О пенсии не задумываюсь!
На «Три тройки» (так называли и называют УЭМЗ до сих пор) я устроился в марте 1957 года. Попал, можно сказать, случайно. Начальником литейного участка был мой знакомый по институту, он и предложил мне поработать мастером участка. Предложение я принял и ни разу об этом после не пожалел. Участок был большущий — 65 человек на нем работали. На мне обязанности были и мастера, и технолога, и кладовщика, и нормировщика. Цех был рассчитан на тысячи тонн всякого литья, но основной продукцией были шифровальные аппараты и звукометрическая станция для пеленгования артиллерийских установок. Был еще так же глубоководный эхолот для обнаружения подводных лодок. Через два месяца после моего трудоустройства, завод вошел в министерство среднего машиностроения (нынешний «Росатом») и стали мы ковать вместе с другими предприятиями отрасли ядерный щит Родины. Я всегда горжусь ракетой, которая была продемонстрирована в Москве, во время парада 7 ноября 1958 года. Она была первой и, главное, отлита у нас. Сконструировали ее, конечно, на другом заводе, но именно мы делали отливки с использованием магниевых сплавов. У них никто заказ не брал, а мы взяли и освоили в кратчайшие сроки. Представитель заказчика вместе с нами дневал и ночевал в литейном цехе нашего завода. Заказчики остались довольны нашей работой. Были и курьезные случаи. Как-то заказчик попросил сделать им теплообменник, принес кучу медных трубок — залей. Я залил, утром прихожу, а трубки-то у меня отдельно, металл отдельно. Виной всему оказалась большая скорость растворения меди в алюминии. Такие вот вещи были. Или еще случай, прихожу утром на работу, а все стены и станки белые. Не цех, а операционная хирурга. Оказалось, что один из мастеров вместо того, чтобы приказать рабочим убрать несколько десятков килограммов скопившихся отходов магниевой стружки, поджег их. Стружка мгновенно сгорела, а стены и станки покрылись белым порошком. Сдували «белизну» сжатым воздухом. Хорошо, что обошлось без санкций со стороны руководства завода.
Мысль сменить место работы мне никогда не приходила. Столько труда было вложено в становление и работу литейного цеха! В 1960 году проходил запуск в производство бомбы с аэродинамическим эффектом, т. е. управляемым полетом. Оснастку для бомбы и саму ее лили в нашем цехе. К тому времени я был уже начальником техбюро цеха, а уже через три года начальником металлургического отдела. Я горжусь тем, что в середине 60-х годов участвовал в освоении высокопрочного алюминия для блоков низковольтной аппаратуры (БНА). Работа для цеха и завода была внове. Но коллектив блестяще справился с поставленной задачей. Только одних марок сплавов металлов 26 наименований выпускали. Такой номенклатуры не было ни у одного предприятия министерства. Мы были ведущим заводом по литью под давлением.
Потом началась эра приборостроения — нас хотели сориентировать на выпуск центрифуг. Все это у нас было сделано, и мы находились на переднем крае центрифужного производства урана. Бывало и такое, сегодня получаешь чертежи, а на следующий день определенную продукцию уже надо сдать — это, по-моему, были первые подводные лодки с ядерным вооружением. Все заказали, а стенды Военно-Морские забыли заказать. К кому еще за срочной помощью заказчику обращаться? Директор завода Соловьев дает нам команду — завтра к вечеру должна быть сделана отливка. Во вторую, третью смену делаем срочно модель. Отливку отлили, даже три или четыре, отдали механикам, те обработали. Вот такими тепами шли работы. Когда началась гонка вооружений, мы от капиталистов отставали, причем сильно. Соловьев приходил в цех, занимал стол начальника цеха и лично всех диспетчировал. И ведь научил всех быстро и качественно работать!
Мне часто задают вопрос, знали ли вы, что делаете конкретно — бомбу или что — то другое? Может быть, удивлю своим ответом — нет, не знали. Излишнее любопытство на заводе считалось дурным тоном. Одно мы знали точно, что мы делаем что — то очень важное и необходимое для защиты нашей Родины!