Я – автоматчик!
Я – автоматчик, но не в смысле Калашникова, я занимался автоматизацией технологических процессов получения природного урана ядерной чистоты, начиная с 1962 года после окончания кафедры автоматики Московского энергетического института. Родился я в 1939 году в городе Долгопрудный Московской области. Сейчас на месте нашего дома стоят корпуса Московского физико-технического института. Когда началась Великая отечественная война, папа ушел на фронт, а авиационный завод, где мама работала техником, был вместе с сотрудниками эвакуирован в город Молотов (а с 1956 года городу возвращено имя Пермь). И это была большая удача, так как в Перми жили и работали на артиллерийском заводе три сестры мамы. Они нас приютили, и мама стала работать на заводе № 19, а я поступил в детский сад, в среднюю группу.
Директором завода №19 (ныне знаменитый завод ПАРМ) был Анатолий Григорьевич Солдатов (АГС), имя которого и сегодня свято берегут жители Перми. Завод массово выпускал моторы для самолетов-истребителей, и очень много делалось для сохранения жизни и здоровья его работников. Много теплых слов написал наш Ефим Павлович Славский (ЕПС) о Солдатове и его заботе о городе. Во время войны ЕПС был директором крупнейшего алюминиевого завода в городе Каменск-Уральский (ныне Русал-Урал) и тесно сотрудничал с Солдатовым. Благодаря энергии и заботам АГС была сохранена труппа Большого театра, и отстроен Пермский театр оперы и балета. А дом культуры ПАРМ имени А. Г. Солдатова – это шедевр архитектуры, куда мы с женой не раз наведывались в последние годы, чтобы полюбоваться его убранством и театральными представлениями.
Маму назначили бригадиром группы из 12 токарей в литейном цехе. А все работники были мальчиками 13-15 лет. Она устанавливала заготовки и снимала готовые детали, непосильные детям, хотя сама была миловидная молодая совсем женщина. Следила за регламентом и точностью обработки. Работали по 12 часов в сутки без выходных. Один раз в две-три недели матерям разрешалось взять ребенка домой, и мы гуляли по высокому берегу реки Кама в районе Мотавилихи и любовались красотой реки и Закамья. С тех пор меня тянет в эти места, и мы с Таней (моя жена Татьяна Васильевна Колыбанова – ветеран атомной промышленности, проработала во ВНИИХТе 42 года) стараемся бывать в Перми и посещаем район Мотавилиха. Там под открытым небом развернут огромный музей пушек и ракет - продукция артиллерийского завода. Чаще всего мы приходим в Пермь на круизных лайнерах. Последние 30 лет мы проводим наш отпуск в путешествиях по рекам и морям. Когда немцев окончательно отогнали от Москвы, началось восстановление московского авиационного завода №45 (теперь это – Моторостроительное Объединение САЛЮТ). И маму перевели в Москву на новое место мастером в литейный цех. И я - с ней в новый детский сад, но в старшую группу.
В сентябре 1946 года я пошел в первый класс школы № 425 Сталинского района Москвы. Многие школы после бомбежек ещё не успели восстановить, и мы учились в три смены. Первых классов по 45 человек было девять: 1а, 1б, …1и. Мой был 1ж. Учителя – молодые девушки уставали от нас, но читать и писать научили. Я помню, что экзамены для перехода в следующий год начались с третьего класса. А после четвертого класса было целых четыре экзамена. Летом мы выезжали в пионерский лагерь ЧАЙКА на реке Лопасня. И я прикипел к нему: ездил целых 15 лет – сначала до 14 лет как пионер, а потом – как помощник физрука и физрук. Было ещё два физрука: Сева Шиловский (Всеволод Николаевич, ныне Народный артист РСФСР, режиссер, основатель театра) и Толя Юсин (Анатолий Андреевич, известный журналист газеты «Правда»). Мы были очень дружны с 1946 года, но постепенно работа рассеяла нас по огромной стране. К пятому классу, после ввода в строй новых школ, смен стало две, и число классов сократилось до четырех, Я перешел в 5Г. Наша учительница Вера Григорьевна вышла замуж за морского офицера и взяла новый первый класс 1А. Появилось много новых учителей. Мы их и раньше видели, но не знали, кто есть кто.
Семён Исаакович Шварцбурд (СИШ), учитель математики, один из моих Героев, окончивший Одесский университет, был гениальным педагогом. Инвалид с детства, переболевший полиомиелитом, он ходил на костылях. И всегда сидел на стуле. К доске подойти не мог, поэтому писали и докладывали вызванные ученики. Он комментировал и что-нибудь добавлял. Но больше всего рассказывал обо всём вокруг математики. Однажды он рассказал о новом направлении в науке, о кибернетике: «В газетах её называют «продажной девкой империализма», но скоро мы узнаем о ней иного положительного». И как оказался прав. Кстати, в 1959 году СИШ – школьный учитель математики - был избран Действительным членом Академии Педагогических Наук. После окончания школы мы стали большими друзьями. Я часто ходил к нему в гости (он жил в квартире при математической школе на 9-ой Парковой улице), делился новостями атомной науки и как профессор читал в его школе популярные лекции про кибернетику.
Михаил Иванович Маркин (МИМ), учитель физкультуры, фронтовик-разведчик знал всю школу по имени. Интересовался: кто и как учится, чем интересуется? В шестом классе после урока физкультуры, где я не блистал, сказал мне строго и душевно: «Кузя! Учишься ты отлично, но вырастешь хиляком! Нужно тебе срочно заняться спортом! Ни гимнастом, ни футболистом ты не станешь. Тебе подойдут только лыжи. Вот тебе – записка тренеру Николаю Николаевичу Косареву. Поезжай в Измайловский парк, в детскую спортшколу. И начни ходить прямо завтра, обязательно!». Кстати, спортшкола находилась рядом с «Крылатыми качелями», которые прославил композитор Евгений Крылатов в фильме «Приключения электроника». И здорово получилось! Окреп и тренировался 2-3 раза в неделю. К концу 10 класса получил первый мужской разряд. Каждое утро здороваюсь с МИМ и СИШ (фотографией на стене в спальне) и благодарю их за мудрое наставничество. Всех других учителей не буду описывать, но отмечу, что все они с гордостью носили университетские ромбики. И только Михаил Иванович носил значок Мастер Спорта СССР. Вот такая была обычная московская школа на восточной окраине. Сил в молодости было очень много. Учиться было интересно, познавательно и радостно. Но всё это обеспечивалось большой поддержкой родителей и государства.
Мама и папа делали очень много, чтобы я успешно учился и обязательно получил высшее образование. До конца войны они не имели даже среднего. Работая уже в Москве на заводе 45 в литейном цехе, мама (Елена Васильевна) училась после работы в вечерней школе ФЗУ (фабрично – заводское обучение). Ей много помогали коллеги и я школьник. Получив диплом техника, она вскоре выросла до начальника цеха.
Папа (Илья Николаевич – он был мне отчимом, но воспитывал меня с трёх месяцев) демобилизовался из армии в 1951 году, в звании старшина, и поступил работать на Московский электроламповый завод (МЭЗ), лаборантом. Завод был рядом с домом на Электрозаводской улице. Там сразу же поступил в вечерний техникум Электровакуумных технологий при заводе. Директором техникума был главный инженер завода, профессор Нилендер Роман Алексеевич, Герой социалистического труда и заведующий кафедрой «Электровакуумные приборы» в Московском энергетическом институте (МЭИ). Спрашивается: «Зачем еще ему нужен техникум?». И папа объяснял – «Роман Алексеевич готовит кадры для завода, больше взять неоткуда. Война выбила всех! Он остается с нами по вечерам, проводит занятия сам прямо в цехах на сложных приборах, и видит вживую своих рабочих. Вот зачем ему техникум!». Я надолго запомнил эту мудрость.
В учебной группе техникума было четыре фронтовика, и они объединились, чтобы проще заниматься. Как же трудно было им учиться! Ведь у них был огромный разрыв с учёбой – более 10 лет. Часто после занятий они приходили к нам домой, в маленькую комнату, чтобы позаниматься со мной – я помогал им с математикой, физикой и писал для них сочинения. В это время я учился в 8 и 9 классах, а они на 3 и 4 курсах. Когда они получили дипломы техников, 2 дня все семьи вместе праздновали! Они подарили мне Царский подарок – велосипед ЗИС. По нынешним меркам это, как Мерседес! Главный инженер перевел папу в инженеры. Это был мой первый удачный педагогический опыт. Лет пятнадцать спустя, уже работая в Проблемной Лаборатории Автоматики МЭИ, я общался по делам с профессором Р. А. Нилендором и рассказал о папиной группе фронтовиков и их учебе в техникуме. Он всех вспомнил и передал им привет. Папа был очень горд, что его вспомнил такой великий человек!
Всё было бесплатно! Спортивные секции, кружки и клубы по интересам. Только поспевай. Две – три тренировки в неделю по лыжам. Техническая станция - 2 раза в неделю. Она располагалась в Доме пионеров на площади Журавлева, дом 3. Напротив нашего дома. Это был особняк какого-то богатого фабриканта. На холме, с видом на речку Яуза. На первом этаже были конюшни и кухни. Вот в огромной конюшне располагалась техническая станция, где я с 3 по 8 классы освоил азы слесарного и токарного дела и электромонтажа. На втором этаже располагались большая библиотека и огромные залы: для гимнастики + танцы и театральный зал на 120 мест. В театральном зале работал молодежный театр, где блистал Сева Шиловский, а по воскресеньям собирался районный математический клуб. В клуб ходили мальчики и девочки с 6 по 10 класс, все вместе. Там же я, десятиклассник, познакомился с восьмиклассником Борей Севрюковым. В последствии Борис Николаевич стал моим одним из первых аспирантов и защитил диссертацию по проблеме автоматического управления большой 60-метровой антенной слежения за низколетящими спутниками Земли. Мы дружим по сей день. А руководил клубом наш учитель математики Семен Исаакович Шварцбурд. Больше всего нам нравилось разбирать математические парадоксы и интересные задачи районной и городской олимпиад. СИШ всячески стимулировал участие в олимпиадах, и призеры приносили в клуб грамоты наставнику. Целая стена была увешена благодарностями. И мне удалось, десятикласснику, получить третье место в московской городской математической олимпиаде, которая проводилась на 20-ом этаже нового здания МГУ. Председатель жюри академик Андрей Николаевич Колмогоров вручил мне подарок (две тяжелые связки книг) и сразу три грамоты: школе, учителю математики и мне с припиской «Податель сего будет принят на Мехмат МГУ без экзаменов». Такие гарантии получали только дети дважды и трижды героев. Было ликование дома и в клубе. Родители радовались: «Наконец, в родне появится человек с высшим, да еще и университетским, образованием». СИШ тоже был очень доволен – растет смена!
28 июня 1956 года я с золотой медалью, первым разрядом по лыжам и грамотами за призы в математических олимпиадах поступил в МЭИ. На факультет Технической кибернетики, но под маскирующим названием «Электровакуумных приборов факультет – ЭВПФ». Ведь кибернетика тогда была «Продажной девкой империализма». Это сейчас она стала «желанной невестой». Мудрый молодой декан, профессор Анатолий Владимирович Нетушил (АВН), в последствии и до конца его жизни - мой дорогой друг, через два года сумел выделить из ЭВПФ тайное детище и назвать его АВТФ - Автоматики и вычислительной техники факультет. Семен Исаакович и родители согласились – я хотел быть инженером. Учиться на АВТФе было трудно! С позиций пожилого и мудрого человека могу утверждать, что учеба в инженерном ВУЗе – один из самых трудных периодов жизни. Лекции, лабораторки, большие домашние задания, проекты каждый семестр. 7 семестров - Математика, 3 семестра - Теоретические основы электротехники, 2 семестра - Электроника (правда, только ламповая – полупроводники только входили в жизнь), спецкурсы: вычислительная техника, микромашины, электрические измерения, телеуправление и телеизмерения. И полный набор общеинженерных дисциплин: металловедение, сопромат, теория машин и механизмов. Всего не перечислишь. Но самый любимый предмет – Теория автоматического регулирования (ТАР). И самый яркий, блестящий лектор – профессор Лев Семенович Гольдфарб. ЛС имел воинское звание полковник и был разработчиком систем управления зенитным огнем. На экзамене по ТАР Лев Семенович попросил у меня конспект лекций, поставил пятерку и дал рекомендацию приходить работать на кафедру автоматики. До сих пор горжусь, что мой конспект лекций Л. С. Гольдфарба был положен в основу учебника по ТАР, изданном после его внезапной смерти в 1959 году.
В МЭИ появились новые друзья. С Вадимом Кравченко мы познакомились 30 августа 1956 года на церемонии вручения студенческих билетов. И подружились на всю жизнь! Вадим Борисович – инженер от бога. Он дорос до заместителя директора закрытого института спецсвязи, который стал прообразом «шарашки» в романе Солженицына «В круге первом». И был одним из разработчиков средств чрезвычайной связи, который журналисты называют «Ядерный чемоданчик». В последствии он стал профессором в области специального приборостроения и безопасности информации.
Работа студентов была хорошо организована в рамках Проблемной Лаборатории Автоматики (ПЛА-МЭИ). Здесь нужно отметить, что ПЛА-МЭИ была организована на основе специального Постановления Правительства от 1957 года «О всемерном развитии автоматизации и вычислительной техники в химической, металлургической и других отраслях промышленности». В Советском Союзе были построены десятки заводов по производству датчиков, автоматических регуляторов и средств вычислительной техники. Большое внимание уделялось и подготовке кадров. Сказывалось это на интенсивности обучения и серьезной поддержке студентов. Например, стипендии на нашей специальности вдвое превосходили стипендии студентов других факультетов МЭИ.
Работа в ПЛА занимала все свободное время – трудились студенты по вечерам до отключения света. Научной группой самонастраивающихся систем автоматического управления руководил доцент, а через 10 лет профессор, Николай Моисеевич Александровский. НМ – человек-легенда для МЭИ. Окончил он кафедру автоматики в 1938 году, поступил в аспирантуру, а в 1941 грянула Война. Он в первых рядах добровольцев МЭИ ушел на фронт. Стал командиром роты, а затем комиссаром полка и дивизии, сформированной в Казахстане. При форсировании Днепра был тяжело ранен и только через год вышел из госпиталей. Вернувшись в МЭИ, хотел продолжить занятия наукой. Но директор МЭИ (тогда еще не было избираемых ректоров) Валерия Алексеевна Голубцова знала НМ еще до войны и попросила его отложить науку и возглавить восстановление строительства МЭИ, нарушенного войной. В. А. Голубцова была женой Председателя Правительства и второго человека в ВКПб – Георгия Максимилиановича Маленкова. Ее слово и просьбы имели большой вес. НМ подчинился и вложил весь свой опыт комиссара дивизии в организацию строительства корпусов, опытного завода и студгородка МЭИ. Используя свои полномочия руководителя строительства МЭИ, НМ в разгар «дела врачей» и борьбы с «космополитизмом» не допустил увольнения многих ученых и работников еврейской национальности. Тем самым он сохранил ценный кадровый состав института, а В. А. Голубцова поддерживала его под свою ответственность. Надо ли удивляться, что я как близкий сотрудник НМ везде встречал понимание и поддержку. Я долго относил это к личному умению общаться с людьми, пока не осознал фактор солидарности товарищей Николая Моисеевича.
Конечно же, жизнь не ограничивалась только учебой и работой в студенческом научном обществе. Спорт пришлось отставить после первого курса. Остались только физкультура, турпоходы и частые посещения роскошного Дома культуры МЭИ. Именно там я увидел всех легендарных бардов того времени. Было еще два крупных события в нашей жизни: целина и длительная производственная практика.
После второго курса я поехал в составе огромного отряда студентов МЭИ (около двух тысяч человек) на целых 4 месяца на целину. В Кустанайскую область для уборки урожая. Подготовка к поездке заняла целый весенний семестр: эксплуатация тракторов ДТ-54 и ДТ-80, управление зерноуборочными комбайнами СК-6, управление автомобилем «полуторка» ГАЗ-2А. После обучения мы получили водительские права и владели техникой лучше, чем штатные рабочие совхозов (мальчики 15 –16 лет, выпускники ремесленных училищ из Украины). По приезде на целину наш отряд АВТФ из 100 человек выбрал меня Учетчиком-Завхозом и Снабженцем. Кроме техники (полуторка, трактор Беларусь), мне выдали лошадь и бричку с упряжкой. Рассказы о целине – это отдельная повесть. Остались в памяти: навык работы с людьми без образования, владение упряжью и решение НИКОГДА не садиться за руль. Оказалось, что я всегда засыпаю за рулем. А знание упряжи позволяет мне задавать в музеях вопрос: «А где у вас на стенде супонь?».
Поездка на целину украла у нас 2 учебных месяца, а догонять было трудно. Кроме того, мы потеряли месячную производственную практику на заводе вычислительных машин в Северодонецке. Осталась одна практика – в городе Воронеж, на заводе «Электросигнал» после четвертого курса. После завершения сессии мы всей группой приехали в красивейший город Воронеж. Поселили нас прямо в учебных аудиториях Воронежского университета. Из мебели – тумбочки и кровати. И определили на рабочие места дублерами электромонтажников в цех сборки телевизоров «Рекорд» – в то время очень популярных, ввиду надежности и недороговизны. Работали там, в основном, молодые женщины. День за днём мы собирали и паяли на конвейере одни и те же узлы электронной схемы. В обед, на третий день, пришел к нам начальник цеха и говорит: «Вот мы на конвейере работаем каждый день и не знаем даже, какой узел что делает?! Вы, электрики образованные, определите кого-нибудь лекции нам почитать: как все это работает». Группа выбрала меня и помчалась на Дон купаться. А я нашел в университетской библиотеке книги и подготовил 4-х часовые лекции про принципы телевидения, структуру сигнала, приемник и конструкцию отдельных узлов. Успех был большой и среди рабочих, и среди одногруппников, и среди технологов завода. Существенно, что большинство слушателей мало разбирались в электронике, и я искал приемы простых объяснений. Это был второй мой педагогический опыт после занятий с фронтовиками из папиного техникума.
С четвертого курса в Проблемной лаборатории наш руководитель группы Н. М. Александровский привлек меня к разработке двухканального адаптивного регулятора на основе феррито-транзисторных триггеров. Непосредственным моим руководителем стал Аркадий Самойлович Бондаревсий, очный аспирант НМ. А я радостно стал рабочей лошадкой. На феррито-транзисторах тогда проектировали оперативную память вычислительных систем, где состояние феррита соответствовало одному биту двоичного кода числа. На колечко феррита, с наружным диаметром 3 мм, и 2 мм внутренним, наматывали иголочкой 3 обмотки тонкого провода в шелковой изоляции и распаивали схему, содержащую транзистор, диод и 2 резистора. Эту схему я предложил размещать в эбонитовый восьмиштырьковый цоколь электронной лампы. Получался компактный и очень удобный для применения триггер. На разработку триггера ушло полгода. Кстати, цоколи для ламп не продавались, и 64 штуки принес папа с электрозавода как подарок от начальника цеха – моего «ученика» из техникума. Собрав полсотни триггеров, мы стали монтировать пересчетные схемы по 8 разрядов, которые служили оперативной памятью и процессором для будущих цифровых узлов оптимизатора.
Сейчас, 65 лет спустя, когда массово производятся гаджеты с памятью в Терабайты, трудно оценить нашу радость от достигнутого результата по получению главного элемента нашей будущей управляющей цифровой вычислительной машины. Это был успех, и журнал «Автоматика и телемеханика», № 9 за 1961 год опубликовал статью трех авторов Александровский Н.М., Бондаревский А.С., Кузин Р. Е. «Счетчик на феррито-транзисторных триггерах». Это была моя первая публикация, а впереди будет еще сотня. Еще памятно, что мои друзья из гуманитарных ВУЗов (Сева Шиловский из Щукинского училища, Толя Юсин из факультета журналистики МГУ) очень интересовались, как учат инженеров. И приходя в лабораторию, восхищались обилием измерительных приборов и осциллографов – прямо как в фильме «Девять дней одного года». Аспирантура у Аркадия закончилась, и с 1962 года я стал руководителем разработки. АС был распределен в Зеленоград, где вырос до главного инженера электронного завода, стал доктором наук и профессором. Макет оптимизатора был готов, диплом написан, и настала пора защиты. Тогда защиты дипломов проходили многолюдно. Набилась полная лекционная аудитория. Наш мудрый заведующий кафедрой, декан-основатель АВТФ А. В. Нетушил (АВН) пригласил как члена госкомиссии великого автоматчика, своего близкого друга, профессора Фельдбаума Александра Ароновича (АА). АА был широко известен как разработчик автоматики артиллерийских систем и автор основных книг и учебников по оптимальному управлению. Я задрожал, но все прошло успешно! АА задал много вопросов, и главное, чего он добивался – «Зачем предлагается цифровая вычислительная машина?» Тогда господствовали аналоговые вычислители. Я доказывал, что только цифровая техника обеспечит длительное и надежное запоминание фазовых состояний типового химико-технологического объекта управления, где динамические процессы и измерения протекают относительно медленно. АА согласился. Диплом оценили Отлично.
Макет «Двухканального автоматического оптимизатора ДАО-1» готовился мною к промышленным испытаниям на Московском электролизном заводе, где в качестве объекта управления использовался передовой образец топливного элемента. Через неделю после защиты меня позвал АВН и сообщил: «Рудик! Сейчас к нам едут представители одного секретного ведомства, чтобы обсудить вопрос о применении Вашего оптимизатора». Анатолий Владимирович всегда обращался к нам, ученикам, по имени и на Вы. Он происходил из обрусевшей чешской семьи, а дед его был ректором харьковского университета, известным специалистом по греческому и латинскому языкам. Действительно, скоро в кабинет АВН вошли двое молодых и приветливых мужчин. Один был начальником лаборатории автоматики НИИ-10 Георгий Никитович Баласанов (ГНБ), а второй - старший инженер этой лаборатории Леонид Константинович Богатков. Пригласили еще моего шефа Николая Моисеевича и узнали, что «Десятка» или почтовый ящик 912 – это Урановый Институт на Каширском шоссе (позже названия еще менялись: п/я А-1997 и ВНИИХТ – НИИ химической технологии). Баласанов был докторантом Фельдбаума в ИАТ (Институт автоматики и телемеханики АН СССР), а Лёня Богатков будет моим куратором в их организации. Оказалось, что А. А. Фельдбаум рассказал ГНБ об увиденном оптимизаторе в МЭИ и рекомендовал заняться его внедрением на их производстве. Георгий Никитович очень обрадовался, так как был энтузиастом широкого применения цифровых вычислительных машин. ААФ уже звонил об этом Нетушилу и рекомендовал установить тесный контакт с атомщиками. Итак, меня «продали» атомщикам.
На другой день я добрался до Уранового Института – так объявила остановку кондуктор автобуса. Лёня встретил меня и повел в лабораторию. По дороге, в проходной и входе в лабораторный корпус, вооруженные часовые тщательно проверяли пропуск. Это произвело на меня сильное впечатление. С таким я встретился первый раз. А дальше улыбающийся ГНБ и несколько молодых приветливых сотрудников расспрашивали о машине, ее элементах, измерительном устройстве на входе. Больше всех интересовался молодой инженер Коновалов Геннадий Никифорович, выпускник МИФИ. Новые корпуса МИФИ еще строились по соседству. Гена сразу попросил десяточек ферритов и столько же транзисторов, чтобы собрать у себя триггеры. Дружба налаживалась. ГН в те далекие годы разработал и внедрил систему оптимального управления глубиной среза экскаваторов нижнего уровня в карьере Прикаспийского уранового комбината, расположенного в районе города Шевченко. За долгую работу во ВНИИХТе ГН разработал систему аппаратов рудосортировки на основе методов радиационного контроля. И до сих пор мы с ним перезваниваемся и обсуждаем насущные темы.
Тем временем Баласанов созвонился с заместителем директора института Петром Ивановичем Бучихиным, и мы пошли с ним в главный корпус, в приемную директора. Снова – вооруженная охрана, снова - проверка документов, и опять - приветливый Пётр Иванович. ПИ был первым директором института с 1951 по 1957 годы, а затем, после перенесенной болезни, стал заместителем по науке, в ведении которого были проблемы автоматизации. Комплектование отдела автоматизации было заботой и головной болью ПИ – настолько мало еще было специалистов с современной подготовкой. Выслушав соображения Баласанова об актуальности работ по внедрению вычислительной техники для автоматизации и о положительном отзыве ИАТ, Бучихин сразу ошарашил: «Переходите работать к нам. Оклад будет 160 рублей плюс премии». – В МЭИ я получал 100 рублей. Но я устоял (да и Нетушил предупредил – Будут переманивать. Подготовтесь, Рудик, постоять за альму-матер!). Я спокойно отказался, объяснив, что на кафедре у меня имеются большие возможности для новых знаний и научного роста.
Тогда Петр Иванович стал объяснять, что для хорошего внедрения разработки мне будет нужно много работать на объектах Министерства, а для этого нужно быть сотрудником «Десятки». Я повторял все те же свои аргументы. И вдруг ПИ вызывает по телефону заместителя директора по кадрам Калинина Николая Наумовича (генерала в отставке), знакомит нас и объясняет коллизию: «Давай, Николай Наумович, оформим товарища Кузина на полставки по совместительству». – «Есть!» -- отвечает НН. И ушел. Потом мне объяснил Баласанов, что это – «редкий случай и большая удача, так как я буду избавлен от строгого табельного контроля, могу приходить, когда буду нужен. И вообще, это – льгота только для очень нужных людей! Поздравляю Вас!» Оформление прошло быстро, так как еще в МЭИ мне оформили вторую форму допуска. Так я начал работать на полторы ставки, и это стало для меня нормой на всю последующую жизнь.
Первая командировка на промышленный объект. В первый раз я приехал в город Жёлтые Воды 10 марта 1963 года. (Потом я приезжал еще 33 раза в командировки и стал почти местным). Маленький поезд из четырех вагончиков с маленьким паровозиком привез нас из узловой станции «Пятихатки» на станцию «Жёлтая Речка», которая располагалась рядом с базаром. Нашу группу возглавлял уже знакомый мне инженер из ВНИИХТа Лёня Богатков, впоследствии ставший начальником отдела автоматизации. Поселили нас роскошно: в гостинице «Дружба» на улице Гагарина. Обычно удавалось устроиться только в общежитии, но после двенадцати лет командировок нас – сотрудников ВНИИХТ – размещали в прекрасной гостинице «Юбилейная».
На следующий день после оформления в «режимном органе» комбината мы приехали на завод, называвшийся Цех Фосфатных Удобрений (ЦФУ). И снова, первый визит в «режимный орган». Нас встретил очень приветливый, дружелюбный человек, начальник первого отдела ЦФУ Виктор Андреевич Поляков. Мне, работавшему тогда в ВУЗе и мало знавшему о режимных требованиях, он дал несколько мудрых советов, позволивших легко и просто работать впоследствии на многих предприятиях отрасли. И лишь после этого пошли представляться руководству завода.
В маленькой приемной на втором этаже между кабинетами директора и главного инженера мы недолго посидели в ожидании. Вдруг появился огромный мужчина (это моё восприятие недавнего студента), в испачканной глиной суконной робе, таких же испачканных огромных резиновых сапогах (позже я узнал, что это – просто пульпа) и шапке ушанке. Это был директор завода Владимир Филиппович Семченко. Увидев нас, он улыбнулся и сказал: «А! Ещё москвичи из десятки приехали! Заходите, рассказывайте!». А «ещё москвичи» означало, что кроме нас, автоматчиков, на ГМЗ находилось в командировке человек 25. В то время на заводе успешно завершалось внедрение передовых технологий сорбционного извлечения урана из пульп и экстракционной очистки конечного продукта. Эти работы позволили во много раз увеличить производительность завода и сопровождались авторами – научными сотрудниками «десятки».
Я постарался коротко и понятно рассказать директору, какую ЭВМ мы хотим установить на заводе, а также о желании поставить её для оптимального управления процессом экстракции. Слушал ВФ внимательно и с интересом. «Что касается процесса экстракции, то я не возражаю, но имеется вот какая трудность. Часто «лезет борода». И я беспокоюсь, что отладка технологии может затянуться, а Вы будете терять много времени, ожидая момента запуска. Посоветуйтесь с Натанзоном, Ладыженским и Безродным. Обсудите всё вместе у главного инженера. И кстати, как ваша новая машина будет взаимодействовать с той, что пришла из Северодонецка?» - подвел он итог и подал огромную ручищу.
У меня смятение: ещё одна ЭВМ? «борода»? столько людей назвал? – кто и где они? Но все вскоре встало по местам. Николай Родионович Болдаев, главный инженер завода, сидел, как оказалось, там же при первой беседе с директором. Он заранее был уведомлен о нашем приезде и с первой минуты оказывал всем нашим работам поддержку. Мы перешли к нему в кабинет, и он договорился со всеми, кого назвал директор, о совещании после обеда. Там я познакомился с замечательными людьми, с которыми установилась многолетняя дружба и прекрасные деловые отношения.
Исаак Ионович Натанзон был в то время начальникам службы КИПиА завода, а впоследствии начальником цеха АСУТП. Очень скромный, с постоянной полуулыбкой – будто он что-то знает про собеседника неизвестное другим, король автоматики. Прекрасно знал всю свою технику, всю технологию. Страстный изобретатель - он постоянно придумывал и чертил сложнейшие схемы автоматизации. К задаче по внедрению ЭВМ отнесся с большим энтузиазмом. Это было новым и сложным делом. Но попросил, не жалея времени, провести много занятий с его специалистами. Для меня это была уже третья и очень полезная педагогическая практика. И ещё я заметил в первой же командировке: на заводе большинство рабочих имеют высшее образование или учатся в вечерних ВУЗах.
Михаил Матвеевич Ладыженский был технологом самого передового технологического передела – отделения экстракции. «Настоящий интеллигент», кандидат наук – в то время большая редкость на заводе, красавица жена – Майя Фёдоровна, желтая Волга – всё было при нём. (Правда, Волги и ЗИМы были у многих рабочих завода). И очень милый человек, умнейший собеседник. «Бороду», то есть эмульгирование, обещал победить совсем скоро. И решил эту задачу. «Будем ставить машину для управления экстракцией. И поможем Вам. Привлечем Владимира Владимировича и Исаака Ионовича» - заявил он в конце заседания у Н. Р. Болдаева. Но Николай Радионович напомнил указание директора – ВНИМАТЕЛЬНО! посмотреть весь завод. Он попросил С. А. Безродного подробно показать завод и оценить возможность установки и запуска вычислительных машин. Так я познакомился со Станиславом. И нашей дружбе – уже 62 года!
Станислав Александрович Безродный – специалист с энциклопедическими знаниями, «король урана». Больше его никто не знает так много про уран на всей территории бывшего Соцлагеря. Говорю это так уверенно, поскольку за 59 лет работы в урановой отрасли познакомился с сотнями специалистов, в том числе иностранных, и многие из них разделят мою оценку. Широта его интересов необычайно велика: изобразительное искусство, история, театр. Здесь он многое знает, но всегда уважителен к собеседнику, никогда не навязывает своего мнения. По воспоминаниям однокурсников (СА окончил Московский химико-технологический институт имени Д. И. Менделеева) он постоянно разыскивал интересные спектакли и выводил на них своих друзей. И бывая в Москве или Ленинграде даже один день, я не говорю уж о Киеве, Станислав очень старается попасть в театр. Во время работы за границей он постоянно организовывал интереснейшие экскурсии для советских сотрудников и часто сам выступал гидом. И ещё два коротких замечания. СА - тонкий ценитель и знаток европейской, украинской и русской кухни, преданный болельщик и прекрасный знаток футбола.
Это – замечательный феномен советского времени: простой паренёк из маленького украинского посёлка Павлыш Кировоградской области вырос до директора уранового завода, был главным инженером уранового завода в ГДР – крупнейшего в Европе, главным инженером ВОСТГОКа. Конечно, он с детства был очень способным – окончил школу с золотой медалью, да не в простой школе. Директором их школы был знаменитый на весь Советский Союз Заслуженный учитель Украины В. А. Сухомлинский.
Но всё это я знаю сейчас. А тогда, 62 года назад, Станислав повел нас по заводу. Был тогда Станислав стройный, русоволосый, компанейский, очень симпатичный парень. Конечно, и сейчас лучшие человеческие черты ему не изменили. Знал он завод досконально. Объяснил работу всех переделов, тонкости технологий, восхитил меня остроумным объяснением эффективности противоточных процессов сорбции из пульп, десорбции, экстракции. Знания его опирались не только на образование, но на фактическое участие в строительстве завода от первых стен, на внимательное изучение всех проектных документов, на ответственное личное участие в монтаже и пуске сложнейшего передового оборудования. Ну и конечно, на умение образно, доходчиво объяснить сложные процессы.
По дороге уговорил дать нам объяснения начальника цеха рудоподготовки – Павла Александровича Воробьёва. Такой же огромный, как В. Ф. Семченко, с огромной рукой-лопатой, с застенчивой улыбкой Павел Александрович охотно общался с «москвичами» и заявил, что машину электронную нужно ставить обязательно в отделении измельчения. Но Станислав был объективен: «Я считаю, что самый подготовленный передел на заводе для управляющей машины – это экстракция. А вот потом, когда закончим очередную модернизацию, займемся автоматизацией выщелачивания». Ещё не раз я вернусь к значительной роли, которую сыграл С. А. Безродный в автоматизации ГМЗ. А сейчас хочу выразить моё, но сверенное со многими специалистами мнение, - «большая удача в судьбе уранового завода ВОСТГОКа состоит в том, что с самых первых дней и до самого расцвета ГМЗ на нем работал Станислав Александрович Безродный!».
Владимир Владимирович Мелихов, с которым меня познакомил М. М. Ладыженский, был начальником смены цеха основного производства – фактически завода в заводе. Видно, было сразу, что их связывает личная дружба. И это вскоре подтвердилось: Михаил Матвеевич, Владимир Владимирович, Исаак Ионович, как и многие другие «лидеры завода» (почти 70 человек), приехали на Жёлтую Речку из Ленинабадского горнохимического комбината, где работали на первом советском урановом заводе, и где давно сдружились. Владимир Владимирович стал моим технологическим наставником.
Он учился на вечернем отделении Криворожского горнорудного института, но был старше и значительно серьёзнее других работников. Позже я узнал, что он сразу после войны закончил философский факультет Московского университета, но за «свободомыслие» был сослан в среднюю Азию, где поступил работать на Ленинабадский комбинат. В своём цехе, где я с ним познакомился, Владимир Владимирович вел политсеминар. Вёл свободно, дискуссионно и очень доходчиво объяснял многие неочевидные проблемы внутренней и международной жизни. Было видно, что в общественных проблемах он – как рыба в воде, но красота урановых технологий покорила его ещё больше. Через 12 лет В. В. Мелихов вернулся жить в Москву, откуда был сослан, но к философии не вернулся. Он продолжил работу в урановых технологиях, но уже в технологическом отделе ПГУ МСМ и был куратором завода ВОСТГОКа.
Первый успех на урановом заводе. И. И. Натанзон очень помог нам в монтаже всех технических средств по привязке оптимизатора к технологии. Наша УЭЦВМ автоматически подбирала расходы товарного регенерата и экстрагента на входах в систему смесителей-отстойников для поддержания оптимального режима процесса экстракции. Входным параметром для машины, характеризующим протекание технологического процесса, являлась концентрация урана в насыщенном экстрагенте. Автоматический прибор для её измерения был создан в центральной лаборатории автоматизации (ЦНИЛА).
Два года ушло на привязку и наладку оптимизатора. Это были годы интересной замечательной работы, которая стала школой по привязке управляющей вычислительной техники к действующей заводской технологии. Оптимизатор, установленный на главном приборном щите ГМЗ, проработал 3 года и стал музейной реликвией. Спустя 12 лет, уже на новом техническом и программном уровне молодой сотрудник АСУТП ГМЗ Вадим Михайлович Серебренников реализует сходные алгоритмы управления экстракцией и защитит кандидатскую диссертацию. О кандидатах наук из ГМЗ я еще напишу.
Был «учёно-степенной навар» и у меня, и у работников ВНИИХТ: кандидатами наук стали Л. К. Богатков, Ю. Д. Ушков. Доктором стал Г. Н. Баласанов. Кроме оптимизатора, в докторские исследования вошли работы по внедрению на ГМЗ другой из первых ЭВМ – машины первичной переработки информации Северодонецкого института управляющих ЭВМ (МППИ-1). Эта машина не была управляющей, но формировала советы по управляющим решениям и тоже для процесса экстракции. Реализуя другой алгоритм, отличающийся от алгоритма оптимизатора, МППИ-1 рекомендовала решения достаточно близкие. Коэффициент согласия (конкордации) достигал величины С=0,96. Это было важным научным подтверждением правильности методов управления. Откровенно сказать, и сам процесс экстракции работал прекрасно.
В эти же годы отрабатывались алгоритмы управления разными технологическими процессами ГМЗ. Установились прочные творческие контакты между ГМЗ и проблемной лабораторией автоматики МЭИ. Благодаря активной, дружелюбной и компетентной помощи содружества молодых технологов М. М. Ладыженского и С. А. Безродного были поставлены и решены сложные задачи идентификации статических и динамических характеристик основных технологических характеристик. Интересную работу по исследованию технологических процессов с редкоизмеряемым выходом выполнил инженер МЭИ Валерий Федорович Корнюшко – ныне доктор наук, профессор, Заслуженный деятель науки России, лауреат премии Правительства России, а тогда заядлый болельщик ЦСКА и весельчак. Он – мой самый близкий друг. Также больше 50 лет был близким другом Станислава Александровича.
В период с 1967 по 1970 годы на ГМЗ была смонтирована и освоена серийная управляющая ЭВМ «Днепр-10», разработанная Северодонецким Институтом УЭВМ. Она решала задачи учета, расчета технико-экономических показателей. Благодаря её внедрению, на заводе был создан свой штатный прообраз коллектива АСУТП, в дальнейшем сформировавшийся в самостоятельную творческую службу, занявшую лидирующие позиции в отрасли.
Период развития и реконструкции завода. 10 ноября 1976 года после девятилетнего перерыва я снова приехал на завод, но уже в качестве штатного работника ВНИИХТ – начальника лаборатории оптимального управления технологическими процессами. Со мной приехала бригада сотрудников, хорошо знавших завод: С. Л. Кочубеева, Т. В. Колыбанова, Л. А. Лебедев, М. С. Бутюгин, В. В. Семченко – сын Владимира Филипповича. Завод переживал замечательный период полной реконструкции с внедрением автоклавной технологии выщелачивания и создания отдельной, крупной, передовой службы АСУТП на базе сети ЭВМ третьего поколения (СМ-1 и М-4030). Все мои прежние товарищи и друзья поднялись по служебной лестнице, но по-прежнему были рады предстоящему сотрудничеству. Директором ГМЗ стал П. А. Воробьёв, Станислав Безродный стал главным инженером завода, Михаил Матвеевич – главным технологом комбината. Исаак Ионович – начальником службы АСУТП. Группой программно-математического обеспечения руководила хорошо мне знакомая по прежним работам Генриетта Александровна Привалова. Но в этой группе был один неформальный лидер, о нём отдельный разговор, - Иван Иванович Багашов.
По идее Станислава Александровича весь комплекс измерений количественного состава по урану исходной руды, хвостов, готовой продукции, промежуточных продуктов был реализован на основе системы приборов АРФ-6 (анализатор рентгеновский флуоресцентный на 6 элементов), серийно выпускавшихся Ленинградским НПО «Буревестник», с доставкой проб по пневмопочте. Это передовое решение, обеспечившее экспрессный и точный контроль всей технологии завода, было затем реализовано по всей отрасли: в АСУТП «ОАЗИС» - Ленинабадский горнохимический комбинат, в АСУТП «МОЛИБДЕН» - Киргизский горнометаллургический комбинат, в АСУТП «ЯНТАРЬ» - Силламяйский химико-металлургический комбинат и других.
Также по идеям С. А. Безродного были поставлены и решены задачи расчета графиков планово-предупредительных ремонтов, оптимального управления процессами автоклавного выщелачивания, сорбции-десорбции и много других. Мои коллеги по ВНИИХТу - руководители технологических отделов утверждают то же и про прогрессивные технологические решения. В. А. Болдырев, начальник отдела обогащения и рудоподготовки, говорит, что Станислав Александрович внес значительный вклад в создание схемы измельчения на основе мельниц «Каскад». К. М. Смирнов, начальник отдела выщелачивания, утверждал, что огромное число научно-технических решений при внедрении титановых автоклавов предложено и реализовано Станиславом. Человек – щедрый на идеи, Станислав Безродный, наверняка, и не помнит об этом. Мы, подхватившие эти идеи, помним об этом с благодарностью.
Иван Иванович Багашов именно в этом схож со своим шефом и наставником. Паренёк из села Девладово окончил с отличием Днепропетровский государственный университет, физико-математический факультет и был распределён на работу в ВОСТГОК. В группе программно-математического обеспечения он быстро стал лидером, благодаря природной смекалке и огромному желанию учиться. Постоянный контакт с ведущими технологами завода (М. М. Ладыженским, С. А. Безродным, И. А. Краснораменским, А. И. Белоусовым, П. Г. Пирьковым и многими другими) стремительно пополнил багаж его знаний, кроме вычислительной математики, серьезными основами химических технологий уранового производства. Благодаря этому Иван Иванович сумел довести до точной математической формулировки множество прикладных задач по управлению заводом. Он быстро стал и формальным лидером: начальником группы программирования, затем сменил И. И. Натанзона, ушедшего на пенсию, на посту начальника службы АСУТП «ПРОМИНЬ», а затем и начальником ИАЦ комбината.
Как человек щедрый на идеи, ищущий творческих соратников, Иван Иванович учредил еженедельный научный семинар в своей службе – случай редкий даже для научных учреждений. Воспитал нескольких единомышленников, с удовольствием подхватывавших его идеи. Сотрудники нашего института, работавшие над проблемами управления технологическими процессами ГМЗ, также немало получили от И. И. Багашова помощи и поддержки в разработках и особенно внедрении их в промышленную эксплуатацию. Светлана Леонидовна Кочубеева, Татьяна Васильевна Колыбанова и сотрудники ГМЗ – И. И. Багашов, Г. А. Привалова, В. М. Серебренников, А. И. Белоусов практически в одно время защитили кандидатские диссертации по различным аспектам управления ГМЗ. И мне обобщение работ на АСУТП «ПРОМИНЬ» позволило подготовить весомый раздел в докторскую диссертацию.
Последний раз я приезжал на завод в апреле 2013 года в составе делегации ВНИИХТ с целью составления долгосрочных контрактов о сотрудничестве по вопросам очередной реконструкции ГМЗ в новых экономических условиях. И я, и мои коллеги были восхищены уровнем работ по управлению технологическими процессами на новой элементной базе четвертого поколения – промышленных персональных компьютерах. С состоянием работ нас подробно знакомили И. И. Багашов и руководитель АСУТП Н. И. Филимоненко. Было искренно радостно за их успехи, и искренно завидно, что у нас в России такого нет, и искренно горько, что все эти достижения держатся только на энтузиазме их создателей. Нам в России остро недостает учеников, любящих инженерное дело и математику, способных поддержать и приумножить дела своих предшественников. Будем надеяться, что они придут!
Решения, отработанные на ГМЗ в Желтых Водах, были масштабированы и на другие объекты МСМ. Наиболее значительные научные и практические результаты были достигнуты при внедрении следующих АСУТП: «Молибден» (г.К ара-Балта), «Оазис» (г. Ленинабад), «Янтарь» (г. Силламяэ), «Иртыш» (г. Усть-Каменогорск), «Изумруд» (г. Малышево), «Бештау» (г. Лермонтов), «Аммофос» (г. Днепродзержинск), на газофторидных предприятиях Томска и Ангарска и др. При участии отдела автоматизации ВНИИХТ были созданы АСУТП гидрометаллургических производств в ГДР и Болгарии. Отличительной чертой внедренных АСУТП являлось широкое применение математических моделей для оптимального управления отдельными технологическими переделами и комплексами технологических операций. Два десятка разработчиков из института и производств защитили диссертации.
Благодаря замечательным технологиям, созданным во ВНИИХТе, и высокому уровню автоматизации годовое производство природного урана в СССР к середине восьмидесятых годов достигло 26 тысяч тонн. И это дало повод Ефиму Павловичу сказать: «Я обеспечил Страну ураном на сто лет вперед». Но «не нюхавшие урана» современные менеджеры сумели быстро разбазарить эти огромные запасы, и вот в «Долгосрочной стратегии развития атомной энергетики» уже сформулирована проблема дефицита природного урана. Без автоматики эту проблему не решить. В 1977 году я провел «рокировочку» - перешел на постоянную работу во ВНИИХТ, где был избран начальником «лаборатории оптимального управления технологическими процессами». А педагогическую работу продолжил по совместительству на кафедре «Информационных технологий» Академии тонких химических технологий имени М. В. Ломоносова. Заведовал кафедрой мой давний друг В. Ф. Корнюшко.
Массовое производство вычислительной техники в стране потребовало быстрой переориентации усилий разработчиков АСУТП на создание специального Математического обеспечения управляющих ЭВМ. И я с 1966 года начал работать над разработкой алгоритмов и программ, реализующих методы исследования и синтеза автоматических систем управления. За восемь лет были разработаны и депонированы совместно с сотрудниками и аспирантами в «Государственном фонде алгоритмов и программ – ГОСФАП» 48 единиц хранения. Нужно отметить, что для поощрения разработчиков Высшая аттестационная комиссия СССР – ВАК – прировняла депонирование описаний алгоритмов к публикации статьи в ведущих научных журналах. Это был Весомый Научный Багаж для работы АСУТП и аспирантов предприятий-разработчиков.
Часть этих алгоритмов и программ я опубликовал в монографии «Применение ЭВМ для анализа и синтеза автоматических систем управления. М.: Энергия, 1979 / Кузин Р. Е., 224 с». Тираж был очень большой по нынешним меркам – 35 тыс. экз. Сегодня, заглядывая в мою любимую книгу, где всё написано только мною, - я не понимаю почти ничего, кроме описания метода теории автоматического управления (ТАУ). И думаю шутливо: «Какой же умный человек написал это??». Это была уже вторая монография, посвященная теории и практике адаптивных автоматических систем. Первая вышла в этом же издательстве – «Адаптивные автоматические системы управления сложными технологическими объектами. М.: Энергия, 1973. Александровский Н.М., Егоров С. В., Кузин Р. Е., 192 С». Кроме этих книг, в период 1972 –83 годов вышли три издания на русском, а также на английском, немецком и испанском языках Двухтомного учебника «Теория автоматического управления», где мною были написаны 3 главы по адаптивным и оптимальным системам управления. Плюс пол сотни статей. Последнюю книгу опубликовал в 2014 году: «Научно-методическое обеспечение рекультивации территорий, нарушенных в процессе добычи и переработки урановых руд. Монография. М.: Изд. «Горная книга», 2014, 183 стр. (АТОМНАЯ ЭНЕРГЕТИКА) / В. П. Карамушка, Р. Е. Кузин, Е. Н. Камнев».
Был достигнут хороший теоретический вклад в докторскую диссертацию. Но защита задержалась до1991 года из-за большой занятости в командировках. А также председатель ученого совета ВНИИХТ Джон Иванович Скороваров требовал от докторантов крупных внедрений с большим экономическим эффектом. И это было справедливо – докторские работы от промышленных предприятий всегда весомы!
Кроме АСУТП урановых предприятий, ВНИИХТу пришлось разрабатывать системы для редкометаллических производств. «Сланцевохимический завод» в эстонском городке Силламяэ был построен Советским Союзом за огромные средства. В цехе № 11, перерабатывалось лопаритовое сырье с Кольского полуострова для получения редкоземельных металлов легкой группы. Основным технологическим переделом был делительный экстракционный каскад на 96 ступеней. Сверхдорогой аппарат! Индивидуальные «земли» высокой чистоты отправлялись на многие предприятия страны и на экспорт, в больших объемах. Научным руководителем разработки технологий был профессор Валерий Дмитриевич Косынкин, начальник отдела Редкоземельных Элементов института. Я был научным руководителем разработки АСУТП-РЗЭ. А технологом цеха 11, потребителем наших разработок, был знающий и остроумный инженер Владимир Ильич Антонов.
Программное обеспечение (ПО) строилось на системе разностных уравнений с учетом изотерм массообмена и коэффициентов деления для шести элементов (от церия до европия). По просьбе эстонского правительства, для управления таким распределенным объектом как экстракционный каскад мы согласились установить в системе управления распределенную ЭВМ на основе микропроцессоров, разработанную институтом кибернетики ЭССР. Я был знаком с данной техникой на примере разработки АСУТП-ЯНТАРЬ этого же завода. Был положительный опыт привязки к объекту и эксплуатации. Начальником службы АСУТП был мой аспирант Власов Александр Сергеевич, уже кандидат наук. И еще один плюс в поддержку этой ЭВМ состоял в том, что ее разработчиком был Эрни Райк – мой однокурсник, проучившийся 6 лет в Москве на АВТФ. Разработчиком и программистом стала научный сотрудник нашей лаборатории Надежда Васильевна Коротеева, моя аспирантка. И разработка, и наладка АСУТП-РЗЭ завершились удачно в 1983 году. И Надя Коротеева, и Володя Антонов защитили с блеском кандидатские диссертации. А в 1987 Антонов стал директором Сланцевого завод.
В 1989 Эстония вышла из состава Союза. В республике – новая власть и в Силламяэ – то же. Прибыл новый директор завода из Таллинна. В графе анкеты «Образование» он пишет «эстонец». Это рассказал Антонов. Везде развал, но – парадокс!: Эстония два года занимает первое место в мире по продаже редких земель?! На два года хватило запасов лопарита и терпения бывших специалистов. Для спасения ситуации для нашей страны институт предлагает: «Перевести производство РЗЭ на Чепецкий механический завод. Дорогое оборудование в Силламяэ выкупить и установить на ЧМЗ». Вопрос обсуждается на НТС института.
В 1990-е года рушится урановая отрасль. И ВНИИХТ переживает плохие времена. Ввиду отсутствия финансирования сокращаются многие отделы. Отдел автоматики ликвидируется. Нашу лабораторию оптимального управления с частью творческого состава с 1 августа 1989 года преобразуют в «Лабораторию экологического и радиационного мониторинга», благо методы автоматического мониторинга включают процедуры измерений, преобразования и хранения больших данных. Наши сотрудники владели этими методами, включая радиационный контроль. Новая лаборатория вошла в состав большого отраслевого отдела «Защита окружающей среды» (ЗОС), и я проработал в ней 33 года до ухода на пенсию. Начальник отдела – Сергей Николаевич Брыкин, прекрасный ученый и организатор. Мой близкий друг со студенческих пор. СН моложе меня на 15 лет. Он окончил общую для нас кафедру автоматики МЭИ и начал работать инженером в Проблемной лаборатории. Я его «переманил» перейти на работу во ВНИИХТ, и это оказалось большой удачей. Много знающий и коммуникабельный специалист СН трудился со мной на многих предприятиях Первого и Третьего главков. Защитил кандидатскую диссертацию, вырос до начальника лаборатории и был назначен начальником быстро растущего отраслевого отдела. Много сделал для отрасли, института и отдела. Постоянно поддерживал и помогал мне как другу и наставнику в прошлом. Позже СН был назначен заместителем Гендиректора ФГУП «РосРАО» по обращению с радиоактивными отходами, где успешно трудился до ухода на пенсию в 2023 году.
Период работы в отраслевом отделе ЗОС дал мне возможность завершить диссертационные дела и спокойно окунуться в профессорско-преподавательскую деятельность. Завершилась бешенная круговерть командировок для внедрения разработанных АСУТП на промышленных предприятиях, и после быстрого оформления (все давно было написано и опубликовано) я успешно защитил докторскую диссертацию по двум специальностям ВАК: автоматизация технологических процессов и применение вычислительной техники в науке и промышленности. Буквально через месяц получения диплома доктора наук, Ученый совет института направил представление о присвоении мне ученого звания «профессор» по тем же специальностям ВАК. Существенным было то, что звание мне присвоили не за преподавательскую деятельность, а за вклад в науку. Навсегда запомнилось выступление Светланы Кочубеевой (,в то время уже Ученого секретаря ВНИИХТ и одной из моих любимых учениц) на Ученом совете при обсуждении представления: «У Рудольфа Евгеньевича много аспирантов, защитивших диссертации. Более 26. И я, его ученица…». На этом месте председатель Ученого совета и наш директор Джон Иванович Скороваров зааплодировал, и все члены совета заулыбались.
В международной Академии Информатизации. С двумя дипломами доктора наук и профессора меня избрали действительным членом Международной Академии Информатизации (МАИ) и вице-президентом отделения химической информатики. Президентом был мой друг профессор В. Ф. Корнюшко. Кстати, президентом отделения атомной энергетики МАИ был министр МСМ, академик Александр Юрьевич Румянцев, а вице-президентом профессор Борис Васильевич Никипелов. Итак, за один год я получил сразу три тяжеловесных диплома. Членство в МАИ дало возможность побывать на нескольких интересных выставках и конференциях с участием нашего Министерства за рубежом. Раньше меня выпускали только в ГДР на урановый комбинат ВИСМУТ. А теперь повезло поехать в Японию (с 19 февраля по 28 февраля 2000 г. для участия в выставке Минатома РФ «Ядерный топливный цикл – мирный атом России», город Токио), Францию (Европейский ядерный конгресс-выставка «ENC-Lille 2002» в городе Лилль), ФРГ (семинар «Современные компьютерные технологии» - CEBIT–2001, город Ганновер). Все эти командировки организовала для нас, академиков МАИ, очаровательная Галина Викторовна Горштейн, которая в то время была руководителем выставочной деятельности Минатома. А сейчас она директор Организации Ветеранов Росатома.
Была реальная опасность. Приведу только один очень памятный, и неприятный, эпизод о пребывании в Германии. Выставка средств вычислительной техники и информатики размещалась в городе Ганновер, который англо-американские бомбежки 1945 года сравняли с землей. Куратором у нас был К. Маркс (Клаус), что нас веселило. А жили мы в пригороде городка Целле, в лесной гостинице. Вроде бы романтично. Но в один из вечеров в нашем бунгало мы услышали строевую песню германских солдат: «Дойче зольдатен унд унтерофицирен…». Известный гимн фашистов. Тогда я хорошо владел немецким, поскольку много лет работал в командировках на урановом комбинате ВИСМУТ. Прислушавшись, я понял, что группа неофашистов в ресторане смотрит по телевизору что-то и радуется. Включив у нас телевизор, мы увидели прямую трансляцию схода с орбиты нашей орбитальной станции МИР и момент ее затопления. Слезы стояли у нас в глазах. А немцы напились и орали все громче: «Зиг Хайль». Да! Фашисты подросли и набирают силу. Для нас, русских, была реальная опасность при встрече с ними. А было это 23 года назад.
Фоновые экологические исследования. Для нашей лаборатории это стало главным направлением работ. Снятие уранового завода и комбината с эксплуатации – сложнейшая процедура. Нужно собрать и проанализировать сотни проб образцов окружающей среды на содержание радионуклидов и вредных химических веществ. Оценить ореалы их распространения, и сделать обоснованные выводы о рисках работы и проживания людей после ликвидации производства. Этим и занималась наша лаборатория в составе отдела.
Такой же комплекс исследований необходим при строительстве нового производства. И эти обобщенные данные должны быть представлены, согласно законодательству РФ, собранию местных жителей, то есть «общественным слушаниям». Нашему институту повезло проводить «фоновые экологические исследования» в районе строительства Эльконского уранового комбината. Это была интересная работа в 2007–08 годах среди прекрасной природы Южной Якутии в месте слияния рек Алдан и Элькон. Объемный отчет был принят и одобрен на Общественных слушаниях в городке Томмот. Преподавательская работа существенно улучшилась в связи со значительным сокращением командировок. Как профессор-совместитель я смог встроиться в расписание лекций и упражнений кафедры информационных технологий МИТХТ им. М. В. Ломоносова. Главные курсы, которые мне доверил зав. кафедрой для магистров: вычислительные методы и основы информационных технологий. Я читал лекции и вел практические занятия на персональных компьютерах. Очень помогли мои педагогические практики.
Уход на пенсию я совершил в 82 года, в 2020 году. Но последние 12 лет я был главным научным сотрудником, освободив место начальника лаборатории для избрания моей дорогой ученице Наталье Владимировне Клочковой, умнице и красавице. Наташа – кандидат биологических наук, что больше подходит для задач экологического мониторинга. Преподавателем в МИТХТ я проработал более 30 лет, сохранив в памяти сотни прекрасных лиц с умными головами. И преподавателей, и студентов.
В октябре 2024 года окончательно закрыт ВНИИХТ. Оставшиеся сотрудники переведены в Гиредмет, откуда и выделился ВНИИХТ в 1951 году. Меня часто спрашивают друзья и знакомые: «Справедливо ли это?». И сегодня горькая фраза, написанная Шиллером, «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить» характеризует циничное отношение к человеку, который был полезен, но теперь в его услугах больше не нуждаются. Конечно, в случае ликвидации ВНИИХТа – все прозаичнее: НИИ-10 был создан в исключительно трудные послевоенные годы для решения сырьевых проблем Атомного Проекта. Институт за 70 с лишком лет разработал более трехсот технологий получения природного урана, золота, лития, бериллия, редкоземельных и редких металлов требуемой высокой чистоты. Проекты, регламенты технические условия написаны и сохранены. Больше нет крупных заказов для исследований. Институт должен был быть закрыт!! Такова правда жизни.
Долгая работа в институте позволила познакомиться со всеми директорами. Четыре первых – П. И. Бучихин, А. П. Зефиров, Д. И. Скороваров и В. В. Шаталов, высокообразованные химики-технологи, доктора – профессора – управляли институтом целых 60 лет. А пять последних, начиная с Г. А. Сарычева, стремительно сменяя друг друга, не вникая в проблемы института, не имея технологического образования (просто Менеджеры!!) за 13 лет только ускорили агонию института. С Джоном Ивановичем и Валентином Васильевичем были хорошие дружественные отношения. Но среди первых четырех корифеев, справедливости ради, следует выделить Д. И. Скороварова. Д.И. окончил институт цветных металлов и золота, долго работал вместе с академиком Б. Н. Ласкориным над внедрением сорбционных процессов на урановых заводах, и целых пять лет работал в НТУ МСМ, где стал близким советником Министра Славского Е.П. по гидрометаллургическим производствам. Не удивительно, что Министр назначил Джона Ивановича директором «Десятки». Кстати, ЕП всегда шуточно называл ДИ – Иваном Ивановичем (что, пожалуй, справедливо). Известно, что ЕП родом из Донбасса (город Макеевка) часто перемежал русскую речь с украинской (тн Суржик), и ДИ перехватил некоторые удачные поговорки. Например, когда встречалась трудная проблема, которую надо хорошенько обмозговать, он говорил: «Це дило – говно! Його надо разжувати!» Но только в мужском коллективе. И иногда рассказывал, что ЕП, на которого свалилась труднейшая и очень ответственная проблема по выбору технологии извлечения золота из пульп хвостов измельчения руд Мурунтау, взял в спальню тома проектов ВНИИХТ и Иркутского Института редких металлов и ушел спать, произнеся заветную фразу про разжувать. Утром он сказал: «Выбираю проект ВНИИХТ!!». Как директор ДИ уверенно обеспечил успешное и устойчивое развитие института.
Я женат два раза. Первая жена – Диана Александровна была моя одногруппница. Три пары в нашей группе поженились – некогда было гулять на стороне. Дина умерла в 2019 году. Вторая жена – Татьяна Васильевна Колыбанова, выпускница кафедры химической кибернетики Менделеевского института пришла работать во ВНИИХТ в 1970 году. А познакомились мы в 1973 на моей лекции по проблемам оптимального управления с векторным критерием. Мы очень подружились, и в 2000 году поженились. В семье - двое детей и трое внуков. Дочь Юля окончила МГУ, лингвист. Сын Кирилл – профессор института защиты информации РГГУ. Стал доктором наук по информационным технологиям 17 лет назад, в возрасте 36 лет. Любимый вид нашего отдыха – круизы на речных и океанских лайнерах. Очень успокаивает созерцание прекрасных видов с воды берегов крупных рек. В России это - Волга, Кама, Ока, Белая, Свирь, Западная Двина, Нева. В Европе – Дунай, Рейн и его притоки – Мозель и Майн. Удалось походить и по морям: Средиземному и Черному, Белому, Северному и Балтийскому. Вдоль Атлантического побережья Европы от Рима до Питера. Самый долгий круиз в 42 дня был в 2015 году от Дубаи, через Малайзию и вокруг Австралии до города Перт. Очень познавательно и красиво.
Долгая жизнь, многочисленные командировки, врожденная общительность и тяга к новым знаниям вознаградили меня встречами со многими интересными людьми. Несколько десятков таких встреч и знакомств. Здесь расскажу только о моих героях, которым уделяю много внимания на публичных лекциях о ядерном топливном цикле. Для этих лекций моя жена Татьяна Васильевна сделала много слайдов с фотографиями героев. Сразу замечу, что ввиду строгой секретности проекта, практически никто не знал его участников. Решение Правительства РФ о рассекречивании проекта состоялось только через 50 лет после его начала, то есть в 1995 году, поэтому я узнал о многих своих знакомцах только после 1998, когда пошла волна воспоминаний участников.
Ноябрь 1963 года, Политехнический Музей, лекция об Атомной энергетике. Читает профессор, член-корреспондент АН СССР Кирилл Иванович ЩелкинЯ пришел на лекцию, так как очень уже интересовался урановой проблемой. КИ рассказывал необычно живо и образно. И очень много – про И. В. Курчатова. (КИ и ИВ были близкими друзьями, и чтобы чаще общаться, по распоряжению Курчатова на территории Курчатовского института рядом с коттеджем ИВ был построен такой же для Щёлкина). И конечно, никто не знал, что он - Трижды Герой Соцтруда и получил все звезды всего за четыре года. И был назначен по рекомендации И. В. Курчатова директором Ядерного центра в Челябинск-70 (ныне - Снежинск), и первая серийная термоядерная бомба РДС-27 сделана под его руководством. А потом про него совсем «забыли!!», вычеркнули из памяти. В публикациях до 2010 года нет про КИ ни слова.
Кажется, я нашел ответы – почему? В интернете появилась книга, подготовленная к 110-летию КИ коллективом ВНИИТФ им. Е. И. Забабахина: «Кирилл Щёлкин: ученый, гражданин и солдат (книга вторая) / Водолага Б.К., Кузнецов В.Н. – М.: РАН, 2022 – 172 с. Илл. 129». Правда, тираж = всего 300 экз.
Я внимательно прочитал все статьи. Среди аккуратных, дипломатичных формулировок на стр. 63 и 121 я нашел следующее: КИ на Политбюро вступил в спор с Хрущевым в 1955 году по поводу места для нового ядерного центра. Хрущев предлагал построить КБ прямо в городе Челябинск, а КИ отстоял место с красивой природой. НС в гневе ушел, хлопнув дверью.
КИ вычеркнул из списка претендентов на Ленинскую премию 1957 года за разработку и серийный выпуск термоядерных зарядов РДС-37 Славского Е.П., в то время первого зама Министра МСМ (Министром был Малышев) со словами «Он не участвовал в создании заряда». Славского вставили аппаратчики МСМ, выкинув кого-то из разработчиков. Ну и конечно, ЕП и преданный аппарат долго помнили обиду. КИ и все его последователи в Снежинске отстаивали идею разработки малогабаритных ядерных зарядов. Он считал, что путь создания крупногабаритных и сверхмощных ядерных зарядов – ошибочен, несмотря на то, что такое направление всячески поддерживали Н. С. Хрущев, а в КБ-11 – А. Д. Сахаров.Все это и послужило причиной ухода КИ на пенсию в 49 лет, а в дальнейшем Длительному Забвению.
Встреча с Я. Б. Зельдовичем. Октябрь 1966 года. «Веселый лысый дядька» -- так его охарактеризовал любимый ученик Фортов Евгений Владимирович, экспрезидент РАН. Я слушал его лекцию в большом актовом зале МЭИ в октябре 1966 года, куда его от имени Совета по кибернетике пригласил А. В. Нетушил, а привел профессор Шабат Борис Владимирович, который нам читал курс «Теория функций комплексного переменного». Для огромной аудитории в МЭИ ЯБ рассказывал про свой учебник «Высшая математика для начинающих физиков и техников». Он написал его для своих «бестолковых детей», которые не могли понять теории предела и язык «дельта-епсилон». Надо отметить, что из его «бестолковых детей» сын стал академиком РАН, а три дочери математиками, докторами наук. Его лекцию встретили радостными аплодисментами, поскольку и нам, выпускникам МЭИ, пришлось потерять немало времени и сил на прохождение по лабиринтам теории предела. В конце лекции веселый дядька спрыгнул со сцены под аплодисменты. И снова, ни слова о том, что лектор - академик АН СССР и Трижды Герой.
Юлий Борисович Харитон. 1978 и 79 годы. Совещания по математическому моделированию в ЦИПКе, Обнинск. Совещания были закрытыми, и участники уже знали, кто наши лекторы: Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович. На лекции Ю.Б. с шутливой поддержкой Зельдовича рассказывал об уравнениях и их решении при моделировании имплозии, подборе формы шара плутония из заплаток как у футбольного мяча, расположении взрывателей, и про бессонные ночи К. И. Щёлкина, который был его первым замом и выполнил сотни пробных подрывов пускового устройства ядерной бомбы. В конце лекции ЮБ показал компьютерный фильм о сжатии плутониевой сферы при взрывной имплозии. Невиданное, потрясающее, сверхсекретное зрелище. А на лекции через год ЮБ рассказывал уже о рентгеновском сжатии термоядерного заряда.
Встречи с Жоржем Абрамовичем Ковалем. Около пяти лет, в 1978 по 1983 гг., в комиссии по математическому моделированию химических технологических процессов, при ОКБА Минхимпрома, под председательством директора Юрия Михайловича Лужкова (да – да! будущего мэра Москвы) мы сидели рядом и обсуждали модели и средства моделирования. ЖА представлял МХТИ им. Д. И. Менделеева, а я – ВННИИХТ. Никто из окружающих не подозревал, что ЖА, будучи советским разведчиком-нелегалом, был призван в армию США в 1943 и направлен как простой солдат на строительство атомных заводов в Лос-Аламосе. И еще целый годовой набор американских солдат был отправлен в 1944 году не на фронт, а на атомную стройку. Солдат Жорж Коваль был очень толковым и дослужился до старшего сержанта, но никто не знал, что в 1940 году он окончил с отличием Московский химико-технологический институт, а в 1941 был заброшен в США тайными тропами. На заводе его назначили дозиметристом в плутониевый (Pu-239) и полониевый (Po-210) цеха, где он определял параметры радиации изделий бомбы и запальника. И он сумел сообщить их резидентам для передачи в Союз. Курчатов И.В. сказал Л. П. Берии, что это – ценнейшая информация. Наши службы разведки смогли его тайно переправить домой после войны, и он стал работать доцентом на кафедре ОХТ МХТИ. Никому ЖА не рассказывал о своей работе в разведке. И только в 2007 году наш президент В. В. Путин в музее зарубежной разведки узнал о его подвиге и присвоил ему Звание Герой России, посмертно. Сейчас в вестибюле РХТУ стоит скромный бюст Ж. А. Коваля – гордости университета, и мало-кто знает, кому это – памятник.
Анатолий Петрович Александров. Мне удалось видеть и слышать его на Комиссии и совещаниях по автоматизации научных исследований в 1979 – 1983 гг. Эти совещания проводились в Институте Атомной Энергии имени И. В. Курчатова под руководством заместителя директора Валерия Алексеевича Легасова. Мы были знакомы с ним со времён работы на целине - Валерий был комиссаром отряда Менделеевского института, и получил высокую награду: орден «За освоение целинных земель». Кстати, в вестибюле РХТУ бюст В. А. Легасова как Героя России стоит рядом с бюстом Ж. А. Коваля. На совещания, где очень много и очень неплодотворно обсуждались вопросы унификации интерфейсов микропроцессорных вычислителей, А.П. приглашен был Легасовым для выяснения политики АН СССР как Президент Академии Наук. «Тут петрушка такая - всегда этой фразой он начинал выступления. - Наши заводы по микроэлектронике делают только микропроцессоры в узкой номенклатуре. А потом все крупные министерства МСМ, Обороны, Морского флота, Металлургии и другие устанавливают их в свои машины, не заботясь об унификации, Вы тут заседаете и жалуетесь, а лучше продумайте и тщательно сформулируйте технические требования!!». И продолжил: «Я вам расскажу анекдот с дореволюционных времен, который услышал от моего отца – директора строительства харьковской железной дороги. Учитель словесности в английском колледже задает школьникам написать короткое сочинение, в котором должны быть упомянуты: Бог, Королева, Любовь и какая-нибудь Интрига. Очень быстро будущий гений сдает сочинение из двух фраз. «О Боже! – воскликнула Королева. – Я, кажется, беременна! Интересно – от кого?!» «Вот вам – пример блестящего технического задания! -продолжил АП – Кстати, ТЗ для строительства завода в Чирчике по производству Дейтерия (тяжелого изотопа водорода) я передал Берии на одном листочке бумаги. И писал от руки». Надо отметить, что АП всегда сидел на стуле с очень прямой спиной. Этот анекдот я слышал от него еще на одном совещании, а в 2012 году прочитал в книге «Академик Анатолий Александров-Прямая речь», написанной сыном Петром по расшифровке магнитофонных записей воспоминаний АП.
Последний раз я видел близко АП весной 1993 года на узком совещании «По контролю аэрозолей бериллия в воздухе», в кабинете Михаила Ивановича Солонина, Первого заместителя Министра. МИ пригласил меня как участника разработки спектрального прибора контроля аэрозолей бериллия, выпущенного Ленинградским заводом «Буревестник». А Анатолий Петрович был главным экспертом от судостроителей, которые использовали Ве для изготовления корпусов атомных подводных крейсеров. Мы сидели рядом, и его вид меня сильно огорчил: АП ссутулился, на ногах его были старые, истоптанные ботинки «Прощай молодость». Было очевидно, что его сильно потрепала Чернобыльская авария. Но речь осталась такой же ясной и отчетливой, как прежде. Через год он скончался.
Ефим Павлович Славский. Я видел и слышал ЕП всего один раз в городе Желтые воды при сдаче АСУТП-ПРОМИНЬ в промышленную эксплуатацию. Октябрь 1981 года. Ежегодно ЕП после короткого отдыха в санатории на Черном море с середины сентября облетал на своем самолете ИЛ-14 предприятия отрасли. Куда-то, в Навои и Краснокаменск летал по два раза в год для принятия новых решений и проверки выполнения предыдущих. Все знали, что память у ЕП отменная, и готовились к встрече тщательно. В октябре 1981 года на ГМЗ ВОСТГОКа (Жёлтые Воды) предстояла сдача завершенного проекта АСУТП «ПРОМИНЬ».
По идее С. А. Безродного, тогда главного инженера завода, отвечавшего за создание и внедрение новой службы – АСУТП «ПРОМИНЬ», начальники смен завода управляли всеми процессами ГМЗ из главного диспетчерского зала ЭВМ, оборудованного самыми передовыми средствами отображения технологической информации - станциями РМОТ (рабочее место оператора-технолога). Управлять заводом на основе информации с ЭВМ было делом новым, сложным, под силу только молодым и знающим. Лучшими начальниками смен были Александр Ильич Белоусов – в дальнейшем начальник ЦНИЛ, кандидат технических наук, и Петр Георгиевич Перьков – в будущем директор ГМЗ и ВОСТГОКа.
Прибыл ЕП со своим ближайшим сотрудником Борисом Николаевичем Карповым, начальником Первого Главка, и группой специалистов. Осмотрели новые переделы: мельницы самоизмельчения Каскад, новые Титановые автоклавы выщелачивания и пришли в новый цех АСУТП. Стасик Безродный прекрасно доложил о новом принципе оперативного управления заводом, показал картины на мониторах Рабочего места Оператора-Технолога. Начальники были довольны. А ведь в Стране еще никто не знает слова «Цифровизация», а все работает под управлением четырех советских ЭВМ. И вдруг ЕП спрашивает: «А кто разработал программы?». В те времена слово «Программы» произносили только редкие специалисты – а, тут Вам, Министр спрашивает про программы. СА спокойно и с достоинством отвечает: «Наши инженеры из службы АСУТП. А руководитель – начальник лаборатории из десятки Кузин», - «Из десятки? Это хорошо! – оживился Ефим Павлович – Ивану Ивановичу передай от меня привет!». Я знал, что это – Джон Иванович.
Поскольку ЕП прибыл для вручения заводу Красного Знамени за успехи в технологии и АСУТП, он тут же громогласно произнес: «Коллектив АСУТП премировать двумя окладами! И москвича не забудьте!» Через час всех победителей доставили в прекрасный Дом Культуры Востгока на площади Ленина, где ЕП вручил знамя и награды. А потом состоялся банкет, на котором ЕП со всеми присутствующими пел украинские песни. Я слышал первый раз. Надо признать, пел он отлично.
Согласно традициям раздела Истории Росатома «Живая История», приведу одну веселую историю из жизни атомщиков под названием «Я – на Лене». Этот рассказ был опубликован в газете «Страна Росатом» в подборке материалов к 75-летию отрасли. 12 декабря 2007 года в городе Томмот Алданского района южной Якутии Акционерным обществом «Атомредметзолото» (АО «АРМЗ») проводились Общественные слушания «Об освоении урановых месторождений Эльконского рудного поля». Запасы урана Эльконского месторождения по оценке геологов составляют 343 тысячи тонн. Оно является крупнейшим в России, и входит в десятку самых крупных в мире. Город Томмот, расположенный на пересечении железнодорожной и автомобильной трасс с рекой Алдан, был самым удобным местоположением для строящегося Эльконского горно-металлургического комбината (ЭГМК).
Природный уран к этому времени был уже дефицитом, и освоение Эльконского месторождения становилось актуальным. Крупные научные исследования в этом направлении выполнялись в рамках Аналитической Программы Ведомства АПВ «Уран России». Это потребовало разработки широкого спектра новых технологий и «Оценки воздействия на окружающую среду» (ОВОС).
Ключевым этапом в проведении ОВОС являются Общественные слушания, которые представляют собой специальную форму встреч всех заинтересованных сторон - заказчика, разработчика решений по объекту, органов государственной власти и управления, местного населения и общественности, по поводу намечаемой деятельности. Для организации этих слушаний 5 декабря 2007 года из Москвы в Нерюнгри вылетела делегация во главе с главным инженером АО «АРМЗ» Валерием Фёдоровичем Головиным. Директор строящегося ЭГМК Александр Павлович Морозкин организовал всю работу на месте. Он уже четверть века проработал в Якутии, был вице-президентом комбината по добыче алмазов (ЗАО «АЛРОССА») и только по просьбе президента Республики Саха (РС) согласился стать директором ЭГМК, ввиду большой важности проекта для Республики. Это был талантливый руководитель. К несчастью, 8 июля 2013 года АП погиб при катастрофе вертолета МИ-8 во время командировки в один из удаленных улусов республики. Разработчиков ОВОС представляли Владимир Петрович Карамушка, начальник отдела защиты окружающей среды из ВНИПИПромтехнологии, Заслуженный Эколог России, и автор этих строк - тогда начальник лаборатории радиационного и химического экологического мониторинга ВНИИХТ. Подготовительная и организационная работа проводилась в городе Алдан, а 12 декабря мы переехали в Томмот. Слушания прошли успешно, хотя и напряженно. Было много острых вопросов и дискуссий. Представители населения и местных руководителей одобрили начало строительства. Через день мы на нашем штабном микроавтобусе поехали из Алдана в Якутск по зимнему тракту для доклада руководству республики и вылета в Москву. Мороз был средний – минус 43 градуса.
Мы проехали около трехсот км, и машина съехала с трассы влево, на ледовую переправу, ведущую к Якутску. Ширина реки в этом месте 4 км, но дорога через Лену по льду, расчищенная грейдерами от торосов, проложена частично по островам и тянется на 8 км. Когда мы проехали половину пути, Морозкин А.П. вдруг сказал: «Стоп!». Все насторожились. АП поэтически продолжил: «Мы стоим над стремниной самой большой в России реки. Под нами сорок сантиметров льда и мощное течение. Не каждому выпадает такое событие в жизни. Предлагаю отметить для памяти!». И начал разливать по стопочкам припасённый коньяк.
Только мы отметили «Над стремниной!», зазвонил мой мобильник. До этого связи не было два дня, поскольку на юге Якутии мало ретрансляторов. Мой хороший друг спрашивает: «Куда пропал? Ты где?». – «Я – на Лене…». Мой друг – воспитанный человек, никогда не произносивший бранных слов, он ректор Ломоносовского института тонких химических технологий, помолчав, сказал тихо: «Ну, когда завершите, позвони мне».
Вдруг, поняв двусмысленность диалога, я взорвался хохотом. Заразился смехом и весь автобус. -- «Владимир Савельевич! Я неудачно ответил, а ты переоценил мои способности. Я - на реке Лена, на ледовой переправе, еду с делегацией в Якутск. Под нами полуметровый лёд, а впереди светится огнями город. Через часик перезвоню». Эта игра слов «Я - на Лене», так развеселившая нас, запомнилась надолго и вызывала дружеские улыбки при наших встречах.
Вместо эпилога. А вот проект «Уран России», для подготовки которого было затрачено много сил, не удалось запустить в полном объеме из-за сложностей финансирования. Но не всё потеряно: с 2020 года работы возобновляются, и есть надежда, что АРМЗ (уже в новом статусе «Росатом Недра») продолжит разрабатывать самое крупное золото-урановое месторождение России. Дополнительный оптимизм внушает обсуждение значимости освоения Эльконского уранового месторождения на научной сессии Общего собрания РАН «75 лет атомной промышленности России» 8 декабря 2020 года.