Управляя реакторами
Я родился 26 января 1926 года в селе Большое Яковлевское Ивановской области, которое в дальнейшем было переименовано в город Приволжск. Отец погиб, когда мне было три года, и мама растила нас с братом одна. Ей помогали ее сестры и брат. В 1941 году я окончил неполную среднюю школу. Учился я неплохо, и старшая сестра моей мамы предложила приехать к ней в Москву, чтобы поступить в Московский авиаприборостроительный техникум им. Серго Орджоникидзе. Сдав документы, я уехал отдыхать к другой маминой сестре под Ярославль и вернулся только в конце августа. Москву уже бомбили, но занятия в техникуме начались в обычном режиме. Утром 14 октября я, как обычно, поехал на занятия. Немцы к тому времени уже стояли под самой Москвой, и в городе началась паника. Учреждения срочно эвакуировались, в воздухе кружился черный снег — это горели архивы. В техникуме тоже готовились к эвакуации. Нашу группу собрали, выдали по 100 рублей, по паре солдатских ботинок и отпустили домой сообщить родным, что мы пешком вместе с техникумом отправляемся под Саратов, в город Энгельс.
К тому времени семья моей тети уже уехала в Ярославскую область, и в Москве оставались только мы с дядей. Он был профессором психиатрии, работал в каком-то закрытом учреждении, где, видимо, занимал большой пост. Выслушав меня, дядя сказал: «Верни деньги и ботинки в техникум и возвращайся домой. Я не могу тебя отпустить, так как отвечаю за тебя». Дядя включил меня в команду по охране жилища. Во время налетов я должен был дежурить на крыше, тушить песком и сбрасывать специальными щипцами вниз зажигательные бомбы. Мне это было интересно, к тому же я считал, что таким образом приношу какую-то пользу. Только уже будучи взрослым, я осознал, что мои "подвиги" на крыше могли закончиться трагически. Помню, в недостроенный храм Александра Невского, стоящий в сотне метров от нашего дома, попала бомба. К счастью, я в это время находился на другом конце крыши, и взрывная волна не сбросила меня вниз. Так продолжалось до января 1942 года, пока из армии на побывку не приехал мамин брат. До войны он был третьим режиссером Театра Красной Армии. В театре была создана бригада, в составе которой дядя прошел всю войну. Он привез мне с фронта валенки 44 размера — подарок по тем временам бесценный — и сообщил, что в одной из газет было опубликовано объявление о возобновлении работы моего техникума.
В январе 1942 года я снова приступил к занятиям. Было очень холодно и голодно. Нам давали усиленный дополнительный паек, сокращенно — УДП. Мы его переименовали в Умрешь Днем Позже. Но все же я выжил. Время было военное, и помимо учебы мы принимали участие в тыловых работах. Еще до эвакуации техникума копали окопы в районе Кунцева, помогали выносить раненых на Киевском вокзале, создавали баррикаду на Бутырской улице. В 1942–1944 гг. во время каникул работали на лесоповале: валили бревна для блиндажей.
После войны мне присвоили звание «Ветеран труда» и наградили медалями «За оборону Москвы» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Я тогда мало придавал значение наградам, и эти медали сохранились только благодаря сестре моего отца.
В августе 1945 года, после окончания техникума, меня направили на работу в «Центртеплоконтроль» (в дальнейшем — ПКБ-12). Это было одно из предприятий Наркомата авиационной промышленности. Моя работа заключалась в создании систем управления. При этом, несмотря на то, что предприятие относилось к авиационной промышленности, основная часть работ была связана с энергетической отраслью.
В 1952 году, отучившись на вечернем отделении в Машиностроительном институте, я получил диплом инженера. А в 1959 году наше предприятие получило заказ на разработку системы управления атомной подводной лодкой. С тех пор моя жизнь связана с атомной энергетикой. Работа была очень интересной. В Обнинске был создан макет подлодки в натуральную величину с двумя отсеками. В первом располагались реактор, турбина, генератор и винт, во втором — щит управления. Работая над этим проектом, я познакомился с одним из основателей отечественной атомной энергетики — Анатолием Петровичем Александровым, будущим президентом Академии наук. Он уже тогда носил звание академика и руководил атомной отраслью.
Разработанные нами системы успешно прошли испытания, и нашей организации поручили работу над проектом первого энергоблока Нововоронежской АЭС. Я в то время числился на работе в ПКБ-12, но фактически работал в закрытом НИИ-8 (сейчас это НИКИЭТ), который был назначен генеральным конструктором блока. Там мы выполняли все работы по созданию систем управления. В 1962 году, когда мы уже завершали работу над первым блоком Нововоронежской АЭС, главный инженер проекта Михаил Иванович Иванов сказал: «Мне надоело работать с твоим начальником отдела. Он никогда не говорит толком, все время юлит. Я хочу, чтобы со мной работал ты». Так я перешел в «Теплоэлектропроект» (сейчас — «Атомэнергопроект»).
В конце 1960-х годов руководство страны поставило задачу вводить по одному энергоблоку АЭС в год. Ученые пришли к выводу, что для этого вместо ВВЭРов нужно строить станции с реакторами РБМК. Новое направление было решено развивать на базе института «Гидропроект», куда в 1970 году меня пригласили, чтобы возглавить подразделение по созданию систем автоматического регулирования и управления для объектов с реакторами РБМК.
Четыре блока Нововоронежской АЭС, Курская, Чернобыльская, Смоленская атомные станции, АЭС «Козлодуй», «Пакш», «Райнсберг» — это мой путь в атомной энергетике. Каждый блок имеет свое лицо, но интереснее всего было работать с болгарами. Язык настолько близок к нашему, что мы легко понимали друг друга. Непривычным был только язык жестов. Если болгарин говорит «нет», он кивает головой, а если «да» — качает ею из стороны в сторону. Нас это всегда сбивало с толку.
С венграми были ровные деловые отношения, но без душевной теплоты. Немцы вообще плохо к нам относились. Когда мы работали над проектом АЭС «Райнсберг», мой немецкий коллега, инженер по фамилии Флах во время общих застолий всегда с удовольствием рассказывал, как в войну бомбил советские войска. Главный инженер проекта станции Михаил Иванович Иванов со своей стороны тоже довольно жестоко обращался с немецкими коллегами. Его любимым словом было weg — «вон». А я немецкий, кстати, так и не освоил. Понимал многое, но отвечал и задавал вопросы всегда по-русски. Немцы очень гордились своей аккуратностью и однажды за это поплатились. В российских проектах АЭС релейные щиты управления располагаются либо в отдельных помещениях, либо закрываются решетками. Немцы этого делать не стали, заявив, что с их высокой культурой производства инцидент невозможен. И через некоторое время у них случилось ЧП. Тем не менее, наша с немцами совместная работа была успешной. За ввод опытного блока на АЭС «Райнсберг» я награжден знаком «Отличник энергетики», а Михаил Иванович Иванов получил звание «Герой труда ГДР». Работая на руководящих должностях, я всегда старался создавать работоспособный коллектив. Так было и в «Гидропроекте».
В 1990-х годах, когда в атомной отрасли начались сокращения, я попросил уволить в первую очередь меня, пенсионера, чтобы по возможности сохранить команду. С тех пор прошло уже много времени, но я очень рад, что часть созданной мной команды до сих пор работает в БКП-7 «Атомэнергопроекта».