иметь повод для урезания финансирования при планировании следующего года. Отмечу особо, что меня всегда восхищало проведение совещаний А. Д. Зверевым. Главное — не пропустить его заключительное слово. Если сумеешь записать, то это готовый протокол с чёткими указаниями первоочередных задач, сроков исполнения и ответственных за исполнение. Таковы были кадры в МСМ.
Сам я в молодости увлекался рационализаторскими предложениями, а в строительстве участвовал в выработке технических решений. Даже получил звание «Почетный строитель России» за участие во внедрении блочного монтажа оборудования при строительстве ЗМУ. Однако наиболее значимые достижения происходили на моих глазах в производстве фторполимеров, чему в дальнейшем я посвятил свою книгу «Российские фторполимеры: история, технологии, перспективы», опубликованную в 2013 году. В частности, по совокупности свойств фторполимеры в ряде случаев представлялись незаменимыми материалами для использования не только в атомной, но и в космической технике, — к примеру, в качестве электроизоляционных, теплоизоляционных и химически стойких материалов, в триботехнических узлах и т.д.
К примеру, 1961 год. Никто не озвучивал прямую связь событий в заводских цехах сополимеров и космические цели. Но по напору московского руководства, по коротким сообщениям специалистов НИИПП чувствовалось, что пуск нового производства связан с какими-то крупными событиями в СССР. Строители и монтажники значительно отставали от графика, и пустить к апрелю 1961 года новое производство не получалось. Был выделен пусковой минимум, нацеленный на получение только фторопласта Ф-42. В феврале руководство завода было вынуждено принять уникальное решение — вывести строителей и монтажников из цеха и завершить все работы своими силами. В этот напряжённый период на каждом участке назначаются ответственные опытные специалисты, а из заводских цехов переводят десятки опытных рабочих. Ежедневно ход работ докладывался министру Е. П. Славскому. Все было готово к пуску 9 апреля. Приступили к пуску. В ночь с 11 на 12 апреля было уже наработано достаточное количество сырца хладона–142. А утром 12 апреля по радио объявили: «Лейтенант Гагарин в космосе» И тут мы вспомнили, что нам не уставали повторять: «Всё, что вы делаете в цехах сополимеров, необходимо, чтобы в космосе работали космонавты».
Интересное поручение было у завода вместе с НПО «Энергия» и НПО «Пластполимер» при выполнении совместной советско-американской программы «Союз-Аполлон», предусматривающей стыковку в космосе и совместный полет двух космических кораблей. От СССР в ней участвовали А. Леонов и В. Кубасов, с американской стороны — Т. Стаффорд и В. Брандт. Успех во многом зависел от тщательной подготовки. В начале 1967 года при наземных испытаниях американского корабля «Аполлон» произошел пожар, погибли три астронавта. Потому противопожарные требования американцев резко повысились. Им не отвечала внутренняя отделка специальной объёмной тканью кораблей «Союз», и она подлежала замене. В качестве огнестойкого материала был выбран кирово-чепецкий Ф-4МБ. Из порошка Ф-4МБ в НПО «Пластполимер» получили окрашенные гранулы Ф-4МБО, которые затем методом горячего плавления вытягивались в мононить «Фторе». Из мононити киевская фабрика «Большевик» наработала текстильную ткань «Богатырь», которая отвечала высоким американским требованиям пожарной безопасности. И это был типичный случай слаженной работы советских учёных и производственников атомной промышленности.
Были у меня увлечения и помимо работы, хотя времени на них катастрофически не хватало. И прежде всего — это спорт. В Кирово-Чепецке для этого были созданы все условия. Сначала я занимался боксом, затем — лёгкой атлетикой. Но более всего увлекался лыжами и в выходной день зимой пробегал до 30 км. С товарищами регулярно ездили на рыбалку. На химкомбинате всегда была великолепная дружественная атмосфера, у меня были и есть замечательные друзья, но не хочу кого-либо выделять в данном интервью.
Жена Галина Николаевна меня всегда поддерживала, да иначе мне бы не выдержать производственную нагрузку. Дети у меня двойняшки — сын и дочь. Они понимали, что у папы серьёзная и ответственная работа. Сын закончил химфак МГУ, дочь стала педагогом, как мама. Трое внуков порой интересуются, чем мы занимались в советское время, но это происходит не так часто, у них много своих забот.
Моя деятельность хотя и не была связана с радиацией, однако приходилось встречаться с другими опасностями: высокое электрическое напряжение, химическая опасность, в строительстве всегда имеется повышенная опасность травмирования… Приведу несколько наиболее запомнившихся моментов. Страшно было в молодости побороть боязнь высоты при наладке приборов башенного крана в 1964 г. Однако преодолев страх, я передвигался по стреле крана и в дальнейшем спокойно себя чувствовал на строящихся объектах. Большое волнение испытывал при первом коротком докладе Ефиму Павловичу Славскому об обстановке на объекте хранения оборудования при его посещении строящегося завода минеральных удобрений в середине 1970-х. Но зато потом не волновался, встречаясь с руководителями любых уровней. Пришлось пережить достаточно стрессовых моментов при реорганизации службы безопасности химкомбината в 2004-2005 гг.
Без курьёзов жизнь была бы скучной и неинтересной. Слава Богу, их мне пришлось прочувствовать достаточно. Но приведу один курьёз, произошедший с нашими смежниками. В 1969-1971 годах на Кирово-Чепецком заводе удалось решить сложную задачу по получению хладона-152 из хлорвинила и последующему хлорированию его до хладона-142. Себестоимость продукции значительно снизилась, так как масштабы производства хлорвинила на порядок выше производства хлористого винилидена. Материалы направили в ГИПХ для монтажа там опытной установки. А много позже стал известен курьёзный случай. В конце 1970-х годов фирма «Дюпон» обращалась в ГИПХ с просьбой продать лицензию на метод получения хладона-152 из хлорвинила. В институт прибыла американская делегация, которой сразу же показали опытную установку по нашим документам. А в 1984 году фирма построила в штате «Техас» завод по производству хладона-152 из хлорвинила мощностью 33000 тонн в год без приобретения в СССР лицензий... Замечу, что в МСМ такого бы никогда не допустили!
Только что прошла конференция глав 40 ведущих государств мира по климату на планете, где выступил В. В. Путин. Мировое сообщество стремится к сокращению выбросов парниковых газов. В этом есть доля «лукавой конъюнктуры», но тем не менее…Преимущество АЭС в отличие от других тепловых станций в том, что они не обременяют природу выбросами углекислого газа. И большинство государств не откажутся от атомных станций даже в угоду различным «зелёным», — как, например, в Германии. Надёжность российских АЭС не вызывает никаких сомнений. Чернобыль нас многому научил, хотя и там авария была в основном рукотворная. Наша техника и в 1986 году работала безукоризненно, а тем более сегодня. Атомный реактор рассчитан так, что может выдержать падение самолёта! Замечу, что от «дурака» трудно застраховаться, но в надёжности оборудования Росатома я не сомневаюсь.
Думаю, что соблюдение и неуклонное развитие Росатомом традиций Минсредмаша ярко показывает, что наша промышленность будет продолжать успешно развиваться, несмотря на конъюнктурные помехи США и политиков, пытающихся им угодить, как это только что произошло, например, в Чехии. А внутренние проблемы всегда были и будут, но в Росатоме их умеют преодолевать.