Просто слесарь
Родился я в многодетной семье в Башкирии, и волею судьбы малой родиной стала Казарма. Так непоэтически называлась деревня, в которой жили Латыповы. Началась война. Все отдавалось для фронта и победы. Вспоминая о том тяжелом времени, жалею только об одном — не довелось получить нормальное образование. Учиться мне очень нравилось, закончил четыре класса с отличием. И все, отец сказал: расписываться умеешь — достаточно, пора работать. Война была, все мы — дети — работали. Вначале помогали в поле, потом учились пахать и сеять, сад и огород колхозный поливали. Если б не война, может, иначе бы жизнь сложилась, но что теперь об этом горевать. Зато любого труда наше поколение научилось не бояться. А как только исполнилось 18 лет, я с товарищами подался искать работу в Уфу, надеялся устроиться на какой-нибудь завод учеником. Но ничего не получилось. И тут увидели объявление, что набирают в ремесленное училище желающих на специальность «слесарь металлорежущих станков». Вот и выучился.
В 1951 году приехали представители СХК. Ни тебе агитаций, ни уговоров, заполнили анкеты и все — в отпуск, а с 1-го числа явиться туда-то. Куда, зачем ехать? Просил, чтоб не отправляли никуда. Помимо того, что неизвестность пугала, так в Уфе и девушка любимая оставалась, с которой мечтали пожениться. Мало того, что не говорят, куда ехать, так еще и билеты взяли до «Тайги»! Что хорошего может быть в тайге?
Встретила нас осень, грязища, огромные толпы заключенных, от которых ничего хорошего ждать не приходилось. Ладно, прораб, за которым закрепили парней, человек бывалый. Он сразу увидел, что одежда, выданная мне, напоминает форму надзирателей, сказал, чтоб не вздумал больше надевать. А то неизвестно, где бы с жизнью попрощался. Да и велел держаться только группами.
Несколько месяцев мы обслуживали котельную, которая отапливала улицы Горького и Берии. А потом отправили в длительную командировку в Кирово-Чепецк на гексафторидное производство. СХК полномасштабно ковал для себя молодые кадры. И в 1953 году молодые рабочие были зачислены на сублиматный завод, которого, собственно, еще и в помине не было. И за два года с нуля было построено целое производство. Вот такие темпы. Возводили его уже военные строители после объявленной амнистии. Ну а мы все занимались своей работой: делали обвязки аппаратов, тянули коммуникации. Сварка, ремонт — работы хватало. И вот в 1954 году состоялся пуск завода, как раз в мою смену. Такое не забывается! Да у меня еще и сын родился в этот день — вот какой подарок мне сделала моя Рафига! Запустили установку, все работает, но понимаем: что-то не то происходит. Аппарат не захолаживается, не идет конденсация. Все забегали, конечно. Александр Иванович Карелин был тогда главным технологом цеха, созвонился с Леонтичуком, тот приехал, и мне, дежурному слесарю, было велено проверить все аппараты. Может, где заглушка какая осталась? Бункера большие, взял лесенку и давай проверять входы-выходы. Все проверил. И что выдумаете? Оказалась, у последнего аппарата как раз и стоит заглушка. И все вздохнули с облегчением: первый продукт был получен.
Конечно, страшно было, что уж там скрывать. Прекрасно знали, с чем имеем дело, не механический завод, производство очень опасное, кругом кислота. Без техники безопасности никуда. Верхонки, противогазы, шлемы. Везде есть свои тонкости. Например, берешь баллон с плавиковой кислотой, а открывать его можно только с другой от себя стороны, чтобы, не дай бог, не брызнула в лицо или на руки. Разные случаи были. Когда стажировались в Кирово-Чепецке, у меня друг там аппаратчиком работал, так чудом живой остался. Когда гексафторид «вырывается», все вокруг обволакивает порошком, как молоком. Вышибло ночью прокладку, кто-то не досмотрел, а он остался на верхней площадке. И все — деваться некуда! Противогаз забьется порошком за несколько секунд. Хорошо, что он разбил окно и фильтрующую коробку противогаза на улицу высунул, это его и спасло. Мастер наша Колесниченко плакала потом: «Егоров, миленький, — живой!» Так что работа у нас еще та была, не просто гайки крутили.
Всю жизнь я проработал слесарем, повысив разряд до максимума. Порывался было получить высшее образование, но пробел в обучении сказывался, трудно было осваивать грамматику и лексику русского языка. И решил, что лучше быть хорошим рабочим, чем плохим руководителем. А свою энергию потрачу на другие вещи.
Много лет с удовольствием пел в хоре, да и сейчас домашние застолья не обходятся без песен. А потом общественная работа взяла верх. Сколько себя помню, всегда был общественником. Без этого просто нельзя. Я и сейчас молодым людям, которые только начинают работать, хотел бы пожелать: будьте активными. Помимо того, что отработал положенные часы, нужно заниматься и другими делами, чтобы жить было интересно. Вы бы видели, как я на собраниях выступал, отстаивая свою точку зрения! Никогда не боялся высказать свое мнение, ни перед каким начальством. Естественно, без хамства, но очень принципиально. Именно поэтому, наверно, в цехкоме мне доверили разобраться с взносами (очень плохо сдавали), а потом и участвовать в распределении квартир. Всюду навел порядок, говорю без ложной скромности. Горжусь даже этим.
Как только дали первый отпуск, в далеком уже теперь 1952 году я поехал в Уфу, расписался со своей любимой Рафигой (значение имени — «возвышенная»), а через год привез ее сюда. Пылинки готов всю жизнь был с нее сдувать, не позволял сумок тяжелых таскать, заботился. Ни разу в жизни и мысли не пришло в голову, что могут быть другие женщины. К сожалению, несколько лет назад она скончалась, не дожив несколько месяцев до 60-летия совместной жизни.
Самое главное в жизни — это любовь! Если есть любовь, да еще и взаимная — горы можно своротить, и при этом не устать. У меня и на работе все получалось именно поэтому. Вон в трудовой книжке места свободного нет, сплошные поощрения, премии, благодарности. И любви, конечно, желаю молодежи. Такой же вот, на все времена, чтоб, как мы, не расставаться никогда, все время вместе, тогда и трудности нипочем. А моя Рафига — она и сейчас со мной. У меня везде ее фотографии стоят. Смотрю — любуюсь и разговариваю с ней, и кажется, люблю еще сильнее, хотя сильнее уж вроде и некуда.